Geum.ru

В. Н. Сагатовский издательство томского университета томск-1973

Вид материалаДокументы

Содержание


Некоторые уроки истории и современное состояние проблемы
В домарксистской и современной буржуазной
Подобный материал:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   ...   66
ГЛАВА I


НЕКОТОРЫЕ УРОКИ ИСТОРИИ И СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ПРОБЛЕМЫ

Эта глава не претендует на то, чтобы быть даже кратким очерком различных систем в их исторической последовательности. Детальный анализ любой сколь-нибудь значительной системы требует самостоятельного историко-философского исследования, а беглый пересказ мало что дает. Нас будут интересовать прежде всего принципы построения систем категорий, а именно: с какой целью создавалась та или иная система, как понимался предмет исследования — всеобщие категории и их отношение к другим видам знания и к действительности, какие средства применял исследователь, насколько осознавал он соответствие средств и цели, т. е. разрешимость своей задачи. Результатом такого анализа должна явиться определенная типология отношений к системе категорий и принципов их построения, выяснение причин неудачных попыток решения проблемы и синтез рациональных моментов в ходе ее исследования.

Учитывая распространенность позитивистской реакции против «метафизиков» (в позитивистском смысле слова) и «системосозидателей», неменьший интерес представляет анализ такого взгляда на структуру человеческого знания в целом и природу всеобщих категорий, который является базой для нигилистического отношения к попыткам построения систем категорий.

§ 1. ПРОБЛЕМА СИСТЕМАТИЗАЦИИ КАТЕГОРИИ

В ДОМАРКСИСТСКОЙ И СОВРЕМЕННОЙ БУРЖУАЗНОЙ

ФИЛОСОФИИ

Проанализируем сначала основные подходы к построению системы категорий, а затем рассмотрим причины того, что для современной буржуазной философии характерен либо отказ от решения этой задачи, либо эпигонское повторение великих попыток прошлого.

23


А. Попытки решения проблемы

Системы категорий, как и все на свете, можно классифицировать по разным основаниям. Поскольку нас интересуют прежде всего принципы построения, то по характеру движения мысли системы категорий, предложенные в немарксистской философии, грубо говоря, разбиваются на два типа: генетический (гегелевский) и структурный (кантианский). Наиболее распространенным является второй тип. При структурном подходе категории рассматриваются как нечто данное и рядоположенное, как некий вечный каркас, упорядочивающий определенное эмпирическое многообразие. Речь здесь может идти только об осознании категорий, но не об их возникновении. С точки зрения генетического подхода категории являются возникающими друг после друга ступеньками процесса развития. Дальнейшее разделение этих исходных типов зависит от понимания природы упорядочиваемого многообразия или процесса (понимания соотношения категорий с бытием и мышлением) и ряда других дополнительных критериев.

а. Структурный подход Канта

Ярко выраженный у Канта взгляд на категории как нечто данное (без выяснения их происхождения и генетического соотношения с другими видами знания) и, в силу своей всеобщности, упорядочивающее другие, частные явления, восходит своими истоками к первым историческим попыткам перечислить категории в их совокупности, предпринятым Платоном и Аристотелем. В диалоге «Софист» Платон перечисляет в качестве основных родов вещей 5 категорий: движение, покой, («стояние»), существование, тождество и различие21. Аристотель насчитывает уже 10 категорий, рассматривая их как наиболее общие значения слов: «Из слов, высказываемых без какой-либо связи, каждое означает или сущность, или качество, или количество, или место, или время, или положение, или обладание, или действие, или страдание»22. Никаких попыток обосновать выбор именно этих


21 Платон. Соч., т. V, М., 1879, стр. 550—556.

22 Аристотель. Категории. М., 1939, стр. 6.

24


категорий, показать их соотношение друг с другом, выяснить их происхождение и определить их сделано не было.

Недостаточно в качестве отличия кантовской системы просто констатировать, что Кант взглянул на категории как на формы познания23. Такой взгляд оказался возможным лишь в связи с анализом фундаментальных философских проблем, и это надо показать. Следует осознать также, почему Кант не только не преодолел статический подход к системе категорий, но, напротив, дал его классическое выражение.

