Geum.ru

Большинство ученых-ориенталистов, писателей и политиков современности склонно считать Чингисхана человеком №1 второго тысячелетия нашей эры

Вид материалаДокументы

Содержание


Д.и.н., проф. Н.Н. Крадин (Россия, ДВО РАН, Владивосток)
Подобный материал:
1   2   3   4
^

Д.и.н., проф. Н.Н. Крадин

(Россия, ДВО РАН, Владивосток)



ВЛАСТЬ В ИМПЕРИИ ЧИНГИСХАНА

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПРЕСТИЖНОЙ ЭКОНОМИКИ


Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ (02-06-80379) и ФЦП "Интеграция" (0184).


Традиционно основание власти в Монгольской империи в эпоху Чингисхана принято описывать либо исключительно с прагматической точки зрения (марксистские интерпретации, личная жестокость и коварство и т.д.), либо на основе различных метафизических истолкований (гениальные способности и др.). Между тем в рамках современной антропологической науки (иначе: этнологии, этнографии) существует мощный теоретико-методологический фундамент, позволяющий по-новому ответить на многие ключевые вопросы монгольской истории.

Исследования в области экономической антропологии (Мосс 1996; Polanyi 1968; Dalton 1971; Салинз 2000 и др.) показали, что в доиндустриальных обществах дарообмен был универсальным средством установления отношений между индивидами. Причиной этого, согласно Моссу, является антропоморфизм   субъективизация внешнего мира, присущая сознанию первобытного человека. Он видел в подарке магическую силу, которая, с одной стороны, передавала с вещью частицу души дарителя (его "везение", магические способности и пр.) и, с другой стороны, в случае некомпенсации дара могла навредить обладателю первоначального дара.

Символический обмен подарками (как на горизонтальном уровне между равными, так и на вертикальном между сеньором и вассалами) позволял преобразовывать материальные ресурсы в отношения психологической зависимости и престиж, что, в свою очередь, давало возможность получать новые ресурсы и, раздаривая их, увеличивать престиж еще больше. Таким образом, повышение общественного статуса осуществлялось через механизмы престижной экономики: с одной стороны, через организацию массовых праздников, на которых накопленные богатства демонстративно раздаривались или уничтожались, а, с другой   через развитие обменных связей и формирование сети зависимых лиц и должников, которые не могли сделать ответный подарок.

Открытия, сделанные субстантивистскими антропологами, подтолкнули к новым интерпретациям и историков. Особенно много в этой области сделали историки медиевисты. Оказалось, что средневековое западноевропейское общество также было построено на отношениях престижной экономики, как и архаические вождества и государства Африки и Океании. Наиболее важными добродетелями, которыми должен был обладать король, считались щедрость и справедливость. Щедрость в представлении вассалов выражалась в раздаче земель, титулов и богатых даров, в организации пышных пиров и турниров, в народном сознании – в устроительстве праздников и зрелищ, в раздаче обильного подаяния. Эти качества воспеваются в стихах придворных трубадуров. В балладах о короле Артуре и его рыцарях щедрость превозносится как одно из главных качеств сеньора. Раздаривая и раздавая материальные ценности, средневековый правитель поддерживал свой престиж и влияние на подданных. В то же время, принимая подарок от сюзерена, вассал полагал, что он получает и долю священной силы господина. Подаренная вещь нередко становилась предметом особого почитания, амулетом. В ней была сосредоточена толика магического могущества господина. Даже в трудные периоды вассал берег нередко ее как самую большую ценность.

