Mail. Ru

Вид материалаДокументы

Содержание


В четыре руки
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12
  • Я? Я просто представляю себе, как все это будет... ты не проницателен,амиго, а просто – осведомлен! А у меня – она опять засмеялась – обалденное воображение... Феерическое!»

Почта работает отвратительно – еле вытащила твое письмо и не знаю, уйдет ли это. Купила себе Кундеру и Рильке. Скоро позднезимние и ранневесенние праздники – валентинов день, 23 февраля, 8 марта и день рождения твоей матушки. Думаю, что кому подарить.

Голова занята – еще Бог знает чем. Всем и сразу. Пишу стихи, между прочим. В неожиданном изобилии. Нежно – Ульяна.


ОН. Привет, Ульяна. Я немного запутался, кто какую реплику у нас говорит и кто знает то, что знает другой... надо перечитать сначала. Андрей.


ОН. Привет, не день, а «Повесть об Ульяне Осорьиной». Извини, засыпаю на ходу. Андрей.


ОНА. Привет, мои «труды и дни» тоже как-то стали утомительны... Юлиании Лазаревской, по-моему, до нас далеко... Пиши. Я всегда так рада утром найти твою записку в «ящике» – словно кислорода глоток. Не обижай меня. Ульяна.


ОН. Привет, Ульяна! Кто такая Юлиания Лазаревская?

Ты не помнишь, чем в мифологии кончилось у Пигмалиона с Галатеей? Она его – не убила? Мне все кажется, что она ему там что-то такое сделала, но не помню что. Мне для работы, а то еще подумаешь чего... Я не обижаю никого. На меня сами иногда обижаются. И для меня это удивительно. Кстати, никогда ни один представитель мужского пола на меня не обижался. Так что это чисто гендерная заморочка. Не люблю это слово, но вырвалось...

Иду продолжать «труды и дни». А как же высокое? Когда же «силлабы числить»? Урывками... это не хорошо. Ладно, бегу... Андрей.


ОНА. Добрый вечер, Андрей! текст, на который ты ссылаешься, на самом деле значится в анналах как «Повесть о Юлиании Лазаревской» (сотворил сию агиографию ее сын Дружина Осорьин, староста города Мурома). Отсюда – дальнейшее. Галатея никого не убивала, а просто, как свойственно женщинам, родила Пигмалиону дочку по имени Пафос. И отсюда тоже – все дальнейшее. Никто не делает зла по доброй воле (см. Платон «Протагор»). Если бы ты хотел кого-то обидеть специально, то это было бы конкретно враждебное действие. С врагами мы не церемонимся, мы их – уничтожаем. Обижают не враги, а именно близкие, любимые, дорогие. Тем, что не любят, не понимают – и с п о л ь з у ю т. Ничего нет ужаснее, чем понять, что тебя используют! Аспект не так существенен... (проститутку и Музу используют по-разному)... Но всегда – используют вещь. Разве я – Ваша вещь?! А если нет, то Ваша бессознательная агрессия тем более оскорбительна! Вживи свой глаз в мое зрение – посмотри моими глазами, и тебе все станет ясно! Ты для меня – не абстракция. А я для тебя – КТО? Впрочем, не хочу затевать спор. Он не разрешим через интернет.

«Силлабы числить» – Ваша очередь. До встречи. Ульяна.


ОН. Добрый вечер, Ульяна. А что сделала Пафос?

А я вот думаю, что враги наши – враги формальные по определению чаще всего, и только. Кроме того, они и сделать ничего плохого не могут. Они всего лишь враги, и мы всегда готовы к отпору или к тому, что придется терпеть от врагов. Но это естественно и не обидно. Я к тому веду, что худшие враги – те, кто желает нам добра, а не зла, ибо известно, куда вымощена дорога добрыми намерениями. «И враги человеку станут домашние его», т.е. именно те, кого за врагов держать как-то даже и неприлично. Врагам мы не подчиняемся, боремся с ними, но уступаем друзьям, домашним, близким и т.д.

У нас совершенно пастернаковский февраль, «достать чернил и плакать». Мне иногда кажется смешной эта строчка. Я читаю ее на свой лад, со строгой, комически-повелительной интонацией: Февраль. 1)Достать чернил. 2) Не плакать! 3) Писать о феврале...

С нежным приветом (Не бойся, я тебя никогда не обижу! Помнишь как маленькая разбойница говорила Герде: Я тебя никогда не убью! Или... как писал Сенеке Нерон. :) Андрей.


ОНА. Вот-вот... Пафос ничего такого не сделала, она стала островом в Эгейском море, там поселились люди – и стали петь патетические песни, полные страсти и страдания. Все, что ты пишешь о добре и домашних, – истина. Пока не вступает в свои права любовь. Тут исчезает «прагма» и возникает... иррациональная красота. Христианство – это иррациональная красота. Реформация, пуритане, мерзкие евангелистские и баптистские ереси – чуждая христианскому духу «прагма». В любви мы беспомощны, Андрей... Мы ничего не можем сверх того, что допускает Бог. А Он, похоже, играет, как нежное веселое дитя. Что Ему наши страдания и весь наш человеческий пафос? Он как бы спрашивает нас: а что ты можешь, как подобие мое, а не как дарвиновская скотинка? Это – весь Ницше. Отсюда. Вот тебе и раскольниковский вопрос... он не так прост, как кажется! У нас тоже февраль слякотный – и ты меня точно убьешь. Из самых лучших побуждений. Ульяна.


ОН. Ульяна, у меня карточка вот-вот кончится, а по городу они исчезли. Спешу поздравить тебя с днем св. Валентина, милая Ульяна! Андрей.


ОН. Привет, Ульяна! «Много людей посетил и обычаев видел», но карточку достал. На почте я был вчера, еще не пришла твоя посылка, наверное, на днях.

Ульяна, у меня к тебе небольшая просьба. Тут мне подкинули руководство курсовой работой, тему которой неизвестно кто сочинил, и я сходу, а у меня уже завтра консультации, не могу сообразить, что с этой темой делать, на каком конкретно материале. Может, ты подскажешь? Тема такая: Античные мотивы в средневековой литературе. Я уже прочел статью о том, что такое «мотив литературный», но твоя консультация, думаю, куда лучше подействует...

