Книги, научные публикации Pages:     | 1 |   ...   | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |   ...   | 11 |

ПАМЯТНИКИ ЛИТЕРАТУРЫ ПАМЯТНИКИ ЛИТЕРАТУРЫ.М. Достоевскiй.М. Достоевскiй ИДIОТЪ ИДIОТЪ Романъ въ четырехъ частяхъ Романъ въ четырехъ частяхъ ImWerdenVerlag Mnchen Ч Москва 2007 й - ...

-- [ Страница 7 ] --

броситься на свой диванъ, уткнуть лицо въ подушку и пролежать такимъ образомъ день, ночь, еще день. Мгновенiями ему мечтались и горы, и именно одна знакомая точка въ горахъ, которую онъ всегда любилъ припоминать, и куда онъ любилъ ходить, когда еще жилъ тамъ, и смотрть оттуда внизъ на деревню, на чуть мелькавшую внизу блую нитку водопада, на блыя облака, на заброшенный старый замокъ. О, какъ бы онъ хотлъ очутиться теперь тамъ и думать объ одномъ, Ч о! всю жизнь объ этомъ только Ч и на тысячу тъ бы хватило! И пусть, пусть здсь совсмъ забудутъ его. О, это даже нужно, даже лучше, еслибъ и совсмъ не знали его, и все это виднiе было бы въ одномъ только сн. Да и не все ли равно, что во сн, что на яву! Иногда вдругъ онъ начиналъ приглядываться къ Агла и по пяти минутъ не отрывался взглядомъ отъ ея лица;

но взглядъ его былъ слишкомъ страненъ: казалось, онъ глядлъ на нее какъ на предметъ, находящiйся отъ него за дв версты, или какъ бы на портретъ ея, а не на нее самое.

Ч Что вы на меня такъ смотрите, князь? сказала она вдругъ, прерывая веселый разговоръ и смхъ съ окружающими. Ч Я васъ боюсь;

мн все кажется, что вы хотите протянуть вашу руку и дотронуться до моего лица пальцемъ, чтобъ его пощупать. Не правда ли, Евгенiй Павлычъ, онъ такъ смотритъ?

Князь выслушалъ, казалось, въ удивленiи, что къ нему обратились, сообразилъ, хотя, можетъ-быть, и не совсмъ понялъ, не отвтилъ, но видя, что она и вс смются, вдругъ раздвинулъ ротъ и началъ смяться и самъ. Смхъ кругомъ усилился;

офицеръ, должно-быть человкъ смтливый, просто прыснулъ со смху.

Аглая вдругъ гнвно прошептала про себя:

Ч Идiотъ!

Ч Господи! Да неужели она такого.... неужели жь она совсмъ помшается! проскрежетала про себя Лизавета Прокофьевна.

Ч Это шутка. Это та же шутка, что и тогда съ бднымъ рыцаремъ, твердо прошептала ей на ухо Александра, Ч и ничего больше! Она, по-своему, его опять на зубокъ подняла. Только слишкомъ далеко зашла эта шутка;

это надо прекратить, maman!

Давеча она какъ актриса коверкалась, насъ изъ-за шалости напугала....

Ч Еще хорошо, что на такого идiота напала, перешепнулась съ ней Лизавета Прокофьевна. Замчанiе дочери все-таки облегчило ее.

Князь однакоже слышалъ какъ его назвали идiотомъ и вздрогнулъ, но не отъ того что его назвали идiотомъ. Идiота онъ тотчасъ забылъ. Но въ толп, недалеко отъ того мста гд онъ сидлъ, откуда-то сбоку Ч онъ-бы никакъ не указалъ въ какомъ именно мст и въ какой точк Ч мелькнуло одно лицо, блдное лицо, съ курчавыми темными волосами, съ знакомыми, очень знакомыми улыбкой и взглядомъ, Ч мелькнуло и исчезло. Очень могло быть, что это только вообразилось ему;

отъ всего виднiя остались у него во впечатлнiи кривая улыбка, глаза и свтло зеленый франтовской шейный галстукъ, бывшiй на промелькнувшемъ господин. Исчезъ ли этотъ господинъ въ толп, или прошмыгнулъ въ воксалъ, князь тоже не могъ бы опредлить.

Но минуту спустя онъ вдругъ быстро и безпокойно сталъ озираться кругомъ;

это первое виднiе могло быть предвстникомъ и предшественникомъ втораго виднiя. Это должно было быть наврно. Неужели онъ забылъ о возможной встрч, когда отправлялись въ воксалъ? Правда, когда онъ шелъ въ воксалъ, то, кажется, и не зналъ совсмъ, что идетъ сюда, Ч въ такомъ онъ былъ состоянiи. Еслибъ онъ умлъ или могъ быть внимательне, то онъ еще четверть часа назадъ могъ-бы замтить, что Аглая изрдка и тоже какъ-бы съ безпокойствомъ мелькомъ оглядывается, тоже точно ищетъ чего-то кругомъ себя. Теперь, когда безпокойство его стало сильно замтно, возрасло волненiе и безпокойство Аглаи, и лишь только онъ оглядывался назадъ, почти тотчасъ же оглядывалась и она. Разршенiе тревоги скоро послдовало.

Изъ того самаго боковаго выхода изъ воксала, близь котораго помщались князь и вся компанiя Епанчиныхъ, вдругъ показалась цлая толпа, человкъ, по крайней мр, въ десять. Впереди толпы были три женщины;

дв изъ нихъ были удивительно хороши собой, и не было ничего страннаго, что за ними двигается столько поклонниковъ. Но и поклонники, и женщины, Ч все это было нчто особенное, нчто совсмъ не такое какъ остальная публика, собравшаяся на музыку. Ихъ тотчасъ замтили почти вс, но большею частiю старались показывать видъ, что совершенно ихъ не видятъ, и только разв нкоторые изъ молодежи улыбнулись на нихъ, передавая другъ другу что-то вполголоса. Не видть ихъ совсмъ было нельзя: они явно заявляли себя, говорили громко, смялись. Можно было предположить, что между ними многiе и хмльные, хотя на видъ нкоторые были въ франтовскихъ и изящныхъ костюмахъ;

но тутъ же были люди и весьма страннаго вида, въ странномъ плать, съ странно-воспламененными лицами;

между ними было нсколько военныхъ;

были и не изъ молодежи;

были люди комфортно одтые, въ широко и изящно сшитомъ плать, съ перстнями и запонками, въ великолпныхъ смоляно-черныхъ парикахъ и бакенбардахъ и съ особенно благородною, хотя нсколько брезгливою осанкой въ лиц, но отъ которыхъ, впрочемъ, сторонятся въ обществ какъ отъ чумы. Между нашими загородными собранiями, конечно, есть и отличающiяся необыкновенною чинностiю и имющiя особенно хорошую репутацiю;

но самый осторожный человкъ не можетъ всякую минуту защититься отъ кирпича, падающаго съ сосдняго дома.

Этотъ кирпичъ готовился теперь упасть и на чинную публику, собравшуюся у музыки.

Чтобы перейдти изъ воксала на площадку, гд расположенъ оркестръ, надобно сойдти три ступеньки. У самыхъ этихъ ступенекъ и остановилась толпа;

сходить не ршались, но одна изъ женщинъ выдвинулась впередъ;

за нею осмлились послдовать только двое изъ ея свиты. Одинъ былъ довольно скромнаго вида человкъ среднихъ тъ, съ порядочною наружностью во всхъ отношенiяхъ, но имвшiй видъ ршительнаго бобыля, то-есть изъ такихъ, которые никогда никого не знаютъ, и которыхъ никто не знаетъ. Другой, не отставшiй отъ своей дамы, былъ совсмъ оборванецъ, самаго двусмысленнаго вида. Никто больше не послдовалъ за эксцентричною дамой;

но сходя внизъ, она даже и не оглянулась назадъ, какъ-будто ей ршительно все равно было, слдуютъ ли за ней или нтъ. Она смялась и громко разговаривала попрежнему;

одта была съ чрезвычайнымъ вкусомъ и богато, но нсколько пышне чмъ слдовало. Она направилась мимо оркестра на другую сторону площадки, гд близь дороги ждала кого-то чья-то коляска.

Князь не видалъ ея уже слишкомъ три мсяца. Вс эти дни по прiзд въ Петербургъ онъ собирался быть у нея;

но, можетъ-быть, тайное предчувствiе останавливало его. По крайней мр, онъ никакъ не могъ угадать предстоящее ему впечатлнiе при встрч съ нею, а онъ со страхомъ старался иногда представить его. Одно было ясно ему, Ч что встрча будетъ тяжелая. Нсколько разъ припоминалъ онъ въ эти шесть мсяцевъ то первое ощущенiе, которое произвело на него лицо этой женщины, еще когда онъ увидалъ его только на портрет;

но даже во впечатлнiи отъ портрета, припоминалъ онъ, было слишкомъ много тяжелаго. Тотъ мсяцъ въ провинцiи, когда онъ чуть не каждый день видлся съ нею, произвелъ на него дйствiе ужасное, до того, что князь отгонялъ иногда даже воспоминанiе объ этомъ еще недавнемъ времени. Въ самомъ лиц этой женщины всегда было для него что то мучительное: князь, разговаривая съ Рогожинымъ, перевелъ это ощущенiе ощущенiемъ безконечной жалости, и это была правда:

лицо это еще съ портрета вызывало изъ его сердца цлое страданiе жалости;

это впечатлнiе состраданiя и даже страданiя за это существо не оставляло никогда его сердца, не оставило и теперь. О, нтъ, даже было еще сильне. Но тмъ, что онъ говорилъ Рогожину, князь остался недоволенъ;

и только теперь, въ это мгновенiе ея внезапнаго появленiя, онъ понялъ, можетъ-быть непосредственнымъ ощущенiемъ, чего не доставало въ его словахъ Рогожину. Недоставало словъ, которыя могли-бы выразить ужасъ;

да, ужасъ! Онъ теперь, въ эту минуту, вполн ощущалъ его;

онъ былъ увренъ, былъ вполн убжденъ, по своимъ особымъ причинамъ, что эта женщина Ч помшанная. Еслибы, любя женщину боле всего на свт, или предвкушая возможность такой любви, вдругъ увидть ее на цпи, за желзною ршеткой, подъ палкой смотрителя, Ч то такое впечатлнiе было бы нсколько сходно съ тмъ, что ощутилъ теперь князь.

Ч Что съ вами? быстро прошептала Аглая, оглядываясь на него и наивно дергая его за руку.

Онъ повернулъ къ ней голову, поглядлъ на нее, заглянулъ въ ея черные, непонятно для него сверкавшiе въ эту минуту глаза, попробовалъ усмхнуться ей, но вдругъ, точно мгновенно забывъ ее, опять отвелъ глаза направо и опять сталъ слдить за своимъ чрезвычайнымъ виднiемъ. Настасья Филипповна проходила въ эту минуту мимо самыхъ стульевъ барышень. Евгенiй Павловичъ продолжалъ разказывать что-то, должно-быть, очень смшное и интересное, Александр Ивановн, говорилъ быстро и одушевленно.

Князь помнилъ, что Аглая вдругъ произнесла полушепотомъ:

Какая.... Слово неопредленное и недоговоренное;

она мигомъ удержалась и не прибавила ничего боле, но этого было уже довольно. Настасья Филипповна, проходившая какъ бы не примчая никого въ особенности, вдругъ обернулась въ ихъ сторону и какъ будто только теперь примтила Евгенiя Павловича.

Ч Б-ба! Да вдь вотъ онъ! воскликнула она, вдругъ останавливаясь: Ч То ни съ какими курьерами не отыщешь, то какъ нарочно тамъ сидитъ гд и не вообразишь.... Я вдь думала, что ты тамъ.... у дяди!

Евгенiй Павловичъ вспыхнулъ, бшено посмотрлъ на Настасью Филипповну, но поскорй опять отъ нея отвернулся.

Ч Что?! Разв не знаешь? Онъ еще не знаетъ, представьте себ! Застрлился! Давеча утромъ дядя твой застрлился! Мн еще давеча въ два часа сказывали;

да ужь полгорода теперь знаетъ;

трехсотъ пятидесяти тысячъ казенныхъ нтъ, говорятъ, а другiе говорятъ: пятисотъ. А я-то все разчитывала, что онъ теб еще наслдство оставитъ;

все просвисталъ. Развратнйшiй былъ старикашка.... Ну, прощай, bonne chance! Такъ неужели не създишь? То-то ты въ отставку заблаговременно вышелъ, хитрецъ! Да вздоръ, зналъ, зналъ заран: можетъ, вчера еще зналъ....

Хотя въ нагломъ приставанiи, въ афишеванiи знакомства и короткости, которыхъ не было, заключалась непремнно цль, и въ этомъ уже не могло быть теперь никакого сомннiя, Ч но Евгенiй Павловичъ думалъ сначала отдлаться какъ-нибудь такъ, и во что бы ни стало не замтить обидчицы. Но слова Настасьи Филипповны ударили въ него какъ громомъ;

услыхавъ о смерти дяди, онъ поблднлъ какъ платокъ и повернулся къ встовщиц. Въ эту минуту Лизавета Прокофьевна быстро поднялась съ мста, подняла всхъ за собой и чуть не побжала оттуда. Только князь Левъ Николаевичъ остался на одну секунду на мст, какъ-бы въ нершимости, да Евгенiй Павловичъ все еще стоялъ, не опомнившись. Но Епанчины не успли отойдти и двадцати шаговъ, какъ разразился страшный скандалъ.

Офицеръ, большой прiятель Евгенiя Павловича, разговаривавшiй съ Аглаей, былъ въ высшей степени негодованiя:

Ч Тутъ просто хлыстъ надо, иначе ничмъ не возьмешь съ этою тварью! почти громко проговорилъ онъ. (Онъ, кажется, былъ и прежде конфидентомъ Евгенiя Павловича.) Настасья Филипповна мигомъ обернулась къ нему. Глаза ея сверкнули;

она бросилась къ стоявшему въ двухъ шагахъ отъ нея и совсмъ незнакомому ей молодому человку, державшему въ рук тоненькую, плетеную тросточку, вырвала ее у него изъ рукъ и изо всей силы хлестнула своего обидчика наискось по лицу. Все это произошло въ одно мгновенiе.... Офицеръ, не помня себя, бросился на нее;

около Настасьи Филипповны уже не было ея свиты;

приличный господинъ среднихъ тъ уже усплъ стушеваться совершенно, а господинъ навесел стоялъ въ сторон и хохоталъ что было мочи. Чрезъ минуту, конечно, явилась бы полицiя, но въ эту минуту горько пришлось бы Настась Филипповн, еслибы не подоспла неожиданная помощь: князь, остановившiйся тоже въ двухъ шагахъ, усплъ схватить сзади за руки офицера. Вырывая свою руку, офицеръ сильно оттолкнулъ его въ грудь;

князь отлетлъ шага на три и упалъ на стулъ. Но у Настасьи Филипповны уже явились еще два защитника. Предъ нападавшимъ офицеромъ стоялъ боксеръ, авторъ знакомой читателю статьи и дйствительный членъ прежней Рогожинской компанiи.

Ч Келлеръ! Поручикъ въ отставк, отрекомендовался онъ съ форсомъ. Ч Угодно въ рукопашную, капитанъ, то замняя слабый полъ, къ вашимъ услугамъ;

произошелъ весь англiйскiй боксъ. Не толкайтесь, капитанъ;

сочувствую кровавой обид, но не могу позволить кулачнаго права съ женщиной въ глазахъ публики. Если же, какъ прилично блага-ароднйшему лицу на другой манеръ, то Ч вы меня, разумется, понимать должны, капитанъ....

Но капитанъ уже опомнился и уже не слушалъ его. Въ эту минуту появившiйся изъ толпы Рогожинъ быстро подхватилъ подъ руку Настасью Филипповну и повелъ ее за собой. Съ своей стороны, Рогожинъ казался потрясеннымъ ужасно, былъ блденъ и дрожалъ.

Уводя Настасью Филипповну, онъ усплъ-таки злобно засмяться въ глаза офицеру и съ видомъ торжествующаго гостинодворца проговорить:

Ч Тью! Что взялъ! Рожа-то въ крови! Тью!

Опомнившись и совершенно догадавшись съ кмъ иметъ дло, офицеръ вжливо (закрывая впрочемъ лицо платкомъ) обратился къ князю, уже вставшему со стула.

Ч Князь Мышкинъ, съ которымъ я имлъ удовольствiе познакомиться?

Ч Она сумашедшая! Помшанная! Увряю васъ! отвчалъ князь дрожащимъ голосомъ, протянувъ къ нему для чего-то свои дрожащiя руки.

Ч Я, конечно, не могу похвалиться такими свднiями;

но мн надо знать ваше имя.

Онъ кивнулъ головой и отошелъ. Полицiя подоспла ровно пять секундъ спустя посл того какъ скрылись послднiя дйствующiя лица. Впрочемъ, скандалъ продолжался никакъ не доле двухъ минутъ. Кое-кто изъ публики встали со стульевъ и ушли, другiе только пересли съ однихъ мстъ на другiя;

третьи были очень рады скандалу;

четвертые сильно заговорили и заинтересовались. Однимъ словомъ, дло кончилось по обыкновенiю.

Оркестръ заигралъ снова. Князь пошелъ вслдъ за Епанчиными.

Еслибъ онъ догадался, или усплъ взглянуть налво, когда сидлъ на стул, посл того какъ его оттолкнули, то увидлъ-бы Аглаю, шагахъ въ двадцати отъ него, остановившуюся глядть на скандальную сцену и не слушавшую призывовъ матери и сестеръ, отошедшихъ уже дале. Князь Щ., подбжавъ къ ней, уговорилъ ее наконецъ поскоре уйдти. Лизавета Прокофьевна запомнила, что Аглая воротилась къ нимъ въ такомъ волненiи, что врядъ ли и слышала ихъ призывы. Но ровно чрезъ дв минуты, когда только вошли въ паркъ, Аглая проговорила своимъ обыкновеннымъ равнодушнымъ и капризнымъ голосомъ:

Ч Мн хотлось посмотрть чмъ кончится комедiя.

III.

Происшествiе въ воксал поразило и мамашу, и дочекъ почти ужасомъ. Въ тревог и въ волненiи, Лизавета Прокофьевна буквально чуть не бжала съ дочерьми изъ воксала всю дорогу домой. По ея взгляду и понятiямъ, слишкомъ много произошло и обнаружилось въ этомъ происшествiи, такъ что въ голов ея, несмотря на весь безпорядокъ и испугъ, зарождались уже мысли ршительныя. Но и вс понимали, что случилось нчто особенное, и что, можетъ-быть еще и къ счастiю, начинаетъ обнаруживаться какая-то черезвычайная тайна. Несмотря на прежнiя завренiя и объясненiя князя Щ., Евгенiй Павловичъ выведенъ былъ теперь наружу, обличенъ, открытъ и лобнаруженъ формально въ своихъ связяхъ съ этою тварью. Такъ думала Лизавета Прокофьевна и даже об старшiя дочери. Выигрышъ изъ этого вывода былъ тотъ, что еще больше накопилось загадокъ. Двицы хоть и негодовали отчасти про себя на слишкомъ уже сильный испугъ и такое явное бгство мамаши, но, въ первое время сумятицы, безпокоить ее вопросами не ршались. Кром того, почему-то казалось имъ, что сестрица ихъ, Аглая Ивановна, можетъ-быть, знаетъ въ этомъ дл боле чмъ вс он трое съ мамашей. Князь Щ. былъ тоже мраченъ какъ ночь и тоже очень задумчивъ. Лизавета Прокофьевна не сказала съ нимъ во всю дорогу ни слова, а онъ, кажется, и не замтилъ того. Аделаида попробовала было у него спросить: О какомъ это дяд сейчасъ говорили, и что тамъ такое въ Петербург случилось? Но онъ пробормоталъ ей въ отвтъ, съ самою кислою миной, что-то очень неопредленное, о какихъ-то справкахъ, и что все это, конечно, одна нелпость. Въ этомъ нтъ сомннiя! отвтила Аделаида и уже боле ни о чемъ не спрашивала. Аглая же стала что-то необыкновенно спокойна и замтила только дорогой, что слишкомъ уже скоро бгутъ. Разъ она обернулась и увидла князя, который ихъ догонялъ. Замтивъ его усилiя ихъ догнать, она насмшливо улыбнулась и уже боле на него не оглядывалась.