Подобные отношения можно найти в источниках по истории средневековых монголов. Обмен дарами и раздачи подарков хорошо отражены в различных нарративных памятниках. В "Тайной истории монголов" сообщается об обмене подарками во время заключения побратимства между Темучжином и Джамухой (§ 116-117). В том же источнике приводятся устные клятвы между ханом и нукерами, согласно которым последние клянутся предводителю добывать для него добычу, а он в ответ обещает щедро и справедливо наделять их дарами (§ 123, 179). Рашид ад-дин описывал молодого Чингисхана как типичного редистрибутора. "Этот царевич Тэмуджин снимает одетую [на себя] одежду и отдает ее, слезая с лошади, на которой он сидит, и отдает [ее]. Он тот человек, который мог бы заботиться об области, печься о войске и хорошо содержать улус" (Рашид ад-дин 1952, кн.2, с.90). Однако массовыми раздачами занимался не только Чингисхан (там же, с.233), но и его ближайшие потомки, правившие империей до ее распада на независимые улусы: Угэдей (там же 1960, с.19, 41), Гуюк (там же, с.119, 121; Плано Карпини 1957, с.77), Мункэ (Рубрук 1957, с.146; Рашид ад-дин 1960, с.142), а также Хулагуиды (он же 1946, с.67, 100, 190, 215-217), а также, согласно многочисленным этнографическим данным, вожди и предводители многих кочевых обществ позднего средневековья и нового времени.

Манипулируя подарками и одаривая ими соратников и вождей племен, монгольский хан увеличивал свое политическое влияние и престиж "щедрого правителя" и одновременно как бы связывал получивших дар "обязательством" отдаривания. Племенные вожди, получая подарки, с одной стороны, могли удовлетворять личные интересы, а, с другой, могли повышать свой внутриплеменной статус путем раздач даров соплеменникам или посредством организации церемониальных праздников. Кроме того, получая от правителя степной империи дар, реципиент как бы приобретал от него часть сверхъестественной благодати, чем дополнительно способствовал увеличению своего собственного престижа.

Можно предположить, что интеграция племен в имперскую конфедерацию осуществлялась не только посредством символического обмена, дарами между вождями различных рангов и ханом. Эту же цель преследовали включение в генеалогическое родство различных скотоводческих групп, разнообразные коллективные мероприятия и церемонии (сезонные съезды вождей и праздники, облавные охоты, возведение монументальных погребальных сооружений и т.д.).

Определенную роль в институционализации власти правителей кочевых обществ играли выполняемые ими функции священных посредников между социумом и Небом (Тэнгри), которые обеспечивали бы покровительство и благоприятствование со стороны потусторонних сил. Согласно религиозным представлениям номадов, хан или каган олицетворял собой центр социума и в силу своих божественных способностей проводил обряды, которые должны были обеспечивать обществу процветание и стабильность. Эти функции имели для последнего громадное значение, поскольку одним из основных элементов идеологической системы архаических и традиционных обществ была вера в магические свойства сакрального правителя (Фрезер 1986; Куббель 1988; Скрынникова 1997 и многие др.).

Согласно этим представлениям, считалось, что процветание социума зависит от данных качеств правителя, от его харизмы, от его умения обеспечить благорасположение со стороны Неба и других сверхъестественных сил. Это можно проиллюстрировать примерами из истории номадных политий разных эпох, в частности, цитатой из "Алтан тобчи": "Когда он (хаган – Н.К.) там жил, то среди народа не было болезней, не было ни падежа скота, ни гололедицы, ни голода" (Лубсан Данзан 1973, с.271). В случае невыполнения правителем своих сакральных функций, если вдруг случался массовый джут, эпизоотия и гибель скота от болезни, то неудачливого предводителя степной политии могли заменить или даже просто убить. Однажды на шатер монгольского хана Ариг-буги – брата и противника Хубилая в борьбе за монгольский трон в XIII в. – налетел свирепый смерч. Шатер рухнул и поранил много человек. Многие номады посчитали это событие за божественное предзнаменование и откочевали от Ариг-буги (Рашид ад-дин 1960, с.165).

Последний сюжет является классическим примером концепции традиционного господства М. Вебера, которая основано на убеждении в священном, непререкаемом характере традиций, нарушение которых ведет к тяжелым магико-религиозным последствиям. Вся человеческая деятельность в таком социуме нацелена на воспроизводство общности на обеспечение стабильного порядка, устраняющего хаос и нестабильность. Легитимность традиционного господства базируется на вере в наследственные способности правителей и жрецов взаимодействовать с потусторонними силами и обеспечивать с их стороны содействие своему народу (Weber 1922).