С saint Валентиновским приветом. Андрей.


ОНА. Как это мило с Вашей стороны – особенно зная мою заморочку глядеть на предметы «глобально» (это я про «консультацию»). Что конкретно будет рассматриваться в курсовой? Проблема «мотива»? На ней одной можно мозги сломать. И какая «география»? Может быть, ограничиться периодом позднелатинской Европы? Хотя в славянских литературах тоже имеется масса «артефактов». Или – в византийской. Мне кажется, тебе надо бы сразу максимально сузить тему. Во всяком случае ты отправь ребенка – банально – к «Истории всемирной литературы» (М., Наука, 1984), т.2, раздел 9.) Пусть самостоятельно покопает. Там и библиография мощная (старая, правда). Можно лимитировать задачу «географически», хронологически и по жанру. Допустим, греческий роман – Гелиодор, Харитон, Лонг и т.п., римский – допустим, Апулей – и рыцарский (а может быть, даже и плутовской – он ближе). А если сюда приплести еще и сказку с ее особенностями – как вселенский источник всякой беллетристики... то и вовсе получится забавно. Мифологические мотивы, сказочные мотивы, авантюрно-приключенческие мотивы – в романе от Греции до «зрелого» Средневековья. Но это так... навскидку, Женя. Хорошие вопросики ты задаешь мне в конце рабочего дня!

А наш собственный триллер ты бросил, да? Я даже название ему придумала «В четыре руки». Все действие возникает и исчерпывается в пространстве одной комнаты в течение одной ночи. Остаюсь Вашею преданной Валентиною – Ульяна.


ОН. Да, нет, Ульяна, глобально не надо. Ну, там, яблоко, любовный напиток и проч. Как это было у одних и как стало у других – делов-то!

А триллер – я помню, только ты вышли мне еще раз весь текст, а то я пытаюсь, то в одно письмо лезу, то в другое. И давай попробуем так – все женские «партии» пишешь ты, все мужские я. Новаторство! название хорошее, мне нравится. Но в прозе мне сложней в паре. Я привык быть самовластным диктатором.

Вот и Валентинов день наступил, еще раз тебя поздравляю, милая «Валентина». Кстати, ты знаешь, что этого парня отправили на эшафот за то, что он венчал солдат вопреки приказу короля во время войны. Полагаю, исключительно, за особую плату.

Но как мне понравился все-таки твой ответ, такой полный, с авторами. И даже сетования твои на мой вопрос в конце рабочего дня понравились. Мне нравится, что ты еще и умная. Это, конечно, не главное, но приятно. Я вовсе не смеюсь. Я нежно улыбаюсь.

До завтра. Андрей.


ОНА. Их двое – он и она. Им что-то нужно друг от друга (что-то меркантильное – деньги, секретная информация... мало ли что! может быть, ей нужно одно, ему – другое, но нужно позарез!). За 12 часов развивается головокружительная история, в которой они оба, наверное, гибнут (триллер, все-таки). И поскольку в квартире, кроме них, никого нет – то погибель они как-то сами себе и учиняют. Импровизация в четыре руки на тему «кошелек или жизнь».

В ЧЕТЫРЕ РУКИ

– Улик быть не должно.

Она засмеялась, тихонько соскользнула с краешка софы и, сделав несколько шатких шагов к раскрытому окну, бросила вниз стакан. Тут же послышался короткий звук, с каким разбиваются тяжелые хрустальные стаканы.

«Гордишься своей интуицией, думаешь, я не смогу тебя обмануть» – молча смотрел ей в спину.

Она повернулась от окна и спросила:

– Хочешь скажу, о чем ты сейчас думаешь?

– Не хочу. Какое мне дело! тебе же нет дела, что я знаю, о чем думаешь ты.

– Я? Я просто представляю, как все это будет. Ты не проницателен,амиго, а просто – осведомлен. А у меня – она снова засмеялась – обалденное воображение. Феерическое!

...........

Хочешь быть диктатором – будь, это ведь просто игра, шутка. Про Валентина я знаю, конечно. Говорят, у него у самого была романтическая история. А может, он это делал просто из любви к искусству.

Твой изысканный комплимент в мой адрес напомнил мне бородатый анекдот.

– Какая большая черная обезьяна!

– Я бакалавр философии Джеймс Патрик, сэр!

– О-о... она еще и разговаривает!!!

До завтра. Ульяна.


ОН. Привет, Ульяна! Это невозможное занятие – говорить тебе комплименты... Вы слишком ироничны для этого. Анекдот понравился, я его помнил, но забыл.

Можно попробовать так. Х и У любовники. Замыслили ограбление (с убийством?) мужа У, банкира – У-1. Обсуждают план действий. На самом деле Х – частный детектив, специально нанятый У-1 для того, чтобы убрать с дороги давно мешавшую ему жену. Каким-то образом У узнает о планах У-1 и Х. Но Х в процессе выполнения задания увлекается У взаправду. И решает стать ее сообщником на самом деле. Но У этого не знает и относится ко всему как к оплаченному обману. Но в душе сама увлечена Х. Чувство, что она «в постели с врагом», которого перехитрила, обостряет ее удовольствие, но не замутняет разума. Или как-нибудь иначе? С детективным приветом. Андрей.


ОНА. Привет, Андрей. Вот что может натворить случайно брошенная фраза... я прямо чувствую творческий зуд. Как продолжим? будем дальше «проявлять» общий план – или «пойдем по тексту»? Это будет русский материал – или «забугорный»? Назовем ли мы их как-нибудь? Жду ценных указаний и следующей фразы. Как прошел день? Adios, аmigo! Ульяна.