Кант очень четко представлял стоящую перед ним задачу, исходный материал и средства его обработки. С одной стороны, он стремился исходить из факта науки, понимая под ним тот уровень развития физико-математических знаний, который был достигнут в «Математических началах натуральной философии» Ньютона. С другой стороны, им были восприняты проблемы и определенные концепции предшествующей философской мысли. В современном Канту естествознании вполне определенно проявилось различие между данными чувственного опыта и логическим аппаратом, системой принципов и понятий, упорядочивающих исходные данные. Чувственный опыт выступал прежде всего как физический опыт, как отражение единичных вещей, физических тел. Анализ чувственного отражения отношений, действий и формирования общих установок на дологическом уровне,, столь характерный для современной психологии, был тогда еще невозможен. Мир, являющийся источником чувственного опыта, сам этот опыт и оформляющая его система понятий представлялись единственно возможными, абсолютными во всех отношениях: есть только одна физика, базирующаяся на тех данных, которые дают наши органы чувств, только одна геометрия, которую дает наша способность наглядногопредставления, и только одна логика, осуществляющая синтез представлений.

Вывести логику из опыта, понимаемого как пассивное отражение единичных вещей, конечно, нельзя. Между тем положения науки воспринимались как всеобщие и необходимые. В связи с этим в философии XVII—XVIII веков одним из центральных стал вопрос о том «...каким образом из знания, порожденного опытом и обладающе-


23 Этим ограничивается, например, А. П. Шептулин (см. его книгу «Система категорий диалектики». М., 1967, стр. 15—18).

25


го относительной необходимостью и всеобщностью, может следовать знание, обладающее уже не относительной, а безусловной всеобщностью и необходимостью»24. Надо было, во-первых, найти тот элемент знания, который отвечает за всеобщность и необходимость научных положений25, и, во-вторых, понять, как относится это искомое знание к объекту. Без учета этих проблем нельзя оценивать кантовскую систему категорий.

Кант полагал, что любое знание складывается из двух основных компонентов: чувственности и рассудка. Эти компоненты обладают разными функциями: «Посредством чувственности предметы нам даются, а посредством рассудка они мыслятся»26. Причем функция чувств является пассивной и подчиненной, а рассудка — активной и определяющей: «...дело чувств — созерцать, рассудка—мыслить. Мыслить же, значит соединять представления в сознании»27, «...с помощью чувственного знания мы не то, чтобы неясно познаем свойства вещей в себе, а вовсе не познаем их»28. Рассудок и чувственные данные имеют разные источники: «...понятия основываются на самодеятельности мышления, а чувственные наглядные представления — на восприимчивости к впечатлениям»29. Только рассудок делает знания необходимыми и всеобщими: «Если же я говорю, солнце согревает камень, то тут уже сверх восприятия приходит еще рассудочное понятие причины, связывающее необходимо с понятием солнца понятие теплоты, и синтетическое суждение становится необходимо всеобщим, следовательно, объективным, и из восприятия превращается в опыт»30.

Категории по Канту — это основные понятия рассудка, с помощью которых последний осуществляет синтез


24 В. Асмус. Проблема интуиции в философии и математике. М., 1963, стр. 22—23.

25 Это можно пояснить известным декартовским примером. В высказывании «2 и 2 составляют одно и то же, чтр 3 и 1» по мнению Декарта необходимо «интуитивно постигать не только то, что 2 и 2 составляют 4 и что 3 и 1 составляют также 4, но, кроме того, еще и то, что из первых двух положений необходимо вытекает это третье». (Р. Декарт. Избр. произв. М., 1950, стр. 87).

26 И. Кант. Критика чистого разума. СПб, 1907, стр. 38.

27 И. Кант. Пролегомены ко всякой будущей метафизике. М., 1937, стр. 37.

28 И. Кант. Критика чистого разума, стр. 55.

29 Там же, стр. 69.

30 И. К а н т. Пролегомены, стр. 68—69.