Наконецъ, почти у самой дачи, повстрчался шедшiй имъ навстрчу Иванъ едоровичъ, только-что воротившiйся изъ Петербурга. Онъ тотчасъ же, съ перваго слова, освдомился объ Евгенiи Павлович. Но супруга грозно прошла мимо него, не отвтивъ и даже не поглядвъ на него. По глазамъ дочерей и князя Щ. онъ тотчасъ же догадался, что въ дом гроза. Но и безъ этого его собственное лицо отражало какое-то необыкновенное безпокойство. Онъ тотчасъ взялъ подъ руку князя Щ., остановилъ его у входа въ домъ и почти шепотомъ переговорилъ съ нимъ нсколько словъ. По тревожному виду обоихъ, когда взошли потомъ на террасу и прошли къ Лизавет Прокофьевн, можно было подумать, что они оба услыхали какое-нибудь чрезвычайное извстiе. Мало-по-малу вс собрались у Лизаветы Прокофьевны на верху, и на террас остался наконецъ одинъ только князь. Онъ сидлъ въ углу, какъ бы ожидая чего-то, а впрочемъ и самъ не зная зачмъ;

ему и въ голову не приходило уйдти, видя суматоху въ дом;

казалось, онъ забылъ всю вселенную и готовъ былъ высидть хоть два года сряду, гд бы его ни посадили. Съ верху слышались ему иногда отголоски тревожнаго разговора. Онъ самъ бы не сказалъ сколько просидлъ тутъ. Становилось поздно и совсмъ смеркалось. На террасу вдругъ вышла Аглая;

съ виду она была спокойна, хотя нсколько блдна. Увидвъ князя, котораго лочевидно не ожидала встртить здсь на стул, въ углу, Аглая улыбнулась, какъ бы въ недоумнiи.

Ч Что вы тутъ длаете? подошла она къ нему.

Князь что-то пробормоталъ, сконфузясь, и вскочилъ со стула;

но Аглая тотчасъ же сла подл него, услся опять и онъ. Она вдругъ, но внимательно его осмотрла, потомъ посмотрла въ окно, какъ бы безо всякой мысли, потомъ опять на него. Можетъ-быть, ей хочется засмяться, подумалось князю, но нтъ, вдь она бы тогда засмялась.

Ч Можетъ-быть, вы чаю хотите, такъ я велю, сказала она, посл нкотораго молчанiя.

Ч Н-нтъ.... Я не знаю....

Ч Ну какъ про это не знать! Ахъ да, послушайте: еслибы васъ кто-нибудь вызвалъ на дуэль, что бы вы сдлали? Я еще давеча хотла спросить.

Ч Да.... кто же.... меня никто не вызоветъ на дуэль.

Ч Ну еслибы вызвали? Вы бы очень испугались?

Ч Я думаю, что я очень.... боялся бы.

Ч Серiезно? Такъ вы трусъ?

Ч Н-нтъ;

можетъ-быть, и нтъ. Трусъ тотъ, кто боится и бжитъ;

а кто боится и не бжитъ, тотъ еще не трусъ, Ч улыбнулся князь, пообдумавъ.

Ч А вы не убжите?

Ч Можетъ-быть и не убгу, засмялся онъ наконецъ вопросамъ Аглаи.

Ч Я хоть женщина, а ни за что бы не убжала, замтила она чуть не обидчиво. Ч А впрочемъ, вы надо мной сметесь и кривляетесь по вашему обыкновенiю, чтобы себ больше интересу придать;

скажите: стрляютъ обыкновенно съ двнадцати шаговъ?

Иные и съ десяти? Стало-быть, это наврно быть убитымъ или раненымъ?

Ч На дуэляхъ, должно-быть, рдко попадаютъ.

Ч Какъ рдко? Пушкина же убили.

Ч Это, можетъ-быть, случайно.

Ч Совсмъ не случайно;

была дуэль на смерть, его и убили.

Ч Пуля попала такъ низко, что врно Дантесъ цлилъ куда нибудь выше, въ грудь или въ голову;

а такъ никто не цлитъ, стало-быть, скоре всего пуля попала въ Пушкина случайно, уже съ промаха. Мн это компетентные люди говорили.

Ч А мн это одинъ солдатъ говорилъ, съ которымъ я одинъ разъ разговаривала, что имъ нарочно, по уставу, велно цлиться, когда они въ стрлки разсыпаются, въ полчеловка;

такъ и сказано у нихъ: въ полчеловка. Вотъ уже, стало-быть, не въ грудь и не въ голову, а нарочно въ полчеловка велно стрлять. Я спрашивала потомъ у одного офицера, онъ говорилъ, что это точно такъ и врно.

Ч Это врно, потому что съ дальняго разстоянiя.

Ч А вы умете стрлять?

Ч Я никогда не стрлялъ.

Ч Неужели и зарядить пистолетъ не умете?

Ч Не умю. То-есть, я понимаю какъ это сдлать, но я никогда самъ не заряжалъ.

Ч Ну, такъ значитъ и не умете, потому что тутъ нужна практика! Слушайте же и заучите: вопервыхъ, купите хорошаго пистолетнаго пороху, не мокраго (говорятъ, надо не мокраго, а очень сухаго), какого-то мелкаго, вы уже такого спросите, а не такого, которымъ изъ пушекъ палятъ. Пулю, говорятъ, сами какъ то отливаютъ. У васъ пистолеты есть?

Ч Нтъ и не надо, засмялся вдругъ князь.

Ч Ахъ, какой вздоръ! непремнно купите, хорошiй, французскiй или англiйскiй, это, говорятъ, самые лучшiе. Потомъ возьмите пороху съ наперстокъ, можетъ-быть, два наперстка, и всыпьте. Лучше ужь побольше. Прибейте войлокомъ (говорятъ, непремнно надо войлокомъ почему-то), это можно гд-нибудь достать, изъ какого-нибудь тюфяка, или двери иногда обиваютъ войлокомъ. Потомъ, когда всунете войлокъ, вложите пулю, Ч слышите же, пулю потомъ, а порохъ прежде, а то не выстрлитъ.

Чего вы сметесь? Я хочу, чтобы вы каждый день стрляли по нскольку разъ и непремнно бы научились въ цль попадать.

Сдлаете?

Князь смялся;

Аглая въ досад топнула ногой. Ея серiозный видъ, при такомъ разговор, нсколько удивилъ князя. Онъ чувствовалъ отчасти, что ему бы надо было про что-то узнать, про что-то спросить, Ч во всякомъ случа про что-то посерiозне того какъ пистолетъ заряжаютъ. Но все это вылетло у него изъ ума, кром одного того, что предъ нимъ сидитъ она, а онъ на нее глядитъ, а о чемъ бы она ни заговорила, ему въ эту минуту было бы почти все равно.

Сверху на террасу сошелъ наконецъ самъ Иванъ едоровичъ;

онъ куда-то отправлялся съ нахмуреннымъ, озабоченнымъ и ршительнымъ видомъ.

Ч А, Левъ Николаичъ, ты.... Куда теперь? спросилъ онъ, несмотря на то что Левъ Николаевичъ и не думалъ двигаться съ мста: Ч пойдемъ-ка, я теб словцо скажу.

Ч До свиданiя, сказала Аглая и протянула князю руку.

На террас уже было довольно темно, князь не разглядлъ бы въ это мгновенiе ея лица совершенно ясно. Чрезъ минуту, когда уже они съ генераломъ выходили съ дачи, онъ вдругъ ужасно покраснлъ и крпко сжалъ свою правую руку.

Оказалось, что Ивану едоровичу было съ нимъ по пути;

Иванъ едоровичъ, несмотря на позднiй часъ, торопился съ кмъ то о чемъ-то поговорить. Но покамсть онъ вдругъ заговорилъ съ княземъ, быстро, тревожно, довольно безсвязно, часто поминая въ разговор Лизавету Прокофьевну. Еслибы князь могъ быть въ эту минуту внимательне, то онъ, можетъ-быть, догадался бы, что Ивану едоровичу хочется между прочимъ что-то и отъ него вывдать, или, лучше сказать, прямо и открыто о чемъ-то спросить его, но все не удается дотронуться до самой главной точки. Къ стыду своему, князь былъ до того разсянъ, что въ самомъ начал даже ничего и не слышалъ, и когда генералъ остановился предъ нимъ съ какимъ-то горячимъ вопросомъ, то онъ принужденъ былъ ему сознаться, что ничего не понимаетъ.

Генералъ пожалъ плечами.

Ч Странные вы все какiе-то люди стали, со всхъ сторонъ, пустился онъ опять говорить. Ч Говорю теб, что я совсмъ не понимаю идей и тревогъ Лизаветы Прокофьевны. Она въ истерик и плачетъ, и говоритъ, что насъ осрамили и опозорили: Кто? Какъ?

Съ кмъ? Когда и почему? Я, признаюсь, виноватъ (въ этомъ я сознаюсь), много виноватъ, но домогательства этой.... безпокойной женщины (и дурно ведущей себя вдобавокъ) могутъ быть ограничены наконецъ полицiей, и я даже сегодня намренъ кое-съ кмъ видться и предупредить. Все можно устроить тихо, кротко, ласково даже, по знакомству и отнюдь безъ скандала. Согласенъ тоже, что будущность чревата событiями, и что много неразъясненнаго;

тутъ есть и интрига;

но если здсь ничего не знаютъ, тамъ опять ничего объяснить не умютъ;

если я не слыхалъ, ты не слыхалъ, тотъ не слыхалъ, пятый тоже ничего не слыхалъ, то кто же наконецъ и слышалъ, спрошу тебя? Чмъ же это объяснить, по-твоему, кром того, что на половину дло Ч миражъ, не существуетъ, въ род того какъ, напримръ, свтъ луны.... или другiя привиднiя.

Ч Она помшанная, пробормоталъ князь, вдругъ припомнивъ, съ болью, все давнишнее.

Ч Въ одно слово, если ты про эту. Меня тоже такая же идея посщала отчасти, и я засыпалъ спокойно. Но теперь я вижу, что тутъ думаютъ правильне, и не врю помшательству. Женщина вздорная, положимъ, но при этомъ даже тонкая, не только не безумная. Сегодняшняя выходка насчетъ Капитона Алексича это слишкомъ доказываетъ. Съ ея стороны дло мошенническое, то есть, по крайней мр, iезуитское, для особыхъ цлей.

Ч Какого Капитона Алексича?

Ч Ахъ, Боже мой, Левъ Николаичъ, ты ничего не слушаешь.

Я съ того и началъ, что заговорилъ съ тобой про Капитона Алексича;

пораженъ такъ, что даже и теперь руки-ноги дрожатъ.

Для того и въ город промедлилъ сегодня. Капитонъ Алексичъ Радомскiй, дядя Евгенiя Павлыча....

Ч Ну! вскричалъ князь.

Ч Застрлился, утромъ, на разсвт, въ семь часовъ.

Старичокъ, почтенный, семидесяти тъ, эпикуреецъ, Ч и точь-въ точь какъ она говорила, Ч казенная сумма, знатная сумма!

Ч Откуда же она....

Ч Узнала-то? Ха-ха! Да вдь кругомъ нея уже цлый штабъ образовался, только-что появилась. Знаешь какiя лица теперь ее посщаютъ и ищутъ этой чести знакомства. Натурально, давеча могла что-нибудь услышать отъ приходившихъ, потому что теперь весь Петербургъ уже знаетъ, и здсь пол-Павловска или и весь уже Павловскъ. Но какое же тонкое замчанiе ея насчетъ мундира-то, какъ мн пересказали, то-есть насчетъ того что Евгенiй Павлычъ заблаговременно усплъ выйдти въ отставку! Эдакiй адскiй намекъ!

Нтъ, это не выражаетъ сумашествiя. Я, конечно, отказываюсь врить, что Евгенiй Павлычъ могъ знать заране про катастрофу, то-есть, что такого-то числа въ семь часовъ и т. д. Но онъ могъ все это предчувствовать. А я-то, а мы-то вс и князь Щ. разчитывали, что еще тотъ ему наслдство оставитъ! Ужасъ! Ужасъ! Пойми, впрочемъ, я Евгенiя Павлыча не обвиняю ни въ чемъ, и спшу объяснить теб, но все-таки, однакожь, подозрительно. Князь Щ.

пораженъ чрезвычайно. Все это какъ-то странно стряслось.

Ч Но что же въ поведенiи Евгенiя Павлыча подозрительнаго?

Ч Ничего нтъ! Держалъ себя благороднйшимъ образомъ. Я и не намекалъ ни на что. Свое-то состоянiе, я думаю, у него въ цлости. Лизавета Прокофьевна, разумется, и слышать не хочетъ... Но главное Ч вс эти семейныя катастрофы или, лучше сказать, вс эти дрязги, такъ что даже не знаешь, какъ и назвать....

Ты, подлинно сказать, другъ дома, Левъ Николаичъ, и вообрази, сейчасъ оказывается, хоть впрочемъ и не точно, что Евгенiй Павлычъ будто бы уже больше мсяца назадъ объяснился съ Аглаей и получилъ будто бы отъ нея формальный отказъ.

Ч Быть не можетъ! съ жаромъ вскричалъ князь.

Ч Да разв ты что-нибудь знаешь? Видишь, дражайшiй, встрепенулся и удивился генералъ, останавливаясь на мст какъ вкопаный, Ч я, можетъ-быть, теб напрасно и неприлично проговорился, но вдь это потому что ты... что ты... можно сказать, такой человкъ. Можетъ-быть, ты знаешь что-нибудь особенное?

Ч Я ничего не знаю.... объ Евгенiи Павлыч, пробормоталъ князь.

Ч И я не знаю! Меня... меня, братъ, хотятъ ршительно закопать въ землю и похоронить, и разсудить не хотятъ при этомъ, что это тяжело человку, и что я этого не вынесу. Сейчасъ такая сцена была, что ужасъ! Я какъ родному сыну теб говорю. Главное, Аглая точно смется надъ матерью. Про то, что она, кажется, отказала Евгенiю Павлычу съ мсяцъ назадъ, и что было у нихъ объясненiе, довольно формальное, сообщили сестры, въ вид догадки... впрочемъ, твердой догадки. Но вдь это такое самовольное и фантастическое созданiе, что и разказать нельзя!

Вс великодушiя, вс блестящiя качества сердца и ума, Ч это все, пожалуй, въ ней есть, но при этомъ капризъ, насмшки, Ч словомъ, характеръ бсовскiй и вдобавокъ съ фантазiями. Надъ матерью сейчасъ насмялась въ глаза, надъ сестрами, надъ княземъ Щ.;

про меня и говорить нечего, надо мной она рдко когда не смется, но вдь я что, я, знаешь, люблю ее, люблю даже что она смется, Ч и кажется, бсенокъ этотъ меня за это особенно любитъ, то-есть больше всхъ другихъ, кажется. Побьюсь объ закладъ, что она и надъ тобой уже въ чемъ-нибудь насмялась. Я васъ сейчасъ засталъ въ разговор посл давешней грозы на верху;

она съ тобой сидла какъ ни въ чемъ не бывало.

Князь покраснлъ ужасно и сжалъ правую руку, но промолчалъ.

Ч Милый, добрый мой Левъ Николаичъ! съ чувствомъ и съ жаромъ сказалъ вдругъ генералъ: Ч я.... и даже сама Лизавета Прокофьевна (которая, впрочемъ, тебя опять начала честить, а вмст съ тобой и меня за тебя, не понимаю только за что?), мы все таки тебя любимъ, любимъ искренно и уважаемъ, не смотря даже ни на что, то-есть на вс видимости. Но согласись, милый другъ, согласись самъ, какова вдругъ загадка, и какова досада слышать, когда вдругъ этотъ хладнокровный бсенокъ (потому что она стояла предъ матерью съ видомъ глубочайшаго презрнiя ко всмъ нашимъ вопросамъ, а къ моимъ преимущественно, потому что я, чортъ возьми, сглупилъ, вздумалъ было строгость показать, такъ какъ я глава семейства, Ч ну, и сглупилъ), этотъ хладнокровный бсенокъ такъ вдругъ и объявляетъ съ усмшкой, что эта помшанная (такъ она выразилась, и мн странно, что она въ одно слово съ тобой: разв вы не могли, говоритъ, до сихъ поръ догадаться), что эта помшанная забрала себ въ голову, во что бы то ни стало, меня замужъ за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгенiя Павлыча изъ дому отъ насъ выживаетъ... только и сказала;

никакого больше объясненiя не дала, хохочетъ себ, а мы ротъ разинули, хлопнула дверью и вышла. Потомъ мн разказали о давешнемъ пассаж съ нею и съ тобой.... и.... и.... послушай, милый князь, ты человкъ не обидчивый и очень разсудительный, я это въ теб замтилъ, но... не разсердись: ей Богу, она надъ тобой смется.

Какъ ребенокъ смется, и потому ты на нее не сердись, но это ршительно такъ. Не думай чего-нибудь, Ч она просто дурачитъ и тебя, и насъ всхъ, отъ бездлья. Ну, прощай! Ты знаешь наши чувства? Наши искреннiя къ теб чувства? Они неизмнны, никогда и ни въ чемъ... но... мн теперь сюда, до свиданья! Рдко я до такой степени сидлъ плохо въ тарелк (какъ это говорится-то?), какъ теперь сижу... Ай да дача!

Оставшись одинъ на перекрестк, князь осмотрлся кругомъ, быстро перешелъ черезъ улицу, близко подошелъ къ освщенному окну одной дачи, развернулъ маленькую бумажку, которую крпко сжималъ въ правой рук во все время разговора съ Иваномъ едоровичемъ, и прочелъ, ловя слабый лучъ свта:

Завтра въ семь часовъ утра я буду на зеленой скамейк, въ парк и буду васъ ждать. Я ршилась говорить съ вами объ одномъ чрезвычайно важномъ дл, которое касается прямо до васъ.

P. S. Надюсь, вы никому не покажете этой записки. Хоть мн и совстно писать вамъ такое наставленiе, но я разсудила, что вы того стоите, и написала, Ч красня отъ стыда за вашъ смшной характеръ.

PP. SS. Это та самая зеленая скамейка, которую я вамъ давеча показала. Стыдитесь! Я принуждена была и это приписать. Записка была написана на-скоро и сложена кое-какъ, всего вроятне предъ самымъ выходомъ Аглаи на террасу. Въ невыразимомъ волненiи, похожемъ на испугъ, князь крпко зажалъ опять въ руку бумажку и отскочилъ поскорй отъ окна, отъ свта, точно испуганный воръ;

но при этомъ движенiи вдругъ плотно столкнулся съ однимъ господиномъ, который очутился прямо у него за плечами.

Ч Я за вами слжу, князь, проговорилъ господинъ.

Ч Это вы, Келлеръ? вскричалъ князь въ удивленiи.

Ч Ищу васъ, князь. Поджидалъ васъ у дачи Епанчиныхъ, разумется, не могъ войдти. Шелъ за вами, пока вы шли съ генераломъ. Къ вашимъ услугамъ, князь, располагайте Келлеромъ.

