Последний приют поэта (о Лермонтове)
Информация - Культура и искусство
Другие материалы по предмету Культура и искусство
далями в дневном и лунном освещении, там слышится стрекот цикад или пение птиц, там запахи трав и цветов, там растут душистые горные гвоздики. Об этих трогательных цветах она пишет, вспоминая молодость.
тАжТогда и жизнь пахла ландышамитАж С тех пор каждую осень ищу эти скромные цветкитАж Это горные гвоздики. Крохотные белые цветочки на тонком, высоком стебельке без листьев. Что же в них, какое очарование, что всегда, когда находишь их, какая-то радость и умиротворение наполняют душу? Они пахнут ландышами! Они будят воспоминание о светлой юности!
Цветы всегда были в жизни Елизаветы Ивановны. В голодные 20-е годы, когда она постоянно пребывала в долгах и обходила стороной кварталы, где жили ее заимодавцы, последние рубли могли быть истрачены на красивые цветы. Двор музея в период директорства Яковкиной превратился в цветник, и в ее квартире почти всегда были цветы. И теперь, перебирая письма из архива, можно обнаружить засушенные горные гвоздики, фиалки, ландыши 20-х 30-х годов.
Одной из радостей жизни Елизавета Ивановна iитала общение с людьми, и не только известными. По этому поводу она писала в дневнике.
Сколько людей перевидала я за свою долгую жизнь! А вспоминаются не знаменитые, вообще чем-то прославившиеся, а люди, как будто, совсем незначительные, незаметные. И вспоминаются по одному общему признаку доброта. От них ни открытий, ни изобретений, ни книг, ни картинтАж, но они внесли в жизнь такой ценный вклад, как доброта, безграничная любовь к прекрасномутАж
Найти ум, образование, одаренность можно чаще, чем душевную широту, подлинную доброту (не ту, которой щеголяет М.Ф.), доброту, не ищущую компенсаций в виде излияния благодарности и пр. Подлинная доброта в человеке это благоухание цветка. Она исходит не через рассудок и ничего не ждет взамен.
В размышлениях об итоге и смысле жизни, которые время от времени появлялись в дневнике после увольнения из музея, она сожалеет о том, что с юношеских лет много сил истратила на личное, которое, кроме пустоты в душе, ничего не дало. Мучает мысль о том, что ничего уже не успеет сделать, что ни к чему теперь весь архив и все то, что сохранила память о виденном и слышанном. Елизавета Ивановна мечтала сделать работу об истории периодической печати на Кавказе. Для этой работы материалы накапливались всю жизнь. Она знала этот вопрос изнутри, была знакома со многими редакторами, владельцами издательств, журналистами и наборщиками. Именно в этой области сохранила память многое из виденного и слышанного. Но и эта работа не закончена и в дневнике сетования о зарытых таланах.
Жизнь уходит капля за каплейтАж Даже физически ощущаешь этотАж Не жаль было бы, если бы сделал все, что мог сделать за свою жизнь. Многие ли могут сказать себе iистой совестью: Да, я ни одного талана не зарыл, все были пущены в оборот. А как горько, когда знаешь, что большую часть своих таланов, своего душевного капитала, растратил впустую, на ветертАж
Как странно, вот, кажется остановиться сейчас сердце, и все оборвется, а выпьешь какие-то капли и сердце вновь заработало. Даже как-то смешно: вот стоит малюсенький пузыречек с сердечными каплями и в нем жизнь. Ну, а если б не выпить этих капель? Неужели бы конец? Остались бы вещи, записанные мысли, а тебя уже не было бы. Несколько коричневых капель дают возможность еще что-то сделать, написать кому-то письма, кому-то что-то сказать, видеть небо, деревья, цветы.
Одновременно с сетованиями рассуждения о том смысле и мироощущении, которые всегда присутствовали в ее жизни: Смысл только в том, чтобы что-то сделать? А нет ли смысла в том, чтобы радоваться первым клейким листочкам на тополях, теплой струе душистого весеннего воздуха, пению милой славочки, черноголовочки? В жизни неизмеримо больше вещей, которые дают человеку радость, чем вещей, которые его огорчают. А мы по слепоте часто видим только эти огорчительные вещи. Эх, мы! Как сказал бы в 4 года Рустем.
Радость до конца дней давали: общение с людьми, книги, стихи, музыка, цветы они же спасали от отчаяния.
Местом общения с людьми в последние годы была собственная квартира. При этом, как правило, не обходилось без кофе или чая, которые Елизавета Ивановна приготавливала мастерски. Вообще, все, приготовленное ею, даже простенький салат, было необыкновенно вкусно, очевидно, оттого, что было заправлено любовью. Дефицитные в Советские времена кофе, чай, сыры и любимая тахинная халва присылались друзьями из Москвы и Ленинграда. Продукты, различные мелочи быта, пластинки с музыкальными записями чаще всего присылала из Москвы семья Головановых, дружба с которой началась еще в 20-е годы. Дружба Елизаветы Ивановны с некоторыми семьями (Головановых, Волчановых, Дороновичей и др.) длилась всю ее жизнь, начиналась с ровесниками, а затем продолжалась с их детьми и внуками.
Елизавета Ивановна любила делиться с посетителями радостью от прослушивания любимых музыкальных произведений. Часто для пришедшего гостя звучали: первая симфония Калинникова, Болеро Равеля, музыкальные отрывки из Пер-Гюнта Грига, произведения Шопена, Чайковского, Моцарта и др. Если гость при этом пытался прочитать что-нибудь о звучащем произведении на обложке пластинки, она осторожно отбирала читаемое. А затем объясняла, что музыка единственный вид искусства, который действует непосредственно на чувства и не требует словесных пояснений.
В трудные времена от отчаяния чаще всего спасал Диккенс. Еще в 1904 г. в письме жених