1. Предмет, цели, задачи историографии

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Лекция 1 Историография: место в системе исторического знания, 491.33kb.
• Тема: Введение. Предмет, цели и задачи прогнозирования и оценки мпи. Преимущества комплекса, 144.58kb.
• Аудит и контролинг персонала» Тема Предмет, содержание и задачи дисциплины «Аудит, 486.18kb.
• Программа дисциплины «Маркетинг», 72.86kb.
• Предмет и задачи психиатрии. Общая психопатология. Расстройства ощущений, восприятия,, 400.39kb.
• История древнего мира, 27kb.
• Задачи Изучение онтогенеза речевой д-ти при различных формах речевых нарушений., 977.51kb.
• Программа для вступительных экзаменов в аспирантуру по специальности 07. 00. 09 Историография,, 186.51kb.
• Краткий конспект лекций по теоретической грамматике современного английского языка, 709.42kb.
• Задачи региональной экономики. Регион в системе рыночных отношений. Предмет экономики, 23.38kb.

20. Исторические взгляды А.С. Лаппо-Данилевского.

А.С. Лаппо-Данилевский (1863-1919) был одним из наиболее разносторонних историков своего времени. Ему принадлежит ряд работ по социально-экономической и политической истории России, по истории культуры, источниковедению (особенно дипломатики, археографии, методологии истории). Широта его научных интересов в различных областях знаний была огромна: он изучал юридические и экономические науки, физику, химию, астрономию, самостоятельно прошел полный курс математического факультета, очень много занимался историей науки.

Большое влияние на формирование мировозрения А.С. Лаппо-Данилевского оказал позитивизм. Именно это новое европейское направление в философии, прежде всего сказалось на трактовки русским ученым содержания истории. В своей магистерской речи произнесенной 9 мая 1890 года он определил главное содержание истории как, «науки, которая изучает явления развития, обнаруживающиеся во взаимодействии живых индивидуумов», эта наука «следит, главным образом, за развитием того взаимоотношения, в каком находились между собою явления духовные, хозяйственные и правовые в пределах разнородных социальных групп (народов), а также за тем положительным или отрицательным влиянием, какое эти группы (народы) оказывали друг на друга при таком развитии» [3]. При таком понимании задач исторического изучения первоначально он ограничивал поле своих исследований выработкой техники исследования, и уже в дальнейших работах, «перейти и к более высоким ступеням исторического отвлечения». Поэтому он считал более целесобразным образом начать с исследования одной из сторон исторической жизни, явлений духовной, хозяйственной или правовой культуры и притом в пределах одной народности [4].

А.С. Лаппо-Данилевский считал, что существуют два основных направления исторической мысли — обобщающее явление исторических процессов, по его терминологии — номотетическое и индивидуализирующее представление об изучаемых явлениях — идиографическое. Последняя соответствует понятию о «всеобщей истории», которая изучает «нормы общественного развития, общие всему человечеству, или, по крайней мере, цивилизационной его части, и об изучении исторического развития отдельной народности, которое стремиться к определению ее специфических признаков» [5].

Его воззрения как историка определялись сознанием необходимой связи исторической науки с общими философскими проблемами, с социологической ориентировкой ее задания, с вопросами личной и общественной этикой. Таким образом он исходил из обще европейских представлений общественных знаний построенных на обширном фундаменте систематизированных познаний, необходимых для работы в области гуманитраных наук.

Исходя из общих понятий европейского развития А.С. Лаппо-Данилевский был убежденным представителем исторического идеализма, т.е. такой концепции истории, которая движущую, творческую силу ее процесса видит в человеческом сознании. Активным носителем в этом движении является человеческая личность, проявляющаяся в индивидуальном и коллективном, в ее разуме и свободе.

Учение О. Конта и теория позитивизма оказали большое влияние на А.С. Лаппо-Данилевского, но он не был слепым подражателям европейских учений. Свидетельством тому его работа «Основные принципы социологической доктрины О. Конта», помещенная в сборнике «Проблемы идеализма» (1902 г.).

Если XIX в. был временем преимущественно национальных историописаний, то начало ХХ века характеризовалось началом преодоления национальных границ. Это так же было влияние европейской школы исторических наук. Объектом исторического знания становится «всеединое человечество». А.С. Лаппо-Данилевский активно откликнулся на это начинание.

