"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
ого мира есть всего лишь умение изобразить этот отрицательный мир. Это умение не означает, что отсутствует иной, положительный мир и что художник не видит и не признает его. Другое дело, что художник, быть может, не в состоянии его изобразить в силу недостаточно развитых художественных способностей или в силу физических или психических свойств. Именно личность автора - собственная личность -и оказывается в центре художественного мира Зощенко с конца 30-х гг. Предмет его литературы в это время - не окружающий мир, а собственное отношение к этому миру. ( Измени свое мнение о тех вещах, которые тебя огорчают, и ты будешь в полной безопасности от них- эта фраза из Аврелия, которую Зощенко цитирует в Возвращенной молодости, пожалуй, наиболее точно отражает его мироощущение этого периода.)
Собственное сатирическое творчество, не дополненное положительным миром, Зощенко воспринимает как проявление несовершенства своей личности, а иронию - как болезнь. ( Не исключено, что, говоря о болезни иронии, Зощенко цитирует Блока, использовавшего этот образ в статье Ирония (1908): Самые живые, самые чуткие дети нашего века поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь - сродни душевным недугам и может быть названа иронией. Как уже было сказано, на статью Блока ссылается в работе о Зощенко А.Бескина, призывая писателя преодолеть эту болезнь вечно зацветающего, но вечно бесплодного духа ). К.Чуковский пишет, вспоминая о встречах с Зощенко в 30-х гг.: Он говорил, что ему отвратителен его иронический тон, который так нравится литературным гурманам, что вообще он считает иронию пороком, тяжелой болезнью, от которой ему, писателю, необходимо лечиться. Потому что для демократического читателя, к которому он обращается со своими писаниями, превыше всего - здоровая ясность и цельность души, простота, добросердечие и радостное принятие мира.
Прежде чем взять в руки перо, я должен перевоспитать, переделать себя - и раньше всего вылечить себя от иронии, которую во мне пробуждает хандра. Известно, что много лет Зощенко вынашивал замысел ( так и не осуществившийся ) повести Записки офицера, отличающийся от его сатирических произведений присутствием положительного начала. Запись одного из разговоров с Зощенко на эту тему приводит М.Слонимский:
Ты можешь ошибаться, считая, что романтика и лирика украшают мои молодые вещи. Это не украшает, это построено на ужасе... Я хочу быть нормальным человеком... Вот напишу Записки офицера, у меня там положительный тип будет... У меня еще продлится какой-то период моего нездоровья, но возможно, что скоро наступит благоприятная полоса, такая, как была до неврастении, два года назад... Потом я стану приблизительно здоровым, нормальным человеком и напишу совершенно здоровую вещь со счастливым концом, авантюрную - Записки офицера, которую я ношу черт знает сколько лет.
Прямую зависимость своего сатирического искусства от здоровья обнаруживает Зощенко и в письмах к Шагинян:
Возможно, что я буду (в дальнейшем) несколько хуже писать, но я пошел и на это, так как иного хода не было - искусство достояние нездоровых людей. А я хочу быть здоровым. И не для поисков наслаждений ( как вы изволите думать ), а для того чтоб жить. Мне и тут иного хода не было. Но есть вероятность, что я искусство не потеряю.
Таким образом, и в творческой рефлексии писателя мы видим доминирование жизни над культурой: искусство приносится в жертву жизни.
Поиски выздоровления от сатиры и иронии определили отношение Зощенко к Гоголю, огромный интерес к которому он испытывал на протяжении всей жизни. На этих отношениях мы остановимся подробнее.
Сравнение с Гоголем оказалось самым жизнеспособным из сравнений, которые можно встретить в литературе о Зощенко. Впервые появившись на страницах журналов в коротеньких рецензиях на рассказы Зощенко 20-х годов, образ Гоголя до сих пор не уходит из критической и мемуарной литературы.
Существенная черта таких сравнений - их многоаспектность: так, стиль раннего Зощенко возводился к сказу гоголевских Вечеров на хуторе близ Диканьки и Повести о капитане Копейкине; в его повестях неоднократно обнаруживались и сюжетные реминисценции из Гоголя (например, сопоставление Козы с Шинелью стало уже традиционным: одним из первых в начале 20-х годов, сразу после выхода повести, В.Переверзев увидел в Забежкине трагикомическую фигуру Акакия Акакиевича, перенесенную в обстановку продовольственной разрухи революционного времени; а И.Оксенов воспринял появление в Козе квартального надзирателя как гоголевскую реминисценцию. Впоследствии эта параллель была подхвачена А.Бескиной, затем она появилась в мемуарах Каверина, а К.Чуковский назвал Забежкина двойником гоголевского Акакия Акакиевича. П.Бицилли сопоставляет некоторые сюжетные и композиционные моменты Мудрости с гоголевской Коляской).
Однако даже самые первые рецензенты не ограничились поиском элементов гоголевской техники в поэтике Зощенко: параллели проводились также в сфере мировосприятия. Любимой гоголевской цитатой всех пишущих о Зощенко стали слова о видимом миру смехе и незримых, неведомых ему слезах .Во всяком смехе человеческом слезы, - пишет А.Меньшой, уже в 1924 году с явными отсылками к Гоголю говоря о жутких рассказах Зощенко. (В это?/p>