Тем не менее, идеология никогда не являлась доминирующей переменной в балансе различных факторов власти у кочевников. Жизнь степного общества всегда была наполнена реальными тревогами и опасностями, которые требовали от лидера активного участия в их преодолении. Правитель кочевой империи не мог быть только "Сыном Бога", издалека взирающим на копошащихся у его ног подданных, подобно египетским фараонам или китайским императорам. Поэтому только божественного статуса было мало для сохранения единства степной империи. Правитель номадного общества обязательно должен был обладать реальными талантами военного предводителя или же талантами организатора (отыскав способных полководцев, как это сделал Чингисхан), чтобы привести за собой номадов к успеху на поле брани и обеспечить затем своих сподвижников богатствами оседлых народов.

Судя по данным источников, простые кочевники получали в целом немалую долю добычи (в войске Бату-хана, например, 40% от всех доходов [Тизенгаузен 1884, с.188]). Разумеется, все награбленное увезти с собой было нельзя. Источники, в частности, свидетельствуют, что у воинов Тимура, "которые с трудом находили необходимое пропитание", после походов в половецкую степь "скопилось столько лошадей и баранов, что во время возвращения идя назад, они не были в силах гнать их, а поэтому некоторых погнали, а некоторых оставляли" (там же, с.172). Часто пленники и рабы гибли от тяжелых условий перехода, повозки с награбленным имуществом приходилось бросать, спасаясь от погони. Однако нет оснований сомневаться, что в случае успешных походов результаты намного превосходили предполагаемые ожидания. "[Обилие добычи и скота] доходило до того, что пешие нукеры возвращались обратно с 10 и 20 головами лошадей, а одноконные - со 100 лошадьми и больше" (Тизенгаузен 1941, с.118).

Как конфуцианские бюрократы, так и средневековые европейские дипломаты плохо разобрались с сутью даробменных отношений в обществах кочевников. Первые советовали своим императорам воспользоваться специальной политикой "пяти искушений" (хэцинь), чтобы развратить нравы северных "варваров". Вторые обвиняли номадов в алчности. "Как князья, так и другие лица, как знатные, так и незнатные, выпрашивают у них много подарков, а если они не получают, то низко ценят послов, мало того, считают их как бы ни во что, а если послы отправлены великими людьми, то они не желают брать от них скромный подарок, а говорят: 'Вы приходите от великого человека, а даете так мало?' " (Плано Карпини 1957, с.45). Подобная оценка в отношении кочевников может быть объяснена только предвзятым отношением папского посланника к монголам. Она тем более удивительна, что монгольские ханы неоднократно демонстрировали подданным свою щедрость и презрительное отношение к богатству. Достаточно сослаться на хрестоматийный пример, когда в 1258 г. Хулагу пытался заставить плененного халифа есть золото из сокровищниц Багдада. На возражение последнего, что золото несъедобно, хан в гневе воскликнул: "Почему ты тогда это копил, вместо того чтобы отдать своим воинам!" (Нагель 1997: 17).

Таким образом, повышение общественного статуса осуществлялось через механизмы престижной экономики: с одной стороны, через организацию массовых праздников, на которых накопленные богатства демонстративно раздаривались или уничтожались, а с другой   через развитие обменных связей и формирование сети зависимых лиц и должников, которые не могли сделать ответный подарок. Без уяснения сущности данных механизмов, трудно правильно интерпретировать как специфику отношения власти у средневековых монголов, так и понять причины возникновения и расцвета Монгольской империи.