В этой связи в научном лексиконии А.С. Лаппо-Данилевского появляется понятие «мирового целого». Это одно из понятий в рассуждениях историка об объекте исторического познания. Для него этот объект — всеединое человечество, рассматриваемое как в эволюционном, так и в коэкзтстенциальном пространстве, искусственно вычленяеется им из «мирового целого». Само же «мировое целое» не конструируется как эпистемологическая категория (например, как понятие общественно-экономической формации в марксизме). А.С. Лаппо-Данилевский пишет о восприятии человеческим сознанием «мирового целого» как о единственно возможном: «историк представляет действительность в виде единого целого». Таким образом, А.С. Лаппо-Данилевский начинает исследование с анализа не исследования, а восприятия действительности субъектом познания.

У О. Конта было стремеление подогнать всю историю под один «основной закон», у А.С. Лаппо-Данилевского это совершенно отсутствовало. Он отверг контовское деление истории по трем фазисам развития при этом не для того, чтобы заменить его какою-либо другою схемою. История человечества для русского историка должна была быть конечным синтезом изучения отдельных периодов, а не заключаться в раскрытии какой-либо априорной формулы. Таким образом история «национальная» в его схеме стиралась в истории «всеобщей».

Одним из немаловажных моментов характеризующих А.С. Лаппо-Данилевского как европейского ученого было его стремление к изучению наиболее передовых для того времени методов исторического познания. В 1899 г. он выступил с большим проектом издания «Архивных документов XVI-XVIII вв.». Реализация такого масштабного мероприятия требовало специальной подготовки для его организации. Историк начал с научной архивной разработки документов за границей.

В центре внимания А.С. Лаппо-Данилевского была русская история. В основу ее изложения был положен европейский подход — вне культурно-исторической периодизации. Так рассматривая Великорусское государство XV-XVI вв., историк объединял его с Московским царством XVII века в одном изложении. В 1890 г. А.С. Лаппо-Данилевский защитил магистерскую диссертацию «Организация прямого обложения в Московском государстве со времен смуты до эпохи преобразования», которая вышла отдельной книгой, вызвав большой интерес специалистов.

Следуя этому направлению историк считал, что изучение русской истории может дать ценные результаты только в том случае, когда оно будет направлено на изучение периодов более резкого развития специфических особенностей государственного типа. Московское государство как определенный тип, по мнению А.С. Лаппо-Данилевского, начало складываться в XIV-XV веках, но только с XVI века оно сформировалось как целостное явление. В XVII веке черты государственного строя представляют, уже определенные и устойчивые взаимоотношения, которые регулируются по преимуществу правительственной деятельностью. Вот почему правительственная история должна стоять на первом плане при изучении XVII века, а в ней определяющее значение имела финансовая и военная организация.

А.С. Лаппо-Данилевский был первый среди русских историков который занялся исследованиями по экономической истории России XVII-XVIII веков. Особое внимание в этой связи он уделил проблеме ассоциаций промышленной и торговой деятельности [38].

В центре внимания исследования стала экономическая сторона вопроса. «Так как русское капиталистическое производство, — отмечал автор, — первой половины XVIII столетия есть не исключительно, то преимущественно сосредоточилось в компаниях, то и история их с этой именно точки зрения приобретает существенное значение в общем процессе развития русского народного хозяйства за указанный период времени» [39]. Таким образом автор связывал появление компаний с обще европейским процессом развития промышленности и в этом видел путь дальнейшего развития России. В торговых и промышленных компаниях А.С. Лаппо-Данилевский усматривал одну из форм организации общественных сил, в которых проявлялось возникающее начало «личности» и ее взаимодействие с государством. Факты экономической истории историк использовал для обоснования кавелинской идеи о зарождении в XVIII веке личности.

Видное место в работах А.С. Лаппо-Данилевского по русской истории занял XVIII век, период, когда сложился определенный уклад государственного и социального строя. Обращение к этому периоду, было связано с нарождением, по мнению ученого, новой общественности, новой духовной культуры, новых форм социально-экономической жизни, правосознания и правовой деятельности.

Анализируя работы А.С. Лаппо-Данилевского по истории нельзя не сказать о фундаментальном труде всей его жизни, о его докторской диссертации — «История политических идей в России в XVIII в. в связи с развитием ее культуры и ходом ее политики». Замысел работы у него возник в начале 90-х годов XIX века.

