Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |   ...   | 49 |

По обычаю моим крестным отцом стал членцерковного комитета. Этот симпатичный молчаливый пожилой человек былкаретником, и я часто бывал в его мастерской. Он явился к нам в церковномоблачении и цилиндре, придававшем ему торжественный, праздничный вид, и повелменя в церковь, где мой отец стоял позади алтаря и читал молитву из литургии.На алтарной столешнице лежали большие подносы с маленькими кусочками хлеба. Язнал, что хлеб испечен нашим пекарем, а выпечка редко ему удавалась, (какправило, она была безвкусной). Из оловянного кувшина налили в оловянную чашувино. Мой отец съел кусочек хлеба, отпил глоток вина — я знал ресторанчик, где егобрали, — и передалчашу одному из старейшин. Все были напряжены и, похоже, безучастны. Я сволнением ждал чего-то особенного, но все было так же, как и на другихцерковных службах —крещении, похоронах и т. д. Мне показалось, что все здесь происходило по раз инавсегда установленному образцу: мой отец более всего был озабочен тем, чтобызавершить церемонию согласно правилам, и в эти правила входило произнесениенекоторых слов с особым ударением. Но почему-то он ничего не сказал о том, чтоИисус умер 1863 года назад, в то время как во всех других поминальных службахэта дата особо выделялась. Я не видел ни печали, ни радости, чувствуя, чтопраздник оказался недостоин личности, которой он посвящался. Служба не шла ни вкакое сравнение со светскими юбилейными торжествами.

Как-то незаметно подошла моя очередь. Ясъел хлеб, — как иожидалось, он был невкусным, вино, я лишь пригубил его, — слабым и кислым, явно не излучших. Потом прозвучала заключительная молитва; люди уходили — на их лицах не было ниогорчения, ни просветления, и лишь читалось: Ну вот и все.

Я шел домой с отцом, все время думая, чтона мне черная фетровая шляпа и новый черный костюм, похожий на тот, какие носятпасторы. Это был странный удлиненный пиджак, заканчивающийся внизу двумякрылышками, с обеих сторон, между ними находились шлицы с карманами, куда можнобыло засунуть носовой платок — небрежным жестом, как это делают взрослые мужчины. Внезапно яощутил свой новый социальный статус: меня приняли в мужское братство. Обед втот день тоже был необыкновенно хорош. Еще я мог гулять в своем новом костюме.И все же я чувствовал опустошенность и ничего больше.

Спустя какое-то время я понял, что ничегоне изменилось. Вот я уже на вершине религиозных таинств, жду непонятно чего,и... ничего не происходит. Я знал, что Бог может поступить со мнойудивительнейшим образом — может испепелить и может наполнить все вокруг неземным светом. Нов той церемонии не было и следа Бога. Правда, все говорили о Нем, но то были неболее чем слова. Ни в ком другом я не обнаружил и доли того безграничногоотчаяния, того предельного напряжения всех сил и той чудесной благодатинаконец, которые для меня составляли сущность Бога. Я не заметил ничегопохожего на communio — никакого слияния, никакого единения... Единения с кем С ИисусомНо он был всего лишь человеком, умершим 1860 лет назад. Почему кто-то долженлсливаться с ним Его называли Сыном Божьим — следовательно, он был полубогомвроде античных героев; каким же образом обычный человек может слиться с нимЭто называлось христианская религия, но она не имела ничего общего с темБогом, Которого я знал. С другой стороны, было совершенно ясно, что Иисус— человек, знавшийБога. Он испытал отчаяние и крестные муки и учил любить Бога как доброго Отца.Должно быть, и ему был ведом страшный облик Бога. Это я был в состоянии понять,но какова была цель этой несчастной поминальной службы с этим хлебом и этимвином Мало-помалу я пришел к пониманию, что причащение было роковым для меня:оно опустошило меня, более того, я будто что-то утратил. В этой религии ябольше не находил Бога, я знал, что уже никогда не смогу принимать участие вэтой церемонии и никогда не пойду в Церковь — там все мертво, там нетжизни.

Меня охватила жалость к отцу, я понял весьтрагизм его профессии и его жизни: он боролся со смертью, существование которойне признавал. Между ним и мной открылась бездонная пропасть, и не было надеждыкогда-либо преодолеть ее. Я не смог бы причинить боль моему доброму отцу,всегда такому терпимому ко мне, не мог заставить его войти в кощунство,необходимое для постижения благодати. Только Бог мог потребовать такое, но не я— это было быбесчеловечно. Бог не подвержен человеческим слабостям, думал я, Он и добр изол, Он являет смертельную опасность, и каждый, естественно, старается каким-тообразом спастись. Люди недальновидно цепляются за Его любовь и благость изстраха перед Его искушениями и Его разрушительным гневом. Иисус тоже заметилэто и потому просил: И не введи нас в искушение (Мф. 6, 13).

