Современные социологические теории

Вид материала

Документы

Содержание Значащие символы Мыслительные процессы и разум

Подобный материал:

• Джордж Ритцер Современные социологические теории, 14089.21kb.
• Демонстрационная версия рабочей программы по курсу «социология» выписка из учебного, 59.84kb.
• Выписка из Государственного образовательного стандарта высшего профессионального образования, 270.96kb.
• Программа дисциплины Эмиль Дюркгейм вчера и сегодня для направления/специальности 020300, 87.35kb.
• Конспект лекций по социологии автор составитель, 713.04kb.
• Тематика курсовых работ по общей социологии Современные российские социологические, 35.76kb.
• Примерной программы наименование дисциплины: Современные социологические теории Рекомендуется, 169.92kb.
• Алексеева та современные политические теории опыт запада курс лекций московский государственный, 4958.5kb.
• Примерный перечень тем курсовых работ по дисциплине, 36.79kb.
• Тема: Становление и развитие социологии. Социологические теории, 59.99kb.

1900 г. В 1916-1917 гг. он был переработан в развернутый курс (стенографические за­писи студентов курса 1928 г. стали основой книги «Разум, самость и общество»), кото­рый читался после введения в социальную психологию, после 1919 года этот курс вел на социологическом отделении Элсворт Фэрис. Именно благодаря настоящему курсу Мид имел такое мощное влияние на студентов-социологов (а также на будущих психо­логов и педагогов).

Помимо научных занятий Мид участвовал в общественных реформах. Он был убежден, что науку можно использовать для решения социальных проблем. Например, он был все­рьез увлечен основанием и формированием политики Фонда отчетной палаты (Settlement House) при Чикагском университете, идея которого была подана, Джейн Адаме, создав­шей реформаторскую общину «Халл-хауз» (Hull House). Что, вероятно, наиболее важно, он играл ключевую роль в проводимых Отчетной палатой социальных исследованиях.

Хотя в 1928 г. подошел возраст выхода на пенсию, Мид продолжал преподавать по при­глашению университета и летом 1930 г. стал профессором философского отделения. К сожалению, он был замешан в серьезном конфликте между отделением и ректором. Это привело к тому, что в начале 1931 г. Мид на больничной койке написал заявление об от­ставке. Его выписали из больницы в конце апреля, на следующий день он умер от сердеч­ной недостаточности. Джон Дьюи сказал, что это был «самый оригинальный ум в фило­софии Америки среди последних поколений» (G. Cook, 1993, р. 194).

водят выбор из набора стимулов. Таким образом, у стимула может быть несколь­ко измерений, и у актора есть возможность из них выбирать. Кроме того, люди обычно сталкиваются с множеством различных стимулов и постоянно выбирают, какому уделить внимание, а каким пренебречь. Мид отвергает отделение людей от воспринимаемых ими объектов. Именно акт восприятия объекта делает его объек­том для человека; восприятие и объект не могут быть отделены друг от друга (они диалектически взаимосвязаны).

Манипуляция

Третья фаза — манипуляция. Следующий шаг после того как импульс обнаружен, а объект воспринят, состоит в том, что актор манипулирует объектом или, в более широком смысле, предпринимает в отношении него определенные действия. По­мимо мыслительного превосходства люди обладают над низшими животными еще

[246]

одним преимуществом. У людей есть руки (с отстоящими большими пальцами), позволяющие им обращаться с предметами гораздо более ловко, чем это могут низшие животные. Фаза манипуляции, по Миду, включает временную паузу в процессе, чтобы реакция не проявлялась немедленно. Голодный человек видит гриб, но, перед тем как его съесть, он, вероятно, сначала его сорвет, исследует его и, возможно, проверит по справочнику, съедобна ли эта конкретная разновид­ность. С другой стороны, животное, вероятно, съест гриб, не подержав и не рас­смотрев его (и, конечно, не прочитав о нем). Пауза, которую создает рассмотре­ние предмета, позволяет людям обдумывать разные варианты. В размышления о том, съесть ли гриб, включены и прошлое, и будущее. Люди могут подумать о сво­ем прошлом опыте, когда они отравились несъедобными грибами, и могут поду­мать о болезни или даже о смерти, которые могут сопровождать употребление в пищу ядовитого гриба. Манипуляция грибом становится своего рода эксперимен­тальным методом, с помощью которого актор мысленно проверяет различные ги­потезы того, что могло бы случится, если бы гриб был съеден.

