К. Лэш \"Восстание элит и предательство демократии\"
Методическое пособие - Культура и искусство
Другие методички по предмету Культура и искусство
енного \"культурным империализмом\") и стратегий, практическое действие которых подрывает партикуляризм в его конкретном воплощении в качестве соседской общины. В 40-е и 50-е гг., согласно Слиперу, либералы принимали как само собой разумеющееся \"существование общественного строя, внутренне достаточно монолитного и уверенного в себе для того, чтобы принять темнокожих\" на собственных условиях. Было огромное количество расовых трений и несправедливости, но также был и значительный запас доброй воли с обеих сторон. Белых как социальную группу, полагает Слипер, еще можно было \"завоевать\". Не слишком довольные темнокожей миграцией в свои округи, они, тем не менее, стояли за принципы честной игры. (Даже сейчас, замечает Слипер, \"городской белый этнос, попавший на осадное положение, знает, что ... на самом—то деле не перед меньшинствами пасует он; есть вечные богатые и есть некая новоявленная управленческая элита, которая, и в этом состоит утонченнейшая ирония, включает радикалов, в 60-е гг. изводивших богатых, а потом в 80-е наведших марафет, чтобы заявить свои права на классовые привилегии\".) Те, кому темнокожие внушали страх или неприязнь, оказались обезоружены перед моральным героизмом, самодисциплиной и патриотизмом движения за гражданские права. Участники этого движения своей готовностью отправиться за решетку, когда они нарушали закон, доказали глубину своей верности стране, чей расовый этикет они отказывались принимать. Движение оправдало притязания темнокожих на то, чтобы быть лучшими американцами нежели те, кто защищал сегрегацию как американский путь. Требуя, чтобы нация оправдала подававшиеся ею надежды, они взывали к общему критерию справедливости и элементарному чувству пристойности, которое выше расовых границ. С другой стороны, социальный эксперимент, начатый в середине 60-х гг., повел к быстрому вырождению расовых отношений. Акции \"школьный автобус\", \"поддержки представительства\" и \"открытых дверей\" начали угрожать этнической сплоченности соседских общин и загнали белых представителей умеренных слоев в оппозицию. Перед лицом их сопротивления либералы \"отреагировали самоуверенным негодованием\", пользуясь словами Слипера. Темнокожие активисты поощряли расовую поляризацию и требовали новой политики \"коллективного недовольства и уполномочивания\". Они настоятельно говорили о том, что для темнокожих как жертв \"белого расизма\" нельзя устанавливать те же образовательные или гражданско-правовые критерии, что и для белых. Подобные нормы уже сами по себе расистские и не годятся ни на что, кроме как указывать темнокожим их место. Белая левая оппозиция, которая романтизировала афроамериканскую культуру как эмоционально-выразительный, раскрепощающий чувство пола, свободный от тормозящих буржуазных запретов образ жизни, поработала заодно с этими нападками на общий стандарт. Движение за гражданские права зарождалось как выпад против несправедливости двойного стандарта; теперь же сама идея единого стандарта подвергалась нападкам как всё собой венчающий пример \"институционного расизма\". Сколь далеко профессиональные темнокожие активисты, вместе со своими почитателями из либералов и левых, ушли от какого-либо представления об общих стандартах - даже от какого-либо остаточного представления о правде - показывает фиаско в деле Броули. Когда \"изнасилование\" Таваны Броули, объявленное Элом Шарпто-ном и Элтоном Мэддоксом типичным случаем белого угнетения, было разоблачено как липовое, антрополог Стэнли Даймонд заявил в \"Нейшн\", что \"не имеет значения, произошло это преступление или нет\". Даже если этот инцидент был постановкой \"темнокожих актеров\", это представление было осуществлено \"с искусством и без истерики\" и дало картину того, что \"на самом деле случается со слишком многими темнокожими женщинами\". Уильям Кунстлер взял тот же предсказуемый курс: \"Это уже ничего не меняет, случилось ли нападение на Тавану на самом деле. ... [Опровержениями] не замаскируешь факта, что со множеством молодых темнокожих женщин обходятся именно так, как обошлись, по ее словам, с ней\". Это стало заслугой темнокожих активистов, добавлял Кунстлер, что \"теперь у них есть тема, с которой они смогут захватить первые полосы газет и начать энергичную атаку на преступную систему правосудия\". Это было бы (или должнен было бы быть) весьма отрезвляющим опытом - поразмышлять над последствиями кампании против \"расизма\", которая всё больше и больше оборачивается попытками манипулировать прессой: политикой как театром расовых действий. Пока Шарптон и Мэддокс \"захватывают первые полосы\", условия жизни большинства темнокожих в Нью-Йорке продолжают ухудшаться. Акции поддержки представительства дают темнокожим элитам доступ в муниципальную бюрократию и к прессе, но оставляют массы в худшем чем когда-либо положении. И так уже плохо, замечает Слипер, что \"фамилия или цвет кожи сами по себе становятся средством продвинуться\" - политика, которая \"подрывает классический либеральный американский идеал, где индивид считается в значительной степени ответственным за свою судьбу и получает то, что заслужил своими делами\". Еще хуже то, что большинство темнокожих не продвигаются вверх вовсе и что задержку создает та самая воинствующая борьба за права, которая должна их, по ид?/p>