История философии: Запад Россия Восток

Вид материала

Содержание

Эволюционные идеи
Механицизм как особый метод исследования
Смысл фатализма

Подобный материал:

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 48

можно, как Шуйе, говорить о различии потенциальной и актуальной

сил, сравнивая их действие с деятельностью спящего и действующе-

го вулканов. К выбору молекулы в качестве единицы гетерогенно-

сти Дидро подталкивают и успехи химии. Химия была в то время

как бы мостиком между науками и неживой и живой природой: демон-

стрируя, как в результате химических реакций из веществ с одними

свойствами получается вещество с совершенно другими свойствами,

она как бы становилась областью качественных превращений.

Успехи химии были для Дидро исключительно важны, так как

в центре его внимания - проблема возникновения живого из нежи-

вого и мыслящего из чувствующего. С одной стороны, он видит

различие между этими (рормами, с другой, - пытается связать их

с целью обоснования единства природы. Для этого он и предпола-

гает наличие в основании материи некоей оживляющей ее силы, не-

которого свойства, сходного с чувствительностью, которое, посте-

пенно пробуждаясь, одушевляет материю и создает возможность

появления мыслящего существа. Эта догадка Дидро, которую

можно назвать, конечно, лишь гипотезой, позволила ему подойти

к понятию о качественных превращениях, сохраняя единство при-

роды, и была высоко оценена многими исследователями.

В связи с этим надо заметить: когда речь идет о механических

свойствах - инерции, притяжении, непроницаемости, Дидро поль-

зуется основными аргументами механистического материализма, но

когда он пытается объяснить свойства живого или мыслящего тела,

Дени Дидро

то он совсем не случайно использует совершенно особые "логиче-

ские формы" - догадки, гипотезы, даже сны. Они фактически

оказываются поиском каких-то иных, немеханических представле-

ний. Не выходя за рамки механистического материализма, Дидро

обращается к ним*.

Об этом свидетельствует, в частности, знаменитая Трилогия

(<Разговор д'Алам6ера с Дидро>, <Продолжение разговора>, <Сон

д'Алам6ера>), где в центре внимания - как раз проблема превра-

щения одного качества в другое, возникновения жизни и мышле-

ния. Разбирая вопрос о формировании человеческого зародыша,

Дидро отвергает реформистские "предсуществующие зародыши" и

объясняет, что сначала не было никакого зародыша, а была лишь

жидкость, заряженная внутренней силой. Постепенно из этой

жидкости начинают образовываться ткани, выделяются отдельные

части и наконец возникают общая чувствительность и целостный

организм, который, таким образом, первоначально "был ничем".

Иногда Дидро даже подходит к понятию скачка; объясняя, как по-

является качественно иное вещество (существо), Дидро прибегает к

образу "грозди пчел": пчелы, сцепляясь лапками, образуют единое

Элизабет де Фонтенз считала возможным охарактеризовать его материа-

лизм как "очарованный".

целое; здесь непрерывность (множество пчел, постепенная их

связь) вдруг образует нечто иное. Это происходит, если лапки у

пчел отрезают - тогда становится видно, что имеется некоторое

целое, отличающееся от суммы составляющих его элементов. Когда

он пытается отыскать более убедительные аргументы, позволяющие

отличить живое от неживого и мыслящее от чувствующего, то пред-

лагает своеобразную модель качественных превращений: "Рассмат-

ривая развитие яйца и некоторые другие естественные явления, я

вижу, как инертная по видимости, но организованная материя

переходит, при посредстве чисто физических агентов, от состояния

инерции к состоянию чувствительности и жизни, но от меня

ускользает необходимая связь всех звеньев этого перехода".

Дидро не дал ответов на поставленные вопросы, но вот

вопросов он ставил множество, точно фиксируя в них трудность

объяснения сути дела. Если, например, для Робине (см. раздел

<Эволюционные идеи>) нет никакой трудности в том, чтобы отве-

тить на вопрос, что образуется из соединения живой и мертвой мо-

лекул - живая или мертвая, ибо для него вся материя - живая,

то Дидро видит неразрешимость (с позиций механицизма) этой

проблемы. "В геометрии реальная величина, прибавленная к мни-

мой, дает мнимое целое, а в природе будет ли целое живым или

мертвым, если молекула живой материи соединится с мертвой"? -

спрашивает Дидро. Благодаря подобным вопросам он и смог

очертить границы механистического материализма.