Готовъ жертвовать и даже умереть, если понадобится.

Ч Да.... зачмъ?

Ч Ну, ужь наврно послдуетъ вызовъ. Этотъ поручикъ Моловцовъ, я его знаю, то-есть не лично... онъ не перенесетъ оскорбленiя. Нашего брата, то-есть меня да Рогожина, онъ, разумется, наклоненъ почесть за шваль, и можетъ-быть заслуженно, такимъ образомъ въ отвт вы одинъ и приходитесь.

Придется заплатить за бутылки, князь. Онъ про васъ освдомлялся, я слышалъ, и ужь наврно завтра его прiятель къ вамъ пожалуетъ, а можетъ, и теперь уже ждетъ. Если удостоите чести выбрать въ секунданты, то за васъ готовъ и подъ красную шапку;

затмъ и искалъ васъ, князь.

Ч Такъ и вы тоже про дуэль! захохоталъ вдругъ князь къ чрезвычайному удивленiю Келлера. Онъ хохоталъ ужасно. Келлеръ, дйствительно бывшiй чуть не на иголкахъ, до тхъ поръ пока не удовлетворился, предложивъ себя въ секунданты, почти обидлся, смотря на такой развеселый смхъ князя.

Ч Вы однакожь, князь, за руки его давеча схватили.

Благородному лицу и при публик это трудно перенести.

Ч А онъ меня въ грудь толкнулъ! смясь вскричалъ князь: Ч не за что намъ драться! Я у него прощенiя попрошу, вотъ и все. А коли драться, такъ драться! пусть стрляетъ;

я даже хочу. Ха-ха! Я теперь умю пистолетъ заряжать! Знаете ли, что меня сейчасъ учили какъ пистолетъ зарядить. Вы умете пистолетъ заряжать, Келлеръ? Надо прежде пороху купить, пистолетнаго, не мокраго и не такого крупнаго, которымъ изъ пушекъ палятъ;

а потомъ сначала пороху положить, войлоку откуда-нибудь изъ двери достать, и потомъ уже пулю вкатить, а не пулю прежде пороха, потому что не выстрлитъ. Слышите, Келлеръ: потому что не выстрлитъ. Ха-ха! Разв это не великолпнйшiй резонъ, другъ Келлеръ? Ахъ, Келлеръ, знаете ли, что я васъ сейчасъ обниму и поцлую. Ха-ха-ха! Какъ вы это давеча очутились такъ вдругъ предъ нимъ? Приходите ко мн какъ-нибудь поскоре пить шампанское. Вс напьемся пьяны! Знаете ли вы, что у меня двнадцать бутылокъ шампанскаго есть, у Лебедева, на погреб?

Лебедевъ мн по случаю продалъ третьяго дня, на другой же день какъ я къ нему перехалъ, я вс и купилъ! Я всю компанiю соберу!

А что, вы будете спать эту ночь?

Ч Какъ и всякую, князь.

Ч Ну, такъ спокойныхъ сновъ! Ха-ха!

Князь перешелъ черезъ дорогу и исчезъ въ парк, оставивъ въ раздумьи нсколько озадаченнаго Келлера. Онъ еще не видывалъ князя въ такомъ странномъ настроенiи, да и вообразить до сихъ поръ не могъ.

Лихорадка, можетъ-быть, потому что нервный человкъ, и все это подйствовало, но ужь конечно не струситъ. Вотъ эти-то и не трусятъ, ей Богу! думалъ про себя Келлеръ. Гм, шампанское!

Интересное однакожь извстiе. Двнадцать бутылокъ-съ;

дюжинка;

ничего, порядочный гарнизонъ. А бьюсь объ закладъ, что Лебедевъ подъ закладъ отъ кого-нибудь это шампанское принялъ. Гм.... онъ однакожь довольно милъ, этотъ князь;

право, я люблю этакихъ;

терять однакоже времени нечего и.... если шампанское, то самое время и есть.... Что князь былъ какъ въ лихорадк, это, разумется, было справедливо.

Онъ долго бродилъ по темному парку и наконецъ нашелъ себя расхаживающимъ по одной алле. Въ сознанiи его оставалось воспоминанiе, что по этой алле онъ уже прошелъ, начиная отъ скамейки до одного стараго дерева, высокаго и замтнаго, всего шаговъ сотню, разъ тридцать или сорокъ взадъ и впередъ.

Припомнить то, что онъ думалъ въ этотъ по крайней мр цлый часъ въ парк, онъ бы никакъ не смогъ, еслибы даже и захотлъ.

Онъ уловилъ себя, впрочемъ, на одной мысли, отъ которой покатился вдругъ со смху;

хотя смяться было и нечему, но ему все хотлось смяться. Ему вообразилось, что предположенiе о дуэли могло зародиться и не въ одной голов Келлера, и что стало быть исторiя о томъ какъ заряжаютъ пистолетъ могла быть и не случайная.... Ба! остановился онъ вдругъ, озаренный другою идеей: Ч давеча она сошла на террасу, когда я сидлъ въ углу, и ужасно удивилась, найдя меня тамъ и Ч такъ смялась.... о ча заговорила;

а вдь у ней въ это время уже была эта бумажка въ рукахъ, стало-быть, она непремнно знала, что я сижу на террас, такъ зачмъ же она удивилась? Ха-ха-ха! Онъ выхватилъ записку изъ кармана и поцловалъ ее, но тотчасъ же остановился и задумался.

Какъ это странно! Какъ это странно! проговорилъ онъ чрезъ минуту даже съ какою-то грустью: въ сильныя минуты ощущенiя радости ему всегда становилось грустно, онъ самъ не зналъ отчего. Онъ пристально осмотрлся кругомъ и удивился, что зашелъ сюда. Онъ очень усталъ, подошелъ къ скамейк и слъ на нее. Кругомъ была чрезвычайная тишина. Музыка уже кончилась въ воксал. Въ парк уже, можетъ-быть, не было никого;

конечно, было не меньше половины двнадцатаго. Ночь была тихая, теплая, свтлая, Ч петербургская ночь начала iюня мсяца, но въ густомъ, тнистомъ парк, въ алле, гд онъ находился, было почти уже совсмъ темно.

Еслибы кто сказалъ ему въ эту минуту, что онъ влюбился, влюбленъ страстною любовью, то онъ съ удивленiемъ отвергъ бы эту мысль и, можетъ-быть, даже съ негодованiемъ. И еслибы кто прибавилъ къ тому, что записка Аглаи есть записка любовная, назначенiе любовнаго свиданiя, то онъ сгорлъ бы со стыда за того человка и, можетъ-быть, вызвалъ бы его на дуэль. Все это было вполн искренне, и онъ ни разу не усомнился и не допустилъ ни малйшей двойной мысли о возможности любви къ нему этой двушки, или даже о возможности своей любви къ этой двушк.

Отъ этой мысли ему стало бы стыдно: возможность любви къ нему, къ такому человку какъ онъ, онъ почелъ бы дломъ чудовищнымъ. Ему мерещилось, что это была просто шалость съ ея стороны, если, дйствительно, тутъ что-нибудь есть;

но онъ какъ-то слишкомъ былъ равнодушенъ къ этой иде и находилъ ее слишкомъ въ порядк вещей;

самъ же былъ занятъ и озабоченъ чмъ-то совершенно другимъ. Словамъ, проскочившимъ давеча у взволнованнаго генерала насчетъ того, что она смется надъ всми, а надъ нимъ, надъ княземъ, въ особенности, онъ поврилъ вполн.

Ни малйшаго оскорбленiя не почувствовалъ онъ при этомъ;

по его мннiю, такъ и должно было быть. Все состояло для него главнымъ образомъ въ томъ, что завтра онъ опять увидитъ ее, рано утромъ, будетъ сидть съ нею рядомъ на зеленой скамейк, слушать какъ заряжаютъ пистолетъ и глядть на нее. Больше ему ничего и не надо было. Вопросъ о томъ Ч что такое она ему намрена сказать, и какое такое это важное дло, до него прямо касающееся? Ч разъ или два тоже мелькнулъ въ его голов. Кром того, въ дйствительномъ существованiи этого важнаго дла, по которому звали его, онъ не усомнился ни на одну минуту, но совсмъ почти не думалъ объ этомъ важномъ дл теперь, до того, что даже не чувствовалъ ни малйшаго побужденiя думать о немъ.

Скрипъ тихихъ шаговъ на песк аллеи заставилъ его поднять голову. Человкъ, лицо котораго трудно было различить въ темнот, подошелъ къ скамейк и слъ подл него. Князь быстро придвинулся къ нему, почти вплоть, и различилъ блдное лицо Рогожина.

Ч Такъ и зналъ, что гд-нибудь здсь бродишь, не долго и проискалъ, пробормоталъ сквозь зубы Рогожинъ.

Въ первый разъ сходились они посл встрчи ихъ въ корридор трактира. Пораженный внезапнымъ появленiемъ Рогожина, князь нкоторое время не могъ собраться съ мыслями, и мучительное ощущенiе воскресло въ его сердц. Рогожинъ видимо понималъ впечатлнiе, которое производилъ;

но хоть онъ и сбивался вначал, говорилъ какъ бы съ видомъ какой-то заученной развязности, но князю скоро показалось, что въ немъ не было ничего заученнаго и даже никакого особеннаго смущенiя: если была какая неловкость въ его жестахъ и разговор, то разв только снаружи;

въ душ этотъ человкъ не могъ измниться.

Ч Какъ ты.... отыскалъ меня здсь? спросилъ князь, чтобы что-нибудь выговорить.

Ч Отъ Келлера слышалъ (я къ теб заходилъ), въ паркъ-де пошелъ: ну, думаю, такъ оно и есть.

Ч Что такое лесть? тревожно подхватилъ князь выскочившее слово.

Рогожинъ усмхнулся, но объясненiя не далъ.

Ч Я получилъ твое письмо, Левъ Николаичъ;

ты это все напрасно.... и охота теб!... А теперь я къ теб отъ нея:

безпремнно велитъ тебя звать;

что-то сказать теб очень надо.

Сегодня же и просила.

Ч Я приду завтра. Я сейчасъ домой иду;

ты.... ко мн?

Ч Зачмъ? Я теб все сказалъ;

прощай.

Ч Не зайдешь разв? тихо спросилъ его князь.

Ч Чуденъ ты человкъ, Левъ Николаичъ, на тебя подивиться надо.

Рогожинъ язвительно усмхнулся.

Ч Почему? Съ чего у тебя такая злоба теперь на меня?

грустно и съ жаромъ подхватилъ князь. Ч Вдь ты самъ знаешь теперь, что все что ты думалъ Ч не правда. А вдь я, впрочемъ, такъ и думалъ, что злоба въ теб до сихъ поръ на меня не прошла, и знаешь почему? Потому что ты же на меня посягнулъ, оттого и злоба твоя не проходитъ. Говорю теб, что помню одного того Парфена Рогожина, съ которымъ я крестами въ тотъ день побратался;

писалъ я это теб во вчерашнемъ письм, чтобы ты и думать обо всемъ этомъ бред забылъ и говорить объ этомъ не зачиналъ со мной. Чего ты сторонишься отъ меня? Чего руку отъ меня прячешь? Говорю теб, что все это, что было тогда, за одинъ только бредъ почитаю: я тебя наизусть во весь тогдашнiй день теперь знаю, какъ себя самого. То, что ты вообразилъ, не существовало и не могло существовать. Для чего же злоба наша будетъ существовать?

Ч Какая у тебя будетъ злоба! засмялся опять Рогожинъ въ отвтъ на горячую, внезапную рчь князя. Онъ дйствительно стоялъ сторонясь отъ него, отступивъ шага на два и пряча свои руки.

Ч Теперь мн не стать къ теб вовсе ходить, Левъ Николаичъ, медленно и сентенцiозно прибавилъ онъ въ заключенiе.

Ч До того ужь меня ненавидишь что ли?

Ч Я тебя не люблю, Левъ Николаичъ, такъ зачмъ я къ теб пойду? Эхъ, князь, ты точно какъ ребенокъ какой, захотлось игрушки Ч вынь да положь, а дла не понимаешь. Это ты все точно такъ въ письм отписалъ, что и теперь говоришь, да разв я не врю теб? Каждому твоему слову врю и знаю, что ты меня не обманывалъ никогда и впредь не обманешь;

а я тебя все-таки не люблю. Ты вотъ пишешь, что ты все забылъ, и что одного только крестоваго брата Рогожина помнишь, а не того Рогожина, который на тебя тогда ножъ подымалъ. Да почему ты-то мои чувства знаешь? (Рогожинъ опять усмхнулся.) Да я, можетъ, въ томъ ни разу съ тхъ поръ и не покаялся, а ты уже свое братское прощенiе мн прислалъ. Можетъ, я въ тотъ же вечеръ о другомъ совсмъ уже думалъ, а объ этомъ....

Ч И думать забылъ! подхватилъ князь: Ч да еще бы! И бьюсь объ закладъ, что ты прямо тогда на чугунку и сюда въ Павловскъ на музыку прикатилъ, и въ толп ее точно такъ же какъ и сегодня слдилъ да высматривалъ. Экъ чмъ удивилъ! Да не былъ бы ты тогда въ такомъ положенiи, что объ одномъ только и способенъ былъ думать, такъ, можетъ-быть, и ножа бы на меня не поднялъ.

Предчувствiе тогда я съ утра еще имлъ, на тебя глядя;

ты знаешь ли, каковъ ты тогда былъ? Какъ крестами мнялись, тутъ, можетъ, и зашевелилась во мн эта мысль. Для чего ты меня къ старушк тогда водилъ? Свою руку этимъ думалъ сдержать? Да и не можетъ быть чтобы подумалъ, а такъ только почувствовалъ, какъ и я.... Мы тогда въ одно слово почувствовали. Не подыми ты руку тогда на меня (которую Богъ отвелъ), чмъ бы я теперь предъ тобой оказался? Вдь я жь тебя все равно въ этомъ подозрвалъ, одинъ нашъ грхъ, въ одно слово! (Да не морщись! Ну, и чего ты смешься?) Не каялся! Да еслибъ и хотлъ, то, можетъ-быть, не смогъ бы покаяться, потому что и не любишь меня вдобавокъ. И будь я какъ ангелъ предъ тобою невиненъ, ты все-таки терпть меня не будешь, пока будешь думать, что она не тебя, а меня любитъ. Вотъ это ревность, стало-быть, и есть. А только вотъ что я въ эту недлю надумалъ, Парфенъ, и скажу теб: знаешь ли ты, что она тебя теперь, можетъ, больше всхъ любитъ, и такъ даже, что чмъ больше мучаетъ, тмъ больше и любитъ. Она этого не скажетъ теб, да надо видть умть. Для чего она въ конц концовъ за тебя все-таки замужъ идетъ? Когда-нибудь скажетъ это теб самому.

Иныя женщины даже хотятъ чтобъ ихъ такъ любили, а она именно такого характера! А твой характеръ и любовь твоя должны ее поразить! Знаешь ли, что женщина способна замучить человка жестокостями и насмшками и ни разу угрызенiя совсти не почувствуетъ, потому что про себя каждый разъ будетъ думать, смотря на тебя: вотъ теперь я его измучаю до смерти, да за то потомъ ему любовью моею наверстаю.... Рогожинъ захохоталъ, выслушавъ князя.

Ч Да что, князь, ты и самъ какъ-нибудь къ этакой не попалъ ли? Я кое-что слышалъ про тебя, если правда?

Ч Что, что ты могъ слышать? вздрогнулъ вдругъ князь и остановился въ чрезвычайномъ смущенiи.

Рогожинъ продолжалъ смяться. Онъ не безъ любопытства и, можетъ-быть, не безъ удовольствiя выслушалъ князя;

радостное и горячее увлеченiе князя очень поразило и ободрило его.

Ч Да и не то что слышалъ, а и самъ теперь вижу что правда, прибавилъ онъ;

Ч ну когда ты такъ говорилъ какъ теперь? Вдь этакой разговоръ точно и не отъ тебя. Не слышалъ бы я о теб такого, такъ и не пришелъ бы сюда;

да еще въ паркъ, въ полночь.

Ч Я тебя совсмъ не понимаю, Парфенъ Семенычъ.

Ч Она-то давно еще мн про тебя разъясняла, а теперь я давеча и самъ разсмотрлъ, какъ ты на музык съ тою сидлъ.

Божилась мн, вчера и сегодня божилась, что ты въ Аглаю Епанчину какъ кошка влюбленъ. Мн это, князь, все равно, да и дло оно не мое: если ты ее разлюбилъ, такъ она еще не разлюбила тебя. Ты вдь знаешь, что она тебя съ тою непремнно повнчать хочетъ, слово такое дала, хе-хе! Говоритъ мн: безъ евтаго за тебя не выйду, они въ церковь, и мы въ церковь. Что тутъ такое, я понять не могу и ни разу не понималъ: или любитъ тебя безъ предла, или.... коли любитъ, такъ какъ же съ другою тебя внчать хочетъ? Говоритъ: хочу его счастливымъ видть, значитъ, стало быть, любитъ.

Ч Я говорилъ и писалъ теб, что она.... не въ своемъ ум, сказалъ князь, съ мученiемъ выслушавъ Рогожина.

Ч Господь знаетъ! Это ты, можетъ, и ошибся.... она мн, впрочемъ, день сегодня назначила, какъ съ музыки привелъ ее:

черезъ три недли, а можетъ и раньше, наврно, говоритъ, подъ внецъ пойдемъ;

поклялась, образъ сняла, поцловала. За тобой, стало-быть, князь, теперь дло, хе-хе!

Ч Это все бредъ! Этому, что ты про меня говоришь, никогда, никогда не бывать! Завтра я къ вамъ приду....

Ч Какая же сумашедшая? замтилъ Рогожинъ: Ч какъ же она для всхъ прочихъ въ ум, а только для тебя одного какъ помшанная? Какъ же она письма-то пишетъ туда? Коли сумашедшая, такъ и тамъ бы по письмамъ замтили.

Ч Какiя письма? спросилъ князь въ испуг.

Ч Туда пишетъ, къ той, а та читаетъ. Аль не знаешь? Ну, такъ узнаешь;

наврно покажетъ теб сама.

Ч Этому врить нельзя! вскричалъ князь.

Ч Эхъ! Да ты, Левъ Николаичъ, знать не много этой дорожки еще прошелъ, сколько вижу, а только еще начинаешь. Пожди мало:

будешь свою собственную полицiю содержать, самъ день и ночь дежурить, и каждый шагъ оттуда знать, коли только....

Ч Оставь и не говори про это никогда! вскрикнулъ князь. Ч Слушай, Парфенъ, я вотъ сейчасъ предъ тобой здсь ходилъ и вдругъ сталъ смяться, чему не знаю, а только причиной было что я припомнилъ, что завтрашнiй день Ч день моего рожденiя какъ нарочно приходится. Теперь чуть ли не двнадцать часовъ.

Пойдемъ, встртимъ день! У меня вино есть, выпьемъ вина, пожелай мн того, чего я и самъ не знаю теперь пожелать, и именно ты пожелай, а я теб твоего счастья полнаго пожелаю. Не то подавай назадъ крестъ! Вдь не прислалъ же мн крестъ на другой то день! Вдь на теб? На теб и теперь?

Ч На мн, проговорилъ Рогожинъ.

Ч Ну, и пойдемъ. Я безъ тебя не хочу мою новую жизнь встрчать, потому что новая моя жизнь началась! Ты не знаешь, Парфенъ, что моя новая жизнь сегодня началась?

Ч Теперь самъ вижу и самъ знаю что началась;

такъ и ей донесу. Не въ себ ты совсмъ, Левъ Николаичъ!

IV.