Потребление

На основе этих размышлений актор решает, съесть ли гриб (или нет), и это состав­ляет последнюю фазу поступка, потребление, или совершение действия, которое удовлетворяет первоначальный импульс. Как люди, так и низшие животные мо­гут съесть гриб, но менее вероятно, что человек съест плохой гриб, так как он об­ладает способностью манипулировать грибом и думать (и читать) о том, к чему приведет его потребление. Низшие животные должны полагаться на метод проб и ошибок, а это менее эффективный способ, чем человеческая способность обдумы­вать свои действия.¹ В данной ситуации метод проб и ошибок довольно опасен. Как следствие, представляется вероятным, что низшим животным больше угро­жает опасность умереть от употребления ядовитых грибов, чем людям.

Хотя четыре стадии действия были для простоты рассмотрены в последова­тельном порядке и отделены друг от друга, Мид усматривает между ними диалек­тическую связь. Джон Болдуин так выражает эту идею: «Хотя четыре элемента действия иногда кажутся линейно связанными, на самом деле они взаимопрони­кают друг в друга, образуя единый органичный процесс: от начала до конца дей­ствия присутствуют аспекты каждого элемента, так что элементы влияют друг на друга» (1986, р. 55-56). Таким образом, более поздние этапы действия могут при­вести к появлению более ранних стадий. Например, обращение с пищей может вызвать у индивида импульс голода и ощущение, что он голоден и что пища до­ступна для удовлетворения этой потребности.

Жесты

Тогда как действие включает только одного человека, социальное действие вклю­чает двух и более людей. Жест, с точки зрения Мида, — основной механизм соци­ального действия и социального процесса в целом. Согласно его определению,

¹ О критике воззрений Мида на различия между людьми и низшими животными см. Alger and Alger, 1997.

[247]

«жесты есть движения первого организма, действующие в качестве особых сти­мулов, вызывающих социально принятые реакции второго организма» (Mead, 1934/1962, р.14; см. также Mead, 1959, р. 187). И низшие животные, и люди спо­собны производить жесты в том смысле, что действие одного индивида неосознан­но и автоматически вызывает реакцию другого индивида. Ниже следует извест­ный пример Мида о собачьей драке с точки зрения жестов:

Действие каждой собаки становится для другой собаки стимулом для реакции.... Сам факт, что собака готова напасть на другую, становится для другой собаки стимулом изменить свою собственную позицию и свое собственное отношение. Она сделает это не скорее, чем изменение отношения второй собакой, в свою очередь, ВЕлзовет измене­ния отношения со стороны первой собаки (Mead, 1934/1962, р. 42-43).

Мид называет происходящее в данной ситуации «разговором жестов». Жест одной собаки автоматически вызывает жест второй; со стороны собак не происхо­дит никаких мыслительных процессов.

Люди иногда участвуют в неосознанных «разговорах жестами». В качестве при­меров Мид приводит множество действий и реакций, происходящих на матче по боксу и фехтованию, когда один спортсмен «инстинктивно» приспосабливает­ся к действиям второго. Мид называет такие бессознательные действия «незна­чащими» жестами; людей отличает именно их способность использовать «зна­чащие» жесты, т. е. требующие со стороны актора размышления, перед тем как отреагировать.

В возникновении значащих жестов особенно важен голосовой жест. Однако не все голосовые жесты значащие. Лай одной собаки на другую не является знача­щим; даже некоторые голосовые жесты людей (например, неосознанный всхрап) могут быть незначащими. Однако именно развитие голосовых жестов, особенно в форме языка, становятся наиболее важным фактором, делающим возможным от­личительное для человеческой жизни развитие: «Специализация человеческого существа в этой области жеста отвечала, главным образом, за происхождение и развитие современного человеческого общества и знания, со всем возможным благодаря науке контролем над природой и окружающей человека средой» (Mead, 1934/1962, р. 14).

Это развитие связано с отличительным свойством голосового жеста. Когда мы совершаем физическое действие, например, делаем гримасу, мы не можем видеть, что мы делаем (если только мы не смотрим в зеркало). С другой стороны, когда мы производим голосовой жест, мы слышим себя так же, как другие. Как следствие, во-первых, голосовой жест может влиять на говорящего в той же степени, в какой он влияет на слушателей. Во-вторых, мы гораздо более способны остановить себя, про­изводя голосовые жесты, чем способны к этому в жестах физических. Другими сло­вами, мы обладаем гораздо лучшим контролем над голосовыми, чем над физиче­скими жестами. Эта способность контролировать себя и свои реакции — очень важна по отношению к другим отличительным способностям людей. В более ши­роком смысле, «именно голосовой жест неповторимым способом обеспечил сред­ство социальной организации в человеческом обществе» (Mead, 1959, р. 188).