ЭВОЛЮЦИОННЫЕ ИДЕИ

Хотя с точки зрения механистического материализма трудно бы-

ло объяснить закономерности развития живой природы, все же

в сочинениях просветителей содержались некоторые эволю-

ционные идеи. Они складывались в результате определенных ус-

пехов наук о живой природе. Так, знаменитый Ж. Л. Бюффон

создает в 40-е годы многотомную <Естественную историю> (статья

<Природа> в Энциклопедии также принадлежит его перу), где он

высказывает предположение о существовании различных периодов

в истории земли, Солнечной системы, а также живых организмов.

Возникают новые формы материи, меняются даже небеса, и все

предметы как физического, так и морального мира непрерывно

обновляются.

Известный французский ученый А. Трамбле также сделал

выдающееся открытие, доказав, что некоторые пресноводные ор-

ганизмы, в частности полипы, прежде считавшиеся растениями,

обнаруживают и присущие животным свойства передвижения и ре-

генерации, что, таким образом, растительный и животный миры

связаны. Большое значение имели работы Реомюра о регенерации

и труды известного врача Г. Бургаве, пытавшегося объединить успехи

физики, химии, биологии, физиологии и медицины. Сравнительная

анатомия, сравнительная морфология, эмбриология, физиология и

другие науки не достигли еще, разумеется, такого уровня развития,

как механика; они служили, скорее, описанием пока еще не

поддающихся полному объяснению явлений, но уже задавали

направление новому движению мысли. Работы по сравнительной

анатомии П. Кампера и гипотезы де Майе об изменчивости видов

оказали влияние, например, на Ламетри, который, связывая во-

едино естествознание и философию, пытался обосновать принцип

развития природы как "лестницы с незаметными ступенями".

Нельзя не коснуться в этой связи того обстоятельства, что

Ламетри первым в просветительской философии наделил материю

не только протяженностью и движением, но и чувствительностью.

Третий атрибут был необходим ему для того, чтобы объединить

неживой и живой миры. Постепенно развиваясь, движущаяся и

чувствующая материя порождает множество веществ и существ, за-

вершая свое созидание человеком. При этом Ламетри высказывает

взгляды, близкие Ламарку, а именно, о приспособлении организ-

мов к среде и о развитии или дегенерации органов в результате их

упражнения или неупражнения. Критикуя преформизм и отстаивая

тезис об изменчивости всего существующего, он рисует картину

развития природы: "Какое чудное зрелище представляет собой эта

лестница с незаметными ступенями, которые природа проходит по-

следовательно одну за другой, никогда не перепрыгивая ни через

одну ступеньку во всех своих многообразных созданиях".

Понятие лестницы, содержащей разные ступени, требуется

Ламетри для того, чтобы доказать единство природы; такое един-

ство включает в себя различия, поскольку речь идет о разных сту-

пенях. И все же механистический подход не позволял Ламетри

объяснить, в чем же состоит отличие одной ступени от другой.

В своем знаменитом сочинении <Человек-машина> он утверждает, в

частности, следующее: "Гордые и тщеславные существа, гораздо

более отличающиеся от животных своей спесью, чем именем людей,

в сущности являются животными и перпендикулярно ползающими

машинами". Иначе говоря, "быть машиной, чувствовать, мыс-

лить, уметь отличать добро от зла так же, как голубое от желто-

го - в этом заключается не больше противоречия, чем в том, что

можно быть обезьяной или попугаем и уметь предаваться наслаж-

дениям". Ламетри полагал, что вполне возможно при надлежа-

щем воспитании научить шимпанзе говорить, и тогда перед нами

будет уже не обезьяна, а настоящий человек. По его мнению,

"разумная душа" действует так же, как "чувствующая", и все эти

действия обусловлены механическими перемещениями "животных

духов" (атомов-шариков) от нервных окончаний к центру мозга и

обратно. Это означает, что мыслящее сводится к чувствующему, а

последнее - к механическому; так, попытки Ламетри выделить

особые ступеньки "лестницы природы" закончились неудачно.

Близкую Ламетри позицию занимал Ж. Робине. В своем сочи-

нении <О природе> он хочет доказать, что природа является

единственной субстанцией, производящей все существую-

щее, причем производящей непрерывно, "не делая никаких пере-

рывов". Именно "закон непрерывности" объявляется "ключом"

единой универсальной системы и основой всякой истинной филосо-

фии. При этом Робине апеллирует к зоологии и анатомии, показав-

ших, как он думает, наличие бесконечной цепи переходов в живой

природе. Следовательно, заключает Робине, все три царства приро-

ды должны быть тесно связаны между собой такой цепью, так что

можно говорить о едином, присущем всем универсальном качестве,

которым они различаются лишь по степени. Таким качеством вы-

ступает для Робине "животность", или "всеживотность".

