Набоков
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
дый абзац, каждую фразу, каждый изгиб фразы.
Лужина перестали замечать, с ним не говорили, и даже единственный тихоня в классе (какой бывает в каждом классе, как бывает непременно толстяк, силач, остряк) (обратим внимание, как и этому персонажу дается его эпизодическая, но и обязательная та, что в каждом классе роль, С. Ф.) сторонился его, боясь разделить его презренное положение. Этот же тихоня, получивший лет шесть спустя Георгиевский крест за опаснейшую разведку, а затем потерявший руку в пору гражданских войн, стараясь вспомнить (в двадцатых годах сего века), каким был в школе Лужин, не мог себе его представить иначе, как со спины, то сидящего перед ним в классе, с растопыренными ушами, то уходящего в конец залы, подальше от шума, то уезжающего домой на извозчике, руки в карманах, большой пегий ранец на спине, валит снег...
Да ведь Набоков просто не дает нам смотреть! Мы все время видим не то, что есть, но то, что было, или то, что будет, или неожиданное пересечение этих было и будет. Писатель ставит перед нами зеркала, призмы, и свет отражается (отчуждается от предмета), преломляется, дробится ив наш глаз попадает уже не луч, а множество лучиков, бликов рисунок со сложным распределением света и теней. Нам показывают Лужина сквозь глазной хрусталик его однокашника, который на наших глазах взрослеет, превращаясь из тихони в отважного солдата, а маленький Лужин в ту же секунду удаляется, и виден нечетко (валит снег) и лишь со спины. Настоящее становится прошедшим, бывшим, а почти случайный персонаж смотрит на портрет Лужина в газете, а видит его мальчишеский затылок и растопыренные уши. И на протяжении всего романа мы отстранены от главного действующего лица. Между нами и героем то вот этакие глаза однокашника, то как бы случайно влетевшая в повествование оса, то совмещение в одном абзаце (и даже одной фразе) нескольких временных слоев, а то книга отца главного героя о шахматном вундеркинде. Целая главка описывает мир повести. Гамбит воспоминания старика Лужина о сыне. И уже между нами и Лужиным не просто зеркало, но зеркало, которое начинает кривиться (стилизованности воспоминания писатель Лужин сам не заметил ), будто само отражается в уже следующей, более зыбкой поверхности.
Позже, в Приглашении на казнь, Набоков, мимоходом, говоря не о себе о герое, бросит фразу, которая могла быть сказана им и о себе: ...как должно поступить, чтобы слово оживало, чтобы оно заимствовало у своего соседа его блеск, жар, тень, само отражаясь в нем и его тоже обновляя этим отражением... Книги Набокова сложные системы зеркал, которых множество, они вставлены и в абзацы, и в главы, и в отдельные фразы (где слово оживает, заимствуя у своего соседа его блеск, жар, тень...). И конечно же и произведение в целом не может уйти от какого-то особенного, большого отражения. Тем более Защита Лужина. Тем более потому, что роман о шахматах, в которых живет идея зеркала: мир действительный (белые клетки, белые фигуры) мир теней (черные фигуры, черные клетки), бытие небытие.
Набоков говорил, что и весь роман это, в сущности, дотошное описание шахматной партии (и его даже можно расшифровать). Кажется, что матч с Турати это не только середина романа, но и середина партии (где происходит основная сшибка сил), и даже середина доски. Можно представить сложную ситуацию: белый король защищался (защитой Лужина), пошел в контратаку и вдруг, рискуя, совершая страшный, гибельный для себя ход, шагнул на половину противника (Вдруг что-то произошло вне его существа, жгучая боль, ...он понял ужас шахматных бездн, в которые погружался...).
Мы перешли на вторую половину романа, на вторую половину шахматной доски, и шагнули за зеркало, в мир теней. Лужин, подготовивший для матча с Турати особую защиту защиту Лужина, теперь воспринимает окружающий мир как огромную шахматную партию. Он словно провалился в это невероятное, из квадратов составленное пространство (В этом был ужас, но в этом была и единственная гармония, ибо что есть в мире, кроме шахмат? Туман, неизвестность, небытие...), и выбраться из этого мира до конца партии шахматному королю не дано.
Быть может начало: он будет Лужиным значит: он будет шахматным королем. Талантливым, изумительно талантливым королем, который, тем не менее, обречен. Ибо он будет Лужиным, фигурой, тогда как сам мечтал быть живым. Он и окружен не людьми (здесь можно перечислить почти всех действующих лиц), но шахматными фигурами (вспомним тихоню-одноклассника с его очевидной пешечной ролью), и, вступив в Зазеркалье, он утрачивает над ними власть: изобретает защиту (опять защиту Лужина), но уже поздно, уже черные фигуры загоняют его в угол, ему уже некуда ходить, надо запереться (уйти за пешечный ряд?), но и здесь его настигает невидимая страшная сила. Из комнаты нет выхода (т. е. буквально некуда пойти), и ему кто-то угрожает это ощущение шахматного короля в матовой ситуации.
В верхней части чернела квадратная ночь с зеркальным отливом. Это последняя, матовая клетка, с зеркалом, за которым опять Зазеркалье. Лужин спасается, он, порезавшись, протискивается в окно. Повис на раме: отпустить и спасен. Но куда он уходит из страшной шахматной бездны? Прежде чем отпустить, он глянул вниз. Там шло какое-то торопливое подготовление: собирались, выравнивались отражения о?/p>