Начальный период Великой Отечественной войны в мемуарах советских военачальников
Дипломная работа - История
Другие дипломы по предмету История
?е-таки случится? В случае нападения мы не имеем на границах достаточных сил даже для прикрытия. Мы не можем организованно встретить и отразить удар немецких войск, ведь вам известно, что переброска войск к нашим западным границам при существующем положении на железных дорогах до крайности затруднена".
В изложении Жукова этого ключевого эпизода советской предвоенной истории есть явные противоречия, как с документами того времени, так и с тем, что он пишет в других местах своих мемуаров.
Прежде всего, 15 июня никакой встречи с военными у Сталина не было. Поскольку между 11 и 18 июня Сталин из военного руководства принял только Ватутина 17 июня, причем встреча эта длилась всего полчаса. Скорее всего, разговор, о котором пишет Жуков, происходил не 15, а 18 июня и длился он 4 часа 35 минут. Трудно представить, что во время четырех с половиной часового разговора тема приведения войск в боевую готовность была затронута лишь вскользь, как это описывает Жуков.
Если же говорить по сути обсуждаемого вопроса, то цитированные выше слова Тимошенко противоречат другим утверждениям Жукова: "Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами".
Следовательно, в начале военного конфликта, по представлению Тимошенко и Жукова, могли состояться лишь сравнительно небольшие приграничные столкновения, для отражения которых в округах было вполне достаточно наличных сил. Надо полагать, что и Сталин исходил из такого же сценария начальной фазы войны, поскольку именно такое развитие событий входило в советскую военную доктрину того времени. Поэтому он с позиций имеющейся у него информации вполне резонно возражает Тимошенко:
"Вы что же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы оба это или нет?
Затем И.В. Сталин все же спросил:
Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?
Мы доложили, что всего в составе четырех западных приграничных военных округов к 1 июля будет 149 дивизий и 1 отдельная стрелковая бригада.
Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, - сказал И.В. Сталин".
Анализируя эту дискуссию в ретроспективе, приходится признать, что Тимошенко и Жуков так и не смогли предъявить Сталину достаточно убедительных доказательств того, что действительно настал критический момент, для начала мобилизации и стратегического развертывания РККА. Ведь, по сути, они должны были бы доложить, что срочно необходимо пересмотреть одно из важнейших положений советской военной доктрины, и в свете новых фактов быть готовым к тому, что главные силы противника вступят в войну уже в первые ее часы. Однако, к сожалению, военное руководство страны до 22 июня так и не смогло прийти к такому пониманию начала грядущей войны.
Последним довоенным действием советского военного и политического руководства СССР было подписание Директивы о приведении войск приграничных округов в боевую готовность. По описанию событий 21 июня 1941 года, приведенному в мемуарах Жукова, после того как Тимошенко и Жуков доложили Сталину о показаниях немецкого перебежчика, утверждавшего, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня, Сталин спросил у них: "А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?" И после заверений военных: "Считаем, что перебежчик говорит правду" Сталин, внеся определенные изменения в первоначальный проект Директивы, дал свое согласие на приведении войск в боевую готовность.
Если исходить из версии Жукова о том, что Сталин действительно уверовал в свою гениальность: "В этих сложных условиях стремление избежать войны превратилось у И.В. Сталина в убежденность, что ему удастся ликвидировать опасность войны мирным путем. Надеясь на свою "мудрость", он перемудрил себя и не разобрался в коварной тактике и планах гитлеровского правительства", то совершенно не понятно, почему показания какого-то перебежчика, который, в принципе, мог оказаться и провокатором, сломили его веру в собственную исключительность. Как мог бы сказать в этом случае Станиславский: не верю!
Поэтому описанная Жуковым ситуация, скорее всего, свидетельствует о том, что у Сталина давно уже были большие сомнения относительно возможности предотвратить войну в 1941 году. Именно поэтому он и санкционировал целый ряд экстренных мер по укреплению приграничных округов, а немецкий перебежчик стал лишь последней каплей, решивший эти сталинские колебания. Хотя он даже в этот последний момент еще все же надеялся, что может быть войну удастся задержать. И эти его колебания отразились в тексте Директивы № 1.
3.3 Ошибки в стратегическом планировании начального периода войны
Маршал Жуков в своих мемуарах с одной стороны признает некоторые просчеты, за которые несет ответственность военное руководство страны, но с другой никак не комментирует ту роль, которую эти просчеты сыграли в процессе возникновения и развития военной катастрофы 1941 года. Как бы подразумевая, что промахи эти носили второстепенный характер, подчине?/p>