Таким образом, я порвал с церковью и счеловеческим миром, такими, какими их знал. Я — как мне казалось — потерпел величайшее поражение вжизни. Религиозные убеждения — моя единственная осмысленная связь с миром — утратили для меня смысл: я ужене мог разделять со всеми общую веру, но оказался причастным к чему-тоневыразимому, к тайне внутри меня. Это было ужасно. И что всего невыносимее— это было грубо ибессмысленно. Какая-то дьявольская шутка.

Как человек должен представлять себеБога — размышлял я.Разве в моих силах придумать разрушение Богом собора или тот детский сон оподземном храме Это навязала мне чья-то могущественная воля. Может, за этоответственна природа Но природа — не что иное, как воля Создателя. Обвинить дьявола Тоженевозможно — и онтворение Бога. Значит только Бог действительно существует — только Он способен испепелить иподарить невыразимое блаженство.

А как же причастие Может, все дело в моейсобственной несостоятельности Но я готовился к нему со всей серьезностью,надеясь пережить просветление, сподобиться чуда благодати, — и ничего не произошло. Бога небыло при этом. Бог пожелал отвратить меня от церкви и от веры моего отца. Яоказался отрезанным от всех людей, потому что они верили не так, как я. Знаниеэто омрачило мою жизнь, и так продолжалось вплоть до поступления вуниверситет.

III.

Я искал книги, которые рассказали бы мне оБоге все, что было известно о Нем другим людям, начав со скромной библиотекимоего отца (тогда она казалась мне вполне достаточной). Сначала мне попадалисьвполне традиционные сочинения. Я не находил ни одного автора, который бы мыслилнезависимо, пока не наткнулся на Христианскую догматику Бидермана 1869 года.От него я узнал, что религия — работа духа, самоопределение человека в отношениях с Богом. Сэтим мне было трудно согласиться, поскольку я понимал религию как нечто такое,что Бог совершает со мною — это была Его работа, Он сильнейшая сторона, а я лишь подчиняюсь. Моя религияне осознавала связи человека с Богом, ибо как может человек быть связанным сТем, Кого так мало знает Мне следует прежде узнать Его.

У Бидермана в главе О сущности Бога япрочел, что Бог — этолсущество, которое надо представлять себе по аналогии с человеческим ля, ноэто ля —единственное в своем роде, совершенное, вселенское.

Насколько я понял, данное определение непротиворечило Библии. Богу свойственна индивидуальность и сознание Себя каквселенной, подобно тому как мое ля является духовным и физическим существом.Но здесь таилось серьезное препятствие. Индивидуальность, размышлял я, со всейочевидностью предполагает характер; характер же — то, что отличает вас от других(вы являетесь одним и не являетесь другим); иными словами, он подразумеваетнекоторые определенные качества. Но если Бог — все, то как может Он иметьхарактер, отличный от других Если у Него есть характер, Его Я субъективно иограниченно. И, наконец, какого рода этот характер Вот главный вопрос— и если вы не знаетеответа, вы не в состоянии определить свое отношение к Нему.

Воображая Бога по аналогии с собой, яощущал сильное внутреннее сопротивление. Такая аналогия представлялась мне еслине богохульством, то, по крайней мере, непомерной самонадеянностью. Да и с моимсобственным ля все было далеко не просто. В первую очередь, я сознавал своюдвойственность и противоречивость. В обоих проявлениях мое ля было крайнеограниченным, легко впадало в самообман и зависело от настроений, эмоций истрастей. Оно знало куда больше поражений, чем побед, ему свойственны былиинфантильность, эгоистичность, упрямство, оно требовало к себе любви и жалости,было несправедливым и слишком чувствительным, ленивым и безответственным и т.д. Ему недоставало многих достоинств и талантов, которые я находил у других икоторыми восхищался не без зависти. Как же оно могло явиться той аналогией,которая даст мне возможность представить себе природу Бога

Я усердно искал другие характеристики Бога,но обнаружил лишь нечто вроде списка, подобного тому, который я когда-тосоставил перед конфирмацией. Я обнаружил, что согласно пар. 172 наиболеенепосредственно отражает неземную природу Бога:

1) negativ: Его невидимость для людей и т.д., а также

2) positiv: Его пребывание на небесах и т.д.

Это был провал: передо мной тотчас возниклобогохульное видение, которое Бог прямо или непрямо (через дьявола) навязал моейволе.

Из пар. 183 я вычитал, что Божественнаясущность противна светской морали, Его справедливость не простолбеспристрастна, но является проявлением Его Божественной сущности. Ярассчитывал найти здесь хоть что-нибудь о темных сторонах Бога, которыепричинили мне столько беспокойства, — о Его мстительности, Егоужасающей ярости, о необъяснимом отношении к созданиям, рожденным Еговсемогуществом. Ему ведома их слабость, но Он доставляет Себе удовольствие,сбивая их с пути или, по меньшей мере, подвергая испытаниям, хотя результатэтих экспериментов Ему заранее известен. Каков же характер Бога Что мыподумали бы о человеке, который ведет себя подобным образом Продолжить этумысль у меня не хватило духа. Далее я прочитал, что Бог, хотя Ему былодостаточно Самого Себя, сотворил мир для собственного лудовлетворения, что,лтворя мир физический, Он наполнил его Своею красотой, творя мир духовный, Онпожелал наполнить его Своею любовью.

