Geum.ru

Оценка чингисхана в трудах евразийцев первой трети ХХ века

Вид материалаДокументы
Подобный материал:

ОЦЕНКА ЧИНГИСХАНА


В ТРУДАХ ЕВРАЗИЙЦЕВ ПЕРВОЙ ТРЕТИ ХХ ВЕКА

Э.А. Полякова


Научный руководитель – ассистент Н.В. Ануфриева


Специфика переживаемого Россией времени на современном этапе заключается в том, что многие значимые вопросы русской истории требуют переоценки. Одной из таких проблем является оценка роли личности Чингисхана. В отношении оценки роли личности Чингисхана интересна историческая концепция евразийцев, в рамках которой личность Чингисхана рассматривалась как несомненный исторический феномен.

До недавнего времени идеи евразийства в отечественной литературе не оценивались и не учитывались. В начале 90-х гг., когда произошел отход от формационного подхода, в России в большом количестве начинают публиковать труды исследователей русского зарубежья. Различные по целям и задачам историографические обзоры содержатся в работах М.Г. Вандалковской [2], Н.А. Омельченко [10], И.Б. Орловой [11], В.Я. Пащенко [12]. Отличительной чертой этих историографических экскурсов являлось то, что они в большинстве своем освещают лишь отдельные аспекты данного вопроса. Однако на сегодня отсутствуют обобщающие специальные работы по данной теме. Все это определяет актуальность настоящего исследования.

Автор данной работы поставил своей целью выявить особенности оценки Чингисхана в трудах евразийцев первой трети ХХ века.

Основными задачами в достижении поставленной цели являются:
  1. Выделить оценки Чингисхана в дореволюционной историографии.
  2. Провести сравнительный анализ оценок роли личности Чингисхана в трудах дореволюционных историков и евразийцев первой трети ХХ века.

Отдельные положения данной работы могут быть использованы для разработки специальных курсов, факультативов, лекций и семинаров, на занятиях по истории средневековой Руси в школе и в вузе. Автор настоящего исследования принимал участие: в 2005 г. в VII, в 2006 г.
в VIII, в 2007 г. IХ межвузовских конференциях студентов и молодых ученых «Россия и мир: история и современность»; в 2007 г. в конкурсе научно-исследовательских работ социально-гуманитарного факультета СурГПУ. Некоторые положения настоящей работы были опубликованы в виде тезисов в сборниках межвузовских конференций [14].

Вопрос о роли Чингисхана в истории был предметом оживленных дискуссий на протяжении нескольких столетий. Впервые основа будущих исследований в отечественной историографии по, так называемой, монгольской проблематике и, в частности, личности Чингисхана была заложена в обобщающих работах Н.М. Карамзина [7] и Н.И. Костомарова [9]. Авторы дали поверхностную оценку личности Чингисхана, при этом, отмечая значительность последствий походов Чингисхана на русскую историю.

В XIX – начале ХХ вв. в изучении роли Чингисхана наметилось два направления. Одно было представлено традиционным историческим направлением, которое не признавало решающего влияния монголов на русскую историю, в связи с чем, и не оценивало роль личности Чингисхана (С.М. Соловьев [15], В.О. Ключевский [8], С.Ф. Платонов [13].

Другое направление связано с именами отечественных ученых-востоковедов В.В. Бартольдом и Б.Я. Владимирцовым, которые исходили из огромного значения Чингисхана в мировой и русской истории. Несмотря на то, что историки работали в трудное для исторической науки время, на рубеже XIX-XX вв., и принадлежали к ученым «старой» школы, они, вместе с тем, попытались развенчать устоявшийся в традиционной исторической науке миф, о «жестоком варваре завоевателе» Чингисхане. Завоевательные походы Чингисхана историки рассматривали как явления, способствовавшие развитию современного мира торгов­ли, организации государств и обеспечившие контакт стран Запада и Востока [1, с. 33; 6, с. 61].