Съ чрезвычайнымъ удивленiемъ замтилъ князь, подходя къ своей дач съ Рогожинымъ, что на его террас, ярко освщенной, собралось шумное и многочисленное общество. Веселая компанiя хохотала, голосила;

кажется, даже спорила до крику;

подозрвалось съ перваго взгляда самое радостное препровожденiе времени. И дйствительно, поднявшись на террасу, онъ увидлъ, что вс пили, и пили шампанское, и, кажется, уже довольно давно, такъ что многiе изъ пирующихъ успли весьма прiятно одушевиться. Гости были все знакомые князя, но странно было, что они собрались разомъ вс, точно по зову, хотя князь никого не звалъ, а про день своего рожденiя онъ и самъ только что вспомнилъ нечаянно.

Ч Объявилъ, знать, кому, что шампанскаго выставишь, вотъ они и сбжались, пробормоталъ Рогожинъ, всходя вслдъ за княземъ на террасу, Ч мы эвтотъ пунктъ знаемъ;

имъ только свистни.... прибавилъ онъ почти со злобой, конечно припоминая свое недавнее прошлое.

Вс встртили князя криками и пожеланiями, окружили его.

Иные были очень шумны, другiе гораздо спокойне, но вс торопились поздравить, прослышавъ о дн рожденiя, и всякiй ждалъ своей очереди. Присутствiе нкоторыхъ лицъ заинтересовало князя, напримръ Бурдовскаго;

но всего удивительне было, что среди этой компанiи очутился вдругъ и Евгенiй Павловичъ;

князь почти врить себ не хотлъ и чуть не испугался, увидвъ его.

Тмъ временемъ Лебедевъ, раскраснвшiйся и почти восторженный, подбжалъ съ объясненiями;

онъ былъ довольно сильно готовъ. Изъ болтовни его оказалось, что вс собрались совершенно натурально и даже нечаянно. Прежде всхъ, передъ вечеромъ, прiхалъ Ипполитъ, и чувствуя себя гораздо лучше, пожелалъ подождать князя на террас. Онъ расположился на диван;

потомъ къ нему сошелъ Лебедевъ, затмъ все его семейство, то-есть генералъ Иволгинъ и дочери. Бурдовскiй прiхалъ съ Ипполитомъ, сопровождая его. Ганя и Птицынъ зашли, кажется, недавно, проходя мимо (ихъ появленiе совпадало съ происшествiемъ въ воксал);

затмъ явился Келлеръ, объявилъ о дн рожденiя и потребовалъ шампанскаго. Евгенiй Павловичъ зашелъ всего съ полчаса назадъ. На шампанскомъ и чтобъ устроить праздникъ настаивалъ изо всхъ силъ и Коля. Лебедевъ съ готовностью подалъ вина.

Ч Но своего, своего! лепеталъ онъ князю: Ч на собственное иждивенiе, чтобы прославить и поздравить, и угощенiе будетъ, закуска, и объ этомъ дочь хлопочетъ;

но, князь, еслибы вы знали какая тема въ ходу. Помните у Гамлета: быть или не быть? Современная тема-съ, современная! Вопросы и отвты.... И господинъ Терентьевъ въ высшей степени.... спать не хочетъ! А шампанскаго онъ только глотнулъ, глотнулъ, не повредитъ....

Приближьтесь, князь, и ршите! Вс васъ ждали, вс только и ждали вашего счастливаго ума....

Князь замтилъ милый, ласковый взглядъ Вры Лебедевой, тоже торопившейся пробраться къ нему сквозь толпу. Мимо всхъ, онъ протянулъ руку ей первой;

она вспыхнула отъ удовольствiя и пожелала ему счастливой жизни съ этого самаго дня. Затмъ стремглавъ побжала на кухню;

тамъ она готовила закуску;

но и до прихода князя, Ч только что на минуту могла оторваться отъ дла, Ч являлась на террасу и изо всхъ силъ слушала горячiе споры о самыхъ отвлеченныхъ и странныхъ для нея вещахъ, не умолкавшихъ между подпившими гостями. Младшая сестра ея, развавшая ротъ, заснула въ слдующей комнат, на сундук, но мальчикъ, сынъ Лебедева, стоялъ подл Коли и Ипполита, и одинъ видъ его одушевленнаго лица показывалъ, что онъ готовъ простоять здсь на одномъ мст, наслаждаясь и слушая, хоть еще часовъ десять сряду.

Ч Я васъ особенно ждалъ и ужасно радъ, что вы пришли такой счастливый, проговорилъ Ипполитъ, когда князь, тотчасъ посл Вры, подошелъ пожать ему руку.

Ч А почему вы знаете что я такой счастливый?

Ч По лицу видно. Поздоровайтесь съ господами и присядьте къ намъ сюда поскоре. Я особенно васъ ждалъ, прибавилъ онъ, значительно напирая на то, что онъ ждалъ. На замчанiе князя: не повредило бы ему такъ поздно сидть? Ч онъ отвчалъ, что самъ себ удивляется, какъ это онъ три дня назадъ умереть хотлъ, и что никогда онъ не чувствовалъ себя лучше какъ въ этотъ вечеръ.

Бурдовскiй вскочилъ и пробормоталъ, что онъ такъ.... что онъ съ Ипполитомъ сопровождалъ, и что тоже радъ;

что въ письм онъ написалъ вздоръ, а теперь радъ просто... Не договоривъ, онъ крпко сжалъ руку князя и слъ на стулъ.

Посл всхъ князь подошелъ и къ Евгенiю Павловичу. Тотъ тотчасъ же взялъ его подъ руку.

Ч Мн вамъ только два слова сказать, прошепталъ онъ вполголоса, Ч и по чрезвычайному важному обстоятельству;

отойдемте на минуту.

Ч Два слова, прошепталъ другой голосъ въ другое ухо князя, и другая рука взяла его съ другой стороны подъ руку. Князь съ удивленiемъ замтилъ страшно взъерошенную, раскраснвшуюся, подмигивающую и смющуюся фигуру, въ которой въ ту же минуту узналъ Фердыщенка, Богъ знаетъ откуда взявшагося.

Ч Фердыщенка помните? спросилъ тотъ.

Ч Откуда вы взялись? вскричалъ князь.

Ч Онъ раскаивается! вскричалъ подбжавшiй Келлеръ: Ч онъ спрятался, онъ не хотлъ къ вамъ выходить, онъ тамъ въ углу спрятался, онъ раскаивается, князь, онъ чувствуетъ себя виноватымъ.

Ч Да въ чемъ же, въ чемъ же?

Ч Это я его встртилъ, князь, я его сейчасъ встртилъ и привелъ;

это рдкiй изъ моихъ друзей;

но онъ раскаивается.

Ч Очень радъ, господа;

ступайте, садитесь туда ко всмъ, я сейчасъ приду, отдлался наконецъ князь, торопясь къ Евгенiю Павловичу.

Ч Здсь у васъ занимательно, замтилъ тотъ, Ч и я съ удовольствiемъ прождалъ васъ съ полчаса. Вотъ что, любезнйшiй Левъ Николаевичъ, я все устроилъ съ Курмышевымъ, и зашелъ васъ успокоить;

вамъ нечего безпокоиться, онъ очень, очень разсудительно принялъ дло, тмъ боле что, по-моему, скоре самъ виноватъ.

Ч Съ какимъ Курмышевымъ?

Ч Да вотъ, котораго вы за руки давеча схватили.... Онъ былъ такъ взбшенъ, что хотлъ уже къ вамъ завтра прислать за объясненiями.

Ч Полноте, какой вздоръ!

Ч Разумется, вздоръ, и вздоромъ наврно бы кончилось;

но у насъ эти люди....

Ч Вы, можетъ-быть, и еще зачмъ-нибудь пришли, Евгенiй Павлычъ?

Ч О, разумется, еще зачмъ-нибудь, разсмялся тотъ. Ч Я, милый князь, завтра чмъ свтъ ду по этому несчастному длу (ну вотъ, о дяд-то) въ Петербургъ;

представьте себ: все это врно, и вс уже знаютъ, кром меня. Меня такъ это все поразило, что я туда и не посплъ зайдти (къ Епанчинымъ);

завтра тоже не буду, потому что буду въ Петербург, понимаете? Можетъ, дня три здсь не буду, Ч однимъ словомъ, дла мои захромали. Хоть дло и не безконечно важное, но я разсудилъ, что мн нужно кое-въ-чемъ откровеннйшимъ образомъ объясниться съ вами, и не пропуская времени, то-есть до отъзда. Я теперь посижу и подожду, если велите, пока разойдется компанiя;

притомъ же мн некуда боле дваться: я такъ взволнованъ, что и спать не лягу. Наконецъ, хотя безсовстно и непорядочно такъ прямо преслдовать человка, но я вамъ прямо скажу: я пришелъ искать вашей дружбы, милый мой князь;

вы человкъ безподобнйшiй, то-есть не гущiй на каждомъ шагу, а можетъ-быть и совсмъ, а мн въ одномъ дл нуженъ другъ и совтникъ, потому что я ршительно теперь изъ числа несчастныхъ....

Онъ опять засмялся.

Ч Вотъ въ чемъ бда, задумался на минуту князь, Ч вы хотите подождать пока они разойдутся, а вдь Богъ знаетъ когда это будетъ. Не лучше ли намъ теперь сойдти въ паркъ;

они, право, подождутъ;

я извинюсь.

Ч Ни-ни, я имю свои причины чтобы насъ не заподозрили въ экстренномъ разговор съ цлью;

тутъ есть люди, которые очень интересуются нашими отношенiями, Ч вы не знаете этого, князь? И гораздо лучше будетъ, если увидятъ, что и безъ того въ самыхъ дружелюбнйшихъ, а не въ экстренныхъ только отношенiяхъ, Ч понимаете? Они часа черезъ два разойдутся;

я у васъ возьму минутъ двадцать, ну Ч полчаса...

Ч Да милости просимъ, пожалуйте;

я слишкомъ радъ и безъ объясненiй;

а за ваше доброе слово о дружескихъ отношенiяхъ очень васъ благодарю. Вы извините, что я сегодня разсянъ;

знаете, я какъ-то никакъ не могу быть въ эту минуту внимательнымъ.

Ч Вижу, вижу, пробормоталъ Евгенiй Павловичъ съ легкою усмшкой. Ч Онъ былъ очень смшливъ въ этотъ вечеръ.

Ч Что вы видите? встрепенулся князь.

Ч А вы и не подозрваете, милый князь, продолжалъ усмхаться Евгенiй Павловичъ, не отвчая на прямой вопросъ, Ч вы не подозрваете, что я просто пришелъ васъ надуть и мимоходомъ отъ васъ что-нибудь выпытать, а?

Ч Что вы пришли выпытать, въ этомъ и сомннiя нтъ, засмялся наконецъ и князь, Ч и даже, можетъ-быть, вы ршили меня немножко и обмануть. Но вдь что жь, я васъ не боюсь;

притомъ же мн теперь какъ-то все равно, поврите ли? И... и... и такъ какъ я прежде всего убжденъ, что вы человкъ все-таки превосходный, то вдь мы, пожалуй, и въ самомъ дл кончимъ тмъ, что дружески сойдемся. Вы мн очень понравились, Евгенiй Павлычъ, вы.... очень, очень порядочный, по-моему, человкъ!

Ч Ну, съ вами во всякомъ случа премило дло имть, даже какое бы ни было, заключилъ Евгенiй Павловичъ;

Ч пойдемте, я за ваше здоровье бокалъ выпью;

я ужасно доволенъ что къ вамъ присталъ. А! остановился онъ вдругъ: Ч этотъ господинъ Ипполитъ къ вамъ жить перехалъ?

Ч Да.

Ч Онъ вдь не сейчасъ умретъ, я думаю?

Ч А что?

Ч Такъ, ничего;

я полчаса здсь съ нимъ пробылъ...

Ипполитъ все это время ждалъ князя и безпрерывно поглядывалъ на него и на Евгенiя Павловича, когда они разговаривали въ сторон. Онъ лихорадочно оживился, когда они подошли къ столу. Онъ былъ безпокоенъ и возбужденъ;

потъ выступалъ на его бу. Въ сверкавшихъ глазахъ его высказывалось, кром какого-то блуждающаго, постояннаго безпокойства, и какое то неопредленное нетерпнiе;

взглядъ его переходилъ безъ цли съ предмета на предметъ, съ одного лица на другое. Хотя во всеобщемъ шумномъ разговор онъ принималъ до сихъ поръ большое участiе, но одушевленiе его было только лихорадочное;

собственно къ разговору онъ былъ невнимателенъ;

споръ его былъ безсвязенъ, насмшливъ и небрежно парадоксаленъ;

онъ не договаривалъ и бросалъ то, о чемъ за минуту самъ начиналъ говорить съ горячечнымъ жаромъ. Князь съ удивленiемъ и сожалнiемъ узналъ, что ему позволили въ этотъ вечеръ безпрепятственно выпить полные два бокала шампанскаго, и что початый стоявшiй передъ нимъ бокалъ былъ уже третiй. Но онъ узналъ это только потомъ;

въ настоящую же минуту былъ не очень замтливъ.

Ч А знаете, что я ужасно радъ тому, что именно сегодня день вашего рожденiя, прокричалъ Ипполитъ.

Ч Почему?

Ч Увидите;

скоре усаживайтесь;

вопервыхъ, ужь потому, что собрался весь этотъ вашъ... народъ. Я такъ и разчитывалъ, что народъ будетъ;

въ первый разъ въ жизни мн разчетъ удается! А жаль что не зналъ о вашемъ рожденiи, а то бы прiхалъ съ подаркомъ... Ха-ха! Да, можетъ, я и съ подаркомъ прiхалъ! Много ли до свта?

Ч До разсвта и двухъ часовъ не осталось, замтилъ Птицынъ, посмотрвъ на часы.

Ч Да зачмъ теперь разсвтъ, когда на двор и безъ него читать можно? замтилъ кто-то.

Ч Затмъ, что мн надо краюшекъ солнца увидть. Можно пить за здоровье солнца, князь, какъ вы думаете?

Ипполитъ спрашивалъ рзко, обращаясь ко всмъ безъ церемонiи, точно командовалъ, но, кажется, самъ не замчалъ того.

Ч Выпьемъ, пожалуй;

только вамъ бы успокоиться, Ипполитъ, а?

Ч Вы все про спанье;

вы, князь, моя нянька! Какъ только солнце покажется и зазвучитъ на неб (кто это сказалъ въ стихахъ: на неб солнце зазвучало? безсмысленно, но хорошо!) Ч такъ мы и спать. Лебедевъ! Солнце вдь источникъ жизни? Что значатъ листочники жизни въ Апокалипсис? Вы слыхали о звзд Полынь, князь?

Ч Я слышалъ, что Лебедевъ признаетъ эту звзду Полынь стью желзныхъ дорогъ, распространившихся по Европ.

Ч Нтъ-съ, позвольте-съ, такъ нельзя-съ! закричалъ Лебедевъ, вскакивая и махая руками, какъ будто желая остановить начинавшiйся всеобщiй смхъ: Ч позвольте-съ! Съ этими господами.... эти вс господа, обернулся онъ вдругъ къ князю, Ч вдь это, въ извстныхъ пунктахъ, вотъ что-съ.... и онъ безъ церемонiи постукалъ два раза по столу, отчего смхъ еще боле усилился.

Лебедевъ былъ хотя и въ обыкновенномъ вечернемъ состоянiи своемъ, но на этотъ разъ онъ былъ слишкомъ ужь возбужденъ и раздраженъ предшествовавшимъ долгимъ лученымъ споромъ, а въ такихъ случаяхъ къ оппонентамъ своимъ онъ относился съ безконечнымъ и въ высшей степени откровеннымъ презрнiемъ.

Ч Это не такъ-съ! У насъ, князь, полчаса тому составился уговоръ чтобы не прерывать;

чтобы не хохотать, покамсть одинъ говоритъ;

чтобъ ему свободно дали все выразить, а потомъ ужь пусть и атеисты, если хотятъ, возражаютъ;

мы генерала предсдателемъ посадили, вотъ-съ! А то что же-съ? Этакъ всякаго можно сбить, на высокой иде-съ, на глубокой иде-съ....

Ч Да говорите, говорите: никто не сбиваетъ! раздались голоса.

Ч Говорите да не заговаривайтесь.

Ч Что за звзда Полынь такая? освдомился кто-то.

Ч Понятiя не имю! отвтилъ генералъ Иволгинъ, съ важнымъ видомъ занимая свое недавнее мсто предсдателя.

Ч Я удивительно люблю вс эти споры и раздраженiя, князь, ученые разумется, пробормоталъ между тмъ Келлеръ, въ ршительномъ упоенiи и нетерпнiи ворочаясь на стул, Ч ученые и политическiе, обратился онъ вдругъ и неожиданно къ Евгенiю Павловичу, сидвшему почти рядомъ съ нимъ. Ч Знаете, я ужасно люблю въ газетахъ читать про англiйскiе парламенты, то-есть не въ томъ смысл, про что они тамъ разсуждаютъ (я, знаете, не политикъ), а въ томъ, какъ они между собой объясняются, ведутъ себя, такъ-сказать, какъ политики: благородный виконтъ, сидящiй напротивъ, благородный графъ, раздляющiй мысль мою, благородный мой оппонентъ, удивившiй Европу своимъ предложенiемъ, то-есть вс вотъ эти выраженьица, весь этотъ парламентаризмъ свободнаго народа Ч вотъ что для нашего брата заманчиво! Я плняюсь, князь. Я всегда былъ артистъ въ глубин души, клянусь вамъ, Евгенiй Павлычъ.

Ч Такъ что же посл этого, горячился въ другомъ углу Ганя, Ч выходитъ, по-вашему, что желзныя дороги прокляты, что он гибель человчеству, что он язва, упавшая на землю, чтобы замутить листочники жизни?

Гаврила Ардалiоновичь былъ въ особенно возбужденномъ настроенiи въ этотъ вечеръ, и въ настроенiи веселомъ, чуть не торжествующемъ, какъ показалось князю. Съ Лебедевымъ онъ, конечно, шутилъ, поджигая его, но скоро и самъ разгорячился.

Ч Не желзныя дороги, нтъ-съ! возражалъ Лебедевъ, въ одно и то же время и выходившiй изъ себя, и ощущавшiй непомрное наслажденiе: Ч собственно одн желзныя дороги не замутятъ источниковъ жизни, а все это въ цломъ-съ проклято, все это настроенiе нашихъ послднихъ вковъ, въ его общемъ цломъ, научномъ и практическомъ, можетъ-быть, и дйствительно проклято-съ.

Ч Наврно проклято или только можетъ-быть? Это вдь важно знать, справился Евгенiй Павловичъ.

Ч Проклято, проклято, наврно проклято! съ азартомъ подтвердилъ Лебедевъ.

Ч Не торопитесь, Лебедевъ, вы по утрамъ гораздо добре, замтилъ, улыбаясь, Птицынъ.

Ч А по вечерамъ за то откровенне! По вечерамъ задушевне и откровенне! съ жаромъ обернулся къ нему Лебедевъ: Ч простодушне и опредлительне, честне и почтенне, и хоть этимъ я вамъ и бокъ подставляю, но наплевать-съ;

я васъ всхъ вызываю теперь, всхъ атеистовъ: чмъ вы спасете мiръ и нормальную дорогу ему въ чемъ отыскали, Ч вы, люди науки, промышленности, ассоцiацiй, платы заработной и прочего? Чмъ?

Кредитомъ? Что такое кредитъ? Къ чему приведетъ васъ кредитъ?

Ч Экъ вдь у васъ любопытство-то! замтилъ Евгенiй Павловичъ.

