Последний приют поэта (о Лермонтове)
Информация - Культура и искусство
Другие материалы по предмету Культура и искусство
теперь, когда берешь из этой груды написанного несколько листков, читаешь их уже не как свое, а что-то чужое, так думаешь что, право, это совсем не плохотАж И вот тогда начинается мукатАж Верить бы тому, что диктовало какое то чувство, торчащее, как острый кол внутри, тогда был бы на той дороге, которая как бы ни была трудна, но была бы той, о которой можно сказать: моя дорога.
Просматривала кое-какие старые письма. Все храню их, и где-то таится надежда, что когда-нибудь засяду за работу над большой вещью и все эти письма ведь это документы пригодятся. Просматриваю, вспоминаю давно уже забытое. Сколько, однако, мусору было в жизнитАж
Какая уймища писем! Мне всегда было жаль уничтожать человеческие документы. Ведь каждое письмо частичка жизни, совершенно неповторимая. Когда-нибудь кому-нибудь все это могло бы пригодиться.
В наше время с умалением роли эпистолярного жанра, который заменяют телефонное общение и Интернет, собрание писем из архива Яковкиной явление ушедшей эпохи. В этих письмах, при изящности и легкости стиля, те самые мысли и переживания, ценные и неуловимые, которые она всегда советовала записывать своим близким, так как слова и поступки не отражают всего человека.
Трудовая жизнь Яковкиной началась, когда она была еще подростком. На жизнь себе и матери она подрабатывала шитьем и иногда статьями в газете Пермский край. Учебу в прогимназии и гимназии оплачивали благотворители, в частности, тетка ее будущего мужа. С переездом на Кавказ появилось первое постоянное место работы в газете Казбек, где она вела рубрику судебной хроники, дававшей богатый материал для писательского дела.
В газетах она сотрудничала практически всю жизнь в качестве штатного и нештатного корреспондента или корректора. Перу Яковкиной принадлежат многочисленные статьи, очерки и рассказы, печатавшиеся в центральных и местных газетах и журналах (Русское слово, Казбек, Пятигорский листок, Пятигорское эхо, Отклики Кавказа, Ставрополье и др.)
Главными темами литературных опытов в молодости были романтика человеческих отношений и любовь, их красота и трагизм, потому что нет ничего более непрочного, чем человеческие отношения. Годы юности и молодости Яковкиной относятся ко времени массового увлечения норвежским писателем Кнутом Гамсуном, влияние которого чувствуется в ее произведениях. Она рассказывала, что в какой-то период жизни iитала, что в мире нет писателя, равного Гамсуну.
МузыкатАж поэзиятАж книгитАж работатАж любовьтАж ими наполнена долгая жизнь. Все это странным образом переплеталось в юности, зрелости, старости. Интимные дневники Елизаветы Ивановны это поэмы в прозе.
Моя жизнь была любовь. Во мне был талант любить. И никто никогда не понял этого. Признавая любовь высшей ценностью, она никогда не была ханжой, любила и была любима. Бог одарил меня великой любовью. Она осветила всю мою жизнь. Пусть были горе, страдания, душа никогда не была мертва. Что же, что это оказался самообман? Спасибо, что не поняла этого раньше! из дневника 1966 г.
И вот еще мысли из письма другу, касающиеся человеческих отношений: Мне хочется, чтобы ты постиг две истины: 1-ю, что главное не то, что человек получает, а то, что он отдает; 2ю, что важно, чтобы человек отдавал без оглядки все, что имеет.
Основной мотив оценки ею людей, проходящий стежками через записи, письма, дневники, хорошо выражен в строчках из сказки Антуана Сент-Экзюпери: Зорко одно только сердце, главного глазами не увидишь.
Об этом же в стихотворении А. Фета, которое можно было слышать в прочтении Елизаветы Ивановны и в последние годы.
Пусть свет клянет и негодует: он на слова прощенья нем!
Пойми, что сердце только чует невыразимое ничем,
То, что в явленьи незаметном дрожит, гармонией дыша,
И в тайнике своем заветном хранит бессмертная душа.
Одним лучом из ока в око, одной улыбкой уст немых,
Со всем, что мучило жестоко, единый примеряет миг.
Эти стихи как-то накладывались на ее жизненный опыт. В письмах, ей адресованных, много признаний в любви робких, поэтичных или отчаянных, в них о ее необыкновенных глазах и взгляде.
У Яковкиной была удивительная способность притягивать к себе интересных людей. Они окружали ее во все периоды жизни, они помогали ей в создании музея. Один из них довоенный директор Ростовского музея изобразительных искусств "адимир Никифорович Свищев, погибший на фронте в дни освобождения Пятигорска от фашистов. Очевидно, как альпинист, он воевал в горах Кавказа. В 1937-1941 гг. Свищев много помогал ей в обустройстве музея, подготовке к юбилею и советами, и выполнением макетов Лермонтовских мест для экспозиции, приобретением инвентаря, что тоже было проблемой, был соавтором публикаций по краеведению и туризму. Ему посвящена одна из дневниковых тетрадей, и вот запись, которую он, конечно, никогда не читал:
06.12.38 г.
Боже мой! Как пуста моя жизнь без ВастАж Я пишу эти строки и, если бы кто-нибудь когда-нибудь взглянул на них, он никогда бы не поверил, что в них кроется целомудрие. Милый друг, мое отношение к Вам перешло за грань чувственности и стало каким-то духовно-экстазным.
Вы, вероятно, знаете, что сплетни о нас утвердились среди наших знакомых. Я их не допускала, но Вы оказались правы. Но, если б Вы только знали, до какой степени они не трогают меня. Глупые люди! Жалкая фантазия! Они не представляют, что могут быть отношения