[248]

Значащие символы

Значащий символ представляет собой вид жеста, который может произвести толь­ко человек. Жесты становятся значащими символами, когда вызывают у произво­дящего их индивида реакцию того же типа (она не обязательно должна быть иден­тичной), который предположительно вызовут у тех, кому адресованы жесты. Только при наличии значащих символов может происходить коммуникация; ком­муникация в полном смысле слова невозможна среди муравьев, пчел и т. д. Физи­ческие жесты могут быть значащими символами, однако, как мы видели, они не идеально приспособлены к тому, чтобы быть значащими символами, поскольку люди не могут легко видеть или слышать свои собственные физические жесты. Таким образом, именно голосовые проявления, наиболее вероятно, могут стать значащими символами, хотя не любые проявления голоса оказываются символа­ми такого рода. Наиболее вероятно, что значащими символами станет такой на­бор голосовых жестов, как язык: «символ, который отвечает в конкретном случае на значение, возникающее у первого индивида, и который также вызывает значе­ние у второго индивида. Там, где жест удовлетворяет этому условию, он стал тем, что мы называем "языком". Теперь он является значащим символом и несет опре­деленный смысл» (Mead, 1934/1962, р. 46). В разговоре жестов передаются лишь сами жесты. Однако в ситуации с языком сообщаются жесты и их значения.

Язык и значащие символы, в частности, вызывают в говорящем индивиде ту же реакцию, что и в других. Слово кошка или собака вызывает у произносящего слово человека такой же мысленный образ, что и в тех, кому оно адресовано. Кро­ме того, влияние языка состоит в побуждении говорящего человека действовать наравне с другими. Человек, который кричит «пожар» в переполненном театре, имеет, по крайней мере, такую же мотивацию покинуть театр, как те, к кому обра­щен крик. Таким образом, значащие символы позволяют людям побуждать соб­ственные действия.

Перенимая прагматистский подход, Мид также рассматривает «функции» жестов в целом, и значащих символов, в частности. Функция жеста состоит в том, чтобы «сделать возможным приспособление среди индивидов, участвующих в некотором заданном социальном действии, в соотношении с объектом или объек­тами, с которыми связано действие» (Mead, 1934/1962:46). Таким образом, непро­извольная гримаса на лице может появиться для того, чтобы помешать ребенку подходить слишком близко к краю пропасти и таким образом предохранить его от потенциально опасной ситуации. Хотя работает и незначащий жест, «значащий символ обеспечивает гораздо больше возможностей для такого приспособления и исправления, чем незначащий жест, поскольку вызывает у производящего его индивида такое же отношение к этому... и позволяет ему в свете указанного отно­шения приспособить свое последующее поведение к поведению других» (Mead, 1934/1962, р. 46). С точки зрения прагматизма, значащий символ в социальном мире срабатывает лучше, нежели незначащий жест. Иначе говоря, при сообщении другим о нашем недовольстве сердитый вербальный упрек работает гораздо луч­ше, чем искаженный язык тела. Индивид, проявляющий неудовольствие, обычно не осознает язык тела и поэтому вряд ли способен сознательно управлять после­дующими действиями в зависимости от того, как на язык тела реагирует другой

[249]

человек. С другой стороны, говорящий осознает произнесение сердитого упрека и реагирует на него во многом аналогично (и примерно одновременно) реакции человека, которому он обращен. Таким образом, говорящий может обдумать, как может отреагировать другой человек, и подготовить свою реакцию на эту реакцию.

решающее значение в теории Мида имеет другая функция значащих символов: благодаря им возможны разум, мыслительные процессы и т. д. Только благодаря значащим символам, особенно языку, возможно человеческое мышление (с точки зрения Мида, низшие животные не могут думать). Мид определяет мышление как «просто интернализованный или подразумеваемый разговор индивида с самим собой с помощью таких жестов» (Mead, 1934/1962, р. 47). Мид утверждает даже более категорично: «Мыслить — значит то же самое, что говорить с другими людь­ми» (1982, р. 155). Другими словами, мыслить означает с кем-либо разговаривать. Таким образом, мы можем увидеть, как Мид определяет мышление с точки зрения бихевиоризма. Разговор включает поведение (говорение), и это поведение также происходит на внутриличностном уровне; здесь имеет место мышление. Это опре­деление мышления не менталистское, а, несомненно, бихевиористское.