Литература
  1. Куббель, Л.Е.  Очерки потестарно-политической этнографии. М.: Наука, 1988.
  2. Лубсан Данзан Алтан Тобчи ("Золотое сказание"). Пер. Н.П.Шастиной. М.: Наука, 1973.
  3. Мосс М.  Общества. Обмен. Личность: Труды по социальной антропологии. М.: Восточная литература, 1996.
  4. Нагель Т.  Тимур-завоеватель и исламский мир позднего средневековья. Ростов н Д: Феникс, 1997.
  5. Плано Карпини, Дж.  История Монгалов. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. /Отв. ред. Н.П. Шастина М.С. 23 83, 1957.
  6. Рашид ад-дин. Сборник летописей. Т. III. М.  Л.: Изд-во АН СССР, 1946.
  7. Рашид ад-дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2. М.  Л.: Изд-во АН СССР, 1952.
  8. Рашид ад-дин. Сборник летописей. Т. II. М.  Л.: Изд-во АН СССР, 1960.
  9. Рубрук Г.  Путешествие в восточные страны // Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. /Отв.ред. Н.П. Шастина. М.,- С. 85 194, 1957.
  10. Салинз М.  Экономика каменного века. М.: ОГИ, 2000.
  11. Скрынникова Т.Д.  Харизма и власть в эпоху Чингисхана. М.: Вост. лит-ра, 1997.
  12. Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т.I. СПб., 1884.
  13. Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т.II. М.  Л., 1941.
  14. Фрэзер Дж.  Золотая ветвь. М.: Изд-во полит. лит-ры., 1986.
  15. Dalton G.  Economic anthropology and Development, Essays of tribal and peasant economies. New York: Academic Press, 1971.
  16. Polaniy K.  Primitive, archaic and modern Economics. Ed. by G. Dalton. New York: Anchor, 1968.
  17. Weber M.  Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen: Verlag von J.C.B. Mohr (P. Siebeck), 1922.

Д.и.н., проф. Ю.С. Худяков

(Россия, Новосибирск)


Кыргызские воины в войсках Монгольской империи


В XIII в. Чингисхану удалось объединить под своей властью многие кочевые народы, «живущие за войлочными стенами», на территории степного пояса Евразии в единую мировую монгольскую державу.' Монгольские, тюркские, тунгусские, иранские кочевые племена были покорены силой оружия, или их правители признали верховную власть монгольского хана без вооруженного сопротивления и были вынуждены платить «налог кровью» - поставлять воинские контингенты в монгольскую армию. Военные отряды, сформированные из представителей вассальных племен и народов, принимали участие в многочисленных завоевательных войнах монголов и в междоусобицах чингизидов - претендентов на престол великого хана. Такие отряды несли охранную службу в разных районах Монгольской империи, подавляли восстания покоренных народов.2 Нередко военные подразделения, набранные из представителей одного этноса, отправлялись нести военную службу в отдаленные районы Монгольской империи. С помощью этих мер ослаблялся потенциал этого народа к военному сопротивлению, военный отряд противопоставлялся иноэтничному окружению, и делалась попытка «перемешать» все народы и этнические группы в Монгольском государстве.

Среди тюркских кочевых народов, подчинившихся и признавших верховную власть монгольского хана в начале XIII в., были и енисейские кыргызы.