ОН. Привет, Ульяна! Я думаю, материал наш, русский, но без ярко выраженной местной специфики, чтобы в идеале прочитывался как интернациональный. Я просто не в состоянии написать фразу: «Джон сказал...» – не верю сам себе. Можно и общий план проявлять, и по тексту, одновременно. День вчерашний прошел неплохо, удалось уйти утром и прийти вечером. Сегодняшний, увы, еще не прошел. Я на связи. Через полчаса у меня будет урок 1,5 часовой, потом опять на связи. Сижу с дочкой на фоне ремонта, маляров, (оттенок Достоевского)... Сейчас придумаю фразу... подожди... Андрей.


ОНА. Андрей, у меня снова барахлит почта. Попробую – кратко. Пусть это будут «наши люди». Допустим, некий город за Уралом. Мою героиню зовут Татьяна Простакова. У нас в городе точно есть такой деятель Простаков (а жена у него – зубной техник), к тому же фамилия такая, как ты говоришь, «интернациональная» – будоражит ассоциативную память. У нас тоже ремонт (он длится уже 17 лет!). Никак не могу привыкнуть. Но вынуждена терпеть. Таковы особенности – увы! – моей семейной жизни.

Пиши. Ульяна.


ОН. Реплика персонажа

Х: Воображение – это замечательно. Но в нашем деле оно может помешать... Видишь ли, когда ты стреляешь человеку в висок из пистолета, то тут меркнет даже самое феерическое воображение.

Пиши. Андрей.


ОНА.

«– Знаешь, я нередко чувствую себя пузырьком воздуха в каменной глыбе,которую кто-то (или что-то) старательно разогревает на открытом огне... Как ты, однако, щепетилен к уликам... так трепетно печься о собственной тюрьме может только прирожденный «урка»! А я так не люблю своей тюрьмы – я с наслаждением ее уничтожу... С наслаждением, понимаешь? Выстрел в висок – слишком примитивная утеха. Пшик – и нету! Ну... включи свой пылкий ум, мой жгучий мачо!»

Жду следующей реплики. Ульяна.


ОН.

«Чудесно, чудесно... давай устроим византийскую резню в офисе твоего мужа. А на стене нарисуем кровью каббалистические знаки. Разыграем нападение сатанистов... Скромней надо быть... Банк прокручивал криминальные деньги, хозяин словчил, скрысятничал, ему отомстили. А если кто-нибудь узнает, что его жена завела любовника, то это может навести на ненужные размышления, которые отягчат нашу судьбу эдак лет на десять. И ты уверена... что хочешь, чтобы твой пылкий мачо включил именно ум?.. м-м? Мачо – не умом славны...»

Жду ответа. Упоминание о «византийской резне» может подтолкнуть твою героиню к вопросу «А чем ты раньше занимался?» Впрочем, не обязательно. Андрей.


ОНА.

– М-м... мачо мыслят монстрами? что бы ты сейчас ни включил, дружочек, боюсь, меня это не заведет... все приходится делать самой! ску-у-чно... давай лучше будем – как маленькие зеленые человечки, ласковые незаметные спутники беспечного борова. Он что-то слишком беспечен стал, не находишь? Пусть обеспокоится – сведем его с ума! И пусть он сам решит, что ему ближе – византийская резня или несколько сладких капель в голубом стакане!

...........

вообще, мне кажется, пусть он будет тоже как-то специально близок «боссу». Допустим, не нанятый частный детектив, а... компаньон, у которого, с одной стороны, свои мотивы убрать босса, а с другой, жена-наследница тоже – лишний человек в цепочке. Он хочет с ее помощью освободить место, а потом на нее же и свалить все, предварительно убивши, сфабриковав самоубийство. Тем более, босс прямо-таки жаждет от нее избавиться и хочет это сделать руками Х. (может, он, босс, ваще голубой? и у них с Х. – отдельный собственный роман?) Все это так, но все это меняет Любовь! И в конце эти двое убивают друг дружку, а босс, увидев утром результаты своей деятельности, действительно стреляет себе в висок! Софокл! Шекспир!

Представляешь, сколько всего может уместиться в этой «коробочке»! Дай все же имя своему Х! А то я его не вижу. Скажи, а то, что наша переписка в полном объеме хранится у меня, – это не улика? не опасно? Или я это все должна уничтожить тоже? Было бы жаль... Ульяна.


ОН. Боюсь, так мы запутаемся в мотивах. Слишком много сразу наверчивать не стоит. Кто-то из европейских композиторов, кажется, Мендельсон, сказал: «Я научился писать музыку, когда перестал стараться вложить в одну симфонию смысл десяти».

Не важно кто есть кто в окончательной прорисовке. Дайте свободу воображению читателя. Просто два человека, которые хотят что-то сделать.

Пусть его зовут как угодно, выбери имя сама.

Твои письма, да, это улика, но тебе я доверяю.

«– Просто не знаю, зачем я тебе доверяю? Наверное потому что это все-таки твоя идея. Хотя, (смотрит ей прямо в глаза) насколько ты искренна?.. Такие, как он, не сходят с ума. Поверь мне, тебе не удастся с ним поиграть. Не должно быть ни одного лишнего движения.

(Здесь надо прояснить каков именно их план и каков план ее мужа и Х.) Вспомни лучше как ему удавалось «играть» с тобой и заставлять тебя делать все эти «грязные вещи», как ты выражаешься, хотя я подозреваю, что в душе тебе нравилось. Ведь нравилось, да?»

Мне интересно, а тебе?

Пока, до завтра :)

Андрей.


ОНА.

– Ты знаешь кого-нибудь, кому не нравились бы деньги? – села на пол у его ног и стала – смешно и щекотно – водить пальчиком по его исцарапанной голени – И кого-нибудь, кому в конце-то концов не нравились бы все эти «грязные вещи»? Ведь и тебе нравятся... нет? – он непроизвольно (или – нарочно?) поморщился – ну, ну, ну... тигреночек! Давай, сердись! Разве я не сведу с ума кого угодно?! Разве ты, хитрый, опытный, осторожный, – в своем уме? Вот сейчас, прямо сейчас – в своем? Доверять?! Мне?! Только дебил законченный будет мне доверять! Лучше уйди, пока не поздно! Ну! Уходи! – и, обхватив его колени горячими, как в лихорадке, руками, прижалась к ним лицом.

