Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 |   ...   | 49 |

Единственная выделяющаяся черта моеголдуха — его связь спрошлым, его протяженность во времени или, вернее, его временнаябезграничность. Я не отдавал себе в этом отчета, точно также, как не имелникакого представления о его местонахождении в пространстве. Он играл ролькрайне не четкую, всегда находясь как бы на задворках моегосуществования.

* * *

Человек и в психическом, и в духовномотношении приходит в этот мир с определенной ориентацией, заложенной в немизначально, в соответствии с привычной для него средой и окружением,— как правило, этонекий родительский мир, своего рода дух семьи. Тем не менее такой дух семьипо большей части несет на себе неосознанную печать духа времени. Если дух семьи являетсобой consensus omnium (общее согласие. — лат.),это означает стабильность и спокойствие, но чащевсего мы наблюдаем обратные случаи, что порождает ощущение нестабильности инеуверенности.

Дети в основном реагируют не на то, чтовзрослые говорят, но на нечто неуловимое в окружающей их духовной атмосфере.Ребенок бессознательно подстраивается под нее, и у него возникают обусловленныеэтой атмосферой черты характера. Особого рода религиозные переживания, которыепоявлялись у меня уже в раннем детстве, были естественной реакцией на общий духродительского дома. Религиозные сомнения, которые позднее овладели моим отцом,не могли возникнуть вдруг и внезапно. Такого рода революционные изменения вовнутреннем мире человека, как и в мире вообще, в течение долгого временибросают тень на все вокруг, и тень эта увеличивается по мере того, как нашесознание противится этому. И чем больше усилий тратил отец на борьбу со своимисомнениями и внутренней тревогой, тем сильнее это отражалось намне.

Я никогда не думал, что здесь сказалосьвлияние матери, она была слишком прочно соединена с некими иными основамибытия, что вряд ли основывалось на твердости ее христианской веры. Для меня этобыло как-то связано с животными, деревьями, горами, лугами и водяными потоками— со всем тем, чтосамым странным образом контрастировало с внешней традиционной религиозностьюматери. Эта скрытая сторона ее натуры настолько отвечала моим собственнымнастроениям, что я чувствовал себя с ней удивительно легко и уверенно. Онадавала мне ощущение твердой почвы под ногами. Хотя я и предположить не мог,насколько лязыческой была эта почва. Но именно она поддерживала меня вначавшем тогда уже оформляться конфликте между отцовской традицией и влияниемсил прямо противоположных, бессознательно волновавших меня.

Оглядываясь назад, я вижу, сколь мощно мойдетский опыт повлиял на будущие события, он помог мне приспособиться к новымобстоятельствам, связанным с религиозным кризисом отца, с утратой многихиллюзий. Этот опыт помог мне принять мир таким, каков он есть и каким я егознаю сейчас, но не знал вчера. Хотя каждый из нас живет своей собственнойжизнью, но все мы в первую очередь являемся представителями, жертвами ипротивниками того коллективного бессознательного, чьи истоки теряются в глубиневеков. Можно всю жизнь думать, что следуешь собственным желаниям, так никогда ине осознав, что в большинстве своем люди лишь статисты в этом мире, на этойсцене. Существуют вещи, которые, хотим мы того или нет, знаем о них или незнаем, мощно воздействуют на нашу жизнь, — и тем сильнее, чем меньше мы этоосознаем.

Так по крайней мере часть нашего существаживет в некоем безграничном времени — именно та часть, которую я сам,для себя, обозначил как номер 2. Речь не идет о моем личном случае, этоприсуще всем, что подтверждается существованием религии, которая обращенаименно к этому внутреннему человеку и уже две тысячи лет всерьез пытаетсявывести его на поверхность нашего сознания, провозгласив своим девизом: Noliforas ire, in interiore homine habitat veritas! (He стремись вовне, истинавнутри нас! —лат.)

С 1892 по 1894 году меня произошлонесколько тяжелых объяснений с отцом. Он в свое время изучал восточные языки вГёттингене и посвятил свою диссертацию арабской версии Песни Песней. Этолдоблестное время закончилось вместе с выпускными экзаменами, с тех пор онзабросил филологию. Сделавшись деревенским священником, отец с воодушевлениемпогружался в студенческие воспоминания и, раскуривая длинную студенческуютрубку, с грустью думал о том, что его брак складывался совсем не так. как онсебе его представлял до женитьбы. Он делал много добра людям — слишком много — и, как следствие, сделалсяраздражительным и желчным. Оба моих родителя прилагали большие усилия, чтобыжить благочестивой жизнью, а в результате между ними все чаще возникалитягостные сцены. Все это не способствовало укреплению веры.

Состояние, в котором находился отец,вызывало у меня тревогу. Мать избегала всего, что могло его разволновать,уклоняясь от споров. Но понимая, что она права и что нужно стараться вести себяименно так, я часто не мог сдержаться.