Однако, в начале ХХ в. в исторической науке господствовала точка зрения традиционного направления, так называемой «старой школы», согласно которой личность Чингисхана не являлась достойной специального изучения и монгольский предводитель рассматривался исключительно как жестокий завоеватель, стремившейся к обогащению за счет грабительских походов на государства. Этот взгляд
в 20-30-е гг. ХХ века подвергся переосмыслению в работах евразийцев первой трети ХХ века – Н.С. Трубецкого [16], Э. Хара-Давана [17], Г.В. Вернадского [3]. Творчески переработав идеи предшественников, евразийцы предложили оригинальную оценку роли Чингисхана.

Оценивая роль Чингисхана, одним из первостепенных вопросов, к решению которого неоднократно обращались евразийцы первой трети ХХ века, был вопрос о возвышении Чингисхана и его роли
в образовании монгольского государства. Н.С. Трубецкой и Э. Хара-Даван, вслед за В.В. Бартольдом и Б.Я. Владимирцовым, связывали образование монгольского государства непосредственно с деятельностью великой исторической личности – Чингисханом. Однако в отличие от них Н.С. Трубецкой в процессе возвышения Чингисхана решающую роль отводил его государственной идеологии [16, с. 14]. Э. Хара-Даван образование монгольского государства рассматривал в русле деяний «избранника провидения» [17, с. 54], тогда как, Г.В. Вернадский расценивал этот процесс, в большей степени, как закономерное восточное явление, находя предпосылки для его образования в различных сферах монгольской жизни, не отрицая при этом роль Чингисхана [4, с. 97].

Евразийцы попытались дать утвердительный ответ на вопрос: «Каковы же были причины и цели объединительной политики Чингисхана?». Вслед за Н.М. Карамзиным, В.В. Бартольдом и Б.Я. Владимирцовым, евразийцы усматривали социально-экономические и политические причины объединения Монголии (во-первых, желание объединить в одно государство все единокровные народы; во-вторых, стремление связать между собой восточную и западную цивилизации) [14, с. 12; 15, с. 22; 3, с. 9, 12]. Но в отличие от дореволюционных историков, евразийцы видели основы объединительной политики в мировоззрении и личных качествах Чингисхана [16, с. 14; 17, с. 54; 3, с. 27].

Обращаясь к проблеме значения деятельности Чингисхана, евразийцы предложили оригинальный, отличающийся от общепринятых представлений взгляд.

Евразийцы оценивали преобразования «монгольского кагана»
во всех сферах жизни монгольского общества как большую, четко продуманную реформу и одно из самых долго просуществовавших изобретений в истории человечества [5, с. 254].

В целом, Н.С. Трубецкой, Э. Хара-Даван и Г.В. Вернадский, оценивая Чингисхана, впервые в исторической науке, главным итогом его деятельности признали факт объединения Евразии и подчинения своей власти кочевых племен евразийских степей, обладающих многократным превосходством в территории, населении, экономическом
и военном развитии. В результате чего произошло превращение евразийской степной системы в одно сплошное кочевническое государство с прочной военно-политической организацией, которая позволила наследникам Чингисхана в течение столетий расширять и укреплять Великую Евразийскую империю [16, с. 8; 17, с. 204; 3, с. 35, 50-51].

Важно отметить, что в отличие от дореволюционных историков, рассматривавших личность Чингисхана в связи с её влиянием на русскую историю, евразийцы изменили угол изучения, определяя роль Чингисхана в восточной истории и в истории Евразии. В связи с этим, принципиальная новизна евразийского подхода заключалась во взгляде на личность Чингисхана не с Запада, а с Востока.

Евразийцы, в отличие от дореволюционных историков, попытались дать всестороннюю оценку личности Чингисхана, стремились показать его роль не только в завоевательной, но и во внутренней политике Монгольской империи, духовной жизни монгольского народа. Вслед за В.В. Бартольдом и Б.Я. Владимирцовым, евразийцы предложили взглянуть на Чингисхана как на выдающуюся историческую личность, сыгравшую решающую роль в судьбах народов Евразии.

