Набоков
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
та в необычной обстановке, придающей ему новое положение, открывающей в нем новые стороны, заставляющей воспринять его непосредственнее. Но есть и другие причины. Представив своих героев прямо писателями, Сирину пришлось бы, изображая их творческую работу, вставлять роман в роман или повесть в повесть, что непомерно усложнило бы сюжет и потребовало бы от читателя известных познаний в писательском ремесле. То же самое, лишь с несколько иными трудностями, возникло бы, если бы Сирии их сделал живописцами, скульпторами или актерами. Он лишает их профессионально-художественных признаков, но Лужин работает у него над своими шахматными проблемами, а Германн над замыслом преступления совершенно так, как художник работает над своими созданиями... Я, впрочем, думаю, я даже почти уверен, что Сирии, обладающий великим запасом язвительных наблюдений, когда-нибудь даст себе волю и подарит нас безжалостным сатирическим изображением писателя. Такое изображение 6ыло бы вполне естественным моментом в развитии основной темы, которою он одержим.
ГЛЕБ ПЕТРОВИЧ СТРУВЕ (18981985)
критик, поэт, переводчик, историк литературы
Из статьи Об Адамовиче-критике (Грани, апрельсентябрь, 1957, № 3435)
...Адамович попадает прямо пальцем в небо, например, когда он заявляет на основании одного-двух стихотворений, что к поэзии В. Набокова без Пастернака трудно подойти. С таким же успехом можно было бы говорить о близости Набокова к Маяковскому на основании стихотворения О правителях (Вы будете (как иногда говориться) смеяться, вы будете (как ясновидцы говорят) хохотать господа...) ...Дело тут не в близости к Пастернаку или Маяковскому, а в необыкновенном даре переимчивости, которым обладает Набоков. Это одна из характернейших черт его литературной физиономии, и с этим связано его тонкое искусство пародии.
Из книги Русская литература в изгнании
В основе этого поразительно блестящего, чуть что не ослепительного таланта лежит комбинация виртуозного владения словом с болезненно-острым зрительным восприятием и необыкновенно цепкой памятью, в результате чего получается какое-то таинственное, почти что жуткое слияние процесса восприятия с процессом запечатления.
...Писателя Сирин изобразил в напечатанном после того романе Дар, где стихи Годунова-Чердынцева пародируют собственные стихи Сирина, тогда как за своей подписью он иногда в эти годы печатал стихи с таинственной пометой Из Ф.Г.Ч., что расшифровывается как Из Ф.Годунова-Чердынцева. Вот почему в творчестве Набокова-Сирина Дар может занять центральное место. Правда, роман оказался не совсем тем, на что надеялся Ходасевич: герой едва ли подан в нем безжалостно-сатирически, а с другой стороны в нем большую роль играет сатирически препарированная биография Чернышевского, которую пишет герой. И все же несравненный пародийный дар Сирина, его поразительная переимчивость нигде не сказались с такой силой. Чего стоят одни пародии на рецензии о книгах Годунова- Чердынпева!
ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ БИЦИЛЛИ (18791953)
историк, культуролог, филолог, критик
Из статьи ВОЗРОЖДЕНИЕ АЛЛЕГОРИИ (Современные записки. 1936. № 61).
Гениальный, но неудобочитаемый Салтыков теперь почти всеми забыт. Вот, должно быть, отчего, когда пишут о Сирине, вспоминают, как его, так сказать, предка. Гоголя, Салтыкова же никогда. Близость Сирина к Гоголю бесспорна... Но Гоголь несравненно осторожнее, сдержаннее, классичнее в пользовании приемами романтической иронии. В разработке гоголевских стилистических схем, основанных на намеренном неразличении живого и мертвого, имеющих целью подчеркнуть бездушность одушевленного, делимость неделимого, индивида, Салтыков и Сирин идут дальше его: Когда Иван Самойлыч явился в столовую, вся компания была уж налицо. Впереди всех торчали черные как смоль усы дорогого именинника; тут же, в виде неизбежного приложения, подвернулась и сухощавая и прямая, как палка, фигурка Шарлотты Готлибовны; по сторонам стояли... и т. д. Этот отрывок из Запутанного дела удивительно похож по своему тону на описание посещения Цинцинната его родственниками. Если после Приглашения на казнь и Истории одного города перечесть Гоголя, то его Мертвые души начинают казаться живыми. Дело не только в том, что Ковалев приходит в отчаяние, потерявши нос, тогда как глуповские градоначальники преспокойно живут, один с органчиком в голове, которую он на ночь снимает с себя, другой с фаршированной головою; или что гоголевские герои всегда сохраняют свое тождество, тогда как Родриг Иванович то и дело скидывается Родионом; главное в словесных внушениях, какими читателю передается видение мира у Гоголя, у Салтыкова и у Сирина. Гоголь не сказал бы, что градоначальник стал потирать лапками свою голову, как сказал Салтыков (см. выше) и как мог бы сказать Сирии (аналогичных словосочетаний у Сирина сколько угодно). Далее, речи Гоголя совершенно чужда та, характерная для Салтыкова и Сирина, смесь ученого, холодно торжественного или приподнятого слога с тривиальностями, которая усугубляет мертвенную жуткость и гротескную уродливость салтыковских и сирийских образов; в его речи меньше элементов вышучивания, издевательства, пародирования, чем в речи двух последних.
Все до сих пор сделанные сближения относятся к области стилистики; они свидетельствуют об общности настроени