Мотивационная сфера эсера-террориста в России начала XX века
Дипломная работа - История
Другие дипломы по предмету История
их представителей радикальных литераторов является Николай Морозов. Он предложил свою формулу жертвенности: Трудно жить и бороться за волю, / Но легко за нее умирать. Эти слова позднее широко тиражировались партийными литераторами. Умирать за свободу я рад… - восклицал один из поэтов.
То же самое чувствовал, упомянутый нами ранее Иван Каляев, которого коллеги по БО прозвали поэт. Поэт-террорист писал стихи о смысле собственной жертвы:
Что мы можем дать народу,
Кроме умных, скучных книг,
Чтоб помочь найти свободу?
Только жизни нашей миг…
Если Каляев писал перед казнью стихи, то его товарищ по работе Зинаида Коноплянникова поэтом себя не считала. И все же пусть по-разному, но перед смертью они говорили об одном и том же: Прости, мой народ! Я так мало могла тебе дать - только одну свою жизнь. Стоит отметить, что последние слова Коноплянниковой не были до конца ее словами, хоть и были искренними. За ее словами стоял утвердившийся в литературе Подпольной России канон, позволявший даже такие широкие обобщения: Привет, народ страдальцев и героев. Герой любил этот народ и отдавал за него жизнь. Литературно-мифологический канон признавал только такую любовь.
Существование канонического героя, правильных биографий, чувств и сюжетов крайне облегчало литературные дебюты молодежи. Идеальные герои жертвовали собой чуть ли не с младенческого возраста, а их юность проходила вся в опасностях, сказочных приключениях по тюрьмам, в ссылке и побегах.
В годы первой русской революции казалось, что террорист стал самым модным литературным персонажем. Даже в обычной приключенческой повести о запрятанном кладе должен действовать террорист. Писатель мог не утруждать себя созданием характера героя-террориста, одно только наличие этого героя в тексте вызывало у читателя представление об идеальном Герое радикальной мифологии. В тоже время, несмотря на унификацию и обезличивание героя, он вызывал в сознании читателей образ конкретного террориста. Например, Иван Каляев, как прототип художественного героя появлялся у Б.В. Савинкова, А. Ремизова, А. Грина.
Можно утверждать, что у героя-революционера были гендерные характеристики: наряду с революционером-мужчиной в литературно-мифологическом пространстве существовали и женщины. Чаще всего это были юные, хрупкие девушки, созданные для светлой и чистой жизни, но принесшие себя в жертву революции.
В мемуарной литературе образ героя складывался за счет написания правильных биографий. Фрагменты этих биографий использовались в прокламациях, листовках эсеров, для агитации и пропаганды террористических методов борьбы. Определенные фрагменты таких биографий попадали в воспоминания и статьи товарищей по партии. В Воспоминаниях Б.В. Савинкова, героями выступали Е. Сазонов, И. Каляев. У Гершуни героем стал он сам. Героями стали Балмашев, все тот же Каляев и др.В воспоминаниях многих эсеров некоторые их товарищи становились примера для подражания, например Гершуни: Перед нами должен был появиться человек, заложивший в самое глухое время реакции краеугольные камни ПСР... Вся жизнь его казалась сказкой, романтической поэмой. И большинство съезда, приветствуя Гершуни как легендарного героя.
Образ героя неразрывно связан с религиозностью террора. Молодой герой, не успевший пожить, приносит себя в жертву. Он жертвует не только жизнь, но и правом любить, создавать семью, особенно характерно в женском варианте героя - образе юных девушек. Герои любят народ и ради него жертвуют собой, герой страдает, он свят, он мученик (терновый венец, страдальческий венец). Герой - это стержень всей радикальной литературы, он является главным оправданием радикализма, террорист - является самой противоречивой фигурой. С одной стороны он выступает как герой-жертва, что снимает моральную дилемму о насилии, которая поднималась в творчестве З.Н. Гиппиус и Д.Н. Мережковского. Но в тот же момент, его действия могли признаваться преступными. Именно жертва, святость этой жертвы, а также принятие тернового венца, делавшего героя-террориста мучеником объединяет эти два понятия образ героя и религиозность террора. О террористах писали повести, стихи, происходила романтизация насилия. Герой литературы Подпольной России был одновременно и идеалом и оправданием российского радикализма и следовательно террора. Конечно, для террористов религиозный язык служил легитимизирующим приемом для их деятельности. И может быть, такое оправдание было тем важнее для них, что легитимность самого царизма обеспечивалась религией, то есть православной церковью. Образ царя сохранял свой сакральный характер до начала XX века и метафорическая сакрализация террориста была зеркальным отражением сакрализации монарха.
3.3Мотивы террористической деятельности и система ценностей эсера-террориста
Изучая террористическую деятельность эсеров в начале XX века, невольно задаешься вопросом, а каковы были мотивы этой деятельности?Что заставляло их работать в терроре, жертвовать собой? Мы выяснили внешние составляющие террористической деятельности - идеологическую, религиозную и героическую или образ героя. Теперь следует выявить внутреннюю составляющую террора - мотивы. Если выявить мотивы террористической деятельности на современном этапе террориз