Ч А мое мннiе то, что кто такими вопросами не интересуется, тотъ великосвтскiй шенапанъ-съ!

Ч Да хоть ко всеобщей солидарности и равновсiю интересовъ приведетъ, замтилъ Птицынъ.

Ч И только, только! Не принимая никакого нравственнаго основанiя, кром удовлетворенiя личнаго эгоизма и матерiальной необходимости? Всеобщiй миръ, всеобщее счастье Ч изъ необходимости! Такъ ли-съ, если смю спросить, понимаю я васъ, милостивый мой государь?

Ч Да вдь всеобщая необходимость жить, пить и сть, а полнйшее, научное, наконецъ, убжденiе въ томъ, что вы не удовлетворите этой необходимости безъ всеобщей ассоцiацiи и солидарности интересовъ, есть, кажется, достаточно крпкая мысль, чтобы послужить опорною точкой и листочникомъ жизни для будущихъ вковъ человчества, замтилъ уже серiозно разгорячившiйся Ганя.

Ч Необходимость пить и сть, то-есть одно только чувство самосохраненiя....

Ч Да разв мало одного только чувства самосохраненiя?

Вдь чувство самосохраненiя Ч нормальный законъ человчества....

Ч Кто это вамъ сказалъ? крикнулъ вдругъ Евгенiй Павловичъ: Ч законъ Ч это правда, но столько же нормальный, сколько и законъ разрушенiя, а пожалуй и саморазрушенiя. Разв въ самосохраненiи одномъ весь нормальный законъ человчества?

Ч Эге! вскрикнулъ Ипполитъ, быстро оборотясь къ Евгенiю Павловичу и съ дикимъ любопытствомъ оглядывая его;

но увидвъ, что онъ смется, засмялся и самъ, толкнулъ рядомъ стоящаго Колю и опять спросилъ его который часъ, даже самъ притянулъ къ себ серебряные часы Коли и жадно посмотрлъ на стрлку.

Затмъ, точно все забывъ, онъ протянулся на диван, закинулъ руки за голову и сталъ смотрть въ потолокъ;

чрезъ полминуты онъ уже опять сидлъ за столомъ, выпрямившись и вслушиваясь въ болтовню разгорячившагося до послдней степени Лебедева.

Ч Мысль коварная и насмшливая, мысль шпигующая! съ жадностью подхватилъ Лебедевъ парадоксъ Евгенiя Павловича: Ч мысль высказанная съ цлью подзадорить въ драку противниковъ, Ч но мысль врная! Потому что вы, свтскiй пересмшникъ и кавалеристъ (хотя и не безъ способностей!), и сами не знаете, до какой степени ваша мысль есть глубокая мысль, есть врная мысль!

Да-съ. Законъ саморазрушенiя и законъ самосохраненiя одинаково сильны въ человчеств! Дьяволъ одинаково владычествуетъ человчествомъ до предла временъ еще намъ неизвстнаго. Вы сметесь? Вы не врите въ дьявола? Неврiе въ дьявола есть французская мысль, есть легкая мысль. Вы знаете ли кто есть дьяволъ? Знаете ли какъ ему имя? И не зная даже имени его, вы сметесь надъ формой его, по примру Вольтерову, надъ копытами, хвостомъ и рогами его, вами же изобртенными;

ибо нечистый духъ есть великiй и грозный духъ, а не съ копытами и съ рогами, вами ему изобртенными. Но не въ немъ теперь дло!...

Ч Почему вы знаете, что не въ немъ теперь дло? крикнулъ вдругъ Ипполитъ и захохоталъ какъ будто въ припадк.

Ч Мысль ловкая и намекающая! похвалилъ Лебедевъ: Ч но опять-таки дло не въ томъ, а вопросъ у насъ въ томъ, что не ослабли ли листочники жизни съ усиленiемъ....

Ч Желзныхъ-то дорогъ? крикнулъ Коля.

Ч Не желзныхъ путей сообщенiя, молодой, но азартный подростокъ, а всего того направленiя, которому желзныя дороги могутъ послужить, такъ-сказать, картиной, выраженiемъ художественнымъ. Спшатъ, гремятъ, стучатъ и торопятся для счастiя, говорятъ, человчества! Слишкомъ шумно и промышленно становится въ человчеств, мало спокойствiя духовнаго, жалуется одинъ удалившiйся мыслитель. Пусть, но стукъ телгъ, подвозящихъ хлбъ голодному человчеству, можетъ-быть, лучше спокойствiя духовнаго, отвчаетъ тому побдительно другой, разъзжающiй повсемстно мыслитель, и уходитъ отъ него съ тщеславiемъ. Не врю я, гнусный Лебедевъ, телгамъ, подвозящимъ хлбъ человчеству! Ибо телги, подвозящiя хлбъ всему человчеству, безъ нравственнаго основанiя поступку, могутъ прехладнокровно исключить изъ наслажденiя подвозимымъ значительную часть человчества, что уже и было....

Ч Это телги-то могутъ прехладнокровно исключить?

подхватилъ кто-то.

Ч Что уже и было, подтвердилъ Лебедевъ, не удостоивая вниманiемъ вопроса, Ч уже былъ Мальтусъ, другъ человчества.

Но другъ человчества съ шатостiю нравственныхъ основанiй есть людодъ человчества, не говоря о его тщеславiи;

ибо оскорбите тщеславiе котораго-нибудь изъ сихъ безчисленныхъ друзей человчества, и онъ тотчасъ же готовъ зажечь мiръ съ четырехъ концовъ изъ мелкаго мщенiя, Ч впрочемъ, такъ же точно какъ и всякiй изъ насъ, говоря по справедливости, какъ и я, гнуснйшiй изъ всхъ, ибо я-то, можетъ-быть, первый и дровъ принесу, а самъ прочь убгу. Но не въ томъ опять дло!

Ч Да въ чемъ же наконецъ?

Ч Надолъ!

Ч Дло въ слдующемъ анекдот изъ прошедшихъ вковъ, ибо я въ необходимости разказать анекдотъ изъ прошедшихъ вковъ. Въ наше время, въ нашемъ отечеств, которое, надюсь, вы любите одинаково со мной, господа, ибо я, съ своей стороны, готовъ излить изъ себя даже всю кровь мою....

Ч Дальше! Дальше!

Ч Въ нашемъ отечеств, равно какъ и въ Европ, всеобщiе, повсемстные и ужасные голода посщаютъ человчество, по возможному исчисленiю и сколько запомнить могу, не чаще теперь какъ одинъ разъ въ четверть столтiя, другими словами, однажды въ каждое двадцатипятилтiе. Не спорю за точную цифру, но весьма рдко, сравнительно.

Ч Съ чмъ сравнительно?

Ч Съ двнадцатымъ столтiемъ и съ сосдними ему столтiями съ той и съ другой стороны. Ибо тогда, какъ пишутъ и утверждаютъ писатели, всеобщiе голода въ человчеств посщали его въ два года разъ или, по крайней мр, въ три года разъ, такъ что при такомъ положенiи вещей человкъ прибгалъ даже къ антропофагiи, хотя и сохраняя секретъ. Одинъ изъ такихъ тунеядцевъ, приближаясь къ старости, объявилъ самъ собою и безъ всякаго принужденiя, что онъ въ продолженiе долгой и скудной жизни своей умертвилъ и сълъ лично и въ глубочайшемъ секрет шестьдесятъ монаховъ и нсколько свтскихъ младенцевъ, Ч штукъ шесть, но не боле, то-есть необыкновенно мало сравнительно съ количествомъ съденнаго имъ духовенства. До свтскихъ же взрослыхъ людей, какъ оказалось, онъ съ этою цлью никогда не касался.

Ч Этого быть не можетъ! крикнулъ самъ предсдатель, генералъ, чуть даже не обиженнымъ голосомъ: Ч я часто съ нимъ, господа, разсуждаю и спорю, и все о подобныхъ вещахъ;

но всего чаще онъ выставляетъ такiя нелпости, что уши даже вянутъ, ни на грошъ правдоподобiя!

Ч Генералъ! Вспомни осаду Карса, а вы, господа, узнайте, что анекдотъ мой голая истина. Отъ себя же замчу, что всякая почти дйствительность, хотя и иметъ непреложные законы свои, но почти всегда и невроятна, и неправдоподобна. И чмъ даже дйствительне, тмъ иногда и неправдоподобне.

Ч Да разв можно състь шестьдесятъ монаховъ? смялись кругомъ.

Ч Хоть онъ и сълъ ихъ не вдругъ, что очевидно, а можетъ быть, въ пятнадцать или въ двадцать тъ, что уже совершенно понятно и натурально....

Ч И натурально?

Ч И натурально! съ педантскимъ упорствомъ отгрызался Лебедевъ: Ч да и кром всего, католическiй монахъ уже по самой натур своей повадливъ и любопытенъ, и его слишкомъ легко заманить въ съ или въ какое-нибудь укромное мсто и тамъ поступить съ нимъ по вышесказанному, Ч но я все-таки не оспариваю, что количество съденныхъ лицъ оказалось чрезвычайное, даже до невоздержности.

Ч Можетъ-быть, это и правда, господа, замтилъ вдругъ князь.

До сихъ поръ онъ въ молчанiи слушалъ спорившихъ и не ввязывался въ разговоръ;

часто отъ души смялся вслдъ за всеобщими взрывами смха. Видно было, что онъ ужасно радъ тому, что такъ весело, такъ шумно;

даже тому, что они такъ много пьютъ.

Можетъ-быть, онъ и ни слова бы не сказалъ въ цлый вечеръ, но вдругъ какъ-то вздумалъ заговорить. Заговорилъ же съ чрезвычайною серiозностiю, такъ что вс вдругъ обратились къ нему съ любопытствомъ.

Ч Я, господа, про то собственно, что тогда бывали такiе частые голода. Про это и я слышалъ, хотя и плохо знаю исторiю. Но, кажется, такъ и должно было быть. Когда я попалъ въ швейцарскiя горы, я ужасно дивился развалинамъ старыхъ рыцарскихъ замковъ, построенныхъ на склонахъ горъ, по крутымъ скаламъ, и по крайней мр на полверст отвсной высоты (это значитъ нсколько верстъ тропинками). Замокъ извстно что: это цлая гора камней. Работа ужасная, невозможная! И это ужь, конечно, построили вс эти бдные люди, вассалы. Кром того, они должны были платить всякiя подати и содержать духовенство. Гд же тутъ было себя пропитать и землю обрабатывать? Ихъ же тогда было мало, должно быть, ужасно умирали съ голоду, и сть буквально, можетъ-быть, было нечего. Я иногда даже думалъ: какъ это не прескся тогда совсмъ этотъ народъ и что-нибудь съ нимъ не случилось, какъ онъ могъ устоять и вынести? Что были людоды и, можетъ-быть, очень много, то въ этомъ Лебедевъ, безъ сомннiя, правъ;

только вотъ я не знаю, почему именно онъ замшалъ тутъ монаховъ и что хочетъ этимъ сказать?

Ч Наврно то, что въ двнадцатомъ столтiи только монаховъ и можно было сть, потому что только одни монахи и были жирны, замтилъ Гаврила Ардалiоновичъ.

Ч Великолпнйшая и врнйшая мысль! крикнулъ Лебедевъ: Ч ибо до свтскихъ онъ даже и не прикоснулся. Ни единаго свтскаго на шестьдесятъ нумеровъ духовенства, и это страшная мысль, историческая мысль, статистическая мысль, наконецъ, и изъ такихъ-то фактовъ и возсоздается исторiя у умющаго;

ибо до цифирной точности возводится, что духовенство по крайней мр въ шестьдесятъ разъ жило счастливе и привольне чмъ все остальное тогдашнее человчество. И, можетъ-быть, по крайней мр въ шестьдесятъ разъ было жирне всего остальнаго человчества....

Ч Преувеличенье, преувеличенье, Лебедевъ! хохотали кругомъ.

Ч Я согласенъ, что историческая мысль, но къ чему вы ведете? продолжалъ спрашивать князь. (Онъ говорилъ съ такою серiозностiю и съ такимъ отсутствiемъ всякой шутки и насмшки надъ Лебедевымъ, надъ которымъ вс смялись, что тонъ его, среди общаго тона всей компанiи, невольно становился комическимъ;

еще немного, и стали бы подсмиваться и надъ нимъ, но онъ не замчалъ этого.) Ч Разв вы не видите, князь, что это помшанный? нагнулся къ нему Евгенiй Павловичъ. Ч Мн давеча сказали здсь, что онъ помшался на адвокатств и на рчахъ адвокатскихъ и хочетъ экзаменъ держать. Я жду славной пародiи.

Ч Я веду къ громадному выводу, гремлъ между тмъ Лебедевъ. Ч Но разберемъ прежде всего психологическое и юридическое состоянiе преступника. Мы видимъ, что преступникъ, или, такъ-сказать, мой клiентъ, несмотря на всю невозможность найдти другое съдобное, нсколько разъ, въ продолженiе любопытной карьеры своей, обнаруживаетъ желанiе раскаяться и отклоняетъ отъ себя духовенство. Мы видимъ это ясно изъ фактовъ:

упоминается, что онъ все-таки сълъ же пять или шесть младенцевъ, сравнительно, цифра ничтожная, но за то знаменательная въ другомъ отношенiи. Видно, что мучимый страшными угрызенiями (ибо клiентъ мой Ч человкъ религiозный и совстливый, что я докажу) и чтобъ уменьшить по возможности грхъ свой, онъ, въ вид пробы, перемнялъ шесть разъ пищу монашескую на пищу свтскую. Что въ вид пробы, то это опять несомннно;

ибо еслибы только для гастрономической варiацiи, то цифра шесть была бы слишкомъ ничтожною: почему только шесть нумеровъ, а не тридцать? (Я беру половину, половину на половину.) Но если это была только проба, изъ одного отчаянiя предъ страхомъ кощунства и оскорбленiя церковнаго, то тогда цифра шесть становится слишкомъ понятною;

ибо шесть пробъ чтобъ удовлетворить угрызенiямъ совсти слишкомъ достаточно, такъ какъ пробы не могли же быть удачными. И вопервыхъ, по моему мннiю, младенецъ слишкомъ малъ, то-есть не крупенъ, такъ что за извстное время свтскихъ младенцевъ потребовалось бы втрое, впятеро большая цифра нежели духовныхъ, такъ что и грхъ, если и уменьшался съ одной стороны, то въ конц-концовъ увеличивался съ другой, не качествомъ, такъ количествомъ.

Разсуждая такъ, господа, я, конечно, снисхожу въ сердце преступника двнадцатаго столтiя. Что же касается до меня, человка столтiя девятнадцатаго, то я, можетъ-быть, разсудилъ бы и иначе, о чемъ васъ и увдомляю, такъ что нечего вамъ на меня, господа, зубы скалить, а вамъ, генералъ, ужь и совсмъ неприлично.

Вовторыхъ, младенецъ, по моему личному мннiю, непитателенъ, можетъ-быть даже слишкомъ сладокъ и приторенъ, такъ что, не удовлетворяя потребности, оставляетъ одни угрызенiя совсти.

Теперь заключенiе, финалъ, господа, финалъ, въ которомъ заключается разгадка одного изъ величайшихъ вопросовъ тогдашняго и нашего времени! Преступникъ кончаетъ тмъ, что идетъ и доноситъ на себя духовенству и предаетъ себя въ руки правительству. Спрашивается, какiя муки ожидали его по тогдашнему времени, какiя колеса, костры и огни? Кто же толкалъ его идти доносить на себя? Почему не просто остановиться на цифр шестьдесятъ, сохраняя секретъ до послдняго своего издыханiя? Почему не просто бросить монашество и жить въ покаянiи пустынникомъ? Почему, наконецъ, не поступить самому въ монашество? Вотъ тутъ и разгадка! Стало-быть, было же нчто сильнйшее костровъ и огней и даже двадцатилтней привычки!

Стало-быть, была же мысль сильнйшая всхъ несчастiй, неурожаевъ, истязанiй, чумы, проказы и всего того ада, котораго бы и не вынесло то человчество безъ той связующей, направляющей сердце и оплодотворяющей источники жизни мысли!

Покажите же вы мн что-нибудь подобное такой сил въ нашъ вкъ пороковъ и желзныхъ дорогъ.... то-есть, надо бы сказать въ нашъ вкъ пароходовъ и желзныхъ дорогъ, но я говорю: въ нашъ вкъ пороковъ и желзныхъ дорогъ, потому что я пьянъ, но справедливъ! Покажите мн связующую настоящее человчество мысль хоть въ половину такой силы какъ въ тхъ столтiяхъ. И осмльтесь сказать наконецъ, что не ослабли, не помутились источники жизни подъ этою звздой, подъ этою стью, опутавшею людей. И не пугайте меня вашимъ благосостоянiемъ, вашими богатствами, рдкостью голода и быстротой путей сообщенiя! Богатства больше, но силы меньше;

связующей мысли не стало;

все размягчилось, все упрло и вс упрли! Вс, вс, вс мы упрли!... Но довольно, и не въ томъ теперь дло, а въ томъ, что не распорядиться ли намъ, достопочтенный князь, насчетъ приготовленной для гостей закусочки?

Лебедевъ, чуть не доведшiй нкоторыхъ изъ слушателей до настоящаго негодованiя (надо замтить, что бутылки все время не переставали откупориваться), неожиданнымъ заключенiемъ своей рчи насчетъ закусочки примирилъ съ собой тотчасъ же всхъ противниковъ. Самъ онъ называлъ такое заключенiе ловкимъ, адвокатскимъ оборотомъ дла. Веселый смхъ поднялся опять, гости оживились;

вс встали изъ-за стола, чтобы расправить члены и пройдтись по террас. Только Келлеръ остался недоволенъ рчью Лебедева и былъ въ чрезвычайномъ волненiи.

Ч Нападаетъ на просвщенiе, проповдуетъ изуврство двнадцатаго столтiя, кривляется и даже безо всякой сердечной невинности: самъ-то чмъ онъ домъ нажилъ? позвольте спросить, говорилъ онъ вслухъ, останавливая всхъ и каждаго.

Ч Я видлъ настоящаго толкователя Апокалипсиса, говорилъ генералъ въ другомъ углу, другимъ слушателямъ и между прочимъ Птицыну, котораго ухватилъ за пуговицу, Ч покойнаго Григорiя Семеновича Бурмистрова;

тотъ, такъ-сказать, прожигалъ сердца. И вопервыхъ, надвалъ очки, развертывалъ большую старинную книгу въ черномъ кожаномъ переплет, ну, и при этомъ сдая борода, дв медали за пожертвованiя. Начиналъ сурово и строго, предъ нимъ склонялись генералы, а дамы въ обморокъ падали, ну Ч а этотъ заключаетъ закуской! Ни на что не похоже!

Птицынъ, слушавшiй генерала, улыбался и какъ будто собирался взяться за шляпу, но точно не ршался или безпрерывно забывалъ о своемъ намренiи. Ганя, еще до того времени какъ встали изъ-за стола, вдругъ пересталъ пить и отодвинулъ отъ себя бокалъ;

что-то мрачное прошло по лицу его. Когда встали изъ-за стола, онъ подошелъ къ Рогожину и слъ съ нимъ рядомъ. Можно было подумать, что они въ самыхъ прiятельскихъ отношенiяхъ.

Рогожинъ, который въ начал тоже нсколько разъ было собирался потихоньку уйдти, сидлъ теперь неподвижно, потупивъ голову и какъ бы тоже забывъ, что хотлъ уходить. Во весь вечеръ онъ не выпилъ ни одной капли вина и былъ очень задумчивъ;

изрдка только поднималъ глаза и оглядывалъ всхъ и каждаго. Теперь же можно было подумать, что онъ чего-то здсь ждетъ, чрезвычайно для него важнаго, и до времени ршился не уходить.