......................

Мы даже здороваться друг с другом перестали? Ты что-то слишком серьезно партию ведешь... Входишь в роль? Ой, не заиграться бы.У тебя даже интонация изменилась.

Что до писем – да гори они огнем! Ничего от нас не останется... зато «в Багдаде все спокойно»! Спокойной ночи, страж тишины! Иштар покидает Багдад, чтобы служить тому, кто не боится оставить след на ложе... Ульяна.


ОН. Доброе утро, Ульяна! Да нет, я не слишком серьезно. Это у меня манера такая. Держать серьез. Я остаюсь тем же... как помнишь, когда великий Сальвини играл Гамлета, произносил его монолог так, что мурашки у зрителей по коже бегали, а в паузе посреди монолога, совершенно буднично спросил у кого-то из персонала, кто стоял за правой кулисой: «Который час?»

Да и надо держать этот серьез и твою героиню, а то она все норовит увильнуть в сторону от конкретики. Это вообще непривычно и сложно писать по ролям, когда партнер все время поступает и реагирует не так, как ты бы заставил подвластного тебе персонажа.

Сейчас спешу. Реплика за мной. Андрей.


ОНА. Здравствуй, Андрей. Такова жизнь. Она сопротивляется. В конечном итоге, ты живешь по ее правилам, а не она – по твоим. Вот попробуй заставить поступать так, как тебе нужно, хотя бы придуманную, не тобой вымышленную героиню, которая все равно никуда не денется. Это единственное условие, на котором я настаиваю, – ни он, ни она из этой комнаты выйти не могут. Что бы ни случилось. Они должны играть. Она хочет избавиться от мужа, связать любовника преступлением, но к тому же она его еще и любит, и ревнует, и подозревает (не без оснований) – и жаждет взаимности (не просто соучастия в преступлении), и пытается удержать его своими женскими чарами, которые Бог его знает, как действуют... на всех по-разному – и она не знает как и будет пробовать. Допустим, она давно уже шпионит за мужем и подслушала (записала на пленку?) их разговор, из которого следует, что в эту ночь она должна умереть. Тем не менее она решается на это свидание. Почему? Она свято верит, что не существует такой силы, которая заставила бы Х. отказаться от нее! Она играет со смертью – и надеется ее обмануть. Чародейством любви. Поэтому она, конечно, «немножко нервничает»: живой человек – не кукла! Что касается Х., то он, видимо,еще не решил,с кем в паре будет играть. Он пришел, чтобы убить ее. Это в корне изменит его отношения с боссом. Ее ход – опаснее, но выгоднее. Он будет выбирать... В отличие от нее им движет исключительно эгоистический расчет. Но он тоже – живой человек. Просто еще не очень понимает это.

Я читаю Кундеру. Понравился рассказ «Ложный автостоп» – ты читал? Ульяна.


ОН. Привет, Ульяна! Я ни одного рассказа Кундеры не читал, только романы. Попадется – куплю. Насчет сюжета у меня было другое соображение. Муж героини и Х. договорились подставить ее во время попытки убийства мужа, и наши любовники разрабатывают этот план. Но Х. думает теперь сыграть всерьез на стороне дамы, а не заказчика. Но твой вариант проще и лаконичней. Встречаются под видом обсуждения плана, но на деле для того, чтобы убить друг друга, как я понял. Верно? Хотя пока, по поведению героини, я бы на месте Х. не стал менять планы. Она откровенно эгоистична, любит деньги, хает мужа, за счет которого, очевидно, живет, и неплохо, но ей мало. Проблема в том, что наши герои пока не любят друг друга. Сейчас перечитаю текст в твоем письме и выдам реплику. Андрей.


– Извини, мне нужно выпить таблетку. (Высвобождается, встает, достает облатку, выпивает таблетку. Потом вынимает из кармана, висящего на вешалке плаща пистолет, улыбается и смотрит нее). Ты любишь оружие? (Облатку с таблетками швыряет на стол рядом со стаканом). Грязные деньги, грязные вещи... и совершенно чистое оружие. Тебе ведь еще никогда не приходилось убивать? Только не говори мне про убийство словом, взглядом, унижением... просто убивать. Не испытывая при этом ни малейшей вражды. Ты можешь не отвечать. Я ведь это, в сущности, так, просто...


ОНА. Добрый вечер! Этот рассказ Кундеры любопытно было бы, наверное, тебе прочитать. Это про то, как мы упорно видим то, что хотим, там, где все как раз наоборот. Я что-то не заметила, чтобы моя героиня как-то особенно «хаяла мужа» или была как-то специально эгоистична. Она глубоко несчастна и доведена до отчаяния. При этом – она гордая и ни в коем случае не хочет показаться униженной. К тому же – над ней страшно веет знание, что человек, с которым она близка, задумал с ней расправиться. Она хочет остановить его! Любой ценой! Ее просто не было бы здесь, если бы она его не любила! Кстати, посмотри, как она не только говорит, но и в е д е т себя... неужели это поведение только гнусной хищницы?

Как выяснилось, мне не интересно про «деревяшек» ни читать, ни писать.

.....................

Она сидит на полу, молчит, насупившись, смотрит на него исподлобья:

– Нервы? – приблизилась, подобрала облатку, повертела в руках, бросила… – Ненавижу таблетки. И оружие ненавижу… просто хочу – сбежать. В Касабланку… Есть такой городок – так и называется «белый домик»… Синее море, желтый песок, белые домики, красные крыши, зеленые кипарисы… Он не даст мне больше ни рубля. Так и сказал: через мой труп! Ты же хочешь уехать? Взять и удрать из этой долбаной страны… но ведь и ты из него ничего не выжмешь! Он и тебе верит не больше, чем мне, – берет его руку, держит несколько секунд его ладонь в своей и отпускает, словно стакан бросает с высоты – к оружию я не прикоснусь, дорогой. В любом случае – вздыхает – убивать – тебе… А потом – 50%. Или – все 100 и Касабланка.