Впервые монгольское войско, возглавляемое старшим сыном Чингисхана, Джучи, совершило поход в Саяно-Алтай для завоевания «лесных народов», к числу которых монголы относили и енисейских кыргызов, в 1207 г. В «год зайца, Чжочи был послан с войском правой руки к лесным народам». «Подчинив ойратов, бурятов, бархунов, урсутов, хабханасов, ханхасов и тубасов, Чжочи подступил к тумен-киргизам. Тогда к Чжочи явились киргизские нойоны Еди, Инал, Алдиер и Олебек-дигин. Они выразили покорность и били государю челом белыми кречетами-шинхот, белыми же меринами и белыми же соболями». Подчинив монгольской власти все «лесные народы», Джучи взял с собой «киргизских нойонов - темников и тысячников, а также нойонов лесных народов и, представив их Чингисхану, велел бить государю челом своими белыми кречетами, да белыми ж меринами, да белыми ж соболями».3 Вероятно, правители кыргызов были хорошо осведомлены о победах монгольских армий и о печальной судьбе племен, оказавших сопротивление Чингисхану. Они реально оценивали соотношение сил и поэтому не решились на вооруженное противостояние монголам. К этому времени государство енисейских кыргызов распалось на отдельные владения, во главе которых стояли самостоятельные правители-иналы.4 В ставку Джучи, а от него к Чингисхану отправился инал одного из кыргызских княжеств и его нойоны, темники и тысячники с богатыми подарками и знаками покорности верховному монгольскому хану. По другим сведениям, в том же 1207 г. Чингисхан послал к кыргызским князьям своих посланцев. «Чингисхан послал гонцами к этим двум государям Алтана и Букра и призвал (их) к подчинению. Те послали назад вместе с ними трех своих эмиров, коих звали: Урут-Утуджу, Эрлик-Тимур и Аткирак, с белыми соколами, как выражение почтения от младшего старшему и подчинились (ему)»5. Подчинившись без вооруженного сопротивления, кыргызские князья уберегли на какое-то время своих подданных и земли от военного разгрома. Однако основным условием подчинения была обязанность поставлять войска в монгольскую армию. Впервые такая необходимость возникла через 11 лет после подчинения. В 1218 г. « в год барса, когда восстало одно из племен тумат, сидевшее в Баргуджин-Токуме и Байлуке, для его покорения (монголы), из-за того что оно было поблизости от киргизов, потребовали от киргизов войско (чарик); те не дали и восстали».6 Очевидно, кыргызов вдохновило восстание соседних племен туматов, живших в лесистой горной местности в Саянах, которое монголы не могли подавить в течение нескольких лет. «Чингисхан послал к ним своего сына Джочи с войском. Курлун (был) их (киргизов) предводитель; (у монголов эмир), по имени Нока отправился в передовом отряде; он обратил в бегство киргизов и вернулся от восьмой реки». Вероятно, столкновение между передовым монгольским отрядом во главе с Нокой и войском кыргызов произошло в Туве, в верховьях Енисея. Восставшие кыргызы не решились дать полномасштабное сражение и предпочли отступить. Возможно, что кыргызский предводитель Курлун пытался заманить передовой монгольский отряд в глубь своих земель и уничтожить. Однако Нока не поддался на эту уловку и вернулся в расположение ставки. Вслед за этим в действие вступили главные силы монгольского войска. «Когда подоспел Джочи, лед уже сковал реку Кэм-кэмджут. Он прошел по льду и, покорив и подчинив киргизов, вернулся назад».7 В течение месяца войско Джучи прошло по льду Енисея через Туву, Минусинскую котловину, Горный Алтай и вернулось в Монголию, покорив не только кыргызов и кыштымов, но и другие «лесные» племена, расположенные «по ту сторону киргизов, (на расстоянии) около одного месяца пути».8 В результате этого похода Минусинские степи в значительной степени обезлюдели. Часть кыргызского населения была перебита и угнана в плен, другая часть - скрылась в трудно доступных таежных местах. Значительная часть кыргызов покинула Минусинскую котловину и переселилась на отдаленные северные земли в Причулымье. Об этом свидетельствует характер распространения памятников кыргызской культуры в монгольское время.9 Кыргызские земли были включены в Улус Джучи, а после его смерти в 1226 г. в Улус Великого хана и были переданы под управление Тулуй-хана, младшего сына Чингисхана. Великий хан Угэдэй, вступивший на престол в 1229 г., стремился «умиротворить» подвластные племена и заключил династийный союз со знатью, взяв в жены знатных девушек из племен кыргызов и меркитов. Вероятно, это способствовало упрочению монгольской власти на Енисее. Однако до середины XIII в. в кыргызских землях не было постоянного монгольского гарнизона. В 1251 г. на престол Великого хана вступил хан Мункэ. Он был вынужден послать Буха-нойона «с двумя туманами войска к границам киргизов и кем-кемджиюта», чтобы предотвратить возможные волнения. В следующем г. кыргызские земли были переданы во владение Ариг-Буге. «Его летнее становище было в Алтае, а зимнее - в Теке и Киргизе».10 Появление зимней ставки монгольского хана в Минусинской котловине должно было существенным образом изменить положение местного кыргызского населения.