Князь выпилъ всего два или три бокала и былъ только веселъ.

Привставъ изъ-за стола, онъ встртилъ взглядъ Евгенiя Павловича, вспомнилъ о предстоящемъ между ними объясненiи и улыбнулся привтливо. Евгенiй Павловичъ кивнулъ ему головой и вдругъ показалъ на Ипполита, котораго пристально наблюдалъ въ эту самую минуту. Ипполитъ спалъ, протянувшись на диван.

Ч Зачмъ, скажите, затесался къ вамъ этотъ мальчишка, князь? сказалъ онъ вдругъ съ такою явною досадой и даже со злобой, что князь удивился. Ч Бьюсь объ закладъ, у него недоброе на ум!

Ч Я замтилъ, сказалъ князь, Ч мн показалось, по крайней мр, что онъ васъ слишкомъ интересуетъ сегодня, Евгенiй Павлычъ;

это правда?

Ч И прибавьте: при моихъ собственныхъ обстоятельствахъ мн и самому есть о чемъ задуматься, такъ что я самъ себ удивляюсь, что весь вечеръ не могу оторваться отъ этой противной физiономiи!

Ч У него лицо красивое....

Ч Вотъ, вотъ, смотрите! крикнулъ Евгенiй Павловичъ, дернувъ за руку князя: Ч вотъ!...

Князь еще разъ съ удивленiемъ оглядлъ Евгенiя Павловича.

V.

Ипполитъ, подъ конецъ диссертацiи Лебедева вдругъ заснувшiй на диван, теперь вдругъ проснулся, точно кто его толкнулъ въ бокъ, вздрогнулъ, приподнялся, осмотрлся кругомъ и поблднлъ;

въ какомъ-то даже испуг озирался онъ кругомъ;

но почти ужасъ выразился въ его лиц, когда онъ все припомнилъ и сообразилъ:

Ч Что, они расходятся? Кончено? все кончено? Взошло солнце? спрашивалъ онъ тревожно, хватая за руку князя: Ч который часъ? Ради Бога: часъ? Я проспалъ. Долго я спалъ?

прибавилъ онъ чуть не съ отчаяннымъ видомъ, точно онъ проспалъ что-то такое, отчего по крайней мр зависла вся судьба его.

Ч Вы спали семь или восемь минутъ, отвтилъ Евгенiй Павловичъ.

Ипполитъ жадно посмотрлъ на него и нсколько мгновенiй соображалъ.

Ч А.... только! Стало-быть, я....

И онъ глубоко и жадно перевелъ духъ, какъ бы сбросивъ съ себя чрезвычайную тягость. Онъ догадался наконецъ, что ничего не кончено, что еще не разсвло, что гости встали изъ-за стола только для закуски, и что кончилась всего одна только болтовня Лебедева. Онъ улыбнулся, и чахоточный румянецъ, въ вид двухъ яркихъ пятенъ, заигралъ на щекахъ его.

Ч А вы ужь и минуты считали пока я спалъ, Евгенiй Павлычъ, подхватилъ онъ насмшливо, Ч вы цлый вечеръ отъ меня не отрывались, я видлъ.... А! Рогожинъ! Я видлъ его сейчасъ во сн, прошепталъ онъ князю, нахмурившись и кивая на сидвшаго у стола Рогожина;

Ч ахъ, да, перескочилъ онъ вдругъ опять, Ч гд же ораторъ, гд жь Лебедевъ? Лебедевъ, стало-быть, кончилъ? О чемъ онъ говорилъ? Правда, князь, что вы разъ говорили, что мiръ спасетъ красота? Господа, закричалъ онъ громко всмъ: Ч князь утверждаетъ, что мiръ спасетъ красота! А я утверждаю, что у него оттого такiя игривыя мысли, что онъ теперь влюбленъ. Господа, князь влюбленъ;

давеча, только что онъ вошелъ, я въ этомъ убдился. Не краснйте, князь, мн васъ жалко станетъ.

Какая красота спасетъ мiръ? Мн это Коля пересказалъ..... Вы ревностный христiанинъ? Коля говоритъ, что вы сами себя называете христiаниномъ.

Князь разсматривалъ его внимательно и не отвтилъ ему.

Ч Вы не отвчаете мн? Вы, можетъ-быть, думаете, что я васъ очень люблю? прибавилъ вдругъ Ипполитъ, точно сорвалъ.

Ч Нтъ, не думаю. Я знаю, что вы меня не любите.

Ч Какъ! Даже посл вчерашняго? Вчера я былъ искрененъ съ вами?

Ч Я и вчера зналъ, что вы меня не любите.

Ч То Ч есть, потому что я вамъ завидую, завидую? Вы всегда это думали и думаете теперь, но.... но зачмъ я говорю вамъ объ этомъ? Я хочу выпить еще шампанскаго;

налейте мн, Келлеръ.

Ч Вамъ нельзя больше пить, Ипполитъ, я вамъ не дамъ...

И князь отодвинулъ отъ него бокалъ.

Ч И впрямь.... согласился онъ тотчасъ же, какъ бы задумываясь, Ч пожалуй еще скажутъ.... да чортъ ли мн въ томъ, что они скажутъ! Не правда ли, не правда ли? Пускай ихъ потомъ говорятъ, такъ ли, князь? И какое намъ всмъ до того дло, что будетъ потомъ!... Я, впрочемъ, съ просонья. Какой я ужасный сонъ видлъ, теперь только припомнилъ.... Я вамъ не желаю такихъ сновъ, князь, хоть я васъ дйствительно, можетъ-быть, не люблю.

Впрочемъ, если не любишь человка, зачмъ ему дурнаго желать, неправда ли? Что это я все спрашиваю;

все-то я спрашиваю! Дайте мн вашу руку;

я вамъ крпко пожму ее, вотъ такъ.... Вы однакожь протянули мн руку? Стало-быть, знаете, что я вамъ искренно ее пожимаю?... Пожалуй, я не буду больше пить. Который часъ?

Впрочемъ, не надо, я знаю который часъ. Пришелъ часъ! Теперь самое время. Что это, тамъ въ углу закуску ставятъ? Стало-быть, этотъ столъ свободенъ? прекрасно! Господа, я.... однако вс эти господа и не слушаютъ.... я намренъ прочесть одну статью, князь;

закуска, конечно, интересне, но....

И вдругъ, совершенно неожиданно, онъ вытащилъ изъ своего верхняго боковаго кармана большой, канцелярскаго размра пакетъ, запечатанный большою красною печатью. Онъ положилъ его на столъ предъ собой.

Эта неожиданность произвела эффектъ въ неготовомъ къ тому, или, лучше сказать, въ готовомъ, но не къ тому, обществ. Евгенiй Павловичъ даже привскочилъ на своемъ стул;

Ганя быстро придвинулся къ столу;

Рогожинъ тоже, но съ какою-то брюзгливою досадой, какъ бы понимая въ чемъ дло. Случившiйся вблизи Лебедевъ подошелъ съ любопытными глазками и смотрлъ на пакетъ, стараясь угадать въ чемъ дло.

Ч Что это у васъ? спросилъ съ безпокойствомъ князь.

Ч Съ первымъ краюшкомъ солнца я улягусь, князь, я сказалъ;

честное слово: увидите! вскричалъ Ипполитъ: Ч но.... но....

неужели вы думаете, что я не въ состоянiи распечатать этотъ пакетъ? прибавилъ онъ, съ какимъ-то вызовомъ обводя всхъ кругомъ глазами и какъ будто обращаясь ко всмъ безразлично.

Князь замтилъ, что онъ весь дрожалъ.

Ч Мы никто этого и не думаемъ, отвтилъ князь за всхъ, Ч и почему вы думаете, что у кого-нибудь есть такая мысль, и что....

что у васъ за странная идея читать? Что у васъ тутъ такое, Ипполитъ?

Ч Что тутъ такое? Что съ нимъ опять приключилось?

спрашивали кругомъ. Вс подходили, иные еще закусывая;

пакетъ съ красною печатью всхъ притягивалъ, точно магнитъ.

Ч Это я самъ вчера написалъ, сейчасъ посл того какъ далъ вамъ слово что прiду къ вамъ жить, князь. Я писалъ это вчера весь день, потомъ ночь и кончилъ сегодня утромъ;

ночью подъ утро я видлъ сонъ....

Ч Не лучше ли завтра? робко перебилъ князь.

Ч Завтра времени больше не будетъ! истерически усмхнулся Ипполитъ. Ч Впрочемъ, не безпокойтесь, я прочту въ сорокъ минутъ, ну Ч въ часъ.... И видите какъ вс интересуются;

вс подошли;

вс на мою печать смотрятъ, и вдь не запечатай я статью въ пакетъ, не было бы никакого эффекта! Ха-ха! Вотъ что она значитъ, таинственность! Распечатывать или нтъ, господа?

крикнулъ онъ, смясь своимъ страннымъ смхомъ и сверкая глазами. Ч Тайна! Тайна! А помните, князь, кто провозгласилъ, что времени больше не будетъ? Это провозглашаетъ огромный и могучiй ангелъ въ Апокалипсис.

Ч Лучше не читать! воскликнулъ вдругъ Евгенiй Павловичъ, но съ такимъ нежданнымъ въ немъ видомъ безпокойства, что многимъ показалось это страннымъ.

Ч Не читайте! крикнулъ и князь, положивъ на пакетъ руку.

Ч Какое чтенiе? теперь закуска, замтилъ кто-то. Ч Статья?

Въ журналъ что ли? освдомился другой. Ч Можетъ скучно?

прибавилъ третiй. Ч Да что тутъ такое? освдомлялись остальные.

Но пугливый жестъ князя точно испугалъ и самого Ипполита.

Ч Такъ.... не читать? прошепталъ онъ ему какъ-то опасливо, съ кривившеюся улыбкой на посинвшихъ губахъ: Ч не читать?

пробормоталъ онъ, обводя взглядомъ всю публику, вс глаза и лица, и какъ будто цпляясь опять за всхъ съ прежнею, точно набрасывающеюся на всхъ экспансивностью: Ч вы.... боитесь?

повернулся онъ опять къ князю.

Ч Чего? спросилъ тотъ, все боле и боле измняясь.

Ч Есть у кого-нибудь двугривенный, двадцать копекъ?

вскочилъ вдругъ Ипполитъ со стула, точно его сдернули: Ч какая нибудь монетка?

Ч Вотъ! подалъ тотчасъ же Лебедевъ;

у него мелькнула мысль, что больной Ипполитъ помшался.

Ч Вра Лукьяновна! торопливо пригласилъ Ипполитъ: Ч возьмите, бросьте на столъ: орелъ или ршетка? Орелъ Ч такъ читать!

Вра испуганно посмотрла на монетку, на Ипполита, потомъ на отца и какъ-то неловко, закинувъ кверху голову, какъ бы въ томъ убжденiи, что ужь ей самой не надо смотрть на монетку, бросила ее на столъ. Выпалъ орелъ.

Ч Читать! прошепталъ Ипполитъ, какъ будто раздавленный ршенiемъ судьбы;

онъ не поблднлъ бы боле, еслибъ ему прочли смертный приговоръ. Ч А впрочемъ, вздрогнулъ онъ вдругъ, помолчавъ съ полминуты, Ч что это? Неужели я бросалъ сейчасъ жребiй? съ тою же напрашивающеюся откровенностью осмотрлъ онъ всхъ кругомъ. Ч Но вдь это удивительная психологическая черта! вскричалъ онъ вдругъ, обращаясь къ князю, въ искреннемъ изумленiи: Ч это... это непостижимая черта, князь! подтвердилъ онъ, оживляясь и какъ бы приходя въ себя: Ч это вы запишите, князь, запомните, вы вдь, кажется, собираете матерiалы насчетъ смертной казни... Мн говорили, ха-ха! О, Боже, какая безтолковая нелпость! Ч Онъ слъ на диванъ, облокотился на столъ обоими локтями и схватилъ себя за голову. Ч Вдь это даже стыдно!... А чортъ ли мн въ томъ, что стыдно, поднялъ онъ почти тотчасъ же голову. Ч Господа! Господа, я распечатываю пакетъ, провозгласилъ онъ съ какою-то внезапною ршимостiю, Ч я.... я, впрочемъ, не принуждаю слушать!...

Дрожащими отъ волненья руками онъ распечаталъ пакетъ, вынулъ изъ него нсколько листочковъ почтовой бумаги, мелко исписанныхъ, положилъ ихъ предъ собой и сталъ расправлять ихъ.

Ч Да что это? Да что тутъ такое? Что будутъ читать? мрачно бормотали нкоторые;

другiе молчали. Но вс услись и смотрли съ любопытствомъ. Можетъ-быть, дйствительно ждали чего-то необыкновеннаго. Вра уцпилась за стулъ отца и отъ испуга чуть не плакала;

почти въ такомъ же испуг былъ и Коля. Уже усвшiйся Лебедевъ вдругъ приподнялся, схватился за свчки и приблизилъ ихъ ближе къ Ипполиту, чтобы свтле было читать.

Ч Господа, это.... это вы увидите сейчасъ что такое, прибавилъ для чего-то Ипполитъ и вдругъ началъ чтенiе:

Необходимое объясненiе. Эпиграфъ Aprs moi le dluge.... Фу, чортъ возьми! вскрикнулъ онъ точно обжегшись: Ч неужели я могъ серiозно поставить такой глупый эпиграфъ?... Послушайте, господа!... увряю васъ, что все это въ конц концовъ, можетъ-быть, ужаснйшiе пустяки! Тутъ только нкоторыя мои мысли.... Если вы думаете, что тутъ.... что-нибудь таинственное или.... запрещенное....

однимъ словомъ....

Ч Читали бы безъ предисловiй, перебилъ Ганя.

Ч Завилялъ! прибавилъ кто-то.

Ч Разговору много, ввернулъ молчавшiй все время Рогожинъ.

Ипполитъ вдругъ посмотрлъ на него, и когда глаза ихъ встртились, Рогожинъ горько и желчно осклабился и медленно произнесъ странныя слова:

Ч Не такъ этотъ предметъ надо обдлывать, парень, не такъ....

Что хотлъ сказать Рогожинъ, конечно, никто не понялъ, но слова его произвели довольно странное впечатлнiе на всхъ;

всякаго тронула краюшкомъ какая-то одна, общая мысль. На Ипполита же слова эти произвели впечатлнiе ужасное: онъ такъ задрожалъ, что князь протянулъ было руку чтобы поддержать его, и онъ наврно бы вскрикнулъ, еслибы видимо не оборвался вдругъ его голосъ. Цлую минуту онъ не могъ выговорить слова и, тяжело дыша, все смотрлъ на Рогожина. Наконецъ, задыхаясь и съ чрезвычайнымъ усилiемъ, выговорилъ:

Ч Такъ это вы.... вы были.... вы?

Ч Что былъ? Что я? отвтилъ, недоумвая, Рогожинъ, но Ипполитъ, вспыхнувъ, и почти съ бшенствомъ, вдругъ его охватившимъ, рзко и сильно вскричалъ:

Ч Вы были у меня на прошлой недл, ночью, во второмъ часу, въ тотъ день, когда я къ вамъ приходилъ утромъ, вы!!

Признавайтесь, вы?

Ч На прошлой недл, ночью? Да не спятилъ ли ты и впрямь съ ума, парень?

Парень опять съ минуту помолчалъ, приставивъ указательный палецъ ко бу и какъ бы соображая;

но въ блдной, все такъ же кривившейся отъ страха улыбк его мелькнуло вдругъ что-то какъ будто хитрое, даже торжествующее.

Ч Это были вы! повторилъ онъ наконецъ чуть не шепотомъ, но съ чрезвычайнымъ убжденiемъ: Ч вы приходили ко мн и сидли молча у меня на стул, у окна, цлый часъ;

больше;

въ первомъ и во второмъ часу пополуночи;

вы потомъ встали и ушли въ третьемъ часу.... Это были вы, вы! Зачмъ вы пугали меня, зачмъ вы приходили мучить меня, Ч не понимаю, но это были вы!

И во взгляд его мелькнула вдругъ безконечная ненависть, несмотря на все еще неунимавшуюся въ немъ дрожь отъ испуга.

Ч Вы сейчасъ, господа, все это узнаете, я.... я.... слушайте....

Онъ опять, и ужасно торопясь, схватился за свои листочки;

они расползлись и разрознились, онъ силился ихъ сложить;

они дрожали въ его дрожавшихъ рукахъ;

долго онъ не могъ устроиться.

Ч Помшался, али бредитъ! пробормоталъ чуть слышно Рогожинъ.

Чтенiе наконецъ началось. Въ начал, минутъ съ пять, авторъ неожиданной статьи все еще задыхался и читалъ безсвязно и неровно;

но потомъ голосъ его отвердлъ и сталъ вполн выражать смыслъ прочитаннаго. Иногда только довольно сильный кашель прерывалъ его;

съ половины статьи онъ сильно охрипъ;

чрезвычайное одушевленiе, овладвавшее имъ все боле и боле по мр чтенiя, подъ конецъ достигло высшей степени, какъ и болзненное впечатлнiе на слушателей. Вотъ вся эта статья:

МОЕ НЕОБХОДИМОЕ ОБЪЯСНЕНIЕ. Aprs moi le dluge! Вчера утромъ былъ у меня князь;

между прочимъ онъ уговорилъ меня перехать на свою дачу. Я такъ и зналъ, что онъ непремнно будетъ на этомъ настаивать, и увренъ былъ, что онъ такъ прямо и брякнетъ мн, что мн на дач будетъ легче умирать между людьми и деревьями, какъ онъ выражается. Но сегодня онъ не сказалъ умереть, а сказалъ будетъ легче прожить, что однакоже почти все равно для меня, въ моемъ положенiи. Я спросилъ его, что онъ подразумваетъ подъ своими безпрерывными деревьями, и почему онъ мн такъ навязываетъ эти деревья, Ч и съ удивленiемъ узналъ отъ него, что я самъ будто бы на томъ вечер выразился, что прiзжалъ въ Павловскъ въ послднiй разъ посмотрть на деревья. Когда я замтилъ ему, что вдь все равно умирать, что подъ деревьями, что смотря въ окно на мои кирпичи, и что для двухъ недль нечего такъ церемониться, то онъ тотчасъ же согласился;

но зелень и чистый воздухъ, по его мннiю, непремнно произведутъ во мн какую-нибудь физическую перемну, и мое волненiе и мои сны перемнятся и, можетъ-быть, облегчатся. Я опять замтилъ ему смясь, что онъ говоритъ какъ матерiалистъ.

Онъ отвтилъ мн съ своею улыбкой, что онъ и всегда былъ матерiалистъ. Такъ какъ онъ никогда не жетъ, то эти слова что нибудь да означаютъ. Улыбка его хороша;

я разглядлъ его теперь внимательне. Я не знаю, люблю или не люблю я его теперь;

теперь мн некогда съ этимъ возиться. Моя пятимсячная ненависть къ нему, надо замтить, въ послднiй мсяцъ стала совсмъ утихать.

Кто знаетъ, можетъ-быть, я прiзжалъ въ Павловскъ, главное, чтобъ его увидать. Но.... зачмъ я оставлялъ тогда мою комнату?

Приговоренный къ смерти не долженъ оставлять своего угла;

и еслибы теперь я не принялъ окончательнаго ршенiя, а ршился бы, напротивъ, ждать до послдняго часу, то конечно не оставилъ бы моей комнаты ни за что и не принялъ бы предложенiя переселиться къ нему лумирать въ Павловскъ.

Мн нужно поспшить и кончить все это лобъясненiе непремнно до завтра. Стало-быть, у меня не будетъ времени перечитать и поправить;

перечту завтра, когда буду читать князю и двумъ, тремъ свидтелямъ, которыхъ намренъ найдти у него.