Взаимосвязь: государство — общество — личность — эта та триада которой был верен А.С. Лаппо-Данилевский и которая нашла свое законченное выражение в его незаконченной монографии о XVIII веке. Именно в этом проявилось влияние на него европейства, и стремление показать то, что Россия приняла от Европы.


21. Преобразование системы высшего исторического образования в первые послеоктябрьские годы. Советская историческая наука в послеоктябрьское десятилетие.

Место гуманитарных знаний в культуре общества индустриального периода. Идеологические и прагматические требования к вузовской системе в СССР: причины закрытия исторических факультетов и организации факультетов общественных наук (ФОНов) в университетах страны. Декреты СНК "О реорганизации преподавания общественных наук в вузах РСФСР" и "Об установлении общего научного минимума, обязательного для преподавания во всех высших школ РСФСР" (1920-1921).

Позиция руководителей Наркомпроса (А.В. Луначарский, М.Н. Покровский, Н.К. Крупская) в вопросе о преподавании истории в школе. Качество учебных пособий и уровень научной подготовки историков и обществоведов марксистской ориентации в первые годы Советской власти.

Создание новых центров подготовки историков-марксистов и их роль в развитии научных знаний. Коммунистические университеты и их роль в формировании первого поколения советских историков-марксистов. Институт красной профессуры: новые формы и методы обучения историков, облик и общественная деятельность студентов ИКП, труды его сотрудников.

Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН) - центр педагогической и научной работы советских историков. Проблема взаимоотношений специалистов марксистского и немарксистского направлений. Сотрудники и выпускники: виднейшие представители отечественной исторической науки.

Деятельность Историко-филологического отделения Академии Наук СССР в 1920-е гг. Изменения его структуры, форм работы и тематики исследований Мировоззрение и научные взгляды историков-академиков, влияние на их эволюцию социально-политических изменений в стране.

Педагогическая и исследовательская работа на социально-историческом отделении Коммунистической (Социалистической) Академии общественных наук. Открытие Общества историков-марксистов: его состав, тематика исследований, формы работы. Первая Всесоюзная конференция историков-марксистов и ее роль в развитии отечественной исторической науки.

Комиссия для собирания и изучения материалов по истории Октябрьской

революции и истории Коммунистической партии (Истпарт). Научно-

исследовательская и общественно-пропагандистская деятельность Комиссии.

Основные центра Истпарта и их роль в собирании и публикация источников по

истории Октябрьской революции и истории ВКП(б).

Процесс формирования Института К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина: архивная, издательская и научно-исследовательская деятельность его сотрудников. Идеологический и пропагандистский аспекты работы института. Создание Центрального партийного архива ИМЭЛ.

Научные общества - центры изучения и популяризация революционного прошлого России. Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев и Общество старых большевиков. Состав участников и их роль в общественной и научной жизни страны. Работа над "Историей заводов и фабрик": новый тип научно-исследовательской деятельности.

Создание советской архивной системы. Декрет СНК "О реорганизации и централизации архивного дела" 1918 г. Система подготовки архивных работников в СССР. Деятельность Архивного управления по централизации сбора и хранения исторических архив.

Особенности исторической периодики 20'-х гг. Журналы "Историк-марксист", "Вестник Коммунистической академии", "Пролетарская революция", "Архивное дело", "Красный архив", "Большевик", "Каторга и ссылка", "Борьба классов" и др.


22. Общественно-политические и социокультурные условия развития советской исторической науки в конце 1920-х – 1930-е гг.

Место историко-партийных исследований в марксистской историографии 1920-х гг.: историческая наука и политическая практика. Роль партийно-идеологических знаний в разрешении кризиса в отечественной историографии. Вклад В.И .Ленина в разработку теории и методологии изучения истории большевистской партии.

Сбор и публикация источников по истории большевистской партии. Мемуарная литература. Историко-публицистические работы по истории ВКП(б) Н.Н. Батурина, ВА. Быстрянского, В.И. Невского, Н.Н. Попова, М.В. Фрунзе, Е.М. Ярославского. Учебник А.С. Бубнова "Основные моменты в развитии коммунистической партии в России"(1920): периодизации истории партии и методология ее исследования.

Внутрипартийная борьба - катализатор и ориентир разработки историко-партийной тематики. Споры о начальном этапе истории большевистской партии (1928 г.). Обсуждение проблемы "История партии как наука": выступления К.А. Попова, В.И. Невского, М.Н. Покровского, Д.Я. Кина. Подготовка четырехтомной "Истории ВКП(б)" под ред. Е.М.Ярославского, отражение в ней проблематики дискуссий историков-марксистов.