Сначала я долго раздумывал над непонятнымсловом лудовлетворение. Удовлетворение чем или кем Очевидно, миром, ведь Онпосмотрел на плоды труда Своего и нашел, что это хорошо. Но именно этого яникогда не понимал. Да, мир прекрасен безгранично, но он и не менее страшен. Вмаленькой деревушке, вдали от городской жизни, где живет горстка людей и ничегоне происходит, старость, болезнь и смерть предстают перед глазами во всехсвоих мельчайших подробностях, более очевидных, чем где бы то ни было еще. Мнееще не было шестнадцати лет, но я уже много знал об истинной жизни людей иживотных; в церкви и в школе достаточно наслышался о страданиях и порочностимира. Бог мог, разумеется, находить лудовлетворение в раю, но ведь Он Самстарательно позаботился о том, чтобы это блаженство было не слишком долгим,поместив там ядовитого змия — самого дьявола. Находил ли Он в этом удовлетворение Я былубежден, что Бидерман так не думал, — он просто излагал свои мысли всвойственной богословам лекговесной и бездумной манере, даже не сознавая ихабсурдности и бессмыслицы. Я и предположить не мог, что Бог находит мрачноеудовлетворение в незаслуженных страданиях человека и животных, не могпомыслить, что Он намеревался сотворить мир из одних противоречий, чтобы односоздание пожирало другое и всяк рождался, чтобы умереть. Божественнаягармония естественных законов казалась мне хаосом, умеряемым робкими усилиямилюдей, и вечный небесный свод со звездами, движения которых предопределены,выглядел как набор случайных тел, беспорядочный и бессмысленный, со всеми этимисозвездиями, о которых все говорят и которых никто не видел. Ведь очертания ихсовершенно произвольны.

Я глубоко сомневался, в том, чтоестественный мир преисполнен Божественной красоты. На мой взгляд, это являлосьочередным утверждением, которое следовало без раздумий просто принимать наверу. В самом деле, если Бог являет Собой высшую красоту, почему же мир, Еготворение, столь несовершенен, столь порочен, столь жалок Вероятно, этапутаница была делом рук дьявола, думал я. Но и дьявол — ведь тоже создание Бога. И тогдая стал читать о дьяволе — это казалось очень важным. Я снова обратился к моим догматикам,пытаясь найти ответы на мучившие меня вопросы о причинах страданий,несовершенства и зла. Ответов не было; я закрыл книгу. В ней не нашлось ничего,кроме красивых и пустых слов, и, что гораздо хуже, за всей этой глупостьюстояла единственная цель — скрыть правду. Я был не просто разочарован, я былвозмущен!

Но где-то и когда-то существовали же люди,которые, как и я, стремились доискаться правды, которые мыслили разумно, нежелая обманывать себя и других, не закрывая глаза на горькую реальность. Итогда моя мать (вернее, ее номер 2) вдруг сказала: Ты как-нибудь долженпрочесть Фауста Гёте. У нас имелось превосходно изданное собрание сочиненийГёте, и я нашел там Фауста — на мои раны будто пролили бальзам. Вот наконец-то человек,— думал я,— который принялдьявола всерьез, который заключил кровавый договор с тем, кто своей властьюрасстроил совершенный Божественный замысел. Я не одобрял Фауста, на мойвзгляд, ему не следовало быть столь забывчивым и легковерным. Он должен былпроявить большую рассудительность и большую нравственность. Какаянепростительная инфантильность — так легкомысленно проиграть свою душу! Фауст оказался откровеннымпустозвоном. У меня сложилось впечатление, что центр драмы и ее смысл главнымобразом были связаны с Мефистофелем. Я не слишком огорчился бы, отправься душаФауста в ад. Он этого заслуживал. Но сюжет об лобманутом дьяволе в конце меняпросто возмутил —Мефистофель был кем угодно, но только не простаком, и странно, чтобы егопровели глупцы. Мефистофель казался мне обманутым совсем в другом смысле: он неполучил обещанного потому, что Фауст, этот ветреный и бесхарактерный тип, попална небеса со своими непомерными претензиями. Думаю, там его ребячествообнаружилось в первый же день; по-моему, он вовсе не заслуживал посвящения ввеликие тайны, его стоило прежде испытать очистительным огнем. Но главнымдействующим лицом был для меня не он, а Мефистофель, я смутно чувствовал егосвязь с тем, чего не понимал в матери. В любом случае Мефистофель изаключительное Посвящение навсегда остались в моем сознании как прикосновение кчему-то таинственному и чудесному.

Pages:     | 1 |   ...   | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |   ...   | 49 |    Книги по разным темам