26


наглядных представлений, подводит их под формы, придающие суждениям всеобщий и необходимый характер.. Свою задачу Кант видит в отыскании этих основных понятий (здесь, как он сам подчеркивает, его задача совпадает с той, которую ставил Аристотель) и в классификации их, исходя из единого принципа, что отличает кан-товское решение задачи от аристотелевского31. Ход мысли Канта таков. Основная форма деятельности рассудка— суждение. В суждении устанавливается единство между представлениями, представления в суждениях подводятся под понятия, а понятия относятся, как предикаты суждений, к какому-либо представлению о неопределенном еще предмете. «Все функции рассудка могут быть, найдены, если можно перечислить во всей полноте функции единства в суждении»32. Опираясь на данные формальной логики, Кант делит функции мышления на 4 группы (количество, качество, отношение, модальность), каждая из которых, в свою очередь, включает по три вида суждений33. В соответствии с этой таблицей суждений выводится столько же чистых понятий рассудка или категорий, дающих в своей совокупности ту вечную и априорную форму, в которую как бы вливаются представления и с помощью которой они соотносятся с объектами. Таким путем выводятся основные категории: категории количества (единство, множество, цельность), качества (реальность, отрицание, ограничение), отношения (субстанция — акциденция, причина — действие, взаимодействие), модальности (возможность — невозможность, существование — несуществование, необходимость —случайность). Соответствие видов суждений и категорий в этой системе очевидно: например, категории модальности соотносятся с видами суждений по модальности — проблематическими, ассерторическими и аподиктическими. Перечислив виды суждений и соответствующие им категории, Кант был убежден, что «рассудок совершенно исчерпывается этими функциями и его способность вполне измеряется ими»34.

Бесспорным достоинством кантовского подхода является мысль о категориях как логических формах, под ко-


31 См.: «Критика чистого разума», стр. 74—75.

32 Там же, стр. 70.

33 Там же, стр. 70.

34 См.: «Критика чистого разума», стр. 74.

27


торые подводится все многообразие частных знаний. Но конкретное воплощение этой мысли далеко от совершенства. Это обусловлено следующими обстоятельствами. Отказавшись от исследования происхождения категорий из опыта и считая их априорными, Кант вынужден был черпать свои представления о них только из тех сведений, которыми располагала современная ему формальная логика. Эту науку Кант также считал внеопытной и полагал, что она описывает единственно возможную структуру мышления. Теперь, когда мы имеем представление о многообразии логических структур, хорошо видно, какой маленький кусочек их был известен традиционной логике. Поэтому, если даже принять кантовский принцип выведения категорий, то, все равно, в силу неполноты тогдашних логических знаний его система неизбежно оказывалась неполной35.

Априоризм делает совершенно необоснованным и утверждение о том, что подведение под категории придает знанию необходимый и всеобщий характер. Мы не знаем отношения категорий к объекту, так как же мы можем утверждать, что они регулируют это отношение для других знаний? Анализ здесь подменен верой в непогрешимость якобы единственной логики.

Незнание происхождения категорий и их отношения к действительности лишает Канта возможности определить их, последовательно вывести, а не просто сопоставить с видами суждений. Следовательно, Кант получает только номенклатуру категорий, но отнюдь не их теорию. Кант был прав в своем стремлении найти категориальный каркас знания, но он ошибался, думая решить эту задачу без решения вопроса о происхождении этого каркаса, о его реальном генетическом отношении к опыту, другим знаниям и объекту. Кроме того он упрощал задачу, считая искомый каркас единственным, не ставя вопроса о различных «категориальных физиономиях» разных типов знания, получаемых в результате решения различных познавательных задач.


34 См.: «Критика чистого разума», стр. 74.

35 Вполне возможно, что эта система описывает каркас знаний определенного типа. С этой точки зрения было бы очень интересно исследовать соотношение кантовской системы категорий и различных типов знания того времени. Но в любом случае эта система не была единственно возможным и полным логическим каркасом любого знания, на что претендовал Кант.


28


Представление об априорности категорий с неизбежностью приводит к отсутствию критерия, позволяющего отличить истинные категориальные высказывания от ложных. И, таким образом, основные понятия, упорядочивающие все прочие знания, сами перестают быть знаниями! Это противоречие находит свое конечное выражение в том способе «разрешения» антиномий, который предлагает Кант: принять на веру те категориальные высказывания, которые способствуют поддержанию морали и религии. По сути дела здесь мы имеем прообраз позитивистского отношения к философии: с одной стороны, ее утверждения объявляются бессмысленными, с другой — скрепя сердце, признают их практическую действенность, но объявляют, их чисто эмотивными; следовательно, наиболее общие установки, определяющие наше поведение, признаются неподдающимися научному анализу и управлению. Но Кант-то по своим устремлениям отнюдь не был позитивистом. И его антиномии были честным выводом ученого, не сумевшего понять отношение категорий к действительности, но вряд ли удовлетворенного таким финалом в исследовании архитектоники знания.

