Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |   ...   | 21 |

Пить было противно, ужасно противно и тошно,но я ж таки заставил процедить себя две кружки горького вонючего пива.Заказываю третью... и чувствую, что мне легко и весело. Голова приятнокружится, и все люди —братья. Впору только слюни пустить. И меня вроде уважать стали, сторонойобходят. Уж тут-то я и вырос в своих глазах непомерно. А чем не герой Вотпишут, что Наполеон тоже пузатеньким был и коротышкой. Да я, пожалуй, вершитьсудьбы могу, оратовать, проповедовать, за собой вести. С победным видомоглядываю пивной зал, как свои владения. Но только чувствую — что-то не то. Хихикает кто-тосзади. Оборачиваюсь —стоит компания дружков и один из них, долговязый и патлатый, с длиннющимибакенбардами, тыкает кружкой в моем направлении и говорит им: Смотрите, какпузанчика разобрало. Ишь, твою мать, индюшоночек какой. Хохолка не достает Ате ржут. У, мужичье. Но я тоже терпеть не могу, просто не имею права, раньше быпротерпел, а теперь нет.

Теперь я на принцип пойду. А принцип превышевсего. Он превыше совести даже. И тем больше превыше моей трусости.

Я медленно подошел к нему.

— Простите,что вы сказали — нотолько благородный тон, который я старался вложить изо всех сил иронию,спокойствие, пре­зрениеи леденящий холод, сорвался у меня на визг.

— Да пошелты, — спокойно и тихосказал детина.

Далее все произошло молниеносно. Я рванулрукой и выплеснул ему в лицо пиво. Какое-то мгновение длилась немая сцена. Я,маленький, пузатенький, на коротеньких ножках держусь неуверенно, коленкидрожат, ладони вспотели, липкая ручка стала скользкой, я из накренившейсякружки янтарной струйкой стекает веселящая жидкость. Напротив — здоровенный детина со вздутымимускула­ми. На кончикеноса его повисла и осталась висеть дрожащая пив­ная капелька.

В следующий момент я почувствовал, каккто-то легко приподнял меня за воротник, так, что сдавило горло, я болталножками, но пола не ощущал, дыхание перехватило, глаза полезли из орбит,по­том больной пинок взад и — улица. Сыройснег. Лязганье трамваев. Сволочь, гадина. Унизить! Так унизить! Тебе это непройдет даром. Я встал, быстро отряхнулся и собрался было опять в пивзал, чтобыотомстить ему, жестоко отомстить, так отомстить, чтоб помнил всю жизнь, ночьи-то участливые руки удержали меня, и произнес хрип­лый добродушный голос: Не надо,дядя. Ведь прибьет он тебя. Со­хатый это. Просто удивляюсь, как он тебя щас не прибил. Считай,дядя, что в рубашке родился. Иди отсюда подобру-поздорову.

Вы слышали Я с самим Сохатым сцепился,перед кем дрожат местные бандиты и хулиганы. Я в рубашке родился. Пусть пинокпод зад, пусть смешки. Ну и что Молодец, Сохатый, уважаю таких, как ты.Гордость распирала меня. Теперь мне все нипочем, если я с самим Сохатымсцепился и жив и здоров. Глядишь, еще популярен v народа буду. Может быть,конкуренцию Сохатому составлю. Ну а теперь куда Как куда Теперь к женщинам. Уменя должно быть много женщин! Но нет ни одной. Хотя нет, одна есть, Сонечка.Ну что ж, начнем с нее.

И семенящими шажками я направился кцели.

Уверенный звонок.

Сиплый голос:

— Ктотам

— Сонечка,открой, — заигрывающимголосом пропел я, —этоя.

Дверь медленно открывается.

— Ох ты,господи, да откуда же вы, Дзопик

— Что,Сонечка, удивлена

— Да уж...проходите, что ж вы в дверях-то стоите

Я хотел было распоясаться, но увидел накухне косматого небри­того мужика. Мне почему-то больше всего запомнились егополоса­тые носки. Настоле — початая бутылкаводки, два мутных стакана, миска с солеными огурцами вперемешку с квашенойкапустой.