Благодаря значащим символам также возможна символическая интеракция. Иначе говоря, люди могут взаимодействовать друг с другом не только с помощью жестов, но также с помощью значащих символов. Эта способность, конечно, по­рождает различия и, и из-за нее возможны гораздо более сложные модели взаи­модействия и формы социальной организации, чем те, что были бы возможны сугубо при использовании жестов.

Значащий символ, очевидно, играет в рассуждениях Мида центральную роль. Фактически, Дэвид Миллер (Miller, 1982a, р. 10-11) приписывает значащему сим­волу самую существенную роль в теории Мида.

Мыслительные процессы и разум

Рассматривая мыслительные процессы, Мид использует несколько сходных поня­тий, которые важно различать. Перед тем как приступить к этому, следует отме­тить, что Мид всегда склонен мыслить с точки зрения процессов, а не структур или содержания. Фактически, Мида часто именуют «философом процесса» (Cronk, 1987; D. Miller, 1982a).

Интеллект

Термином, который звучит так, словно принадлежит к разделу «мыслительные процессы», но на самом деле, с точки зрения Мида, к нему не относится — интел­лект¹ Мид максимально широко определяет интеллект как взаимное приспособ­ление действий организмов. Согласно этому определению, низшие животные, несомненно, обладают «интеллектом», поскольку в процессе разговора жестов приспосабливаются друг к другу. Аналогично, люди могут адаптироваться друг к другу, используя^-незначащие символы (например, непроизвольные гримасы).

¹ Однако, как мы увидим дальше, Мид непоследовательно использует этот термин; иногда он вклю­чает сюда мыслительные процессы.

[250]

Однако людей отличает способность проявлять интеллект, или взаимное при­способление, используя значащие символы. Таким образом, ищейка обладает ин­теллектом, но интеллект детектива отличается от интеллекта ищейки способно­стью использовать значащие символы.

Мид утверждает, что животные обладают «неразумным интеллектом». В отли­чие от животных, люди обладают «разумом», который Мид определяет характер­ным для бихевиоризма образом: «Когда вы размышляете, вы создаете себе пред­ставления, вызывающие определенные реакции — и это все, что вы делаете» (1934/1962, р. 93). Другими словами, индивиды ведут беседы сами с собой.

Для рефлексивного интеллекта людей существенна их способность временно сдерживать действие, откладывать реакции на стимул (Mead, 1959, р. 84). В случае низших животных стимул немедленно и неизбежно приводит к реакции; низшие животные не обладают способностью временно сдерживать свои реакции. Соглас­но формулировке Мида, «отложенная реакция — необходимый элемент интеллек­туального¹ поведения. Организация, скрытая проверка и окончательный выбор.... были бы невозможны, если бы явные отклики или реакции не могли быть в таких ситуациях отложены» (1934/1962:99). Здесь присутствуют три компонента. Во-пер­вых, люди, благодаря своей способности откладывать реакции, могут создать в уме набор возможных реакций на ситуацию. В уме люди имеют альтернативные спосо­бы совершения социального действия, в котором они участвуют. Во-вторых, люди способны мысленно опробовать, опять-таки с помощью внутреннего разговора с собой, различные варианты действия. Низшие животные, напротив, не обладают этой способностью и поэтому должны испытывать реакции в реальном мире мето­дом проб и ошибок. Способность мысленно проверить реакции, как мы видели в случае с ядовитым грибом, намного эффективнее, чем метод проб и ошибок. Мыс­ленное опробование плохо приспособленной реакции не связано ни с какими соци­альными потерями. Вместе с тем когда низшее животное на деле применяет та­кую реакцию в реальном мире (например, когда собака приближается к ядовитой змее), результаты могут обойтись недешево и даже оказаться гибельными. Нако­нец, люди могут избрать один стимул из ряда стимулов, а не просто реагировать на первый или сильнейший стимул. Кроме того, люди могут выбирать из диапазона альтернативных действий, тогда как низшие животные просто действуют. Как го­ворит Мид,

именно присутствие альтернативных возможностей будущей реакции в определении настоящего поведения в любой заданной извне ситуации и их ирорабатывание с помо­щью механизма центральной нервной системы, как части факторов или условий, опре­деляющих настоящее поведение, решающим образом разграничивает интеллектуальное поведение и поведение, основанное на рефлексе, инстинкте и привычке, а также пове­дение с отложенной реакцией и непосредственную реакцию (Mead, 1934/1962, р 98; курсив мой)

Способность выбирать из диапазона действий означает, что выбор человека, вероятно, лучше адаптирован к ситуации, чем немедленные и неосознанные реак-

¹ Вот один из случаев, когда Мид использует интеллект в смысле, отличном от использованного в предыдущем рассмотрении.

