Ю. Ю. Булычев история русской культуры

Вид материалаДокументы

Содержание


§ 9. Духовный подъем в Русской Церкви.
Глава первая
§ 1. Личность Петра Великого, цели и характер его реформ
д. Начало светского просвещения и научной деятельности.
е. Перемены в области культуры и общественного быта.
ж. Реформа в области церковной жизни и церковного управления
Глава вторая
Глава третья
Необходимость ясного понимания солдатом и офицером религиозного смысла военной службы
Внушение солдату рыцарской морали
Единство военного обучения и духовного воспитания
Воспитание национального достоинства солдата, поддержание бодрости духа
Армия есть живой организм
§ 9. Духовный подъем в Русской Церкви
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9



Ю.Ю. Булычев


ИСТОРИЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ


Материалы лекционного курса


Второй раздел

ХVIII в.


ОГЛАВЛЕНИЕ


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


ЭПОХА ДИНАМИЧЕСКОГО ТРАДИЦИОННОГО ЕДИНСТВА ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ

( ХVIII в. – 1917 г.)


Вводные замечания: ХVIII век как эпоха культурной истории России, основные задачи и периоды изучения истории русской культуры в XVIII столетии


Глава первая. ПЕТРОВСКИЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ


§ 1. XVIII век как эпоха истории русской культуры.

§ 2. Личность Петра Великого, цели и характер его деятельности.

§ 3. Содержание основных реформ первой четверти XVIII в.

§ 4. Мировоззренческие течения и культурные деятели эпохи петровских преобразований.

§ 5. Изменение идеологии и характера государства.

§ 6. Двойственность Петербургского культурного типа.

§ 7. Культурно-историческое значение петровских реформ.


Глава вторая. Елизаветинский период в истории русской культуры


§ 1.Смутное состояние русского государства и общества в период от смерти Петра I до воцарения Елизаветы.

§ 2.Личность императрицы Елизаветы, культурно-исторические особенности Елизаветинского периода.

§ 3. Развитие отечественной литературы в Елизаветинский период.

§ 4. Особенности национально-культурных задач и художественная специфика русской литературы.

§ 5. М.В. Ломоносов как выдающийся деятель русской культуры.


Глава третья. Эпоха Екатерининского просвещения


§ 1. Императрица Екатерина как культурный и государственный деятель, общая характеристика Екатерининского периода.

§ 2. Развитие экономики, науки, образования, литературы и искусства в России второй половины XVIII века.

§ 3. Социальная политика Екатерины, культурно-исторические последствия освобождения дворянства.

§ 4. Элементы беспочвенности в культурном сознании дворянского общества, особенности влияния на него французской просветительской литературы.

§ 5. Политические и философские воззрения А.Н.Радищева.

§ 6. Рост православно-национального самосознания у представителей дворянского общества, первые признаки идеологии русского просвещенного консерватизма.
§ 9. Духовный подъем в Русской Церкви.

Заключение: место XVIII столетия в культурной истории России.


Вводные замечания: ХVIII век как эпоха культурной истории России, основные задачи и периоды изучения истории русской культуры в XVIII столетии


ХVIII век – время государственной европеизации и секуляризации отечественной культуры. В тот век в нашей стране под непосредственным воздействием преобразований Петра Великого прежнее церковное единство русской культуры распадается, возникает сфера светской культурной жизни, порывающая связь с православным церковным сознанием и начинающая свое развитие в тесной связи с западноевропейскими идеологическими влияниями. Именно с ХVIII столетия русский творческий дух интенсивно осваивает философский, научный, технический, экономический, государственно-правовой опыт западной цивилизации, применяя его к своеобразным условиям России и создавая предпосылки для появления великой русской классической культуры в последующее столетие.

Вместе с тем ХVIII век – период дальнейшего развития православной традиции, когда русская церковная мысль, освобожденная от государственного служения, углубляется в богословские темы, ищет чистоты познания религиозной истины, сосредоточивается на мистической стороне церковной жизни. На секуляризацию и отчуждение от Православия значительного слоя европеизированного дворянства Русская Церковь отвечает к концу ХVIII столетия новым духовным подъемом, а верные православно-национальной традиции деятели культуры – критикой западничества и творческой разработкой просвещенно-консервативного русского мировоззрения.