Для дореволюционных историков личность не выступала движущей силой исторического процесса. Одни историки (С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов) в качестве двигателя исторического процесса выделяли государство. Другие ученые (В.В. Бартольд и Б.Я. Владимирцов) – классы. В этой связи, дореволюционные историки не связывали объединение Монгольской империи с личными заслугами Чингисхана, а объясняли назревшими объективно сложившимися условиями в политической и социально-экономической жизни монголов.

Особенность евразийской оценки заключалась в акценте на личных качествах монгольского вождя. Чингисхан в трудах историков выступал не просто талантливым полководцем, а выразителем идей всего монгольского народа. Другой особенностью евразийского взгляда на рассматриваемую проблематику было то, что во главу угла ученые ставили сферу культуры, а не социально-экономические и политические составляющие.

Следует отметить, что в отличие от дореволюционных историков, подтверждавших свои выводы преимущественно русскими письменными источниками и, отчасти, небольшим кругом источников иностранного характера, мыслители русского зарубежья, оценивая роль личности Чингисхана, оперировали наибольшим корпусом иностранных и русских исторических источников, ранее не изученных.

Однако евразийцы завышали значение Чингисхана, идеализировали его устремления, личные качества, тогда как политика Чингисхана и его преемников несла не только объединительный потенциал, но и разрушительные последствия: увод в плен большого количества людей, разрушений культурных памятников и т.п.

Но, не смотря на это, евразийцы внесли заметный вклад в развитие теории и методологии исторического процесса и в изучение роли личности в истории, ибо никто до них так глубоко и основательно не изучал саму проблему роли личности Чингисхана в контексте истории Евразии.

Примечания
  1. Бартольд В.В. Образование империи Чингисхана. – СПб., 1897.
  2. Вандалковская М.Г. Историческая наука российской эмиграции: «евразийский соблазн». – М., 1997.
  3. Вернадский Г.В. Монголы и Русь. – М., 1953.
  4. Вернадский Г.В. Начертание русской истории. – СПб., 2000.
  5. Вернадский Г.В. Монгольское иго в русской истории // Русский узел евразийства. Восток в русской мысли: сборник трудов евразийств / Н.И. Толстого. – М.: Белодворье, 1997. – С. 250-264.
  6. Владимирцов Б.Я. Чингисхан. – СПб., 1922.
  7. Карамзин Н.М. История государства Российского: В 12 т. – СПб., 1988.
  8. Ключевский В.О. Русская история: В 3 кн. – М., 1997. – Кн. 1.
  9. Костомаров Н.И. Начало единодержавия в древней Руси // Костомаров Н.И.: Собр. соч.: Исторические монографии и исследования. – СПб., 1905. – Кн. 5. – Т. XII.-XIV.
  10. Омельченко Н.А. Политическая мысль русского зарубежья: очерки истории (1920 – начало1930 гг.). – М., 1997.
  11. Орлова И.Б. Евразийская цивилизация: социально-историческая перспектива и ретроспектива. – М., 1998.
  12. Пащенко В.Я. Идеология евразийства. – М., 2000.
  13. Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. – СПб., 2001.
  14. Полякова Э.А. Историки государственной исторической школы
    о проблемах влияния монголов на Русь // Россия и мир: история и современность. – Сургут, 2005. – С. 60-62; Полякова Э.А. Причины монгольского нашествия на Русь в оценке советских историков второй половины XX в. // Россия и мир: история и современность. – Сургут, 2006. – С. 75-77; Ануфриева Н.В., Полякова Э.А. Евразийцы об особенностях развития российской государственности // Диалог культур и цивилизаций. – Тобольск, 2007. – С. 50-53; Полякова Э.А. Евразийцы о своеобразии исторического пути России // Россия и мир: история и современность. – Сургут, 2007. –
    С. 85-87.
  15. Соловьев С.М. Лекции по русской истории. – СПб., 2001.
  16. Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. – Берлин, Евразийское книгоиздательство, 1925;
  17. Хара-Даван Э. Чингисхан как полководец и его наследие. Культурно-исторический очерк Монгольской империи XII-XIV вв. – Белград, 1929;


По материалам XI студенческой научной конференции, Сургутский государственный педагогический университет, 20 апреля 2007 год