Куликовская битва в литературных произведениях и исторических источниках

Информация - История

Другие материалы по предмету История

оих вытупиша. Земля словно готова поглотить полчища иноземцев. Былинный образ использует в описании Куликовской битвы Задонщина, как, впрочем, и Сказание…: На том поле силныи тучи ступишася, а из них часто сияли молыньи и загремели громы велицыи.

В некоторых списках Сказания о Мамаевом побоище противник начинавшего битву Пересвета - татарский поединщик Темир-Мурза имеет внешность Идолища поганого из былины Илья Муромец и Идолище:

 

Трею сажень высота его,

А дву сажень ширина его,

Межу плея у него сажень мужа добраго,

А глава его аки пивной котёл,

А межу ушей у него-стрела мерная,

А межу очи у него, аки питии чары,

А конь под ним аки гора велия.

 

Не исключено, что некоторые сюжетные особенности этой былины также были применены в Сказании….

Уже не однажды удивляла учёных несообразностями легенда о переодевании князя Дмитрия Ивановича. Будто бы он перед Куликовской битвой поменялся великокняжеским одеянием и конём со своим любимым боярином Михаилом Бренком. Над ним же знамя чермное велел возить. Объясняя невозможность такого поступка - отказ от доспехов, подогнанных до мелочей, и боевого коня-верного друга и последней надежды воина в трудном бою, - историки не могли понять мотивов такого поведения героя битвы. Тем более что оно вряд ли согласуется с традиционными представлениями о личном героизме и месте полководца во время военных действий. Подвергая достоверность описанного эпизода сомнению, укажем на отсутствие сведений в Задонщине и вообще указаний на переодевание других высокопоставленных участников битвы, например князя Владимира Андреевича. Быть может, смысл переодевания Дмитрия Донского несколько прояснится, если принять этот эпизод как иносказание. В поисках ключа к его расшифровке мы и обращаемся к былине Илья Муромец и Идолище. Отправляясь в Киев, занятый Идолищем, Илья Муромец переодевается в каличье платье, то есть в нищенствующего странника, и неузнанным попадает на пир к своему врагу. На пиру Идолище хвалится своей силой и грозится расправиться с Ильёй, который предстаёт перед ним обыкновенным человеком. Но всё происходит наоборот - победителем становится облачённый в нищенскую одежду ничем не отличающийся от прочих калик Илья Муромец.

И точно так же великий князь Дмитрий, подобно Илье Муромцу, переодевшись в доспехи простого воина, попадает на пир (здесь, пир кровавый-битва) и сокрушает хвалившегося своим многочисленным войском Мамая.

Для Мамая автор Задонщины тоже находит соответствующий образ былинного персонажа-волхва-оборотня. Если раньше, в дохристианскую пору, умение волховать воспринималось как проявление особой мудрости, то по прошествии четырёх столетий после принятия Русью христианства чертами оборотня могли наделить только крайне отрицательного героя. Сцена терпящего поражение татарского войска как бы усугубляется предательским поведением его предводителя: И отскочи Мамай серым волком от своея дружины и притече к Кафы граду. Совершенно иначе действовал его былинный прототип Волх Всеславьевич:

 

Дружина спит, так Волх не спит:

Он обвернетца серым волком,

Бегал-скакал по темным по лесам и по раменью,

А бьет он звери сохатыя,

А и волку, медведю спуску нет,

А и соболи, барсы - любимый кус,

Он заицам, лисицам не брезгивал.

Волх поил-кормил дружину хоробраю,

Абувал-адевал добрых молодцов…

 

Забота Волха Всеславьевича о своей дружине в конечном счёте помогает ему завоевать царство Индеиское и стать тамошним царём. Мамая же в Кафе фряги (жители генуэзской колонии) встречают насмешливой речью, выдержанной в русском народном духе: Нешто тобя князи руские горазно подчивали, ни князей с тобою нет, ни воевод? Нечто гораздо упился у быстрого Дону на поле Куликове, на траве ковыли?

Подобно былинным героям действует в духовном стихе о Дмитрии Солунском святой патрон Дмитрия Донского. Осадивший родной город святого-Салим (Иерусалим, Солым), Мамай грозится, как и былинные злодеи, разорить его, а также уничтожить Салимскую церковь и взять в плен самого Дмитрия Солунского. Однако совершить обещанное Мамаю мешает один Дмитрий. Как настоящий богатырь, правда, уже не на коне, а на осле и в ризе вместо доспехов, выезжает он против Мамаева войска. И всё-таки победа Дмитрия Солунского - это подвиг не одного героя; сопровождающие его ангелы как бы указывают - побеждает тот, с кем Бог. Под впечатлением именно этого духовного стиха и появились на Руси иконы с сюжетом Святой Дмитрий Солунский победи Мамая. Содержание духовного стиха сложилось в результате переосмысления как былинных, так и книжных мотивов греческого жития Дмитрия Солунского, и, возможно, литературных памятников Куликовского цикла. Иначе, откуда могла появиться информация о том, что Мамаю, несмотря на разгром его войска, удалось спастись бегством?

Совсем другой характер оценки борьбы с ордынским игом и Куликовской битвы, в частности, отразился в исторических песнях. Хотя окончательное сложение народных песен как жанра завершается только в XVI веке, они с гораздо большей определённостью связаны с ичторическими событиями, их композиции разнообразнее и динамичнее, а действующие лица не богатыри, а, как правило, обычные люди.

Песня Щелкан Дудентьевич совершенно определённо освещает условия ордынского ига:

 

Шурьев царь дарил,

Азвяк Таврулович,

Городами с