Такъ какъ тутъ не будетъ ни одного слова жи, а все одна правда, послдняя и торжественная, то мн заране любопытно, какое впечатлнiе она произведетъ на меня самого въ тотъ часъ и въ ту минуту, когда я стану перечитывать? Впрочемъ, я напрасно написалъ слова: правда послдняя и торжественная;

для двухъ недль и безъ того гать не стоитъ, потому что жить дв недли не стоитъ;

это самое лучшее доказательство, что я напишу одну правду. (NB. Не забыть мысли: не сумашедшiй ли я въ эту минуту, то-есть минутами? Мн сказали утвердительно, что чахоточные въ послдней степени иногда сходятъ съ ума на время. Проврить это завтра за чтенiемъ, по впечатлнiю на слушателей. Этотъ вопросъ непремнно разршить въ полной точности;

иначе нельзя ни къ чему приступить.) Мн кажется, я написалъ сейчасъ ужасную глупость;

но переправлять мн некогда, я сказалъ;

кром того, я даю себ слово нарочно не переправлять въ этой рукописи ни одной строчки, даже еслибъ я самъ замтилъ, что противорчу себ чрезъ каждыя пять строкъ. Я хочу именно опредлить завтра за чтенiемъ правильно ли логическое теченiе моей мысли;

замчаю ли я ошибки мои и врно ли, стало-быть, все то, что я въ этой комнат въ эти шесть мсяцевъ передумалъ, или только одинъ бредъ.

Еслибъ еще два мсяца тому назадъ мн пришлось, какъ теперь, оставлять совсмъ мою комнату и проститься съ Мейеровою стной, то я увренъ, мн было бы грустно. Теперь же я ничего не ощущаю, а между тмъ завтра оставляю и комнату, и стну, на вки! Стало-быть, убжденiе мое, что для двухъ недль не стоитъ уже сожалть или предаваться какимъ-нибудь ощущенiямъ, одолло моею природой и можетъ уже теперь приказывать всмъ моимъ чувствамъ. Но правда ли это? Правда ли, что моя природа побждена теперь совершенно? Еслибы меня стали теперь пытать, то я бы сталъ наврно кричать и не сказалъ бы, что не стоитъ кричать и чувствовать боль, потому что дв недли только осталось жить.

Но правда ли то, что мн только дв недли жить остается, а не больше? Тогда въ Павловск я солгалъ: Б-нъ мн ничего не говорилъ и никогда не видалъ меня;

но съ недлю назадъ ко мн приводили студента Кислородова;

по убжденiямъ своимъ, онъ матерiалистъ, атеистъ и нигилистъ, вотъ почему я именно его и позвалъ: мн надо было человка, чтобы сказалъ мн наконецъ голую правду, не нжничая и безъ церемонiи. Такъ онъ и сдлалъ, и не только съ готовностiю и безъ церемонiи, но даже съ видимымъ удовольствiемъ (что, по-моему, ужь и лишнее). Онъ брякнулъ мн прямо, что мн осталось около мсяца;

можетъ-быть, нсколько больше, если будутъ хорошiя обстоятельства;

но можетъ-быть, даже и гораздо раньше умру. По его мннiю, я могу умереть и внезапно, даже напримръ завтра: такiе факты бывали, и не дале какъ третьяго дня одна молодая дама, въ чахотк и въ положенiи, сходномъ съ моимъ, въ Коломн, собиралась идти на рынокъ покупать провизiю, но вдругъ почувствовала себя дурно, легла на диванъ, вздохнула и умерла. Все это Кислородовъ сообщилъ мн даже съ нкоторою щеголеватостiю безчувствiя и неосторожности, и какъ будто длая мн тмъ честь, то-есть показывая тмъ, что принимаетъ и меня за такое же всеотрицающее высшее существо какъ и самъ онъ, которому умереть, разумется, ничего не стоитъ.

Въ конц концовъ все-таки фактъ облиневанный: мсяцъ и никакъ не боле! Что онъ не ошибся въ томъ, я совершенно увренъ.

Удивило меня очень, почему князь такъ угадалъ давеча, что я вижу дурные сны;

онъ сказалъ буквально что въ Павловск мое волненiе и сны перемнятся. И почему же сны? Онъ или медикъ, или въ самомъ дл необыкновеннаго ума и можетъ очень многое угадывать. (Но что онъ въ конц концовъ лидiотъ Ч въ этомъ нтъ никакого сомннiя.) Какъ нарочно предъ самымъ его приходомъ я видлъ одинъ хорошенькiй сонъ (впрочемъ изъ тхъ, которые мн теперь снятся сотнями). Я заснулъ, Ч я думаю за часъ до его прихода, Ч и видлъ, что я въ одной комнат (но не въ моей). Комната больше и выше моей, лучше меблирована, свтлая, шкафъ, комодъ, диванъ и моя кровать, большая и широкая и покрытая зеленымъ шелковымъ стеганымъ одяломъ. Но въ этой комнат я замтилъ одно ужасное животное, какое-то чудовище.

Оно было въ род скорпiона, но не скорпiонъ, а гаже и гораздо ужасне, и кажется, именно тмъ, что такихъ животныхъ въ природ нтъ, и что оно нарочно у меня явилось и что въ этомъ самомъ заключается будто бы какая-то тайна. Я его очень хорошо разглядлъ: оно коричневое и скорлупчатое, пресмыкающiйся гадъ, длиной вершка въ четыре, у головы толщиной въ два пальца, къ хвосту постепенно тоньше, такъ что самый кончикъ хвоста толщиной не больше десятой доли вершка. На вершокъ отъ головы, изъ туловища выходятъ, подъ угломъ въ сорокъ пять градусовъ, дв лапы, по одной съ каждой стороны, вершка по два длиной, такъ что все животное представляется, если смотрть сверху, въ вид трезубца. Головы я не разсмотрлъ, но видлъ два усика, не длинные, въ вид двухъ крпкихъ иглъ, то же коричневые. Такiе же два усика на конц хвоста и на конц каждой изъ лапъ, всего, стало-быть, восемь усиковъ. Животное бгало по комнат очень быстро, упираясь лапами и хвостомъ, и когда бжало, то и туловище и лапы извивались какъ змйки, съ необыкновенною быстротой, несмотря на скорлупу, и на это было очень гадко смотрть. Я ужасно боялся, что оно меня ужалитъ;

мн сказали, что оно ядовитое, но я больше всего мучился тмъ, кто его прислалъ въ мою комнату, что хотятъ мн сдлать, и въ чемъ тутъ тайна? Оно пряталось подъ комодъ, подъ шкафъ, заползало въ углы.

Я слъ на стулъ съ ногами и поджалъ ихъ подъ себя. Оно быстро перебжало наискось всю комнату и исчезло гд-то около моего стула. Я въ страх осматривался, но такъ какъ я сидлъ поджавъ ноги, то и надялся, что оно не всползетъ на стулъ. Вдругъ я услышалъ сзади меня, почти у головы моей, какой-то трескучiй шелестъ;

я обернулся и увидлъ, что гадъ всползаетъ по стн и уже наравн съ моею головой, и касается даже моихъ волосъ хвостомъ, который вертлся и извивался съ чрезвычайною быстротой. Я вскочилъ, исчезло и животное. На кровать я боялся лечь, чтобъ оно не заползло подъ подушку. Въ комнату пришли моя мать и какой-то ея знакомый. Они стали ловить гадину, но были спокойне чмъ я и даже не боялись. Но они ничего не понимали.

Вдругъ гадъ выползъ опять;

онъ ползъ въ этотъ разъ очень тихо и какъ будто съ какимъ-то особымъ намренiемъ, медленно извиваясь, что было еще отвратительне, опять наискось комнаты, къ дверямъ.

Тутъ моя мать отворила дверь и кликнула Норму, нашу собаку, Ч огромный тернуфъ, черный и лохматый;

умерла пять тъ тому назадъ. Она бросилась въ комнату и стала надъ гадиной какъ вкопаная. Остановился и гадъ, но все еще извиваясь и пощелкивая по полу концами лапъ и хвоста. Животныя не могутъ чувствовать мистическаго испуга, если не ошибаюсь;

но въ эту минуту мн показалось, что въ испуг Нормы было что-то какъ-будто очень необыкновенное, какъ будто то же почти мистическое, и что она, стало-быть, тоже предчувствуетъ, какъ и я, что въ звр заключается что-то роковое и какая-то тайна. Она медленно отодвигалась назадъ передъ гадомъ, тихо и осторожно ползшимъ на нее;

онъ, кажется, хотлъ вдругъ на нее броситься и ужалить. Но несмотря на весь испугъ, Норма смотрла ужасно злобно, хоть и дрожала всми членами. Вдругъ она медленно оскалила свои страшные зубы, открыла всю свою огромную красную пасть, приноровилась, изловчилась, ршилась и вдругъ схватила гада зубами. Должно-быть, гадъ сильно рванулся чтобы выскользнуть, такъ что Норма еще разъ поймала его, уже на лету, и два раза всею пастью вобрала его въ себя, все на лету, точно глотая. Скорлупа затрещала на ея зубахъ;

хвостикъ животнаго и лапы, выходившiя изъ пасти, шевелились съ ужасною быстротой. Вдругъ Норма жалобно взвизгнула: гадина успла-таки ужалить ей языкъ. Съ визгомъ и воемъ она раскрыла отъ боли ротъ, и я увидлъ, что разгрызенная гадина еще шевелилась у нея поперекъ рта, выпуская изъ своего полураздавленнаго туловища на ея языкъ множество благо сока, похожаго на сокъ раздавленнаго чернаго таракана....

Тутъ я проснулся, и вошелъ князь. Ч Господа, сказалъ Ипполитъ, вдругъ отрываясь отъ чтенiя и даже почти застыдившись, Ч я не перечитывалъ, но, кажется, я дйствительно много лишняго написалъ. Этотъ сонъ....

Ч Есть-таки, поспшилъ ввернуть Ганя.

Ч Тутъ слишкомъ много личнаго, соглашаюсь, то-есть собственно обо мн....

Говоря это Ипполитъ имлъ усталый и разслабленный видъ и обтиралъ потъ съ своего ба платкомъ.

Ч Да-съ, слишкомъ ужь собой интересуетесь, прошиплъ Лебедевъ.

Ч Я, господа, никого не принуждаю, опять-таки;

кто не хочетъ, тотъ можетъ и удалиться.

Ч Прогоняетъ.... изъ чужаго дома, чуть слышно проворчалъ Рогожинъ.

Ч А какъ мы вс вдругъ встанемъ и удалимся? проговорилъ внезапно Фердыщенко, до сихъ, поръ впрочемъ, не осмливавшiйся вслухъ говорить.

Ипполитъ вдругъ опустилъ глаза и схватился за рукопись;

но въ ту же секунду поднялъ опять голову, и сверкая глазами, съ двумя красными пятнами на щекахъ, проговорилъ, въ упоръ смотря на Фердыщенка:

Ч Вы меня совсмъ не любите!

Раздался смхъ;

впрочемъ, большинство не смялось.

Ипполитъ покраснлъ ужасно.

Ч Ипполитъ, сказалъ князь, Ч закройте вашу рукопись и отдайте ее мн, а сами ложитесь спать здсь въ моей комнат. Мы поговоримъ предъ сномъ и завтра;

но съ тмъ, чтобъ ужь никогда не развертывать эти листы. Хотите?

Ч Разв это возможно? посмотрлъ на него Ипполитъ въ ршительномъ удивленiи. Ч Господа! крикнулъ онъ опять, лихорадочно оживляясь: Ч глупый эпизодъ, въ которомъ я не умлъ вести себя. Боле прерывать чтенiе не буду. Кто хочетъ слушать Ч слушай....

Онъ поскорй глотнулъ изъ стакана воды, поскорй облокотился на столъ, чтобы закрыться отъ взглядовъ, и съ упорствомъ сталъ продолжать чтенiе. Стыдъ скоро, впрочемъ, прошелъ....

Идея о томъ (продолжалъ онъ читать), что не стоитъ жить нсколько недль, стала одолвать меня настоящимъ образомъ, я думаю, съ мсяцъ назадъ, когда мн оставалось жить еще четыре недли, но совершенно овладла мной только три дня назадъ, когда я возвратился съ того вечера въ Павловск. Первый моментъ полнаго, непосредственнаго проникновенiя этою мыслью произошелъ на террас у князя, именно въ то самое мгновенiе, когда я вздумалъ сдлать послднюю пробу жизни, хотлъ видть людей и деревья (пусть это я самъ говорилъ), горячился, настаивалъ на прав Бурдовскаго, моего ближняго, и мечталъ, что вс они вдругъ растопырятъ руки и примутъ меня въ свои объятiя, и попросятъ у меня въ чемъ-то прощенiя, а я у нихъ;

однимъ словомъ, я кончилъ какъ бездарный дуракъ. И вотъ въ эти то часы и вспыхнуло во мн послднее убжденiе. Удивляюсь теперь, какимъ образомъ я могъ жить цлые шесть мсяцевъ безъ этого лубжденiя! Я положительно зналъ, что у меня чахотка и неизлчимая;

я не обманывалъ себя и понималъ дло ясно. Но чмъ ясне я его понималъ, тмъ судорожне мн хотлось жить;

я цплялся за жизнь и хотлъ жить во что бы то ни стало. Согласенъ, что я могъ тогда злиться на темный и глухой жребiй, распорядившiйся раздавить меня какъ муху и, конечно, не зная зачмъ;

но зачмъ же я не кончилъ одною злостью? Зачмъ я дйствительно начиналъ жить, зная, что мн уже нельзя начинать;

пробовалъ, зная, что мн уже нечего пробовать? А между тмъ я даже книги не могъ прочесть и пересталъ читать: къ чему читать, къ чему узнавать на шесть мсяцевъ? Эта мысль заставляла меня не разъ бросать книгу.

Да, эта Мейерова стна можетъ много пересказать! Много я на ней записалъ. Не было пятна на этой грязной стн, котораго бы я не заучилъ. Проклятая стна! А все-таки она мн дороже всхъ Павловскихъ деревьевъ, то-есть, должна бы быть всхъ дороже, еслибы мн не было теперь все равно.

Припоминаю теперь, съ какимъ жаднымъ интересомъ я сталъ слдить тогда за ихнею жизнью;

такого интереса прежде не бывало.

Я съ нетерпнiемъ и съ бранью ждалъ иногда Колю, когда самъ становился такъ боленъ, что не могъ выходить изъ комнаты. Я до того вникалъ во вс мелочи, интересовался всякими слухами, что, кажется, сдлался сплетникомъ. Я не понималъ, напримръ, какъ эти люди, имя столько жизни, не умютъ сдлаться богачами (впрочемъ, не понимаю и теперь). Я зналъ одного бдняка, про котораго мн потомъ разказывали что онъ умеръ съ голоду, и помню, это вывело меня изъ себя: еслибы можно было этого бдняка оживить, я бы, кажется, казнилъ его. Мн иногда становилось легче на цлыя недли, и я могъ выходить на улицу;

но улица стала наконецъ производить во мн такое озлобленiе, что я по цлымъ днямъ нарочно сидлъ взаперти, хотя и могъ выходить какъ и вс.

Я не могъ выносить этого шныряющаго, суетящагося, вчно озабоченнаго, угрюмаго и встревоженнаго народа, который сновалъ около меня по тротуарамъ? Къ чему ихъ вчная печаль, вчная ихъ тревога и суета;

вчная, угрюмая злость ихъ (потому что они злы, злы, злы). Кто виноватъ, что они несчастны и не умютъ жить, имя впереди по шестидесяти тъ жизни? Зачмъ Зарницынъ допустилъ себя умереть съ голоду, имя у себя шестьдесятъ тъ впереди? И каждый-то показываетъ свое рубище, свои рабочiя руки, злится и кричитъ: мы работаемъ какъ волы, мы трудимся, мы голодны какъ собаки и бдны! другiе не работаютъ и не трудятся, а они богаты! (Вчный припвъ!) Рядомъ съ ними бгаетъ и суетится съ утра до ночи какой-нибудь несчастный сморчокъ лизъ благородныхъ, Иванъ омичъ Суриковъ, Ч въ нашемъ дом, надъ нами живетъ, Ч вчно съ продранными локтями, съ обсыпавшимися пуговицами, у разныхъ людей на посылкахъ, по чьимъ-нибудь порученiямъ, да еще съ утра до ночи. Разговоритесь съ нимъ: бденъ, нищъ и убогъ, умерла жена, карства купить было не на что, а зимой заморозили ребенка;

старшая дочь на содержанье пошла.... вчно хнычетъ, вчно плачется! О, никакой, никакой во мн не было жалости къ этимъ дуракамъ, ни теперь, ни прежде, Ч я съ гордостью это говорю! Зачмъ же онъ самъ не Ротшильдъ? Кто виноватъ, что у него нтъ миллiоновъ, какъ у Ротшильда, что у него нтъ горы золотыхъ имперiаловъ и наполеондоровъ, такой горы, такой точно высокой горы, какъ на Маслениц подъ балаганами! Коли онъ живетъ, стало-быть, все въ его власти! Кто виноватъ, что онъ этого не понимаетъ?

О, теперь мн уже все равно, теперь уже мн нкогда злиться, но тогда, тогда, повторяю, я буквально грызъ по ночамъ мою подушку и рвалъ мое одяло отъ бшенства. О, какъ я мечталъ тогда, какъ желалъ, какъ нарочно желалъ, чтобы меня, восемнадцатилтняго, едва одтаго, едва прикрытаго, выгнали вдругъ на улицу и оставили совершенно одного, безъ квартиры, безъ работы, безъ куска хлба, безъ родственниковъ, безъ единаго знакомаго человка въ огромнйшемъ город, голоднаго, прибитаго (тмъ лучше!), но здороваго, и тутъ-то бы я показалъ....

Что показалъ?

О, неужели вы полагаете, что я не знаю какъ унизилъ себя и безъ того уже моимъ Объясненiемъ! Ну, кто же не сочтетъ меня за сморчка, незнающаго жизни, забывъ, что мн уже не восемнадцать тъ;

забывъ, что такъ жить, какъ я жилъ въ эти шесть мсяцевъ, значитъ уже дожить до сдыхъ волосъ! Но пусть смются и говорятъ, что все это сказки. Я и вправду разказывалъ себ сказки. Я наполнялъ ими цлыя ночи мои напролетъ;

я ихъ вс припоминаю теперь.

Но неужели же мн ихъ теперь опять пересказывать, Ч теперь, когда ужь и для меня миновала пора сказокъ? И кому же!

Вдь я тшился ими тогда, когда ясно видлъ, что мн даже и грамматику греческую запрещено изучать, какъ разъ было мн и вздумалось: леще до синтаксиса не дойду какъ помру, подумалъ я съ первой страницы и бросилъ книгу подъ столъ. Она и теперь тамъ валяется;

я запретилъ Матрен ее подымать.

Пусть тотъ, кому попадется въ руки мое Объясненiе, и у кого станетъ терпнiя прочесть его, сочтетъ меня за помшаннаго, или даже за гимназиста, а врне всего за приговореннаго къ смерти, которому естественно стало казаться, что вс люди, кром него, слишкомъ жизнью не дорожатъ, слишкомъ дешево повадились тратить ее, слишкомъ ниво, слишкомъ безсовстно ею пользуются, а стало-быть вс до единаго не достойны ея! И что же? я объявляю, что читатель мой ошибется, и что убжденiе мое совершенно независимо отъ моего смертнаго приговора. Спросите, спросите ихъ только, какъ они вс, сплошь до единаго, понимаютъ въ чемъ счастье? О, будьте уврены, что Колумбъ былъ счастливъ не тогда, когда открылъ Америку, а когда открывалъ ее;

будьте уврены, что самый высокiй моментъ его счастья былъ, можетъ-быть, ровно за три дня до открытiя Новаго Свта, когда бунтующiй экипажъ въ отчаянiи чуть не поворотилъ корабля въ Европу, назадъ! Не въ Новомъ Свт тутъ дло, хотя бы онъ провалился. Колумбъ померъ почти не видавъ его и, въ сущности, не зная что онъ открылъ?