Мне стало неприятно. Я начал злиться наСонечку, потом на это­гомужика, потом на себя, потом на всех вместе. Я опять начал не­рвничать.

Мужик встал, на хмурой физиономии изобразилподобие ухмыл­ки ипробасил:

—Гугин.

—Дзопик.

— Непонял

— Мое имяКоля, но зовут меня Дзопик.

— А-а.. нупроходи, Колян, садись. Сонь, давай еще стакан. Дос­тавай вторую беленькую, — подмигивает мне, —ты, Колян, правиль­но держишь курс, она баба крепкая.Такая напоит и успокоит.

— А вы... аты ей кем, простите, будете

— А я бывшиймуж ее. Хороша баба, да не сошлись мы с ней в некоторых вопросах... Ну скороты, Сонька

— Иду, иду,— суетливо отозваласьСонечка.

Сонечка семенит со стаканом, бутылкой. Ах,чертовка Сонечка!

При виде водки меня затошнило, но Гугиннастаивал.

— Ты, Колян,зажми дыхалку и разом хлопни, и все ништяк бу­дет. Вот увидишь. А потом огурчикомзажуй. Огурчики знатные, хрустящие.

— Выпейте,Дзопик, — умильнопроверещала Сонечка, захло­пав длинными крашеными ресницами.

— Я... я...конечно же... разумеется, я выпью. Я водку люблю в общем-то.

— Ну вот иотлично, — обрадовалсяГугин, — славный тыпаря, Колян. Ну, пьем.

Я опрокинул стакан, и содержимое огненнымкомком ворвалось в мое горло. Было ощущение, словно захлебываюсь. Слезы полила,полило из ноздрей. Мне казалось, что водка тоже сочится из глаз, из носа ивот-вот хлынет из ушей. Дыхание сперло.

— Водички,водички возьми запей, —заволновался Гугин.

От воды стало легче, и я уже ощущал толькоприятное тепло разливающееся по телу, да пробуждающийся голод. В головеприятный гул. Робость и злость прошли.

— А ну-ка,Сонюшь, приготовь чего-нибудь горяченького, - забрасывая ногу на ногу,по-барски распорядился я.

Сонечка недоуменно посмотрела на меня, потомвопросительно на Гугина, но тот кивнул и радостно заорал:

— Вот этоправда, Колян! Что правда, то правда. Пожрать надо. Иди, Сонька, готовь, а мы сКоляном побалагурим. Давай, Колян еще хлопнем. За знакомство.

—Давай.

Разливает. Водка булькает,пенится.

—Холодненькая.

— Дауж.

—Ну, твое здоровье.

—Со свиданьицем.

— К-ха, а,здорово.

У меня получилось не так здорово, но втораяуже лучше пошла. В пьяной голове закружились веселые мысли: вот если б ктосослуживцев увидел, как я водяру... А Леночка, секретарша Ленка с длиннющимистройными ногами, любовница шефа, посморела бы она сейчас на меня. Влюбиласьбы, ей богу. Умеет, чертовка, ножки показывать. И видно прелести, и не скажешь,что нарочно. Мне живо представилась Леночка и разные соблазнительные картинки,с нею связанные. Но мои грезы прервал Гугин.

— Закуси,Колян, а то разобрало тебя.

— Н-не хочузакусывать. Налей еще.

— Нет, поешьсначала.

— Небуду.

— Сонь, скажиты ему.

— Дзопик,скушайте что-нибудь, а то плохо вам будет.

— Дзопик,Дзопик, — передразниля. — Сами ешьте. Хочуеще водки. А ты, Сонька, дура.

— Послушай,Колян, ты ж ведь сам просил, — начал Гугин, но его перебил, не дав ему договорить о пользегорячей пищи.

— Заткнись,козел.

— Да тычто

— А ты чегоДа я сегодня самому Сохатому в морду пиво плеснул.

— Иживой

— Каквидишь.

— Значит,сочиняешь, — веселоподдразнил Гугин, — аоткуда Сохатого знаешь Небось разговорчик подслушал

— Я сказал,заткнись.

