Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |   ...   | 47 |

Примерно такова же и судьба французскогослова ennui. Первоначальнооно было одним из производных слова асеdia, но уже Паскаль считаетнепостоянство, тоску и тревогу нормальными, хоть и мучительными, состояниямичеловека. В XVII в. словом ennui обозначается очень широкий круг переживаний: тревога,угнетенность, печаль, тоска, скука, усталость, разочарование [29]. В XVIII в.английский словарь эмоций пополняется словами bore,boredom ("тоска", "скука"), splee ("сплин"). Интересно не столькоувеличение числа слов, сколько сдвиг в оценке соответствующих психическихсостояний: тосковать и даже просто скучать становится красиво и модно.Романтики начала XIX в. немыслимы без своей "мировой скорби". То, что некогдабыло смертным грехом, достойным осуждения, превратилось, как заметил О. Хаксли,сначала в болезнь, а затем в утонченную лирическую эмоцию, ставшую источникомвдохновения для авторов многих произведений современной литературы.

Повышение ценности индивидуальности иинтереса к своему "Я" отражается и в изобразительном искусстве. Прежде всегополучает распространение портретная живопись. Уже мастера раннего Возрожденияпереходят от персонификации отвлеченных идеальных качеств к светскому портрету,хотя, за исключением отдельных художников, они еще остаются, как считаютискусствоведы, бесстрастными, объективными наблюдателями природы: их малоинтересует индивидуальность изображаемого лица, а его внутренний мир и вовсе нераскрывается [30].

Психологизм не соответствовал общему духуаристократической культуры, которая требовала обязательно благородных,идеализированных образов. Прообраз интимного портрета XIX в., проникнутогоопределенным настроением, появляется лишь у маньеристов XV в. "Героизированныйиндивидуализм" барочного портрета, как называет его В.Н.Лазарев, напротив,требовал строгого соблюдения социальной дистанции. Человек в нем "должен бытьизображен не таким, каков он есть, а таким, каким он кажется или долженказаться, таким, каким он хочет или должен представиться" [31].

Социальная роль осмысливалась в искусстветой эпохи как существующая в известной мере независимо от природных качествиндивида, который должен еще подняться до ее уровня. Отрицаниеиндивидуально-природного начала (внешность) социальным (статус) былонеобходимой предпосылкой становления личностного подхода к человеку. Толькопосле того, как такая задача выполнена, интерес художника обращается "внутрь"личности.

Это соответствовало и внутренним тенденциямразвития самой живописи. Любое повествование или изображение предполагаетопределенную точку зрения, которая может быть либо "внешней", либо"внутренней". В первом случае автор описывает изображаемое как бы со стороны,во втором помещает себя в некоторую внутреннюю позицию, принимая точку зренияодного из участников описываемых событий или занимая позицию человека,находящегося на поле действия, но не принимающего в нем участия. Особенностьдревнего и средневекового искусства состояла в том, что "художник помещает себякак бы внутри описываемой картины, изображая мир вокруг себя, а не с какой-то отчужденнойпозиции, его позиция, таким образом, не внешняя, а внутренняя по отношению кизображению" [32]. Это проявляется в характерной перспективе, в наличиивнутреннего источника света, переходящего в затемнение на переднем (в данномслучае – периферийном)плане, и т.п.

В эпоху Возрождения позиция художникаменяется: он смотрит на изображаемое "извне", с точки зрения предполагаемогозрителя. Отсюда "объективность" ренессансного портрета, а также принципиальнаявозможность автопортрета,для написания которого художник должен увидеть себя со стороны, сделать себяобъектом наблюдения.Рождение автопортрета требовало не только материальных предпосылок (хорошихзеркал, которые в средневековой Европе появляются только в XIII в.; стеклянныезеркала были уже в Риме, но потом исчезли), но и предпосылок социально-психологических.Многие мастера Возрождения (Филиппе Липпи, Гирландайо, Боттичелли, ФилиппиноЛиппи, Перуджино, Пинтуриккио, Рафаэль, Леонардо да Винчи, Микеланджело,Мемлинг, Дюрер и другие) часто изображали себя в виде персонажей своих картин.Однако ни композиционно, ни психологически образ художника не занимает в этихкартинах центрального положения, а его трактовка не отличается от трактовкидругих персонажей. Лишь во второй половине XV в. впервые появляютсясамостоятельные автопортреты. Особенно интересен, автопортрет юного Дюрера,сопровожденный позднейшей подписью: "Таким я нарисовал себя по зеркалу в 1484г., когда я был еще ребенком" [33].

Развитие этого жанра отражает и социальнуюэмансипацию художников, утверждающих в автопортретах свое профессиональное иличное достоинство, и изменение их социально-нравственных идеалов, и эволюциюэстетических принципов. Однако стиль автопортретов ни психологически, ниэстетически, как правило, не отличается от стиля портретов того же мастера:художник воспринимает и изображает себя в том же самом ключе, что и своихсовременников. Различия заметны не столько между портретами и автопортретамиодного и того же мастера, сколько между творчеством разных мастеров. Придворныйхудожник Ван Дейк изображает себя точно так же, как Карла I или английскихаристократов. Величайший мастер психологического портрета XVII в. Рембрандтоставил и самую большую в истории живописи серию автопортретов (около 100), какбудто хотел зафиксировать и рассказать каждый момент психологическойавтобиографии.