В 1260 г., после смерти Мункэ-хана, Ариг-Буга начал междоусобную войну за престол Великого хана с Хубилаем. Войска Ариг-Буги потерпели поражение и бежали «в область киргизов», где пытались укрепиться. Здесь претендент на престол набрал новое войско и послал его в область тангутов, но снова потерпел поражение. Остатки его войск бежали к Ариг-Буге в «область киргизов». Его ставка находилась «на границе Кэм-кэмджиют»11. Поняв, что проиграл в борьбе за власть Ариг-Буга был вынужден сдаться Хубилаю в 1264 г. Вероятно, в ходе этой междоусобной войны, Ариг-Буга набирал свое войско не только из монголов, но и из кочевников Саяно-Алтая, в том числе кыргызов. Его правление, наборы в армию, постои «голодных и отощавших» войск должны были ухудшить положение кыргызов. После поражения Ариг-Буги кыргызские земли были включены в состав провинции Лин-Бэй в империи Юань. Они были разделены на несколько административных единиц. Область Кыргыз в Минусинской котловине составляла один тумен из 9 тысяч воинов.12 В качестве верительного знака выдавались пайцзы.13 Такие пайцзы были найдены в Минусинской котловине.14 В 1270 г. наместником Саяно-Алтая был назначен юаньский чиновник, китаец Лю Хаоли, который должен был «умиротворить» местные племена. Однако кыргызы в 1273 г. восстали против юаньской власти и поддержали Хайду, претендовавшего на владение Саяно-Алтаем и Монголией. Юаньский наместник бежал в Китай. В 1292 г. против населения Саяно-Алтая была послана армия империи Юань во главе с полководцем Тутухой, которая «полностью овладела народом пяти их племен». Хайду послал на Енисей свои войска, но Тутуха «разбил их и взял в плен полководца Хайду Болоча».15 Кыргызские земли были снова включены в империю Юань. Часть кыргызов была переселена в другие районы империи. В 1293 г. кыргызы в качестве военных поселенцев были поселены в Маньчжурии, в местностях Аблаху и Хэсыхэ, в бывших владениях мятежного нойона Наяна.16 В 1295 г., в правление хана Тэмура, кыргызы были переселены в Шаньдун.17 Войско, составленное из кыргызов, входило в состав гарнизона и несло охрану Каракорума, центра провинции Лин-Бэй.18 В окрестностях Каракорума, на памятнике Мамуу-толгой, обнаружено парное погребение с керамической урной, заполненной кремированными костями человека.19 В эпоху средневековья подобный обряд в Центральной Азии был характерен для культуры енисейских кыргызов.20

В Каракоруме был обнаружен набор панцирных пластин от пластинчатого доспеха.21 Эти пластины имеют подпрямоугольную форму, ободок по краю, отверстия и бронзовые заклепки для крепления к матерчатой или кожаной основе панциря. Подобные пластины обнаружены в составе панцирных наборов в памятниках Енисея.22 Вероятно, данный панцирь мог принадлежать кыргызскому воину, находившемуся в составе отряда, охранявшего Каракорум в XIII в.

Судя по находкам предметов вооружения в кыргызских памятниках в Монголии и Саяно-Алтае, комплекс боевых средств кыргызских воинов в монгольское время был достаточно развитым и разнообразным. Воины имели на вооружении сложносоставные луки, стрелы с железными трехлопастными, плоскими, ромбическими и четырехгранными наконечниками, ударные копья и палаши, ламеллярные и пластинчатые панцири, шлемы.23

Монгольская администрация сохранила в кыргызских землях прежнюю местную систему управления и десятичный принцип формирования войска. В начале XIII в. кыргызы могли выставить один тумен - десятитысячный отряд воинов. После военных походов и переселений в составе империи Юань они формировали девять тысяч, один неполный тумен. Вероятно, после подавления восстаний и переселения части кыргызов в центральную Монголию, Маньчжурию и Китай численность формируемого ими войска значительно сократилась.24

Военные отряды, составленные из кыргызских воинов, принимали участие в военных действиях в составе монгольских армий на территории Центральной Азии. Нет достоверных сведений об участии военных отрядов енисейских кыргызов в составе монгольских войск в завоеваниях монголов в Восточной и Центральной Европе, хотя предположения по этому поводу высказывались на основании находок предметов конской сбруи, выполненных с применением характерной для монгольского времени технологии серебряной аппликации железных изделий.25 Вероятно, монгольское командование доверяло кыргызским воинам, поскольку могло включить их в состав каракорумского гарнизона, несшего охрану бывшей столицы и административного центра одной из главных провинций Монгольской империи.