Краешком глаза я увидел побелевшую Сонечку взасаленном фартуке, стоптанных шлепанцах, рукой она прикрывала свойболь­шой рот инеподвижно смотрела на нас.

— Он что,всегда так хамит —обратился к ней Гугин.

— Да нет, онтихий, интеллигентный. Непьющий он. Не знаю, что случилось. Ой-ой, котлетыпригорают.

— Послушай,Гугин, уйди, а Мне нужно с твоей женой в спаль­ню сходить, — мне стало весело, и я обратился кСонечке. — Но теперьты, плутовка, уже не получишь порошку. Гы-ы-ы-гы-гы. — Я ржал, гоготал, визжал, грозилпальцем смущенной и вконец расте­рявшейся Сонечке, корчил рожи Гугину. — Ну, слушай, Гугин, ну уйди, потоммы тебя позовем.

Гугин молчал. Его каменное лицо показалосьмне гладко выбри­тым,глаза смотрели темно, не мигая. Потом он медленно встал, ак­куратно и неторопливо надел пиджак вмелкую клеточку. Меня еще больше развеселили его косолапые лапищи, мелкаяклеточка пид­жака иполосатые носки.

— Ты куда,Гугин — занылаСонечка.

Гугин, не обращая на нее никакого внимания,направился в кори­дор,одел ботинки, пальто. Сонечка металась по кухне, картошка выки­пала, котлеты горели, Гугин уходил,а я оставался. Все шло, как надо.

Виктория! Виктория! Я торжествовал. Яутвердил себя. Да здрав­ствует новая жизнь! Теперь я не неврастеник, не хлюпик. Теперь яуважать себя начал.

Но ликование мое длилось недолго.

Одетый Гугин обратно зашел на кухню, схватилменя за шиворот своей цепкой ручищей ( О! опять за шиворот!) и поволок вприхо­жую. Хмель с менямигом слетел.

— Ты что,Гугин — жалкопролепетал я.

— Я Ничего.Просто я сейчас тебе кое-что покажу. Это интерес­но. Значит, водку, говоришь,любишь

— Что ты,Гугин, прости, я пошутил.

— А... нуесли пошутил, тогда прощаю. Я понимаю тебя, Колян, ведь раньше ты ни капли врот спиртного не брал. А сейчас взял и перебрал. Вот и развезло с непривычки.Одурманило. С каждым может случиться.

— Но куда тыменя тащишь

— Сейчасувидишь.

На улице было тепло. Вчерашний воздухотсырел, почернел, съе­жился. Свежий воздух щедрым порывом рванулся на меня. Я успокоился.Я понял — Гугин вывелменя проветриться. Все-таки неплохой он мужик. Но все-равно ниже меня. Он ктоМужик сиволапый, вот он кто. А я — духовность, интеллект.

— Спасибо,Гугин, — снисходительнопроизнес я.

— Не за что,— добродушно проворчаГугин. Он отошел на не сколько шагов от меня, не торопясь прикурил. Я стоялрастерянно пошатываясь. Но наглость опять забирала меня.

— Дайзакурить, Гугин.

— На,— Гугин подскочил комне и выбросил свою костлявую пятерню мне в живот. У меня перехватило дыхание иказалось, что уже никогда не вдохну.

ицо Гугина оставалосьнеподвижным.

Ноги мои подогнулись. Но тут япочувствовал... услышал, что что-то хрустнуло так, будто на паркете раздавиликусок сахара. Это Гугин ударил коленкой мне в переносицу. Густой черный комоккрови шлепнулся на снег. Потом более светлые алые струйки по текли из носа, изорта ровными ниточками, как янтарная струйка из пивной кружки. Я закрыл лицоруками. Тупой животный страх на­валился на меня. Скорее бы все это кончилось. Я инстинктивно ещекрепче закрыл руками лицо и стал отхаркиваться. Но каким-то потаенным взглядомили почти звериным чутьем я видел, как Гугин аккуратно прицелился острым мысомботинка. И в тот же миг в ухе моем словно что-то взорвалось. Перед глазамипелена. Меня вырвало. Потом все исчезло. Была только тьма, сквозь которуюпродирались сонмы образов, видений, лиц. Вспыхивали гугины, сонечки, пивныекружки. Потом все перемешалось.