Влияние письма И.В. Сталина "О некоторых вопросах истории большевизма" на изменение методологии историко-партийных исследований. Выступление Л.М. Кагановича на десятилетнем юбилее Института Красной профессуры (1931). Перелом в исследовательской практике развития марксистской историографии.

Постановление СНК и ЦК ВКП(б) о преподавании гражданской истории в школах СССР (1934): изменение в подходах к изучению и преподаванию истории, Подготовка учебников для школ и вузов страны по отечественной и зарубежной истории, как средство систематизации и унификации исторических знаний.

Разработка партийно-государственным руководством теоретико-методологических требований к учебникам.

Место учебника по истории большевистской партии среди остальных учебников истории. Роль И.В. Сталина в подготовке "Краткого курса Истории ВКП(б)". Основные положения и особенности "Краткого курса". Практика изучения и пропаганды содержания учебника, придание его выходу государственного значения. Влияние "Краткого курса истории ВКП(б)" на общее развитие советской исторической науки.


23. А.М. Панкратова и разработка официальной концепции рабочего класса СССР.

Панкратова Анна Михайловна [4(16).2.1897, Одесса,- 25.5.1957, Москва], советский историк, партийный и общественный деятель, академии АН СССР (1953), действительный член АН БССР (1940), АПН РСФСР (1944).

В октябре 1928 г. на заседании, посвященном его шестидесятилетию, М.Н.Покровский призвал к созданию исследовательских коллективов по изучению истории рабочего класса. А.М.Панкратова сразу же откликнулась на этот призыв и приступила к работе19. На I Всесоюзной конференции историков-марксистов (декабрь 1928 г. – январь 1929 г.) она выступила с докладом «Проблемы изучения истории рабочего класса в России», в котором впервые в СССР был намечен план исследования социального состава российского пролетариата. Отправной точкой исследования становились петровские мануфактуры XVIII в., но программа исследования доходила только до 1917 г.

30 марта 1929 г. А.М.Панкратова участвовала в научном совещании Истпрофа20 с докладом по «основным проблемам изучения пролетариата СССР». К сожалению, сохранились лишь неполная стенограмма и тезисы, розданные слушателям. Доклад вызвал оживленную дискуссию. Так, А.Г.Рашин счел, что тема доклада слишком обширна и исследовательская программа невыполнима. Он предложил ограничить исследования периодом после 1861 г. и обратиться, прежде всего, к тщательным сбору источников21. В последнем тезисе А.М.Панкратовой отмечались сложность и слабая изученность истории советского рабочего класса:

О влиянии на рабочий класс пролетарской революции и гражданской войны, а затем нэпа... Все эти громадной важности факты экономической и политической жизни должны были влиять и на количественный состав пролетариата, и на социальную его физиономию, и на экономическое его положение... Проблемы идеологического порядка, имеющие в настоящее время и практическое значение для пролетариата, почти не поставлены в план научной разработки22.

На I Всесоюзной конференции историков-марксистов было принято решение «о необходимости организации систематической и планомерной {98} работы по изучению истории пролетариата СССР»23. В январе 1929 г. была создана Комиссия по истории пролетариата при Обществе историков-марксистов, председателем которой стал Покровский, а ее ученым секретарем – А.М.Панкратова. Комиссия сотрудничала с Московским областным советом профсоюзов, начавшим монографическое исследование областных предприятий24. Члены комиссии приняли участие в выборочном обследовании промышленных предприятий Московской области, предпринятом летом 1929 г. по инициативе МК ВКП(б) для изучения состава рабочего класса области, так как были опасения увеличения доли крестьян в его рядах.

В октябре 1929 г. в рамках Коммунистической академии был открыт Институт истории. До этого Комакадемия включала только Секцию по истории революционного движения, созданную в 1925 г.25 С момента основания в новый Институт входила Секция по истории пролетариата СССР под руководством А.М.Панкратовой26. Таким образом, сложилось два коллектива, работающих над одной темой. Они проводили общие заседания, обсуждали доклады и работы для публикации27. Но их функции разделились: если Общество историков-марксистов преимущественно занималось общественно-научной и массовой работой, то в Академии проводились научные исследования и готовились публикации.

