Статьям вплоть до кислородного голодания

Вид материалаСтатья

Содержание


35. Мороз и солнце - день чудесный.
Подобный материал:
1   ...   36   37   38   39   40   41   42   43   ...   49

35. Мороз и солнце - день чудесный.




- А если бы она не умела ходить на лыжах?

- Всегда что-нибудь есть, - уверил Звягин. - Умела бы бегать на

коньках. Или заниматься плаванием. Или любила сидеть в библиотеке (и сам

усомнился). Или толклась бы у "Маяковки" или в "Сайгоне". Твой номер

шестнадцатый: выяснять обстоятельства и применяться к ним. Впер-ред,

хромоногий! Ларион и Тамерлан - похоже, да?

Идею подкинул в общаге друг Володя; компания составилась - на

воскресенье. Странно, если бы Валя не приняла участие: хорошие лыжи,

приличный костюм, зачет по физкультуре сдала из первых.

Поначалу предлагали Кавголово.

- А кто был зимой в Петергофе? (В Кавголово многовато классных

лыжников, такие конкуренты нам ни к чему.)

Никто не был. Решающим прозвучал аргумент:

- А какая там архитектура!

Здравая мысль о приобщении к красоте возобладала. Ларик выглядел

большим знатоком архитектуры.

Утром затолкались с гамом в электричку на Балтийском вокзале, заняли

три скамейки, протерли замерзшие стекла: поехали!

На Валю смотрели - на нее всегда смотрели: ладная фигурка, грамотный

костюм, австрийские лыжи, тихое сияние. Ларик не смотрел. То есть смотрел -

не больше, чем на остальных. И не иначе. И не искал возможности поговорить

вдвоем. И это сразу создало для нее некоторое напряжение.

Более того - он сидел на другой скамейке, спиной к ней! Он опять смешил

всякой всячиной, к нему оборачивались, изредка повертывалась и она, сохраняя

естественность поведения и досадуя.

Снег искрился, краски блистали под февральским солнцем, купола

золотились, Монплезир светился кармином сквозь серебряный узор ветвей -

красота была выдана по первой категории снабжения. Синие накатанные колеи

вились по аллеям, и лыжники скользили по ним с протяжным шелестом.

Ларик бежал длинным легким шагом, правильно натертые мазью лыжи держали

скольжение, ритм и свет вселяли радость. Смотреть на него было приятно - как

на всякого, кто что-то делает хорошо. Валя не знала, что он так спортивен на

лыжне.

Он и сам этого не знал еще месяц назад. Пока Звягин не приказал срочно

устроиться в секцию - и овладеть в темпе! "Спортсменом можешь ты не быть, но

пыль в глаза пустить обязан!"

Он знал повороты и спуски этих аллей наизусть, прокатывая маршрут в

лютые морозы, подмечая где можно лихо скатиться, где удобно тормознуть так,

чтоб веер снега взвихрился из-под лыж.

Он скалил зубы - на нее не смотрел.

Трамплинчик на обочье крутой дорожки торчал небольшой, пара любителей

из пацанов прыгали раз за разом, пролетая десяток метров над низким настом.

Какое ни на есть - а зрелище, ловкость всегда привлекает, нет?

Володя уперся палками вверху разгона, толкнулся, пронесся согнувшись -

и преодолел несколько метров воздушного пространства, отчетливо шлепнув

лыжами по утрамбованному снегу, сбалансировав руками и неловко тормозя у

кустов.

- Ларик, а ты? - подначили.

Ларик утвердился наверху, комично подражал коленями, покатил все

быстрей, кренясь вбок и оседая назад, неуклюже оторвался от обрубленной

снежной кромки трамплина и, маша и повернувшись в косом падении боком,

зацепился лыжей, кувыркнулся через спину, проехал на животе и встал на

четвереньки, стряхивая снег с лица.

Зрители надрывались в восторге.

- Трамплин кривой, - оправдался прыгун, выковыривая из ушей.

- И снег скользкий, - сочувственно добавил Володя.

- Лыжи тяжелые, - пояснили из толпы.

- Ноги кривые, - поправил мальчишеский голос.

Валя хохотала от всего сердца, и были на сердце этом и злорадство ("Так

и надо"), и тонкий-тонкий наждачный осадок ("Опозорился..."). Володя лихо

повторил прыжок; девчонки зааплодировали,

- Утешительный заезд для неудачников! - шутовски завопил Ларик,

карабкаясь наверх. Резко пихнувшись, сложился скобкой и со свистом полетел

вниз: толчок! носки лыж подняты, корпус вперед! тянуть параллельно земле! -

и почти без хлопка ровно коснулся поверхности далеко от снежного уступа. С

хрустом раскидывая из-под ребер лыж радугу, развернулся и четкой елочкой

побежал в гору.

- Ура!

"Клоун".

Обгоняя Валю сбоку лыжни, он кивнул с одобрением:

- А ты неплохо ходишь. - Слепил снежок, кинул в Нину и с ней рядом

побежал по снежной целине, болтая.

В павильончике у шоссе взяли тепловатый кофе с холодноватыми пирожками.

Стекла горели красным, морозец поострел, покалывал.

- Во сколько электричка?

Ларик поискал глазами на автомобильной стоянке, оттянул рукав над

часами:

- Извините, мне пора!

- Ты куда-а? Бросаешь?

Он шутливо-виновато развел руками, взял лыжи - вышел. И пошел к

"Жигулям"-пикап цвета коррида.

- Срекозел! - с напускным негодованием кинул Володя. - Зальем горе.

Официант - еще две морковки! И воскресенье как-то сразу кончилось. Уже в

вагоне Нина спросила подчеркнуто незаинтересованно:

- С кем это он отбыл? Личный шофер?

- Какая-то знакомая, - уклончиво пожал плечами Володя.

- Покупай машину, Нинка, - был дан не без ехидства совет.

И это ехидство единственно утешило Валю в ее думах.

- Я подожду того, кто мне купит, - не замедлил пренебрежительный ответ.

Весь вечер несчастная жертва любовных интриг и армейской тактики решала

и не могла решить задачу: коли Ларик упорно лезет ей на глаза - он делает

все специально ради нее, или ему действительно нет до нее дела? А что с

Ниной? А что за машина? Сумбур и неразбериха... независимость его и

нравится, и задевает...

"Так что - я к нему неравнодушна? Он имеет для меня какое-то значение?"

Открытие ее удивило; задело. Но не настолько задело, чтоб из самолюбия

запретить себе думать о нем; думать было все-таки не больно, приятно...

однако не без горечи.

Ах, и быть любимой девушке потребно, и любить потребно, а вот страдать

не хочется, но на самом деле душа без страданий не может... В душе ее

наметилось некое движение, и в конце движения того, в перспективе

проекторного луча, Ларик летел над заснеженными кустами, прижав руки к бокам

и вытянув лыжи, и хлопала дверца "Жигулей".