Следует отметить также, что, хотя Кант подчеркивал логические функции категорий, он, как и наука его времени, не был еще свободен от смешения всеобщего и частного.

Подобно тому, как ограниченное представление о чувственном опыте заставило Канта отказаться от идеи опытного происхождения категорий, так и ограниченное представление об объекте мешало увидеть объективную детерминацию системы категорий. Смешение объекта с физическим телом, материи с веществом было камнем преткновения для многих философов. Дуализм Декарта, например, во многом обусловлен тем, что он хотел вывести все свойства материи из ее трехмерной протяженности.

Из этой частной характеристики нельзя было вывести как характеристики некоторых частных явлений (духовной деятельности), так и, тем более, всеобщие характеристики любого объекта. Когда физик Галилей объявлял первичными свойствами материи (фактически понимая под этим термином только физический вид материи) форму, размер, местоположение, соприкосновение,

29


число, движение36 — это было допустимо, так как из контекста всегда было ясно, что речь идет о чувственно воспринимаемой форме и о механическом движении, т. е. частных характеристиках. Но когда философ Кант без всяких оговорок зачисляет в предикабилии (категории, производные от основных) понятие силы37, то это уже непоследовательно.

Не свободно от такого смешения всеобщего и частного и представление Канта о характере связи категорий с процессом познания.


Мы не можем согласиться с А. П. Шептулиным, который целиком положительно оценивает мысль Канта о том, что последовательность категорий соответствует последовательности ступеней познания38. Не следует путать эту мысль с гораздо более глубокой идеей Гегеля. Дело в том, что Кант берет частные формы человеческого познания, а не его всеобщую логическую структуру, и именно с ними сопоставляет категории: например, пространство и время выступают у него категориальными формами чувственного созерцания.

Выводить категории из частных особенностей познающего субъекта (ведь человеческое чувственное познание— это случайная форма, если рассматривать общую логическую структуру любой познавательной деятельности) — это психологизм. На эту непоследовательность Канта справедливо указывал неокантинец Коген39.

в. Генетический подход Гегеля

Гегель отлично понимал, к каким практическим следствиям ведет игнорирование объективных основ познания, попытка вывести всеобщность и необходимость только из особенностей субъекта. Для него была неприемлемой мысль, «...что познание истины невозможно, что бог, сущность мира и духа непостижимы и непонятны, что дух должен остановиться на религии, а религия должна


36 См.: М. Д ж е м м ер. Понятие массы в классической и современной физике. М., 1967, стр. 58.

37 См.: «Критика чистого разума», стр. 76.

38 См.: А. П. Шептулин. Система категорий диалектики, стр. 16—17.

39 См.: К. С. Бакрадзе. Очерки по истории новейшей и современной буржуазной философии. Тбилиси, 1960, стр. 232—233.

30


остановиться на вере, чувстве и чаянии без разумного знания... что мы не можем познать природы абсолютного в природе и в духе...»40. Он выступал за возрождение здорового субстанциального духа41. Для Гегеля мышление субъективно только по форме, и эта видимость, эта временная погруженность идеи в инобытие природы не должна заслонять ее объективности. «...Кантовская объективность мышления сама, в свою очередь, субъективна, поскольку, согласно Канту, мысли, хотя и суть всеобщие и необходимые определения, они все лишь наши мысли и отделены от того, что представляют собою вещь в себе, непроходимой пропастью. Истинная объективность мышления состоит, напротив, в том, что мысли суть не только наши мысли, а вместе с тем суть вещей и вообще всего того, что является для нас предметом, суть их в себе»42.

Признавая, что «Критическая философия... уже превратила метафизику в логику...»43, Гегель не отбрасывает онтологию и не относит логику к субъекту, но превращает онтологию в логику, различая эту объективную, с его точки зрения, логику и феноменологию духа. По Гегелю, содержание логики «есть изображение бога, каков он есть в своей вечной сущности до сотворения природы и какого бы то ни было конечного духа»44. Отсюда он делает вывод, что философия, имея дело с мышлением как таковым, сообщает эмпирическим знаниям «...форму свободы мышления (априорную форму) и достоверности, основанной на знании необходимости...»45.