Обычно я никак не реагировал нараздражительные выходки отца, но, когда у него улучшалось настроение, я пыталсязавязать беседу, надеясь понять, что с ним происходит и что он сам обо всемэтом думает. Его явно что-то мучило, и я подозревал, что это имеет отношение кего вере. По каким-то намекам, я заключил, что его одолевают сомнения. На мойвзгляд, это было неизбежно — ведь отец не пережил опыта, подобного моему. Мои безуспешныепопытки поговорить с ним утверждали меня в этой мысли. На мои вопросы отец илидавал одни и те же догматические ответы, или равнодушно пожимал плечами, чтовконец выводило меня из себя. Трудно было понять, почему он не желаетвоспользоваться ситуацией и начать бороться. Мои вопросы, несомненно, огорчалиего, но я все же надеялся на конструктивный разговор. Вообразить, что егознание о Боге нуждается в каких-то доказательствах, я не мог. В эпистемологии яориентировался неплохо, понимая, что знания подобного рода не могут бытьдоказаны, но мне было в равной степени ясно, что в доказательстве существованияБога не больше нужды, чем в доказательстве красоты солнечного заката илизагадочной способности ночи будить наше воображение. Я пытался, наверноенеловко, поделиться с отцом этими очевидными истинами, надеясь помочь емупримириться с судьбой. Но отцу нужно было другое — с кем-то ссориться, и онссорился со своей семьей и с самим собой. Почему он не переносил свои обиды наБога, этого таинственного auctor rerum creatorum (творца всего. — лат.), Единственного, Кто действительноотвечал за все страдания мира Отец, конечно же, получил бы ответ — одно из тех магических,безгранично глубоких и способных изменить судьбу сновидений, подобных тем,какие Бог посылал мне (хоть я и не просил Его). Я не знаю — почему, но это так. Бог дажепозволил мне взглянуть на то, что было частью Его мира. И это последнее былотайной, которую я не смел или не мог открыть отцу. Может быть, я смог бы этосделать, будь он способен открыть для себя непосредственное знание о Боге. Но внаших беседах я никогда не заговаривал об этом, делая акцент наинтеллектуальном, как бы нарочно избегая всего психологического,эмоционального. Я боялся задеть его чувства. Но даже такого рода приближение копасной теме всякий раз действовало на отца как красная тряпка на быка, вызываяраздражение, совершенно для меня непонятное. Непостижимо, как может совершеннорассудочный аргумент вызывать столь эмоциональное сопротивление.

В конце концов мы вынуждены были прекратитьэти бесплодные споры, разойдясь недовольные друг другом и самисобою.

Теология сделала нас чужими. Снова роковоепоражение, думал я, с той лишь разницей, что теперь не чувствовал себяодиноким. Мне не давала покоя смутная догадка, что отец тоже повержен своейсудьбой. Он был одинок. У него не было друга, с которым он мог бы поговорить:я, по крайней мере, не знал никого в нашем кругу, к кому отец мог бы обратитьсяза советом. Однажды мне довелось услышать как отец молится: он отчаянно боролсяза свою веру. Я был потрясен и возмущен одновременно, когда увидел, какбезнадежно он обречен на свое богословие и на свою церковь. А они вероломнопокинули его, лишили возможности познать Бога. В моем детском опыте Бог Самразрушил в моем сне богословие и основанную на нем церковь. Но с другойстороны, Он Сам же и допустил все это, равно как и многое другое. Это я началпонимать только теперь. Ведь смешно думать, что это в людской власти. Что такоелюди Они родились глупыми и слепыми как щенята, как все Божьи твари; одареныскудным светом, не могущим разогнать тьму, в которой они блуждают. Я былубежден, что никто из известных мне богословов не видел своими глазами тотлсвет, что во тьме светит, иначе ни один из них не смог бы учить других своемубогословию. Мне нечего было делать с богословием, оно ничего не говорило моему опыту и знанию Бога. Ненадеясь на знание, оно требовало слепой веры. Это стоило моему отцуколоссального напряжения всех его сил и закончилось провалом. Но стольже беззащитен он был иперед психиатрией. В смехотворном материализме психиатров, также как и вбогословии, было нечто, во что должно было верить. По моему глубокомуубеждению, и первому, и второму недостает гносеологической критики и опытныхданных.

Отец, видимо, был буквально потрясен тем,что при исследовании мозга психиатры будто бы обнаружили в той части мозга, гдедолжен был быть дух, — одну лишь материю и ничего духновенного. Это укрепило егоопасения, что, начав изучать медицину, я стану материалистом.