Для понимания острых противоречий российской культурно-исторической жизни, возникших в ХVIII веке, нужно принять во внимание, что разрешение задач развития отечественной цивилизации существенно осложнялось недостатком в Московской Руси собственного просвещения, неразвитостью интеллектуальной культуры – философии, логики, общенаучных принципов мышления. Эти средства были необходимы русскому обществу, ибо, находясь в пространстве между Азией и Европой, испытывая существенные воздействия со стороны разнотипных культур, русский народ вынужден был вести постоянную, все более интенсивную работу по сочетанию в своем мировоззрении и в общественном бытии самых разных идейных влияний. Приобщение Руси к великой греко-православной традиции давало русскому народу огромные возможности для создания духовной культуры. Но развитие материальной цивилизации потребовало со второй половины ХVII века множества философских, научных и технических знаний, которые нам не могла дать в свое время Византия, потому что сама ими не располагала. Да и русский народ не обладал еще должным пониманием необходимости философского, научного, технического образования. Поэтому он не сумел усвоить и тех элементов интеллектуальной культуры, которые имелись в греко-православной традиции. Великоросс гордился тем, что, смиренно уповая на Божию помощь, а не на разум и науки человеческие, он сумел создать великую и благочестивую державу, в то время как просвещенным грекам их мудрость не помогла сохранить чистоту веры, осилить турок и спасти свое царство. Критически относясь к западному христианству, масса русских людей переносила отрицательное отношение и на бурно развивающиеся в Европе науки, наивно считая, что знание геометрии, астрономии, философии, а также иностранных языков способно довести православного человека до ереси. При этом, волей-неволей, русский правящий верх и до Петра Великого вынужден был считаться с западной образованностью и технической развитостью. Он тянулся к европейскому комфорту, изящным искусствам, что предрасполагало, наряду с презрением иностранцев в простонародных слоях, к увлечению иностранной цивилизованностью на верхах общества.

Отрицательно расценивая пошлость слепого подражания чужеземным нравам, следует видеть, что трезвый и здоровый интерес к Европе со стороны мыслящих русских людей имел важное значение для роста самосознания и, стало быть, для самосохранения русской цивилизации. Ведь второе без первого немыслимо и невозможно. Всякий застой разума, духовной и материальной культуры гибелен для народа, ибо разрушает его творческие способности, угрожает иностранным порабощением. Но чтобы творчески развивать свою традицию, наследие векового опыта предков, всякий народ должен уметь ясно осмысливать новые исторические задачи, постоянно создавать новые формы культуры, общественной организации, военного строя, техники и экономики, способные обеспечить его независимое, самобытное существование.

Западная Европа уже на исходе средневековья встала на путь интенсивного интеллектуального и научного развития. Унаследовав римскую традицию формально-логического мышления, западное общество создало высокоразвитую философско-богословскую культуру. В воспитании западноевропейского ума ключевую роль сыграла средневековая схоластика. Она была озабочена постановкой и обсуждением проблем, подвергая личность риску самостоятельного, логически выверенного вывода. Схоластика способствовала освобождению ума от стихийного, не проясненного влияния веры, вела к укоренению навыков интеллектуально-волевого самоконтроля, то есть умения «держать ум в руках», вычленять различные смысловые моменты в целостных явлениях жизни и находить рациональные формы их соотношения. Все это развивало гибкость, последовательность и разносторонность мысли европейца. Работа над сознанием, культивирование аналитических способностей предполагали дальнейшую рационализацию общественной жизни, интенсивное развитие интеллектуальной, правовой, а затем и научно-технической культуры Запада.