Дло въ жизни, въ одной жизни, Ч въ открыванiи ея, безпрерывномъ и вчномъ, а совсмъ не въ открытiи! Но что говорить! Я подозрваю, что все что я говорю теперь такъ похоже на самыя общiя фразы, что меня наврно сочтутъ за ученика низшаго класса, представляющаго свое сочиненiе на восходъ солнца, или скажутъ, что я, можетъ-быть, и хотлъ что-то высказать, но при всемъ моемъ желанiи не сумлъ.... лобъясниться.

Но однакожь прибавлю, что во всякой генiальной или новой человческой мысли, или просто даже во всякой серiозной человческой мысли, зараждающейся въ чьей-нибудь голов, всегда остается нчто такое, чего никакъ нельзя передать другимъ людямъ, хотя бы вы исписали цлые томы и растолковывали вашу мысль тридцать пять тъ;

всегда останется нчто, что ни за что не захочетъ выйдти изъ-подъ вашего черепа и останется при васъ на вки;

съ тмъ вы и умрете, не передавъ никому можетъ-быть самаго-то главнаго изъ вашей идеи. Но если и я теперь тоже не сумлъ передать всего того, что меня въ эти шесть мсяцевъ мучило, то по крайней мр поймутъ, что достигнувъ моего теперешняго послдняго убжденiя, я слишкомъ, можетъ-быть, дорого заплатилъ за него;

вотъ это-то я и считалъ необходимымъ, для извстныхъ мн цлей, выставить на видъ въ моемъ Объясненiи.

Но однакожь я продолжаю.

VI.

Не хочу солгать: дйствительность ловила и меня на крючокъ въ эти шесть мсяцевъ и до того иногда увлекала, что я забывалъ о моемъ приговор или, лучше, не хотлъ о немъ думать и даже длалъ дла. Кстати о тогдашней моей обстановк. Когда я, мсяцевъ восемь назадъ, сталъ ужь очень боленъ, то прекратилъ вс мои сношенiя и оставилъ всхъ бывшихъ моихъ товарищей.

Такъ какъ я и всегда былъ человкъ довольно угрюмый, то товарищи легко забыли меня;

конечно, они забыли бы меня и безъ этого обстоятельства. Обстановка моя дома, то-есть въ семейств, была тоже уединенная. Мсяцевъ пять назадъ я разъ на всегда заперся изнутри и отдлилъ себя отъ комнатъ семьи совершенно.

Меня постоянно слушались, и никто не смлъ войдти ко мн, кром какъ въ опредленный часъ убрать комнату и принести мн обдать. Мать трепетала предъ моими приказанiями и даже не смла предо мною нюнить, когда я ршался иногда впускать ее къ себ. Дтей она постоянно за меня колотила, чтобы не шумли и меня не безпокоили;

я-таки часто на ихъ крикъ жаловался;

то-то, должно-быть, они меня теперь любятъ! Врнаго Колю, какъ я его прозвалъ, я тоже, думаю, мучилъ порядочно. Въ послднее время и онъ меня мучилъ: все это было натурально, люди и созданы чтобы другъ друга мучить. Но я замтилъ, что онъ переноситъ мою раздражительность такъ, какъ будто заране далъ себ слово щадить больнаго. Естественно, это меня раздражало;

но, кажется, онъ вздумалъ подражать князю въ христiанскомъ смиренiи, что было уже нсколько смшно. Это мальчикъ молодой и горячiй и, конечно, всему подражаетъ;

но мн казалось иногда, что ему пора бы жить и своимъ умомъ. Я его очень люблю. Мучилъ я тоже и Сурикова, жившаго надъ нами и бгавшаго съ утра до ночи по чьимъ-то порученiямъ;

я постоянно доказывалъ ему, что онъ самъ виноватъ въ своей бдности, такъ что онъ наконецъ испугался и ходить ко мн пересталъ. Это очень смиренный человкъ, смиреннйшее существо (NB. Говорятъ, смиренiе есть страшная сила;

надо справиться объ этомъ у князя, это его собственное выраженiе);

но когда я, въ март мсяц, поднялся къ нему на верхъ, чтобы посмотрть какъ они тамъ заморозили, по его словамъ, ребенка, и нечаянно усмхнулся надъ трупомъ его младенца, потому что сталъ опять объяснять Сурикову, что онъ самъ виноватъ, то у этого сморчка вдругъ задрожали губы, и онъ, одною рукой схвативъ меня за плечо, другою показалъ мн дверь и тихо, то-есть чуть не шепотомъ, проговорилъ мн: ступайте-съ! Я вышелъ, и мн это очень понравилось, понравилось тогда же, даже въ ту самую минуту какъ онъ меня выводилъ;

но слова его долго производили на меня потомъ, при воспоминанiи, тяжелое впечатлнiе какой-то странной, презрительной къ нему жалости, которой бы я вовсе не хотлъ ощущать. Даже въ минуту такого оскорбленiя (я вдь чувствую же, что я оскорбилъ его, хоть и не имлъ этого намренiя), даже въ такую минуту этотъ человкъ не могъ разозлиться! Запрыгали у него тогда губы вовсе не отъ злости, я клятву даю: схватилъ онъ меня за руку и выговорилъ свое великолпное ступайте-съ ршительно не сердясь. Достоинство было, даже много, даже вовсе ему и не къ лицу (такъ что, по правд, тутъ много было и комическаго), но злости не было. Можетъ-быть, онъ просто вдругъ сталъ презирать меня. Съ той поры, раза два, три, какъ я встртилъ его на стниц, онъ сталъ вдругъ снимать предо мной шляпу, чего никогда прежде не длывалъ, но уже не останавливался, какъ прежде, а пробгалъ, сконфузившись, мимо.

Если онъ и презиралъ меня, то все-таки по-своему: онъ смиренно презиралъ. А можетъ-быть, онъ снималъ свою шляпу просто изъ страха, какъ сыну своей кредиторши, потому что онъ матери моей постоянно долженъ и никакъ не въ силахъ выкарабкаться изъ долговъ. И даже это всего вроятне. Я хотлъ было съ нимъ объясниться, и знаю наврно, что онъ чрезъ десять минутъ сталъ бы просить у меня прощенiя;

но я разсудилъ, что лучше его ужь не трогать.

Въ это самое время, то-есть около того времени какъ Суриковъ заморозилъ ребенка, около половины марта, мн стало вдругъ почему-то гораздо легче, и такъ продолжалось недли дв.

Я сталъ выходить, всего чаще подъ сумерки. Я любилъ мартовскiя сумерки, когда начинало морозить и когда зажигали газъ;

ходилъ иногда далеко. Разъ, въ Шестилавочной, меня обогналъ въ темнот какой-то лизъ благородныхъ, я его не разглядлъ хорошенько;

онъ несъ что-то завернутое въ бумаг и одтъ былъ въ какомъ-то кургузомъ и безобразномъ пальтишк, Ч не по сезону легко. Когда онъ поровнялся съ фонаремъ, шагахъ предо мной въ десяти, я замтилъ, что у него что-то выпало изъ кармана. Я поспшилъ поднять Ч и было время, потому что уже подскочилъ какой-то въ длинномъ кафтан, но увидвъ вещь въ моихъ рукахъ, спорить не сталъ, бгло заглянулъ мн въ руки и проскользнулъ мимо. Эта вещь была большой, сафьянный, стараго устройства и туго набитый бумажникъ;

но почему-то я съ перваго взгляда угадалъ, что въ немъ было что угодно, но только не деньги. Потерявшiй прохожiй шелъ уже шагахъ въ сорока предо мной и скоро за толпой пропалъ изъ виду. Я побжалъ и сталъ ему кричать;

но такъ какъ кром лэй! мн нечего было крикнуть, то онъ и не обернулся. Вдругъ онъ шмыгнулъ налво, въ ворота одного дома. Когда я вбжалъ въ ворота, подъ которыми было очень темно, уже никого не было.

Домъ былъ огромной величины, одна изъ тхъ громадинъ, которыя строятся аферистами для мелкихъ квартиръ;

въ иныхъ изъ такихъ домовъ бываетъ иногда нумеровъ до ста. Когда я пробжалъ ворота, мн показалось, что въ правомъ, заднемъ углу огромнаго двора какъ будто идетъ человкъ, хотя въ темнот я едва лишь могъ различать. Добжавъ до угла, я увидлъ входъ на стницу;

стница была узкая, чрезвычайно грязная и совсмъ не освщенная;

но слышалось, что въ высот взбгалъ еще по ступенькамъ человкъ, и я пустился на стницу, разчитывая, что покамсть ему гд-нибудь отопрутъ, я его догоню. Такъ и вышло.

Лстницы были прекоротенькiя, число ихъ было безконечное, такъ что я ужасно задохся;

дверь отворили и затворили опять въ пятомъ этаж, я это угадалъ еще тремя стницами ниже. Покамсть я взбжалъ, пока отдышался на площадк, пока искалъ звонка, прошло нсколько минутъ. Мн отворила наконецъ одна баба, которая въ крошечной кухн вздувала самоваръ;

она выслушала молча мои вопросы, ничего, конечно, не поняла и молча отворила мн дверь въ слдующую комнату, тоже маленькую, ужасно низенькую, съ скверною необходимою мебелью и съ широкою огромною постелью подъ занавсками, на которой лежалъ Терентьичъ (такъ кликнула баба), мн показалось, хмльной. На стол догоралъ огарокъ въ желзномъ ночник и стоялъ полуштофъ, почти опорожненный. Терентьичъ что-то промычалъ мн, лежа, и махнулъ на слдующую дверь, а баба ушла, такъ что мн ничего не оставалось какъ отворить эту дверь. Я такъ и сдлалъ, и вошелъ въ слдующую комнату.

Эта комната была еще уже и тсне предыдущей, такъ что я не зналъ даже гд повернуться;

узкая, односпальная кровать въ углу занимала ужасно много мста;

прочей мебели было всего три простые стула, загроможденные всякими лохмотьями, и самый простой кухонный, деревянный столъ предъ старенькимъ клеенчатымъ диваномъ, такъ что между столомъ и кроватью почти уже нельзя было пройдти. На стол горлъ такой же желзный ночникъ съ сальною свчкой, какъ и въ той комнат, а на кровати пищалъ крошечный ребенокъ, всего, можетъ-быть, трехнедльный, судя по крику;

его перемняла, то-есть перепеленывала, больная и блдная женщина, кажется, молодая, въ сильномъ неглиже и, можетъ-быть, только-что начинавшая вставать посл родовъ;

но ребенокъ не унимался и кричалъ, въ ожиданiи тощей маминой груди.

На диван спалъ другой ребенокъ, трехлтняя двочка, прикрытая, кажется, фракомъ. У стола стоялъ господинъ въ очень истрепанномъ сюртук (онъ уже снялъ пальто, и оно лежало на кровати) и развертывалъ синюю бумагу, въ которой было завернуто фунта два пшеничнаго хлба и дв маленькiя колбасы. На стол, кром того, былъ чайникъ съ чаемъ и валялись куски чернаго хлба.

Изъ-подъ кровати высовывался незапертый чемоданъ, и торчали два узла съ какимъ-то тряпьемъ.

Однимъ словомъ, былъ страшный безпорядокъ. Мн показалось съ перваго взгляда, что оба они, и господинъ, и дама Ч люди порядочные, но доведенные бдностью до того унизительнаго состоянiя, въ которомъ безпорядокъ одолваетъ наконецъ всякую попытку бороться съ нимъ и даже доводитъ людей до горькой потребности находить въ самомъ безпорядк этомъ, каждый день увеличивающемся, какое-то горькое и какъ будто мстительное ощущенiе удовольствiя.

Когда я вошелъ, господинъ этотъ, тоже только-что предо мною вошедшiй и развертывавшiй свои припасы, о чемъ-то быстро и горячо переговаривался съ женой;

та, хоть и не кончила еще пеленанiя, но уже успла занюнить;

извстiя были, должно-быть, скверныя, по обыкновенiю. Лицо этого господина, которому было тъ двадцать восемь на видъ, смуглое и сухое, обрамленное черными бакенбардами, съ выбритымъ до лоску подбородкомъ, показалось мн довольно приличнымъ и даже прiятнымъ;

оно было угрюмо, съ угрюмымъ взглядомъ, но съ какимъ-то болзненнымъ оттнкомъ гордости, слишкомъ легко раздражающейся. Когда я вошелъ, произошла странная сцена.

Есть люди, которые въ своей раздражительной обидчивости находятъ чрезвычайное наслажденiе, и особенно когда она въ нихъ доходитъ (что случается всегда очень быстро) до послдняго предла;

въ это мгновенiе имъ даже, кажется, прiятне быть обиженными чмъ необиженными. Эти раздражающiеся всегда потомъ ужасно мучатся раскаянiемъ, если они умны, разумется, и въ состоянiи сообразить, что разгорячились въ десять разъ боле чмъ слдовало. Господинъ этотъ нкоторое время смотрлъ на меня съ изумленiемъ, а жена съ испугомъ, какъ будто въ томъ была страшная диковина, что и къ нимъ кто-нибудь могъ войдти;

но вдругъ онъ набросился на меня чуть не съ бшенствомъ;

я не усплъ еще пробормотать двухъ словъ, а онъ, особенно видя что я одтъ порядочно, почелъ, должно-быть, себя страшно обиженнымъ тмъ, что я осмлился такъ безцеремонно заглянуть въ его уголъ и увидать всю безобразную обстановку, которой онъ самъ такъ стыдился. Конечно, онъ обрадовался случаю сорвать хоть на комъ нибудь свою злость на вс свои неудачи. Одну минуту я даже думалъ, что онъ бросится въ драку;

онъ поблднлъ точно въ женской истерик и ужасно испугалъ жену.

л Ч Какъ вы смли такъ войдти? Вонъ! кричалъ онъ, дрожа и даже едва выговаривая слова. Но вдругъ онъ увидалъ въ рукахъ моихъ свой бумажникъ.

л Ч Кажется, вы обронили, сказалъ я какъ можно спокойне и суше. (Такъ, впрочемъ, и слдовало.) Тотъ стоялъ предо мной въ совершенномъ испуг и нкоторое время какъ будто понять ничего не могъ;

потомъ быстро схватился за свой боковой карманъ, разинулъ ротъ отъ ужаса и ударилъ себя рукой по бу.

л Ч Боже! Гд вы нашли? Какимъ образомъ?

Я объяснилъ въ самыхъ короткихъ словахъ и по возможности еще суше, какъ я поднялъ бумажникъ, какъ я бжалъ и звалъ его и какъ, наконецъ, по догадк и почти ощупью, взбжалъ за нимъ по стниц.

л Ч О, Боже! вскрикнулъ онъ, обращаясь къ жен: Ч тутъ вс наши документы, тутъ мои послднiе инструменты, тутъ все....

о, милостивый государь, знаете ли вы, что вы для меня сдлали? Я бы пропалъ!

Я схватился между тмъ за ручку двери, чтобы, не отвчая, уйдти;

но я самъ задыхался, и вдругъ волненiе мое разразилось такимъ сильнйшимъ припадкомъ кашля, что я едва могъ устоять.

Я видлъ какъ господинъ бросался во вс стороны, чтобы найдти мн порожнiй стулъ, какъ онъ схватилъ, наконецъ, съ одного стула лохмотья, бросилъ ихъ на полъ и, торопясь, подалъ мн стулъ, осторожно меня усаживая. Но кашель мой продолжался и не унимался еще минуты три. Когда я очнулся, онъ уже сидлъ подл меня на другомъ стул, съ котораго тоже, вроятно, сбросилъ лохмотья на полъ, и пристально въ меня всматривался.

л Ч Вы, кажется.... страдаете? проговорилъ онъ тмъ тономъ, какимъ обыкновенно говорятъ доктора, приступая къ больному. Ч Я самъ.... медикъ (онъ не сказалъ: докторъ), Ч и проговоривъ это, онъ для чего-то указалъ мн рукой на комнату, какъ бы протестуя противъ своего теперешняго положенiя, Ч я вижу, что вы....

л Ч У меня чахотка, проговорилъ я какъ можно короче и всталъ.

Вскочилъ тотчасъ и онъ.

л Ч Можетъ-быть, вы преувеличиваете и.... принявъ средства....

Онъ былъ очень сбитъ съ толку и какъ будто все еще не могъ придти въ себя;

бумажникъ торчалъ у него въ вой рук.

л Ч О, не безпокойтесь, перебилъ я опять, хватаясь за ручку двери, Ч меня смотрлъ на прошлой недл Б Ч нъ (опять я ввернулъ тутъ Б Ч на), Ч и дло мое ршеное. Извините....

Я было опять хотлъ отворить дверь и оставить моего сконфузившагося, благодарнаго и раздавленнаго стыдомъ доктора, но проклятый кашель какъ разъ опять захватилъ меня. Тутъ мой докторъ настоялъ, чтобъ я опять прислъ отдохнуть;

онъ обратился къ жен, и та, не оставляя своего мста, проговорила мн нсколько благодарныхъ и привтливыхъ словъ. При этомъ она очень сконфузилась, такъ что даже румянецъ заигралъ на ея блдно-желтыхъ, сухихъ щекахъ. Я остался, но съ такимъ видомъ, который каждую секунду показывалъ, что ужасно боюсь ихъ стснить (такъ и слдовало). Раскаянiе моего доктора, наконецъ, замучило его, я это видлъ.

л Ч Если я.... началъ онъ, поминутно обрывая и перескакивая, Ч я такъ вамъ благодаренъ и такъ виноватъ предъ вами.... я.... вы видите.... Ч онъ опять указалъ на комнату, Ч въ настоящую минуту я нахожусь въ такомъ положенiи....

л Ч О, сказалъ я, Ч нечего и видть;

дло извстное;

вы, должно-быть, потеряли мсто и прiхали объясняться и опять искать мста?

л Ч Почему.... вы узнали? спросилъ онъ съ удивленiемъ.

л Ч Съ перваго взгляда видно, отвчалъ я поневол насмшливо, Ч сюда много прiзжаютъ изъ провинцiй съ надеждами, бгаютъ и такъ вотъ и живутъ.

Онъ вдругъ заговорилъ съ жаромъ, съ дрожащими губами;

онъ сталъ жаловаться, сталъ разказывать и, признаюсь, увлекъ меня;

я просидлъ у него почти часъ. Онъ разказалъ мн свою исторiю, впрочемъ, очень обыкновенную. Онъ былъ каремъ въ губернiи, имлъ казенное мсто, но тутъ начались какiя-то интриги, въ которыя вмшали даже жену его. Онъ погордился, погорячился;

произошла перемна губернскаго начальства въ пользу враговъ его;

подъ него подкопались, пожаловались;

онъ потерялъ мсто и на послднiя средства прiхалъ въ Петербургъ объясняться;

въ Петербург, извстно, его долго не слушали, потомъ выслушали, потомъ отвчали отказомъ, потомъ поманили общанiями, потомъ отвчали строгостiю, потомъ велли ему что-то написать въ объясненiе, потомъ отказались принять что онъ написалъ, велли подать просьбу, Ч однимъ словомъ, онъ бгалъ уже пятый мсяцъ, пролъ все;

Pages:     | 1 |   ...   | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |   ...   | 11 |    Книги, научные публикации