С 1930 г. Секция по истории пролетариата начала издание журнала «История пролетариата СССР». Идея о создании такого печатного органа родилась еще в 1929 г. после конференции историков-марксистов28. 15 июня Бюро Президиума Коммунистической академии утвердило проект, и А.М.Панкратовой было поручено разработать программу нового издания, уточнить название и состав редакционной коллегии29. 6 июля Президиум принял постановление о задачах будущего издания:

Журнал должен быть <...> посвящен изучению не только дооктябрьского прошлого рабочего класса в СССР, но и его классовой организации после Октября. Журнал должен быть строго марксистским и носить боевой политический ха-{99}рактер, направленный против немарксистского и антимарксистского освещения истории пролетариата, противопоставить ему последовательную марксистскую историю пролетариата в связи с его важными политическими задачами. Основной задачей журнала будет сделать результаты научно-исследовательской работы достоянием широких кругов общественности30.

Издание нового журнала было поручено Секции по истории пролетариата недавно созданного Института истории.

Ответственным редактором была назначена А.М.Панкратова, в число редакционной коллегии входил Покровский. «История пролетариата СССР» выходила четыре раза в год. К 1935 году35, когда журнал был закрыт, вышло двадцать два номера в двадцати сборниках (были сдвоенные). Обычно тираж составлял четыре-шесть тысяч экземпляров. Первый номер (1930 год) открывался предисловием Покровского, в котором подчеркивалась важность нового издания. Целью журнала Покровский назвал написание, «следуя за Лениным», истории пролетариата как борющегося класса нового типа:

История рабочего класса нашей страны, так, как он возник и существовал до наших дней, становится очередной исторической задачей не только для нас, но и еще больше для наших западных и восточных товарищей36.

{100} За предисловием следовала статья А.М.Панкратовой «Проблема изучения истории пролетариата». Эти две работы направляли исследования советских историков на протяжении долгого времени. Предложенная А.М.Панкратовой типология рабочего класса до 1917 г. перекликается со сталинской (с некоторыми разночтениями), хотя и без ссылки на нее:

1) чистые пролетарии – т.е. рабочие, лишенные средств производства, выходцы из рабочей среды, обладающие длительным производственным стажем, сравнительно квалифицированные и развитые, составляющие основное ядро рабочего класса (курсив А.М.Панкратовой. – Ж.-П. Д.);

2) «рабочие с наделом» по терминологии Ленина, т.е. недавние выходцы из крестьянской среды, сохраняющие с нею экономические связи, менее квалифицированные и менее развитые, со значительным преобладанием мелкобуржуазной психологии. Ходом исторического развития этот слой все более и более приближается к основной массе – основному ядру пролетариата;

3) наконец, третий слой – рабочая верхушка (именуемая обычно рабочей аристократией). Это незначительная количественно, высокооплачиваемая часть рабочих, обладающая высокой квалификацией, подкупаемая буржуазией и по своему положению и стремлениям стоящая ближе к ней, чем к рабочему классу. Этот слой, противопоставляя себя основной массе класса, является главным проводником буржуазного влияния в рабочую среду37.

Социальный состав пролетариата до 1917 г., по мнению А.М.Панкратовой, является фактором первостепенной важности, объясняющим многие особенности рабочего движения:

Для эпохи пролетарской диктатуры изучение социального состава пролетариата СССР имеет не только исторический, но и большой практический и политический интерес. Так как в условиях диктатуры пролетариата от социального состава во многом зависит успешный и быстрый темп осуществления задач пролетарской диктатуры, наличие в рабочей среде условий для проникновения в нее чуждых и враждебных идеологий, составом определяется социальная база партии и уклонов в ней, качество кадров, необходимых для массового выдвижения и т.п.38


24. Научно-организационная деятельность Б.Д. Грекова (1882-1953). Дискуссии….

Греков Борис Дмитриевич [9(21).4. 1882, Миргород, ныне Полтавской обл., — 9. 9. 1953, Москва], советский историк и общественный деятель, академик АН СССР (1935; член-корреспондент 1934). С 1901 учился в Варшавском университете, в 1905 перевёлся в Московский университет, который окончил в 1907. Первые исследовательские работы Греков Борис Дмитриевич посвящены социально-экономической истории Новгорода. Отказавшись от господствовавшей в то время формально-юридической трактовки феодализма, Греков Борис Дмитриевич сосредоточил внимание на социально-экономической стороне феодальных отношений и изучении внутренних процессов, происходивших в феодальной вотчине.