ОН. Привет, Ульяна! У меня вчера отключили телефон. Извини, не мог выйти на связь. В самом деле, неважно какими мы представляем наших персонажей, эти комментарии уведут нас далеко. Просто писать, исходя из ситуации, создавать текст реплика за репликой, без излишней рефлексии. Это интересно, потому что становишься одновременно и читателем, и писателем. Своеобразный «литературный джаз». И можно даже ни о чем не договориваться заранее. И посмотрим, кто выйдет «хорошим», а кто «плохим». Как зовут моего Х?


– Ты что действительно настолько не разбираешься в лекарствах? Ребенку известно, что это всего лишь анальгетик. А в Касабланке тебе будет скучно. Кому там ты сможешь поведать о своих терзаниях? Меня ведь с собой не возьмешь, а? В самом деле, к чему иметь перед глазами постоянное напоминание. У нас еще есть время, и знаешь, мне так хочется быть просто рядом с тобой. Я и правда немного нервничаю. Есть повод. Дело в том, что ситуация немного изменилась. Стрелять придется тебе. Или никому.

Пиши. Андрей.


ОНА. Доброе утро, Андрей. У нас вчера была страшная буря, прямо апокалиптическая. Днем, когда я читала в университете, начался ливень – дождь проливной! – с ураганным ветром, говорят, под 40м/сек. Потом, уже вечером, по всему городу отключилось электричество, и мы сидели при свечах. Я дочитывала Кундеру (книжка называется «Смешные любови» – и я даже увлеклась,хотя такая проза совсем не в моем вкусе). А сегодня – мороз. С гололедом, ветром и сопутствующими удовольствиями. Допустим, твоего героя зовут – Сергей. Этот нечаянный перерыв в общении меня как-то насторожил против наших кровожадных персонажей... Боюсь, мы будем заниматься только ими... я уже почуяла... тенденцию. Мне она не нравится. Мне бы не хотелось, чтобы они все стянули на себя. Впрочем, тебе виднее... До связи. Ульяна.


– Как может быть «скучно, грустно», когда есть «спокойное небо с плывущими по нем облаками» и дорога, по которой шагай – не хочу... и голова не болит, и совесть не мучает (взяла пистолет) Тяжеленький... (приставила себе ко лбу, потом к виску, потом руку с пистолетом – за спину). Ты никогда не представлял себе, как красиво я лежала бы перед тобой – голая и мертвая? Говорят, у смерти – свое обаяние... смертельное! Такое, что некоторые озабоченные прозекторы подчас не могут устоять! Хочешь – попробовать? Это был бы ТАКОЙ СЕКС! (прикусив губу, хохочет, удерживая истерические всхлипы).


ОН. Ни один персонаж еще не смог меня сожрать, не бойся, я и тебя не дам в обиду нашим послушным гомункулам... Привет, Ульяна!

Какая классная буря! Я очень люблю всякие живописные и мрачные – апокалиптические – явления природы. Мне даже сны одно время снились такого содержания. Кошмары, в которых не было никакого действия, лишь жуткие в своей величественности и размахе пейзажи. А сейчас почему-то не снятся... Если хочешь, мы можем их, персонажей, вообще забросить... У меня полный чулан, как у Карабаса, таких кукол – недоделок.

Но на всякий случай мой Сережка говорит: «Я такую книжку читал... Там один корнет был влюблен в одну деваху, а она была вся такая... артистка в общем и с придурью. Они сговорились встретиться, натрахаться вволю, а потом совершить самоубийство. Я не понял зачем, но вроде как она ему только на таких условиях соглашалась дать. Ну и короче, он ее после этого застрелил, как договорились, а сам вроде как передумал... Хоть на это ума хватило... Понятное дело, следствие, его – в Сибирь... Ты не читала? Я ведь фамилиии авторов никогда не запоминаю». Андрей.


ОНА.

– Грубый ты, Сережка! (смеется уже, как обычно) Не буду я больше с тобой общаться. На эту тему. К тому же пистолет твой не заряжен. А в голове у тебя – еще хуже, чем у меня, не то ветер, не то бардак полный... мне ведь, правда, деваться некуда: или я – Простакова уберу с дороги, или он – меня. Я точно знаю (переходит на шепот) – он киллера нанял...

................

Привет, Андрей! Неужели «мой» Соснора еще до тебя не дополз? Взялась вчера читать «Сонеты к Орфею» Рильке – и не смогла. Все-таки, какая же он манерная зануда!.. Одно слово – немец офранцуженный. Было отчего Цветаевой – растаять... Пиши.


ОН. Привет, Ульяна. Ты, наверное, занята, жаришь блины? Масленица все-таки. Получил Соснору, спасибо. Сразу очень увлекся. Замечательно, блеск! Буду искать книгу.

Пиши. Андрей.


ОНА. Андрей! Какие блины! Я на жесточайшей диете! И все мое семейство, щадя мои чувства, кушает салаты (правда, нередко весьма изысканные!), а котлеты трескает тайком. И потом, у меня столько работы, что праздников я почти и не замечаю. А ты – кушаешь блинчики со сметаной? Чревоугодник старый! Можно нескромный вопрос? Скажи, ты набрал хоть сколько-нибудь весу с тех пор, как мы виделись в последний раз? Воспоминание о твоей ускользающей хрупкости бередит во мне комплекс неполноценности: я почти перестала есть. И даже почти перестала пить – с привычного красного полусладкого перешла на апельсиновый сок. Воспитываю в себе спартанскую стойкость. Фигуру берегу. С лукулловским приветом – Ульяна.


ОН. Нет, Ульяна, блинов не ел пока. А весов у меня нету, я не знаю свой вес. Но, наверное поправился, так что и ты можешь есть спокойно, это вообще успокаивает. Я ем много шоколаду, морепродукты, вообще – все ем.


Сергей: «Это кто тебе сказал? Ты знаешь... в принципе, это и возможно, хотя вряд ли. Ты сама себя накручиваешь... И потом (с улыбкой) теперь тебе нечего бояться, ведь я всегда рядом. А ты как определила, что он не заряжен? Ты же не умеешь вроде обращаться с этим... инструментом».