[251]

ции низших животных. Как утверждает Мид, «интеллект, главным образом — это дело выбора» (Mead, 1934/1962, р. 99).

Сознание

Мид также рассматривает сознание, которое, как он считает, обладает двумя различ­ными значениями (Mead, 1938/1972, р. 75). Первое связано с тем, к чему имеет до­ступ только актор, с тем, что целиком субъективно. Мида больше интересует не это, а второе значение сознания, включающее, главным образом, рефлексивный интел­лект. Таким образом, Мида больше интересует то, как мы мыслим о социальном мире, нежели, как мы непосредственно испытываем боль или удовольствие.

Сознание объясняется или трактуется в контексте социального процесса. Та­ким образом, в отличие от большинства мыслителей, Мид полагает, что созна­ние не покоится в мозгу: «Сознание функционально, а не содержательно; и во всех из известных смыслах термина оно должно помещаться в объективном мире, а не в мозгу: оно принадлежит или является свойством окружающей нас среды. А находящееся, происходящее в мозгу составляет физиологический процесс, посредством которого мы теряем и вновь приходим в сознание (Mead, 1934/ 1962, р. 112).

Подобным же образом Мид (Mead, 1934/1962, р. 332) отказывается помещать мысленные образы в мозг, а рассматривает их как социальные явления: «То, что мы называем "мысленными образами"... может существовать в соотношении с организ­мом, не присутствуя в независимом сознании. Мысленный образ есть образ в памя­ти. Такие образы, которые, подобно символам, играют в мышлении столь большую роль, относятся к внешней среде».

Значение

Значение — еще одно родственное понятие, трактуемое Мидом с точки зрения бихевиоризма. В свойственной ему манере Мид отрицает представление о том, что значение заключено в сознании: «Осознание или сознание не обязательны для при­сутствия значения в процессе социального бытия» (Mead, 1934/1962:77). Анало­гично, Мид отрицает мысль, согласно которой значение является «физическим» явлением или «идеей». Значение скорее расположено сугубо в социальном дей­ствии: «Значение возникает и находится в области связи между жестом челове­ческого организма и его последующим поведением, определяемым этим жестом, применительно к другому человеческому организму. Если этот жест указывает дру­гому организму последующее (или результирующее) поведение данного организ­ма, тогда жест имеет значение» (Mead, 1934/1962, р. 75-76). Именно приспособи­тельная реакция второго организма придает жесту первого значение. Значение жеста можно рассматривать как «способность предсказывать поведение, которое, вероятно, последует далее» (Baldwin, 1986, р. 72).

Значение, обнаруживаемое в поведении, становится осознанным, когда связано с символами. Однако, несмотря на то что значение может стать осознанным среди людей, оно присутствует в социальном действии прежде появления сознания и осознания значения. Таким образом, с этой точки зрения, низшие животные и люди Могут участвовать в наделенном значении поведении, даже не осознавая значения.


[252]

Разум

Как и сознание, разум определяется Мидом как процесс, как внутренний разго­вор человека со своим «Я», а не как объект. Это не внутриличностнй феномен; не внутримозговое, а социальное явление. Он возникает и развивается в пределах социального процесса как неотъемлемая его часть. Социальный процесс предше­ствует разуму; он не продукт разума, как считают многие. Иначе говоря, разум также определяется не содержательно, а функционально. Если учитывать эти сходства с такими понятиями, как сознание, правомерен вопрос, в чем отличие ра­зума. Мы уже видели, что люди обладают особой способностью вызывать в себе от­клик, который стремятся вызвать у других. Отличительным свойством разума явля­ется способность индивида «вызывать в себе не просто единичный отклик другого, но отклик, так сказать, сообщества в целом. Это наделяет индивида тем, что мы называем "разумом". Определенное действие в настоящем означает некоторую организованную реакцию; и если кто-то имеет эту реакцию в себе, он обладает тем, что мы называем "разумом"» (Mead, 1934/1962, р. 267). Таким образом, от прочих сходных понятий в творчестве Мида разум отличает способность реагировать на сообщество в целом и проявлять организованную реакцию.

Мид рассматривает разум и с другой, прагматической точки зрения. То есть разум включает мыслительный процесс, направленный на решение проблем. Ре­альный мир изобилует проблемами, и функция разума заключается в попытке решения этих проблем и обеспечении для людей возможности более эффектив­ной деятельности в мире.