После победы Великой Октябрьской революции Греков Борис Дмитриевич встал на позиции марксизма и боролся за его утверждение в исторической науке. Важной темой исследований Греков Борис Дмитриевич являлась история Древней Руси и восточных славян. В капитальном исследовании «Киевская Русь» (1939) на основании тщательного анализа всех видов источников опроверг существовавшее в исторической литературе мнение о рабовладельческом характере древнерусского общества и доказал, что восточные славяне перешли от общинного строя к феодальным отношениям, минуя рабовладельческую формацию. Он констатировал, что основой хозяйственной деятельности Древней Руси было высокоразвитое пашенное земледелие, а не охота и звериные промыслы, и тем самым разрушил легенду буржуазных историков об отсталости социально-экономического строя восточных славян. Греков Борис Дмитриевич, исследовав формирование господствующего и зависимого классов, пришёл к выводу о наличии в Древней Руси государства и опроверг антинаучную теорию норманистов, считающих, что государственность была привнесена извне только в 9 в. В то же время Греков Борис Дмитриевич разрушил националистическую концепцию М. С. Грушевского, считавшего Киевскую Русь родиной одной лишь Украины, и доказал, что Киевская Русь была общей колыбелью русского, украинского и белорусского народов. В работе «Культура Киевской Руси» (1944) Греков Борис Дмитриевич показал высокую культуру Киевской Руси, нисколько не отстававшей от своих европейских соседей и игравшей крупную роль в международных делах.

Греков Борис Дмитриевич много занимался также историей западных и южных славян, изучением их правовых кодексов («правд»). Важной темой научных работ Греков Борис Дмитриевич было исследование истории русского крестьянства. В 1946 Греков Борис Дмитриевич опубликовал капитальное исследование «Крестьяне на Руси с древнейших времён до XVII в.» (2 издание, книги 1—2, 1952—54). Греков Борис Дмитриевич дал цельную марксистскую историю русского крестьянства с 10 до 17 вв., которая рассматривалась в тесной связи с историей крестьян Литвы и Польши.

Совместно с А. Ю. Якубовским написал труд «Золотая Орда» (1937; 2-е издание — «Золотая Орда и её падение», 1950). Греков Борис Дмитриевич внёс большой вклад в разработку историографии, в развитие источниковедения. (При его участии выпущено свыше 30 крупных изданий документов.) Он придавал большое значение исследованию работ классиков марксизма для понимания русской истории. Им написаны работы об исторических взглядах М. В. Ломоносова, А. С. Пушкина, М. Н. Покровского и др.


Лев Влади́мирович Черепни́н (30 марта (12 апреля) 1905, Рязань — 12 июня 1977, Москва) — российский историк, специалист в области отечественной истории эпохи феодализма, источниковедения, историографии, вспомогательных исторических дисциплин. Академик АН СССР (1972). Лауреат Государственной премии СССР (1981, посмертно).

С 1946 — старший научный сотрудник, с 1951 — заведующий сектором истории СССР. С 1969 — заведующий отделом докапиталистических формаций на территории СССР Института истории АН СССР.

Профессионально занимался изучением генезиса феодализма у восточных славян, образования и характера Древнерусского государства, периода феодальной раздробленности, социально-экономических и политических условий образования и развития Русского централизованного государства, становления сословно-представительной монархии и ее перерастания в абсолютную, крестьянских войн XVII—XVIII вв., культуры и общественной мысли России. Автор работ в области историографии и вспомогательных исторических дисциплин. Один из первых советских учёных, начавших разработку теоретических и методологических вопросов источниковедения. Создал научную школу в области медиевистики.

Анализируя процесс централизации Российского государства, находил его экономические и социальные основания в аграрной сфере. Считал, что общий подъём сельского производства в результате значительной внутренней колонизации способствовал изменению, уплотнению сети расселения и типов поселений в сельской местности. В свою очередь, это вело к эволюции отношений собственности в светском и церковном секторах и к укреплению на этой основе социальной базы политического объединения.

Внёс значительный вклад в изучение Земских соборов как сословно-представительных учреждений, в своей монографии, вышедшей в 1978, ввёл в оборот новые источники, анализировал деятельность соборов во взаимосвязи с социальным и политическим контекстом, дал наиболее полную сводку по истории Земских соборов и близких к ним представительных собраний. Как специалист по истории Земских соборов, Черепнин избирался вице-президентом Международной комиссии по истории представительных и парламентских учреждений.