Около двух месяцев провалялся в больнице.Что-то вправляли, чем-то пичкали, больно кололи, весь зад горит. Но выписализдоро­вого,поправившегося и равнодушного.

Дома меня радостно встретила Сонечка. Ябольше не рвался в ге­рои. Я молча отлеживался, а она за мной ухаживала, терпеливо иза­ботливо. Дня черезтри я совсем окреп. На четвертый она залезла ко мне в постель, после чего я ейсказал, где взять полпачки стирального порошку. Но она мне ответила, чтоникакого порошку ей не надо.

Дзопик закончил свою историю глубоким,длинным вздохом и, застенчиво потупившись, отщипнул корочку хлеба. Лукинопусто­шенно смотрел вглубину аллеи, затем коротко произнес:

— Давайзамахнем.

—Давай.

Они механически чокнулись и на несколькосекунд погрузились каждый в свой стакан, словно каждый в свои сокровенныеразду­мья. Затем Лукинспросил:

— Тебе сталолегче

— Мне сталонемного спокойнее, —печально отозвался Дзо­пик, — мненачинает казаться, что я обретаю свою экзистенцию.

—Что

—Экзистенцию, то есть бытие.

— Ну и какваша первая встреча с Бытием, милейший —Лукин решил взять несколькоироничный тон.

— Никогдараньше не подозревал, что жизнь может быть настоль­ко глубока.

— Если обэтом начинаешь задумываться. А задумываешься об этом, когда она, эта самаяжизнь, как следует врежет тебе по морде. И если ты умен, то поневолезадумаешься о глубине бытия. А если дурак, то не задумаешься. И тогда сноваполучишь по роже. И бу­дешь получать, пока не задумаешься. Но тогда будет уже поздно.Впрочем, уже и так поздно — я имею в виду, заболтались мы с то­бой. Ладно, Дзопик, приятно былопознакомиться. Спасибо за уго­щение. Думаю, не последний раз видимся. До свидания,Дзопик.

— Пока,— ответилэкзистенциально настроенный Дзопик, — если хочешь, приходи в этот парк,я часто здесь бываю. Будем выпи­вать и медитировать.

—Обязательно, —отозвался из мглы голос ускользающей тени Лукина.

Было пустынно кругом и тихо, и изредка средитишины взвывал, взвившись на дыбы, жесткий ветер.

Он ускорил шаг. Он уже почти бежал,погруженный в пучину хо­лода.

Между ночью и утром черным тоннелем пролеглавечность. Кто-то уходит в бессмертье, кто-то уходит в смерть, остальные—- в зав­трашний день.

Навстречу ему шли дома, фонари, переулки, ивремя бежало на­встречуему, редкие прохожие, сосредоточенно-отстраненные, ны­ряли в парадные.

Но его подъезд еще далеко.

Фрески домов. Узоры светящихсяокон.

Скорее. Еще несколько переулков. Вон там,где кончается забор, надо свернуть налево, пробежать несколько метров иоблегченно вбежать в свой подъезд. Раз. Два. Три. Секунда. Метры. Секунды.Поворот. Секунды. Подъезд.

Запыхавшийся, он ворвался в свой подъезд,удивляясь происшед­шей сним перемене — почемувдруг отстраненное спокойствие сме­нилось таким порывом. Может быть, из-за внутреннего жара,выз­ванного приливомводки и наружного холода, вызванного притоком ветра., а... неважно... черт сним. Хорошо, что он дома! В предвку­шении теплой кухни с душистым чаем он несколько суетливо отперДверь и стремительно ворвался в свое жилище, но почти тут же, слов­но парализованный, застыл на месте.И только слабо вскрикнул:

—Лиза!

— Да, Сережа,— тонко отозвалсянежный отклик из недр ноч­ной квартиры.

САГА ОБ УБИЕННОЙ

Pages:     | 1 |   ...   | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |   ...   | 21 |    Книги по разным темам