Я же во всем этом видел доказательствотого, что ничего не следует принимать на веру, ведь я уже знал: материалисты,как и богословы, попросту верят в свои собственные определения. Тогда сталопонятно, что отец попал из огня да в полымя. Столь высоко превозносимая верасыграла с ним роковую шутку, и не только с ним одним, но и с большинствомсерьезных и образованных людей, которых я знал. Первородный грех верызаключается, на мой взгляд, в том, что она предвосхищает опыт. Откуда,например, богослову известно, что Бог преднамеренно одни вещи устраивает, адругие — допускает,или же откуда известно психиатру, что материя обладает свойствами человеческогодуха Я знал, что опасность впасть с материализм мне не грозит, но отец,очевидно, был убежден в обратном. Похоже, что кто-то рассказал ему о гипнозе,поскольку он тогда читал книгу Бернгайма о гипнозе, переведенную 3. Фрейдом. Досих пор я ничего подобного за ним не замечал, обычно он читал лишь романы ипутевые заметки, считая все лумные книги предосудительными. Но обращение кнауке не сделало отца счастливее, его депрессия усилилась, а приступыипохондрии стали повторяться все чаще. В последние годы он жаловался на боли вобласти кишечника, хотя врач не находил ничего серьезного. Теперь же он сталговорить, будто чувствует камень в животе. Долгое время мы не придавали этомузначения, но наконец заволновался и врач. Это было в конце лета 1895года.

Весной я начал учиться в Базельскомуниверситете. Единственный период в моей жизни, когда я откровенно скучал(школьные годы), закончился, и передо мной распахнулись золотые ворота вuniversitas litterarum (университетскую ученость. — лат.),в академическую свободу. Наконец-то я услышу правду оприроде, узнаю все о человеке, о его анатомии и физиологии, о некихисключительных биологических состояниях, то есть о болезнях. Наконец, я смогувступить в Zofingia — студенческое братство, к которому в свое время принадлежал мойотец. Когда я был еще желторотым юнцом, он даже брал меня на организованнуюбратством экскурсию в одну знаменитую своими виноделами маркграфскую деревню.Там же на пирушке отец произнес веселую речь, в которой, к моему восхищению,обнаружился беззаботный дух его студенческого прошлого. Тогда стало понятно,что с окончанием университета его жизнь как бы остановилась и застыла, и мнеприпомнилась студенческая песня:

Опустив глаза, они бредут назад,

В страну филистеров,

Увы, все меняется!

Ее слова оставили во мне тяжелый осадок.Ведь когда-то отец тоже был юным студентом, ему тоже открывался целый мир— неисчислимыесокровища знаний. Что же случилось Что надломило его, и почему все емуопротивело Я не находил ответа. Речь, произнесенная отцом в тот летний вечер,была последним его воспоминанием о времени, когда он был тем, кем хотел. Вскореего состояние ухудшилось. Поздней осенью 1895 года он уже был прикован кпостели, а в начале 1896 года — умер.

После лекций я пришел домой и спросил, какон. Ах, как всегда. Очень плох, — ответила мать. Отец что-то прошептал ей, и она, намекая взглядомна его лихорадочное состояние, сказала: Он хочет знать, сдал ли тыгосударственный экзамен Я понял, что должен солгать: Да, все хорошо. Отецвздохнул с облегчением и закрыл глаза. Немного погодя, я подошел к нему снова.Он был один, мать чем-то занималась в соседней комнате. Его тяжелое и хриплоедыхание не оставляло надежды — началась агония. Я стоял у его постели, оцепенев, мне еще никогдане приходилось видеть, как умирают люди. Вдруг он перестал дышать. Я все ждал иждал следующего вдоха, но его не было. Тут я вспомнил о матери и вышел всоседнюю комнату, она вязала там у окна. Он умер, — сказал я. Мать подошла вместе сомной к постели, отец был мертв. Как быстро все-таки это случилось,— произнесла она какбудто с удивлением.

За этим последовали мрачные и тягостныедни, и в моей памяти мало что от них осталось. Однажды мать сказала своимлвторым голосом, обращаясь то ли ко мне, то ли в пространство: Для тебя онумер как раз вовремя, — что, как мне казалось, означало: Вы не понимали друг друга, и онмог бы стать тебе помехой. Это, должно быть, соответствовало ее номеру2.

Но это для тебя было ужасно, вдруг яощутил, что некая часть моей жизни безвозвратно уходит в прошлое. С другойстороны, я сразу повзрослел, я стал мужчиной, стал свободным. После смерти отцая переселился в его комнату, а в семье занял его место. Теперь моейобязанностью было каждую неделю давать матери деньги на хозяйство, сама она неумела экономить, да и вообще не умела их считать.

Спустя шесть недель, отец мне приснился. Онпоявился передо мной внезапно и сказал, что приехал с каникул, что хорошоотдохнул и теперь возвращается домой. Я ожидал от него упреков, зачем занял егокомнату, но об этом речь не зашла. И мне стало стыдно, что я считал егомертвым. Через несколько дней сновидение повторилось: мой отец выздоровел ивернулся домой. И опять я винил себя за то, что думал о нем, как о мертвом. Яспрашивал себя снова и снова: Что означает это его постоянное возвращениеПочему во сне он кажется таким реальным Мое ощущение было настолько сильным,что я впервые в жизни задумался о жизни после смерти.

* * *

Pages:     | 1 |   ...   | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 |   ...   | 49 |    Книги по разным темам