По его инициативе или при его участии вышли в свет ранее неопубликованные труды отечественных историков или переизданы уже выходившие в свет, но ставшие библиографической редкостью работы. Среди них: «Избранные труды» Б. Д. Грекова в 5 томах, «Избранные произведения» М. Н. Покровского в 4 книгах, «Научные труды» С. В. Бахрушина в 4 томах, монографии К. В. Базилевича, И. У. Будовница и др. Являлся редактором переиздания «Истории России» С. М. Соловьёва в 15 книгах (1959—1966).

Был членом бюро Национального комитета историков Советского Союза. Лауреат Государственной премии Молдавской ССР (1972), премии им. М. В. Ломоносова (МГУ, 1957). Заслуженный деятель науки РСФСР (1970).


25. Профессиональная деятельность российских историков за границей (1920-40-е гг.). Формирование школы евразийцев.

Еврази́йство — историософское учение, получившее свое имя за ряд особенных положений, связанных с историей Евразии — уникального континента, возникшего на территории «центрального» домена Евразийского континента. Евразийское движение, расцветшее в среде русской эмиграции в 1920-1930-е гг., переживает в наше время как бы второе рождение. Идеи евразийства в той или иной мере подхвачены интеллектуальной элитой России.

XIХ век. Панславизм

Н. Данилевский, В. Ключевский, Н. Трубецкой и П. Савицкий — это лишь малый ряд авторов, работавших над развитием этой концепции. «Россия и Европа»: культурно-исторический тип. Ключевский: воздействие природы на человека

Евразийство в эмиграции

Воздействие этого фактора на менталитет российского народа исследовалось также в трудах видных деятелей русской культуры, которые вынужденно находились в эмиграции после Октябрьской революции и способствовали превращению евразийства в активное движение, пропагандирующее свои идеи в европейских столицах. Среди таких деятелей были Н. Трубецкой и П. Савицкий, разработавшие многие положения евразийской концепции.

Ощущение моря и ощущение континента

Развивая концепцию культурно-исторических типов, П. Савицкий, в отличие от Н. Данилевского, акцентирует внимание на «ощущении» — особом способе восприятия окружающей действительности, — ощущение моря и ощущение континента, называя одно западноевропейским, другое — монгольским: «на пространстве всемирной истории западноевропейскому ощущению моря как равноправное, хотя и полярное, противостоит единственно монгольское ощущение континента». По этому поводу следует заметить, что подобное решение характерно для историософии вообще. Например, Х. Макиндер связал романо-германский тип с «морским» восприятием окружающей действительности, а греко-византийский — с «материковым». В понимании П. Савицкого русские в некоторой доле тоже монголы, ибо «в русских „землепроходцах“, в размахе русских завоеваний и освоении — тот же дух, то же ощущение континента».

Однако П. Савицкий стремится понять, в чем особенность культурно-исторического типа России. По его мнению «Россия — часть особого „окраинно-приморского“ мира, носительница углубленной культурной традиции. В ней сочетаются одновременно историческая „оседлая“ и „степная“ стихия». В этом он видит одно из важнейших обстоятельств новейшей русской истории. «Пережив в начальные века развития влияние степных народов как влияние внешнее, ныне народ российский сам как бы охватывает степь. Степное начало, привитое русской стихии как одно из составляющих её начал со стороны, укрепляется и углубляется в своем значении, становится неотъемлемой её принадлежностью; и наряду с „народом-земледельцем“, „народом-промышленником“ сохраняется или создается в пределах русского национального целого „народ-всадник“, хотя бы и практикующий трехполье».

Преобладающую эмоциональную сторону в евразийском восприятии происходящего хорошо подметил Николай Бердяев.

Лев Гумилев. Теория этногенеза

Важным этапом развития евразийства выступает концепция этногенеза Льва Гумилева, в которой произошло органическое слияние природно-географического и культурно-исторического подходов. В ряде книг, — «Этногенез и биосфера Земли», «Тысячелетие вокруг Каспия» и От Руси до России, — автор, используя евразийскую концепцию и дополняя её собственными разработками, формирует свою концепцию этногенеза, приводящую его к ряду выводов, среди которых для нас наибольшую важность имеют следующие: во-первых, любой этнос представляет собой общность людей, объединенную некоторым стереотипом поведения; во-вторых, этнос и его стереотип поведения формируются в конкретных географо-климатических условиях и остаются устойчивыми длительный период времени, сравнимый со временем существования этноса; в-третьих, суперэтнические целостности формируются на основе обобщенного стереотипа поведения, разделяемого представителями различных этносов единого суперэтноса; в-четвертых, стереотип поведения суперэтнической целостности представляет собой некоторый способ бытия, отвечающий определенным условиям существования.