Правда, при всех своих положительных моментах рационалистический западный ум вступил в роковой конфликт с вероисповедными основами христианства. Это проявилось сначала в самой Римской Церкви, сделавшей христианское благовестие не учением о внутреннем преображении мира, а идеологией строительства всемирной церковной империи. В борьбе европейского общества против миродержавных притязаний католической Церкви, стремившейся управлять внешней и внутренней жизнью людей, рационалистическая тенденция западной культуры нашла свое новое проявление, обратив эту борьбу вообще против христианства. В итоге, общество повело свое культурное развитие в сторону крайнего секуляризма, то есть чисто мирского, противоцерковного миросозерцания. (Saecularis, по-латински, – мирской.)

С XVII века русский народ начал испытывать нарастающее духовное давление секуляризующихся европейских наций, обладавших развитой интеллектуальной культурой, тогда как не только его собственные умственные средства были менее развиты, но и греко-православная образованность находилась в упадке. Потеряв политическую самостоятельность и утратив должный уровень православного просвещения, наши греческие наставники не имели своей высшей школы и вынуждены были обучаться и печатать книги в западных странах. Все, что грек c XVI века мог привнести в московскую школу, заключалось единственно в преподавании наук, вынесенных из европейских университетов, на греческом языке, вместо латинского. Желая играть выгодную и почетную роль посредников между западным просвещением и Россией, греки предпочитали, чтобы русские вовсе не учились, нежели бы учились у западных народов непосредственно.

Итак, европейская цивилизация, вымуштрованная средневековой схоластикой, активизированная реформацией, религиозными войнами, географическими открытиями, ступившая на путь интенсивного научно-технического развития, значительно усложнившаяся в идеологическом, политическом, культурном планах, поставила и перед Россией проблему повышения интеллектуальной гибкости, культурной многогранности. Древне-московский великоросс, гордившийся политическими успехами своего народа, хотя и не обремененного утонченным образованием, однако создавшего великое православное царство, в XVI столетии еще мог позволить себе презирать геометрию, астрономию, отвращаться от философских «эллинский борзостей» и стремиться к служению Богу в умственной простоте. Но уже с начала XVII века русское сознание должно было отреагировать на увеличивающуюся сложность и наступательную активность Запада. Русская мысль обязана была вникать в религиозные, философские, научные споры Европы, соотносить развитие отечественной и западной цивилизаций, стало быть, усваивать опыт секуляризации ума и культуры, рискуя перенять духовно опасные издержки европейского опыта. И не было иной возможности исторического движения, не только потому, что Россия не могла оборонить свое национально-государственное существование без заимствования научных и технологических достижений Запада, а и потому что внутреннее развитие самой Руси требовало новых культурных форм для возрастающих умственных, личностных, национальных сил русского общества.

Здесь следует подчеркнуть, что известные нам духовно-нравственные достоинства Московской Руси исторически оказались связаны с недостатками свойственного ей типа цивилизации. Мы имеем в виду органическое единство религии, государственности и национальности, обусловившее исключительную крепость и выносливость народно-монархического строя, но вместе с тем чрезмерную статичность и негибкость тогдашней русской цивилизации. Осознав Москву Третьим Римом, великоросс, образно говоря, замер, застыл под бременем свалившейся на него мировой ответственности за судьбы православной веры, боясь каким-либо творческим движением мысли и души исказить хранимую традицию. Но стоять на месте, пассивно сохранять Православие было невозможно. Внутренние и внешние обстоятельства развития русского общества настоятельно требовали творческого движения мысли, уяснения новых жизненных проблем. При всем духовном величии нашего православного мессианизма, его одного было недостаточно, чтобы полномерно развивать русскую жизнь. Ведь идеология «Москва-третий Рим» не содержала никаких конкретных указаний и принципов для благоустройства государства, общества, экономики, для осмысления самобытных особенностей Великороссии. Русский же народ представлял собой молодое, естественно развившееся общество с оригинальными земскими формами самоорганизации, которых не было в Византии и для осмысления которых следовало проявить умственную смелость и творческую инициативу. Их-то как раз и не хватало русскому человеку, не сумевшему в московский период восполнить византийское духовное наследие сознанием своей национальной самобытности. Сознавая свое православие, осмысливая свое мировое христианское предназначение, образованный класс того глубоко религиозного времени не уделял такого же внимания обдумыванию особенностей русского национального бытия, возможностей его экономического и технического усовершенствования. Нельзя сказать, что древне-московское общество было исключительно невежественным. Нет, как мы знаем, его лучших представителей отличал высокий, просвещенный Православием дух, а грамотность и начитанность его членов в XVII столетии были даже выше, чем в начале ХVIII века. ( Согласно подсчетам исследователей, грамотность духовенства во второй половине XVII века была стопроцентной, среди монашества грамотных было 75 %., среди дворян - от 65 до 78 %, среди купечества - от 75 до 96 % , а среди низших классов населения - от 23 до 52 %. Дальнейшее понижение грамотности русского общества, по-видимому, объясняется разгромом духовенства и монашества в ходе реформ Петра I, а также более тяжелым положением крестьянства в XVIII столетии 1 .)