Ход рассуждений его таков: в том, что существует жизнь,

сомневаться не приходится; но вывести живое из неживого невоз-

можно, потому что подобное порождает подобное. Поэтому прихо-

дится предположить, что и неживому присуща животность, только

в меньшей, может быть, совсем в ничтожной степени. Пытаясь до-

казать это, Робине убеждает читателей в том, что если неизвестны

(в настоящее время) передвигающиеся растения, то известны не-

подвижные животные; что существуют камни, размножающиеся,

как растения, отводками; что многие камни могут соединяться,

сплетаясь между собой.

В результате делается вывод: "Растение есть животное, мине-

рал есть растение, следовательно, минерал есть животное"; а это в

свою очередь означает: "Мы пришли к выводу, что животность

представляет собой постепенные градации на протяжении универ-

сальной цепи существ". Видно, что свойства живого - размноже-

ние, питание, передвижение и т.д. - отождествляются со свой-

ствами неживой природы, а последняя вновь определяется через

механические признаки (по типу движения "животных духов").

Правда, тут же Робине выдвигает гипотезу и о существовании ани-

малькул - неких единиц качественного своеобразия наподобие

преформистских зародышей. И вновь отказывается от них в поиске

непрерывных переходов, что устраняет гетерогенность.

Итак, мы видим, что в сочинениях просветителей содер-

жатся эволюционные идеи, но они все же включены в рамки

того же механистического материализма, ибо, пытаясь обос-

новать качественные превращения и качественное своеобразие,

просветители сводят их к количественным изменениям и, желая

обосновать последние, возвращаются к первым. Количественный и

качественный принципы исследования объединены в просветитель-

ской философии по принципу антиномии-парадокса (см. об этом в

разделе <Способ мышления эпохи>). По сути дела, эволюционная

концепция представляет собой другой - по сравнению со взгляда-

ми Гольбаха - полюс того же механистического материализма,

они его предельные точки.

Не вышел за эти рамки и Дидро, также попытавшись дать эволю-

ционную картину развития земли, видов, живых и мыслящих существ.

Опираясь на Бюффона, определившего возраст земли в семьдесят

пять тысяч лет, Дидро пытается развернуть картину эволюции.

Может быть, в свое время И. Луппол выразился слишком катего-

рично, назвав Дидро не просто эволюционистом, но и дарвинистом,

однако эволюционные представления в значительной степени

характеризуют его взгляды. В <Сне д'Алам6ера> Дидро говорит об

изменениях, постоянно происходящих в природе, о быстрой смене

существ. Кому известны те породы животных, которые предшест-

вовали нашим? Кому известно, кто придет им на смену? "Что пред-

ставлял собой слон первоначально? Возможно, он был громадным

животным, каким он сейчас предстает перед нами, возможно, это

был атом, ибо то и другое одинаково вероятно. Дайте время, пусть

исчезнет теперешнее поколение животных... быть может, чтобы

виды животных возродились, нужно в десять раз больше времени,

чем им отпущено жизни". В этой связи Дидро отвечал противни-

кам трансформизма словами Фонтенеля о розе, которая не замеча-

ла на протяжении своей жизни, чтобы когда-нибудь умер садовник.

Может быть, срок человеческой жизни так же, как и срок жизни

розы, слишком мал для того, чтобы заметить изменения видов? -

спрашивал Дидро.

Он говорил также и об изменении земли, о том, что моря и

селения исчезают, что наступит время, когда рыбы окажутся там,

где сейчас находятся пашни и пустыни; то, что мы называем на-

шим миром, постоянно стремится образовать лишь тонкую и гро-

мадную плоскость. Дидро и здесь не дал четких ответов, которые

прояснили бы суть проблемы, да и вообще он сознательно строил

свою философию не как "систему ответов", а скорее как "систему

вопросов". Таким образом он заставлял читателя постоянно чувст-

вовать недостаточность аргументации механистического материа-

лизма, что подводило к мысли о возможности другого объяснения.

Тем самым Дидро подошел к самым границам механицизма, хотя,

повторяем, и не вышел за них.

МЕХАНИЦИЗМ КАК ОСОБЫЙ МЕТОД ИССЛЕДОВАНИЯ

Интерпретируя явления природы, просветители прибегали к

особому способу рассмотрения предметов и явлений; это механи-

цизм, который обладает рядом важных черт. Прежде всего надо

сказать, что он создается как общий подход к предметам в ре-

зультате философского осмысления достижений механики.

Речь идет о правомерности истолкования любого движения как ме-

ханического и о возможности сведения всех свойств тела к свойству

быть силой (все другие свойства при этом как бы элиминируются).