Сходным образом обстоит дело и савтобиографической литературой. В новое время количество дневников, мемуаров,исповедей и тому подобных литературных произведений, равно как и интерес к ним,растет с каждым столетием. Однако, вопреки мнению немецкого исследователяГ.Миша, история автобиографии – далеко не синоним истории самосознания; кромесоциально-исторических и психологических вариаций, ей присущи свои, опять-такиисторические, жанровые закономерности [34].

Так называемые автобиографические текстыподразделяются на следующие категории:

1. Исповеди и воспоминания религиозного характера, в центре которых стоит"обращение" автора. В XVII в. эта литература пополнилась многочисленнымипроизведениями кальвинистских проповедников (сохранилось свыше 220 пуританскихавтобиографий, написанных до 1725 г.), а в XVIII в. – немецких пиетистов.
2. Семейные хроники торговцев и ремесленников, возникшие в Италии вXIII-XIV вв. и распространившиеся затем в других странах. Хроники эти,предназначавшиеся первоначально для узкого круга родственников, излагаютисторию семьи и важнейшие события жизни авторов, однако они весьманепсихологичны; личность автора проступает в изложении, но отнюдь не являетсяпредметом исследования.
3. Самозащиты и самооправдания,круг которых в XVI в. пополняется книгами врача и естествоиспытателяПарацельса, немецкого рыцаря Гёца фон Берлихингена, голландского мыслителяУриэля Акосты, в XVII в. "Житием" протопопа Аввакума и др.
4. Профессиональные автобиографии выдающихсялюдей, мыслителей или ученых,написанные обычно по просьбе друзей или каких-то организаций с целью объяснить,как автору удалось достичь столь значительных результатов в своей деятельности.Таковы сочинения мыслителя и педагога Яна Амоса Коменского (XVII в.), философовХристиана Вольфа и Джамбаттиста Вико, историка Эдуарда Гиббона (XVIII в.).
5. Частные дневники и хроники, которыеписались большей частью без расчета на публикацию и лишь случайно становилисьдостоянием гласности. Очень пестрые по содержанию, эти документы относятсяскорее к разряду дневников, чем автобиографий. Но в дальнейшем эта разницастирается. Известны люди, прославившиеся именно и только тем, что много летвели интересные дневники.
6. Разнообразные повествования авантюристов о своихприключениях(Казанова, барон фон дер Тренк), рассказы о путешествиях, мемуары полководцев иполитиков, где элементы профессиональной автобиографиисплетаются с авантюрно-приключенческими.

Между этими произведениями не так уж многообщего, и из их сравнения выясняется только, "что солдат всегда пишет каксолдат, а поэт –всегда как поэт" [35].

Автобиография, как и биография, не простовоспроизводит и описывает прожитую жизнь, а конструирует и реконструирует еепод определенным углом зрения. Поэтому историко-психологическое их изучение,как и любых личных документов, предполагает наличие у исследователя не только"внешней", но и "внутренней" точки зрения, то есть понимания. Весьмаплодотворным в этой связи кажется предложенное Л.Я.Гинзбург разграничениеавтобиографических и автопсихологических текстов [36]. первые воспроизводят восновном события, поступки, вторые психическое, душевное развитие.

Для итальянских гуманистов, при всейличностности их мироощущения, психологическая интроспекция нехарактерна. Дляэтого они слишком деятельны, обращены вовне. Исключение составляет Петрарка,диалог которого "Моя тайна, или Беседы о презрении к миру" (написан в1342-1343, переработан в 1353-1358 гг.) считается самым интроспективнымпроизведением итальянского Ренессанса. Петрарка убежден, что в мире "нет ничегоболее достойного, чем человеческая душа, величие которой ни с чем не сравнится"[37]. Собственная душа беспокоит поэта, поскольку его одинаково сильно влечет иземное и небесное. Разнородные чувства, признается он, "одолевают меняпоочередно с такой силой, что, кидаемый бурями духа то туда, то сюда, я до сихпор не знаю, какому чувству отдаться всецело" [38].

Острый душевный кризис побудил 38-летнегопоэта предаться письменному самоанализу в канонической форме диалога междуФранческо Петраркой и Августином в присутствии молчаливой Истины. Петрарка несообщает фактов своей биографии. Он обсуждает свой характер и нравственныепринципы. Августин, выполняющий функции совести, находит у Петрарки все новые иновые грехи и пороки, которые тот сначала отрицает, а затем признает ираскаивается. Особенно мучительна "ацидия". Она "без отдыха истязает меня целыедни и ночи... И, что можно назвать верхом злополучия, – я так упиваюсь своей душевнойборьбою и мукою, с каким-то стесненным сладострастием, что лишь неохотноотрываюсь от них" [39].