У меня опять компьютер глючит, какие-то таблички выскакивают, наверное, вирус... Прямо не дает писать, зараза... Завтра мастера вызову. Рекомендую тебе снова хорошее питание и – кто это там рекомендовал заменять мне алкоголь сексом? какая скользкая тема, извини, это я из игривости. Андрей.


ОНА. Доброе утро, Андрей! Если продолжать гастрономическую тему – я питаюсь хорошо, но очень сдержанно. И это правильно! Рассуждать о замене алкоголя мне мешает врожденная деликатность... Давай допустим, что я заменяю его апельсиновым соком. Ты все равно не поверишь, но давай допустим, что так оно и есть. В этом – своеобычная сладость аскезы... сладко и больно. Все притязания в этом направлении заняты исключительно Вашим светлым образом.

........

Татьяна: Что пистолет твой не заряжен – у тебя на лбу написано. Я слишком давно тебя знаю, Сереженька, чтобы дать ввести себя в заблуждение! А про киллера... Лева Штырь выходил от Простакова утром в прошлый понедельник, я с ним в Приемной столкнулась – носом к носу. Зачем это Простакову Лева вдруг понадобился? Лева – узкий специалист...

Пиши. Мне нравится, когда ты веселый. Ульяна.


ОН.

Сергей: Да?.. М-м, ну это само по себе еще не... А ты знаешь, я ведь помню его мальчишкой. Мы с ним вместе в секцию ходили. Они без отца жили, бедновато, старший брательник у него в тюрьме умер. И мать все боялась, чтобы он по его стопам не пошел. Во всяком случае он удачливей брата, в нем есть определенное обаяние, не находишь? Он говорил мне, как-то по пьянке про тебя... что спал с тобой. Хотя он про всех так говорит. Это у него вроде болезни.

Апельсиновый сок. Что сказал бы на это наш друг Зигмунд? Кстати, читаю роман о последних днях его жизни. Автор Д.Томас (не путать с Диланом Томасом). Называется «Вкушая Павлову». Одна глава блестящая, остальные не захватывают, причем там Павлова, пока не понял. Мне тоже нравится, когда у тебя хорошее настроение. Соснора меня восхищает. Пиши. Андрей.


ОНА.

Татьяна: Это Штырь, что ли? спал со мной? Бедный Штырь... у него, похоже, мания величия. В клинической стадии уже... Рано или поздно у любого гада башню сносит... Что бы там ни было, не нам жалеть его, Сережа. Во всяком случае – не мне. Он меня – если что – уж точно не пожалеет. Впрочем,ты – тоже (прикладывает пистолет к щеке и сладко улыбается).

.............

Хвала апельсину – спасителю монашек и одиноких павианов! Зигмунд, думаю, ничего бы не сказал. Зато Карл Густав заговорил бы об архетипе «эапретного плода». Я знала, что тебе Соснора понравится. Меня он тоже взволновал сначала, а потом я поняла, что он просто – хулиган. Наивыгоднейшая позиция для современного борзописца. До вечера. Если повезет, конечно. Ульяна.


ОН.

Сергей: Ты осторожней с этой штукой, магазин действительно пуст. Но один патрон уже в стволе.

..................

Да ты что, как жаль, если он всего лишь хулиган. Хотя у меня подсознательно было подозрение, слишком уж хорошо. Пиши. Андрей.


ОНА. Не то, чтобы всего лишь... он – как бы это поближе – действительно начитан, но как-то очень коротко, и... плебейски... Представь себе, что это некая разновидность Сорокина. Рафинированная. В мире (и особенно – в искусстве, а тем более – в литературе) все гораздо сложнее, чем он себе представляет. Ну... ты ведь не стал бы отдавать «своего Пушкина» Абраму Терцу. Я ни за что не отдам «своего Катулла» Сосноре. Слишком много хочет! Соснору надо или принимать всего – и радостно жить в свете этого гения. Или не принимать вовсе – как я. Мне и собственного гения вполне хватает. А со-беседовать тут не о чем. Поэтому скоро станет скучно.

.......

Татьяна: И он мой, не так ли?

Нежно Ваша – Юлиания.


ОН.

Сергей: Да. В том смысле, что ты пустишь его в дело... Наш план прост и изящен. Сегодня после закрытия банка у шефа... ну, то есть у твоего мужа встреча с его новым деловым партнером, господином Петросянсом. В 20.00 не позже, Петросянс уйдет, я знаю. В 20.00 заступит ночная смена охраны. На входе будет дежурить Толик, знаешь такой рыжий раздолбай. Я зайду к нему, типа поболтать, я уже месяц так делаю – не вызовет подозрений. Я попрошу его приготовить кофе. Он пойдет в комнату охраны, там ближайший водопроводный кран. А теперь внимание: неделю назад твой муж установил скрытую камеру наблюдения в своем кабинете. Она не предусмотрена в единой схеме электросети и ее установка вызвала некоторые изменения, которые... ну, скажем так, сделали не очень стабильной всю систему камер слежения. Достаточно небольшого замыкания, чтобы вся она вырубилась к едрене фене. Пока Толик будет ходить за водой я просто плесну из бутылки с кока-колой на тот удлинитель, что вечно болтается у них там под ногами. Его закоротит, и дело сделано. Тебе будет видно меня в зале банка через стекло, если ты будешь сидеть в кафе напротив. Как только я исчезну, зайду в комнату охраны – это тебе знак. Дверь будет открыта. Входишь, поднимаешься в кабинет мужа, стреляешь в голову. Потом так же выйдешь. Моя задача задержать Толика на 5 минут. Я это сумею. У меня есть, что ему сказать. А вот твое алиби. Талончик. Доктор Семен Рувимович. Он у меня вот здесь (сжимает кулак), подтвердит под присягой все, что хочешь.