Мы видели далее, что просветители как будто выделяют различные

ступени развития природы, что они осознают необходимость разли-

чения'между живой и неживой природой, что они видят специфику

живого - и тем не менее в конечном счете они сводят биологи-

ческое к физическому, а последнее - к механическому, что

они сводят мышление к физиологии, а физиологию - опять-

таки к механике. Налицо определенный редукционизм, но он

достаточно эффективен, так как позволяет унифицировать изучае-

мые объекты и выявлять некоторые общие их закономерности.

Подобный редукционизм вполне оправдан и в наши дни, если

учитывать, в частности, то обстоятельство, что одно из основных

понятий, на базе которых строится работа современных кибернети-

ческих устройств, - это понятие информации, объединяющей все

существующие в природе системы, будь то органические, неоргани-

ческие, механические, социальные, а также различные виды знания

(от лингвистики до математики). В известном смысле вполне пра-

вомерно уподоблять человека животному и даже сводить некоторые

мыслительные операции к действиям машин. Вполне вероятно, что

в будущем механицизм раскроет некоторые новые, пока еще неиз-

вестные свои достоинства. Поэтому его формирование относится к

непреходящим заслугам французских просветителей. Но, конечно,

механицизм оказывается односторонним подходом и не позволяет

понять качественные различия и процессы возникновения качест-

венно иных состояний, потому что кирпичики, из которых склады-

ваются все тела и вещества природы, - это однородные атомы.

Механистическое толкование природы превращает ее в гомогенную

материю; одновременно движение интерпретируется как вечный

круговорот. Одним из следствий подобного толкования оказывает-

ся фатализм.

СМЫСЛ ФАТАЛИЗМА

Другая ограниченность, механицизма - механистическое

толкование причинности, так называемый механический де-

терминизм, оборачивающийся фатализмом; он в определен-

ной мере обусловлен пониманием движения в механике. Так, если

известно начальное местонахождение точки, скорость и направле-

ние ее движения, то можно совершенно однозначно указать ее

местонахождение в каждый последующий момент времени; такую

однолинейную связь многих последовательных состояний отражает

механический график. По этому типу строятся рассуждения о

причинности в просветительской философии: если из какой-то при-

чины вытекает определенное следствие, а из него в свою очередь

еще одно, также вполне определенное, то все, что ни случится в

отдаленном будущем, как будто с самого начала задается исходной

причиной. Признание однолинейной жесткой зависимости между

причиной и следствием фактически означало утверждение

<ратальной предопределенности всего случающегося в мире.

Одним из наиболее последовательных сторонников такой точки

зрения был П. Гольбах: "В вихре пыли, поднятой буйным ветром,

как бы хаотичным он нам ни казался, в ужаснейшем шторме,

вызванном противоположно направленными ветрами, вздымаю-

щими волны, нет ни одной молекулы пыли или воды, которая

расположена случайно и не имеет достаточной причины, чтобы за-

нимать то место, где она находится, и не действовать именно тем

способом, каким она должна действовать". Отождествление при-

чинности с необходимостью и означает фатализм, что переводит

случайность в ранг субъективных категорий, связанных с одним

только незнанием.

Распространение фатализма на область социальных явлений ве-

дет к отрицанию человеческой свободы, что, в частности, доставило

Гольбаху немало хлопот в связи с обвинениями в имморализме.

В самом деле, если все человеческие действия обусловлены

анатомией и физиологией организма, воспитанием, составом пищи

и воздуха, то можно ли предъявлять человеку обвинения за совер-

шенные им дурные поступки? Можно ли вообще разделять эти

поступки на плохие и хорошие, если все они с необходимостью

предопределены? Можно ли возлагать на человека ответственность

за них и требовать наказания? Ведь в том, что, будучи доброде-

тельным с утра и совершая дурной поступок к вечеру, как думает

Гольбах, виноват не сам человек, а частицы той пищи, которую он

потребляет, элементы того воздуха, которым он дышит, и т. д. Ин-

тересно все же, что, категорически отрицая свободу воли и утвер-

ждая одну необходимость, Гольбах, тем не менее, дает прямо про-

тивоположные ответы на вопрос о возможности наказаний и возло-

жения на человека ответственности. С одной стороны, то, что все

человеческие действия фатально заданы, не снимает, по его мнению, с

человека ответственности, потому что все равно его поступки делят-

ся на плохие и хорошие, так как они оказывают соответствующее

воздействие на окружающих. Поэтому, действуя посредством нака-

заний и поощрений, законодатель непременно добьется успеха:

"Рассматривая поступки людей как необходимые, мы все же не мо-

жем не отличать у них того образа жизни и действий, который

подходит нам и который мы вынуждены одобрять, от образа жиз-

ни и действий, который огорчает и раздражает нас и который мы

Blog

История философии: Запад Россия Восток

Содержание