Стало быть, речь следует вести не вообще о невежественности древне-московского общества, а об ограниченности русского просвещения того периода времени, об особом типе древнерусской просвещенности, который отличался полным подчинением вере человеческого ума, невниманием к собственно интеллектуальной культуре и вопросам организации земной жизни.

Православный максимализм и мессианизм древне-московского сознания повелевал подавлять все самобытно-мирское, сводя жизнь мира по сути дела к социально организованному церковному богослужению. Древне-московские ревнители благочестия верили, что само вечное Царство Божие есть не что иное как непрерывная, прекрасная Божественная литургия. Они мечтали, они ожидали, что как только вся страна с должным, всенародным благоговением станет относиться к Богослужебному таинству, то тогда и начнется реальное осуществление Царства Божия в Третьем и Последнем Риме. Эта теократическая установка и соответствующее ей стремление Церкви и государства властно подчинить всю жизнь народа идеалу благочестия выдавали известную косность московского мировоззрения, его склонность к пассивному, внешнему почитанию сложившихся форм церковно-государственной жизни, а не к духовно-творческому их преображению, культурному совершенствованию. Над духовно возвышенным русским самосознанием ХVI – ХVII вв. доминировало наивное представление об окончательной воплощенности христианства на Руси, о совершенности русского православного царства. Иллюзорность такого рода самовнушения обнаруживали юродивые, все более активно обличавшие неправду мысли о христианском совершенстве Руси. Раскол же Русской Церкви во второй половине XVII в. обнаружил, что русские не только не совершенны в своем православии, но глубоко запутались в вопросах церковной жизни и потеряли способность к церковному согласию. После раскола Церкви культурный поворот России к Западной Европе оказывался неизбежен, а социально влиятельная оппозиция ему невозможна.

Признавая историческую необходимость европеизации русской культуры в XVIII в., следует признать и неизбежность принудительных государственных форм этого процесса. Находясь лицом к лицу с динамичной, агрессивной, умственно развитой и технически прогрессирующей Европой, Россия не имела запаса времени на ожидание того, когда в русском обществе созреет понимание ценности европейского просвещения и русские люди постепенно разберутся во всех вопросах науки, техники, военного дела. Очевидно, пример островной, отдаленной от Европы Японии, пошедшей с 30-х годов XVII в. по пути двухсотлетней самоизоляции, нам был заказан. Нужно было или капитулировать перед Западом или начать освоение его опыта и борьбу с его «форпостами» – Польшей и Швецией – европейскими же средствами.

Но государственная, административно осуществляемая европеизации России ставила строительство русской национальной культуры в исключительные сложные обстоятельства. Принудительное навязывание форм иноземного просвещения, государственного строя, частного и общественного быта сопровождалось унижением национального и личного достоинства русского человека, отрицанием отеческих преданий, укоренением ученической подражательности в отношении всего западного, формированием новой догматики, только теперь уже не православного, но западнического вероисповедания.

При постепенном, общественно-свободном усвоении европейского просвещения можно было надеяться на сравнительно безболезненную адаптацию многосложного духовно-культурного опыта Запада к русской почве. Ибо постепенность, добровольность позволяли, твердо сохраняя православный взгляд на мир, подвергнуть анализу католическую и протестантскую культуры, отфильтровать в них общеполезные элементы от специфически вероучительных и, обогатив, укрепив, развив свою цивилизацию с помощью первых, не исказить ее православное существо под влиянием вторых.