На самом деле план мужа и Сергея в том, чтобы заснять на камеру покушение на убийство. Камера, естественно, не будет отключена. А пистолет со сточенным бойком даст осечку. Впоследствии пистолет будет подменен мужем на исправный и тоже с одним патроном в стволе. Видишь, Ульяна, как я стараюсь, просто «поэма в камне», как выражался один знакомый, по самым, кстати, ничтожным поводам. Ну уж, Сорокин, это слишком грубое сравнение. Ты читала Сорокина? Я читал немного. Пиши. Андрей.


ОНА.

Татьяна: Лучше уж я сейчас – взводит курок у собственного виска – просто спущу «собачку»... тогда вам всем станет намного легче! А я так вообше словлю наилучший кайф в своей неказистой жизни! Ну за какую дуру ты меня держишь... а? Сережа!!! Если я сейчас еще базарю тут с тобой – так только потому, что знаю, дурашка, чем все это кончится для тебя. Не в глюках твоих бандитских, а на самом деле! Все можно сделать проще и чище – без шума, пыли и крови. На пуантах, понимаешь? Танец маленьких лебедей...

............

Да, я читала «Голубое сало», фрагментами. Но «дело не в цвете, а в чюжете», как говаривали советские бабульки Никитична и Маврикьевна. Конечно, Соснора – не Сорокин. Подход тот же – выпендриться за счет великих мертвецов. Терпеть не могу, когда выпендриваются. Это прямо противоположно и ремеслу, и вдохновению. Соснора хоть и блестящ... но – мелок. Стеклярус. Я такие штуки километрами писать могу... но не пишу. Смешно и совестно. Пока. Ульяна.


ОН.

Сергей: Нет, вы только посмотрите! Это я – дурашка с криминальными глюками! Да ты понимаешь, что я один – один – на твоей стороне. Тебе не на кого больше рассчитывать. Мы же все продумали... Теперь ничего нельзя менять. Ты посмотри на часы! Это уже просто невозможно... Все должно быть точно так, как я сказал и никак иначе! Дай сюда пистолет!

Вот, значит, как он завелся с перепугу.

Ты, Ульянка, – нехорошая. Весь интерес мне к Сосноре отбила. Я даже не могу вспомнить, куда его положил. Пиши, я еще просижу минут сорок. Устал сегодня, как бобик.

Андрей.


ОНА. Привет! Вот уже и «Ульянка»... и «нехорошая»... нет, чтобы «милая Ульяночка»! А Соснора – ты уже его вкусил (как Фрейд – Павлову), уверяю, остальные вещицы, которые я добросовестно прочла, тебя стали бы уже раздражать. Чрезмерность «вычур» в малых дозах пьянит и увлекает, в больших – возбуждает разве что рвотный рефлекс. Так что не жалей – пенку ты уже слизнул и получил удовольствие. Я рада, что имела к этому некоторое отношение.Что еще такого вкусненького тебе приготовить, милый? Спешу успеть пожелать тебе спокойной ночи – и берусь за нашу «эпохалку». Ульяна.


Она, продолжая улыбаться, прицеливается в портрет Простакова, стоящий на каминной полке и – спускает курок. Щелчок. Осечка.

– Все – да не все, любимый.

Бросает пистолет на стол и продолжает твердо (хотя губы у нее дрожат и руки трясутся).

– Одна, говоришь? А мне для дельца моего тихого никто в общем-то и не нужен. Мне просто тебя жалко. Ты еще не понял, видно, с кем связался. Это я про клиента твоего – Простакова Вадима Аркадьевича! Ну продырявил бы кто-нибудь (хоть кто!) ему башку сегодня вечером. А дальше? Следствие! Шум, гам, нервотрепка! Я – наследница. Если даже и не найдут ничего, задергают. Я передумала. Как на твой взгляд – что к раздумьям меня подтолкнуло?

..................

Андрей, почему твой «Сережка» все время называет «фигуранта» – «твой муж»? Она его, мужа, называет по фамилии, как делают все разочаровавшиеся жены. А он все время тычет ей этого жуткого персонажа как... предмет неудачного выбора? или намекает на их взаимные «супружеские обязанности», к которым он ее ревнует? Это странно, потому как ясно, что муж и жена Простаковы давно уже только формально. Нельзя же ревновать к прошлому? Тем более решившись на такую мрачную «подставу». Или это просто «очепятка»? Мне что-то все жальче мою бедную Танюшку и все неприятнее твой вредный Серега! Ты его нарочно мне сдаешь? Я всегда люблю своих героев – даже заведомых подлецов... увы! До связи. Ульяна.


ОН.

Вот, значит Вы как, ладно.

Сергей: (Постепенно приходя в себя после тупой растерянности) ага... так значит... значит ты так... ну ладно... ну хорошо, хорошо... давай, давай сама... видишь, ты даже выстрелить не можешь... Я ухожу... мне ничего не надо... разбирайтесь сами во всем... Пистолетик попрошу вернуть. Он вам все равно без надобности. (Возбужден и озлоблен).


Привет,Ульяночка!

Это интересно, что тебе не нравится мой персонаж, мне твоя героиня тоже.

Но будем – как профессионалы – стоять «над схваткой», смотреть, что выйдет. Твой ход. Жду с нетерпением. У нас за ночь все замело капитально. Сижу в белом плену. Да еще с непроходящей, как и снег, и по причине снега, видимо, головной болью. Одно искусство и Ваши далекие приветы питают меня. Правда, сегодня еще ел блины. Последний день масленицы. Андрей.


ОНА.

Татьяна: Ступай, ступай, сердешный... и пистолетик свой забери. Он и тебе – такой! – без надобности. (Подходит к роялю, открывает крышку, начинает наигрывать правой рукой – чуть сбиваясь с ритма – начало мелодии из «Орфея и Эвридики» Глюка...).

...........

Привет, Андрей. Ну... что ж. Зато теперь ты знаешь, какой тип мужчин мне категорически неприятен. Остается только недоумевать, что их (наших «гомункулов», как ты выражаешься,) свело в одной постели! Конечно, с его стороны – это всего лишь... желание сорвать куш любой ценой. (Он так себя и ведет, между прочим: ни разу не назвал ее по имени; ни одного проявления хоть какого-то интереса к ее чувствам... за все время разговора – единственный точный ход: когда он перевел стрелки со страшного на смешное. Она «купилась» мгновенно – она все же интеллигентная женщина, хотя и подыгрывает ему, как может. Но он даже этого удержать не смог: лупит свое, не глядя! Он все время ведет себя – как слепоглухонемой!)