Посмотрим, какие преимущества дает гегелевское решение проблемы по сравнению с кантовским, а затем покажем, почему и оно, в конечном счете, не может быть признано удовлетворительным.

Во-первых, гегелевское понимание логики окончательно порывает с психологизмом и субъективизмом в трактовке категорий, которые теперь лишь пребывают в субъекте, но на самом деле являются отражением объективных структур. Во-вторых, логика предстает теперь не как описание совокупности неизвестно откуда взявшихся


40 Гегель. Соч., т. I, стр. 14.

41 Там же, стр. 15.

42 Там же, стр. 86.

43 Гегель. Соч., т. V, стр. 29.

44 Там же, стр. 28.

45 Гегель. Соч., т. I, стр. 31.


31


форм, упорядочивающих опыт субъекта, но как осознание развития объективной структуры бытия и мышления46. И, в-третьих, что для нас самое главное, категории оказываются не рядоположенными предикатами основных видов суждений, как у Канта, но ступеньками развития мышления, отражающими структуру объективного развития. Следовательно, категории перестают быть пустыми формами, получают свое специфическое содержание и могут быть определены друг через друга: «Утверждать о категориях, что они сами по себе пусты, будет не основательно, поскольку они имеют содержание уже потому, что они определены»47. (Жаль, что позитивисты не читают Гегеля: насколько актуально звучат эти его слова!).

Однако эти замечательные возможности были реализованы Гегелем лишь на уровне удачных догадок, часто теряющихся среди искусственных построений: «Гегель гениально угадал диалектику вещей... в диалектике понятий ... именно угадал не больше»48. Будучи энциклопедически образованным человеком, Гегель подсознательно черпал свои представления о категориальной последовательности мышления из его действительной истории, из истории развития частных наук и философии. Именно этим объясняется, что основные ступени развития идеи (бытие, сущность, понятие) в их современной гносеологической интерпретации (описание, причинное объяснение, целевое объяснение) отражают действительный ход познания. То же самое следует сказать о направлении движения мысли от нечто к качеству и затем к количеству и о целом ряде других верных наблюдений, тонких и глубоких замечаний о природе категорий и соответствующих направлений познания49. Но отсутствие четкого осознания связи конструирования системы категорий с эмпирическим материалом, искусственность и необоснованность


46 «Можно сказать, что логика есть наука о мышлении, его определениях и законах, но мышление как таковое, составляет лишь всеобщую определенность или стихию, в которой наука проявляется как логическая идея. Идея есть мышление — не как формальное мышление, а как развивающаяся целостность своих собственных определений и законов, которые она сама себе дает, а не имеет или находит в себе заранее» (Гегель. Соч., т. I, стр. 39).

47 Гегель. Соч., т. I, стр. 90.

48 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 179.

49 С этой точки зрения гегелевскую систему подробно анализирует А. П. Ш е п т у л и н. («Система категорий диалектики», стр. 18—50).

32


в выборе исходного начала системы и принципа вывода категорий (о чем мы скажем дальше) обрекла Гегеля на то, что и очень многие переходы в системе оказались искусственными и необоснованными, и удовлетворительного определения категорий также не было дано.

Прежде всего, вследствие неверного понимания объекта, Гегель не смог реализовать своего намерения дать объективное обоснование категориальной структуры мышления. В самом деле, ход его рассуждения таков: категориальная последовательность человеческого познания есть осознание, отражение последовательности свободного становления абсолюта (бога, абсолютной идеи); следовательно, всеобщность и необходимость результатов мышления, укладывающихся в эту категориальную структуру, объективно обоснованы. Но что представляет собой эта объективная основа? Предмет разума по Гегелю — это «безусловное» или бесконечное, есть не что иное как самому себе равное, или, другими словами, это есть... изначальное тождество «я» в мышлении»50. В другом месте Гегель называет свою абсолютную идею «...субъектом-объектом, возможностью, которая в себе самой имеет свою действительность, природа чего может быть постигнута лишь как существующая...»51. Иными словами, те сведения, которые мы имеем о субъекте, просто перенесены в объект, а затем собственная гегелевская конструкция, его представление об этом объекте-абсолюте выдается за единственно возможные строение и характер развития объекта, которые якобы гарантируют истинность соответствующих структур деятельности субъекта. Происходит известное переворачивание проблемы с ног на голову.