Насильственная же европеизация правящих верхов разрушала их органическую связь с народом, искажала их культурное самосознание, препятствовала синтезу традиционных ценностей и новых элементов культуры. В итоге, европеизированные слои проникались отрицательным отношением к традициям своего народа, к самобытным общественно-государственным особенностям страны. Все, выражающее эту самобытность, стало казаться образованному русскому признаками невежественности и отсталости, несовместимыми с наукой и опытом просвещенного западного человечества.

С другой стороны, методы государственного насаждения новых начал зачастую внушали неуважение и к насаждаемым идеям, формам жизни, учреждениям. В самом деле, способно ли было вызвать любовь к книге и к чтению, например, постановление Академии наук от 1743 года, обязывавшее всех гражданских и военных служащих покупать в Академии книг на 5–6 рублей с каждой получаемой ими сотни рублей жалованья, а купцов – пропорционально их торговым доходам?1

Стало быть, отрицательные следствия западного влияния на развитие русской культуры объясняются не столько из содержания этого влияния, сколько из того способа, которым оно осуществлялось. Внутренне противоречивый характер государственной европеизации отражают слова М.Е. Салтыкова-Щедрина, вставленные им в «Истории одного города» в «Устав о свойственном градоправителю добросердечии»: «Просвещение внедрять с умеренностью, по возможность избегая кровопролития». Со своей стороны, А.И. Герцен так выразил глубокую, многогранную разочарованность русского интеллигента: «Нам почти нечего любить. Все наши воспоминания исполнены горечи и злобы. Образование, науку подали нам на конце кнута».

Однако, несмотря на все отрицательные последствия усвоения русским обществом европейского просвещения, следует подчеркнуть, что лучшие произведения культуры в России ХVIII – ХIХ вв. отличаются не национальным нигилизмом и всеобщим критицизмом, но довольно органичным соединением христианских религиозно-нравственных принципов и творческой свободы мысли, сознания национальной самобытности и всечеловеческой духовной открытости. Общепризнанная мировая роль русской классической культуры объяснима именно тем, что в историческом развитии Российской империи свободный культуротворческий дух проявил свое христианское предназначение служить развитию личностной связи человека с Богооткровенной Традицией. Не случайно практически всякий крупный русский творец – писатель, мыслитель, художник, композитор – осознав и развив созидательные способности под влиянием светской культуры Запада, затем направил их в ограду Церкви, верно служа оригинально-личным талантом Ее вероучению, Ее иконописи, Ее песнопению. Развивая в свободном творчестве изначальные ценности христианской традиции, проясняя и углубляя русское сознание и русское чувство, М.В.Ломоносов, Г.Р.Державин, Н.М.Карамзин, А.С.Пушкин, В.А.Жуковский, А.С.Хомяков, П.И.Чайковский, С.В.Рахманинов, Ф.И.Шаляпин, В.М. Васнецов, В.И.Суриков, М.В.Нестеров и целые творческие семейства, подобные семьям Аксаковых, Хомяковых, Киреевских, Трубецких, понимали свою культурную деятельность как внехрамовую литургию, как глубоко ответственное воплощение духовных даров Первотворца.

Таким образом, основополагающей, объективно обусловленной и объективно ценной задачей духовного развития России, начиная с XVIII века и до наших дней, стала задача развития русского просвещенного самосознания и русской национальной культуры путем синтеза духовного наследия православной традиции, исторического опыта народа и общезначимых элементов культуры и цивилизации Западной Европы.

Государственная европеизация, ее социальные следствия, а также развитие русского культурного самосознания и формирование предпосылок выше очерченного синтеза являются для нас центральными вопросами истории русской культуры в XVIII веке. Мы рассмотрим их в рамках трех глав, посвященных обзору и анализу культурно-исторических событий, имевших место в основных для истории России в XVIII веке царствованиях – Петровском, Елизаветинском и Екатерининском.


Глава первая. Петровские преобразования