А она... она – одинока, надломлена, хочет отомстить мужу-садисту. Тут все как раз более или менее понятно. Теперь она убедилась, что ее дорогой Сереженька – такой же кровопивец, как Простаков. Да еще плоский – как... коврик с нарисованными ступнями. С этой минуты она будет мстить не Простакову, а всем мужикам вообще! Так и в жизни бывает очень часто... Она – уже «камикадзе». Жизнь для нее – и своя, и чужая – с этой минуты – ничто. Имейте в виду! В ней ожила Медея! Ульяна.


ОН.

Сергей: Хорошо, какой у тебя план? Я знаю одну вещь, которой не знаешь ты…

Я совсем по-иному вижу своего героя. Мы, возможно, в разных тональностях идем, и призрачный контрапункт возникает лишь в силу того, что пользуемся общей знаковой системой. Он мужчина простой, и манерность героини, ее склонность к самоубийству, всхлипы его раздражают, далеки от него, как рафинированная болезнь от грубого здоровья. Кроме того, он уязвлен ее высокомерием.

Как настроение, Ульяна? Я тут смотрю урывками кино на кассете «Техасская резня бензопилой». До чего эстетский фильм! Ужас.

Андрей.


ОНА.

Татьяна: (продолжая свой «экзерсис») Я же сказала: уходи. Далеко тебе, правда, не уйти... Вадим Аркадьевич балласта не терпят: попользуются – и в расход. Сначала – меня, потом – тебя. Чуть позже... (смотрит искоса и – с неподдельной тоской) Что я нашла в тебе такого, Сергей, что ни прогнать, ни изничтожить не могу? Хотя сумела бы – если бы захотела. Методика простая... И ведь сдашь меня – при первом же «шухере» (мерзкое слово!). Уже сдал! Не отпирайся – я знаю. Это и есть твой маленький секрет?

..................

Настроение – как всегда. Или чуть хуже. Мы с мужем оклеиваем коридор. Поскольку ремонт не относится к ведущим статьям наших необщих бюджетов, то мы это делаем собственноручно. Говорят, подобные операции – вроде любовной песни для молодоженов. С моим супругом это можно делать, только стиснув зубы. И если я до вечера выдержу эту пытку, то это будет «большая победа человеческого разума», как ты однажды остроумно заметил. Ну и картинки Вы смотрите, однако! Я видела афишу этого «кина» – ужаснулась заранее и не пошла. Хотя у меня появилась милейшая подружка-киношница, которая все норовит меня на что-нибудь затащить. И я хожу в кино. Но не очень удачно. Пока. Ульяна.


ОН. Ульяночка, больше всего на свете я не люблю гладить и клеить обои, поэтому очень тебя понимаю и сочувствую. Поэтам нельзя клеить обои и чистить рыбу...

Фильм я бы в кино сам не пошел смотреть, а тут по кассете, нормально, очень красивые пейзажи, ну и просто грамотно сделано. Наш триллер не дотягивает пока до Голливуда.

Твоя героиня, перед которой я раскрыл все карты, через тебя не дает моему герою места для маневра, все впрямую действует, мне уже отступать некуда просто. Не знаю, что и написать.

Сергей (молчит, смотрит в окно).

Ульяночка, сегодня Прощеное воскресенье. Прости меня за все. Пиши. Андрей.


ОНА. Мне позвонила сегодня мама – уже к вечеру – напомнила про это самое Прощеное воскресенье, и мы так сентиментально всплакнули друг другу по телефону. А потом она – чуть ли не с радостными подвываниями – стала рассказывать, как была сегодня с дедом (моим папулей) в загородном доме у моего младшего брата, и как их там прекрасно угощали, и какая у них там новая мебель, и какая у невестки новая норковая шуба!.. Эта шуба (смешно сказать!) меня добила! До сих пор еще слезы капают на клавиатуру...

Вот тебе и «простите, люди добрые!» И ты меня прости...

Бедная Танюшка! Я к ней привязалась... она совсем как живая. Жалко бросать. Почему Сергей ничего не делает? Не подойдет, не возьмет ее за руку, не погладит по голове, не скажет чего-нибудь вроде – «Глупенькая ты моя... ну чего ты опять выдумала? разве я могу тебя обидеть?» И все. Она снова станет покорной, как овечка. Почему он не говорит с ней по-человечески?

Да, до Голливуда мы не дотягиваем... и это я, конечно, виновата. Мне человек интересен, а не интрига. Ну что ж... продолжать не имеет смысла. Ульяна.


ОН. Бог простит. (Так положено отвечать. Я сам раньше думал, что это вроде «Бог подаст», но ошибался).

Какая ты хитренькая. Интрига, а вместе с ней и человек, должны по условиям договора кончиться вместе с жизнью одного (как минимум) персонажа. Как это сделать с одним патроном в неисправном пистолете? Я в начале давал тебе намек на таблетки, которые пьет Сергей, и скоро пора пить следующую. Я давал тебе намек и для их страсти, которая могла быть распалена его вопросом: ты спала с ним? А с пистолетом он что-нибудь придумает. Даже сточенный боек сработает, если ударить по одному и тому же капсюлю несколько раз.

Но оставляю, конечно, на твое усмотрение... Или еще вариант. Отталкиваясь от текста, перепиши его весь по-своему, а я по-своему, потом сравним.

Я сейчас пишу рассказ, в котором один персонаж пишет порнорассказ, плохой, как все порнорассказы, а другой дает ему советы, как сделать из этого шедевр... Самое смешное, что в результате у меня самого получается просто плохой порнорассказ, хотя это – так, фрагмент замысла. Может, ты посоветуешь что-нибудь? Пиши.


ОНА. Я не хитренькая, Андрей. Я просто уже ничего не хочу. Совсем. Ульяна.