Признавая себя виновным, Петрарка тем неменее не может и не собирается стать другим. "Я постараюсь изо всех силостаться при себе, соберу разбросанные обломки моей души и усиленнососредоточусь в себе", но "не могу обуздать своего желания". Ведь даже теперь,пока мы говорим, "меня ждут многие важные, хотя все еще земные дела" [40]. Вдиалоге даже не упоминаются такие религиозные категории, как первородный грех,искупление, благодать или святые дары, зато много античных аллегорий и цитат изЦицерона, Вергилия, Горация, Сенеки и Ювенала. Петрарка взывает к имениАвгустина. Но "Исповедь" Августина – безусловное покаяние, тогда какисповедь Петрарки –способ примирения с самим собой, принятия своего "Я" со всеми егопротиворечиями.

Совсем иначе написаны "Жизнь" БенвенутоЧеллини (1500-1571) и "О моей жизни" Джероламо Кардано (1501-1576).Автобиография Челлини – увлекательный рассказ о жизни художника, исполненной напряжения иопасных приключений. Челлини многократно предупреждает читателя, чторассказывает не историю своего времени, а собственные приключения, причем безвсяких дидактических целей. Он абсолютно нерефлексивен, никогда не сомневаетсяв собственной правоте, его самоутверждение всегда действенно, а жизненный девиз"Я не склонюсь". По его убеждению, бог помогает только тем, кто сам себепомогает. Если обыденная мораль ему мешает, он расправляется с ней безколебаний. Но его глубокая вера в себя и свое призвание неотделима от веры ввеличие представляемого им искусства, которое для него священно. И в этом онбескомпромиссен.

Итальянский ученый, философ и врач Кардано,как и Челлини, крайне честолюбив и исполнен чувства собственного достоинства.Книга "О моей жизни" призвана увековечить имя и дела автора. Хотя она написана74-летним стариком незадолго до смерти, в ней нет ни ретроспективной картиныстановления личности, ни психологического самоанализа. Это не внутреннийдиалог, как у Петрарки, и не живой рассказ, как у Челлини, амедико-антропологический анализ собственной индивидуальности. Никто до Карданоне описывал так подробно и точно свое тело, внешность, походку, вкусы, фантазиии многочисленные болезни. Но его объективность искренна. Для старого человека,да еще врача, здоровье и все, что с ним связано, вовсе не мелочи. К тому жеКардано свято убежден в своей предызбранности, а в великих людях существенновсе, даже болезни.

итература эпохи Возрождения кажетсянедостаточно рефлексивной, гуманисты чаще спрашивают "Что такое человек", чем"Кто я". В XVII в. философско-психологическая рефлексия усиливается;излюбленными литературными жанрами становятся мемуары, портреты, характеры,максимы, письма. Литература эта не интроспективна. Сен-Симон, Ларошфуко,Лабрюйер и другие пишут не о себе лично, а об окружающих людях и о "человекевообще". Но, в отличие от гуманистов, они настроены к людям весьма критически."Стоит ли возмущаться тем, что люди черствы, неблагодарны, несправедливы,надменны, себялюбивы и равнодушны к ближнему Такими они родились, такова ихприрода, и не мириться с этим – все равно что негодовать, зачем камень падает, а пламя тянетсявверх" [41], пишет Жан де Лабрюйер. Героическую идеализацию человека сменяетирония, то горькая, то легкая, но всегда осуждающая, аналитическая. Особоевнимание авторов привлекает разграничение подлинного и показного, лица и маски.Эпиграф к "Максимам" Ларошфуко гласит: "Наши добродетели – это чаще всего искуснопереряженные пороки" [42]. Сами авторы не претендуют быть исключениями изправил, их отношение к себе так же иронично, как и к другим, и опираются они нетолько на наблюдение, но и на самоанализ.

Этот своеобразный канон человека тесносвязан со стилем придворной жизни, который был хорошо знаком и герцогу деЛарошфуко, и герцогу де Сен-Симону, и придворному принца Конде де Лабрюйеру.Этикетное поведение –чистейший образец ролевого поведения, навязываемого индивиду помимо его воли ижеланий, придворные интриги – лучшая школа лицемерия, а салонное злословие – незаменимый источник информации оскрытых пружинах и тайных мотивах поведения. Однако непреходящаяпознавательно-художественная ценность этой литературы заключалась прежде всегов том, что она побуждала людей пристальнее вглядываться в противоречивостьсобственных мотивов и интересов, вырабатывая более дифференцированные критериисамооценок и самоуважения. Размышление о других переходит в интроспекцию, вкоторой отчетливо проявляются свойства не только эпохи, но и личности. Особенновыразительно в этом плане сопоставление "Опытов" Монтеня, первое изданиекоторых вышло в 1580 г., и "Исповеди" Руссо, законченной в 1789 г. [43]

Pages:     | 1 |   ...   | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |   ...   | 47 |    Книги по разным темам