"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
акой-то другой выход.
Ждать, когда полюбите марионетку.
Тот же образ появляется в другом письме, адресат которого не установлен:
Вы чудесная, с огромными возможностями, а я смешной и маленький, какая-то марионетка. Вот вы улыбаетесь прекрасным своим ртом, а я, смешная марионетка, за гривенник радости пляшу своим мыслям. (1920)
Несмотря на то, что будущее, по представлению Зощенко, принадлежит зверям, себя он связывает с противоположным полюсом - полюсом неживых, хотя и осознавших свою безжизненность. Не вызывает сомнений то, что идея такого культурного самоотречения прежде всего была для Зощенко связана с именем Ницше. О подобном восприятии личности Ницше русским читателем свидетельствует, например, отзыв В.П. Преображенского, одного из его первых русских рецензентов, который сравнил Ницше с Герценом, одним из благороднейших и даровитейших русских писателей, жизнь которого была таким же мучением искренности и также прошла в неутомимом анализе и беспощадном разбивании самых дорогих своих иллюзии и привязанностей.
Итак, еще в 10-х годах, до начала своего писательского пути. Зощенко выделяет в литературе и жизни два полярных начала: звериное - жизнеспособное, здоровое и сильное, но примитивное - и неживое - утонченное, но слабое, безвольное и нежизнеспособное. Констатируя в набросках к книге На переломе, что жизнь ушла из литературы, писатель в дальнейшем будет стремиться оживить литературу и ее язык, преодолев безжизненность декаданса рубежа веков. Однако эта задача изначально связывается для него и с преодолением собственной безжизненности, поскольку формирование его собственных взглядов в большой степени было связано с той самой умирающей и анемичной культурой, которую он впоследствии отвергает. Идея самосовершенствования впоследствии, как известно, окажется для писателя одной из важнейших, наряду с поисками положительного начала.
Оба полярных мотива и связанные с ними сюжеты и типы героев, открытые Зощенко в 10-х годах, разрабатываются в классических рассказах и повестях Зощенко 20-х - начала 30-х гг. и впоследствии выполняют важные функции в научно-художественных повестях. Появляются они уже в самых первых опубликованных произведениях, которые автор впоследствии называет то повестями, то большими рассказами. Самый ранний из них, Рыбья самка, был, по-видимому, написан в 1920 г., то есть, возможно, даже несколько раньше одной из последних повестей рукописного периода - Серого тумана.
Все эти произведения, действительно, большего объема, чем зощенковские сатирические рассказы 20-х гг. Представляется, что в контексте этих первых повестей имеет смысл рассматривать и два произведения, впоследствии включаемых автором в цикл Сентиментальные повести: Козу и Мудрость. (Повесть Мудрость с самого начала воспринимается автором как не вполне соответствующая общей направленности цикла: уже в первом издании Повестей она вместе с повестью Люди выделена в отдельный раздел, которому предпослано Предупреждение; в двух последних прижизненных изданиях Мудрость и Коза совсем исключены из цикла и включены в раздел Первые повести. Действительно, если считать, что остальные повести цикла объединяет присутствие повествователя, который постоянно дает о себе знать либо вступлениями, предваряющими непосредственное повествование, либо комментирующими отступлениями, - лишь в этих двух повестях присутствие его не ощутимо.)
Мотивы зверя и неживого человека, а также связанный с ними любовный треугольник, где женщина делает выбор, появляются в опубликованных в 1922-1923 гг. рассказах и повестях: Любовь (1922), Веселая жизнь (1922), Метафизика (1922), Рыбья самка(1923) и Коза (1923).
Принцип изображения внешности героев подобного типа остается тем же, что и в ранних произведениях 10-х гг. Звери обладают плотным телосложением, красотой и здоровьем, соответствующими их воле к жизни: о дорожном технике (Рыбья самка) говорится, что он был очень уж красивый и крупный; Красавец!.. И шея хороша, и нос нормальный, и веселиться может...- с грустью думает Забежкин о военном телеграфисте (Коза).
Портреты неживых людей, в свою очередь, являются внешним отражением их нежизнеспособности. Так, генерал Танана из Веселой жизни, подобно Повалишину из Серого тумана, наделяется птичьей внешностью: Малюсенький был старичок, птичий. Вместо волос - какие-то перышки. Носик продолжительный, птичий, и звали его повсюду, старичка этого, чижиком. У Забежкина, в противоположность телеграфисту, и шея тонкая, и все-таки прически никакой нет, и нос загогулиной. Поп Триодин из Рыбьей самки не имеет прямо-таки никакого вида. При малом росте - до плечика матушке - совершенно рыжая наружность. В портрете длинноусого инженера, как и героя неопубликованного рассказа Как она смеет, преобладают тонкие и острые линии, материализующие внутреннюю утонченность и хрупкость героя: В дверях стоял человек с длинными усами и острым носом.
Сильный и здоровый зверь по-прежнему торжествует в зощенковских сюжетах этого периода: Наталья Никаноровна (Любовь) уходит от своего неживого мужа-интеллигента к Гришке Ловцову; матушка (рыбья самка влюбляется в дорожного техника; Домна Павловна (Коза) п