Суперэтническая целостность

Конечно, многие положения концепции Льва Гумилёва разработаны применительно к этнологии и этнографии, но они также могут быть транслированы в другие науки: суперэтническая целостность в понятие «цивилизация», стереотип поведения в «ощущение». Важно другое-то, что занимаясь концепцией этногенеза и исследуя фактографический материал Льва Гумилёва показывает, что на территории Евразийского материка необходимо выделять несколько доменов, обладающих собственными условиями существования, которые приводят к устойчивой форме бытийствования этносов. Также, исследуя домен Каспийского моря, сформировавший «монгольское» бытие, он показывает, что это бытие сформировано условиями окружающей среды и не уступает никакому бытию.

В книге «От Руси до России» Лев Гумилёв выявляет суперэтническую целостность — Россия, и показывает, что российский способ бытия включает в себя целый комплекс восприятий и образов: от «речного» и «лесного» до «степного», и только подобный комплекс позволяет осваивать территорию России наиболее полно. Органично соединяя в себе и европейское, и азиатское, Россия соединяет эти две цивилизации по своему, и поэтому сама выступает как самостоятельная цивилизация.

В истории развития евразийского подхода как раз неоднократно подчеркивалось, что «ни одна цивилизация не может гордиться тем, что она представляла высшую точку развития, в сравнении с её предшественницами или современницами, во всех сторонах развития».

Правда этот тезис у родоначальников евразийского подхода вытекает из определенной недооценки общих закономерностей исторического развития, из сугубо критического отношения к положению о «магистральном пути» общественного прогресса. Н. Данилевский отмечает, что «прогресс состоит не в том, чтобы идти все в одном направлении, а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях». Хотя здесь защищается очень нужный и актуальный сегодня тезис о необходимости учета «качественных различий» народов, все же недооценка общих закономерностей может привести к другой крайности и утверждению о бессмысленности и бесполезности учета опыта других народов.

Особенно наглядно это проявилось в работах Н. Трубецкого. Он, в частности, критикуя положение о «магистральном пути прогресса», называя его «шовинистическим» подчеркивает важную мысль о том, что невозможно сравнить две культуры или цивилизации и определить, какая из них более «развитая» ибо сравнение уровней требует признания некоторой из них за эталон, что изначально ставит «произвольно» выбранную культуру (цивилизацию) в преимущественное положение. Выводы Н. Трубецкого однозначны: полное заимствование чужой культуры невозможно (и с этим, как нам кажется, нельзя не согласиться) и даже частичное может привести к опасным последствиям — потере способности воспроизводства собственной культуры. В этом последнем утверждении проявилась другая крайность — явная недооценка общих закономерностей, направляющих «невидимой рукой» человечество в какое-то единое общецивилизационное русло.

Евразийство имеет свои преимущества и недостатки, однако эта концепция дает набор положений, позволяющий достаточно полно понимать историю России.

Евразийство и фашизм

Евразийцы утверждали, что Запад унаследовал из иудаизма такие понятия как “закон”, “правовое государство”, “правовые гарантии” и “права человека”, якобы “закрепощавшие личность”. Они видели недостаток иудаизма в том, что он строго кодифицировал поведение человека, и называли Бога евреев “Богом-администратором”, противопоставляя это православию, где основой всех взаимоотношений служила любовь. К тем же “иудаистским” корням они возводили и “мессианскую” сущность марксистского учения о коммунизме. Эти идеи они сопоставляли с присущим якобы только русской душе понятием о справедливости, о “Государстве Правды”, которому строгое писаное законодательство могло идти только во вред, как чуждая идея, основанная на бездушном механицизме.

Однако откровенный антисемитизм не пользовался популярностью в интеллектуальных и деловых кругах Европы и мог повредить авторитету молодого евразийства в его борьбе за умы русской эмиграции. Очевидно, поэтому начиная с 1923 г. из рассуждений евразийцев о закате и разложении западной цивилизации исчезли все ссылки на какой-либо “еврейский рационализм и позитивизм”. Тем не менее и во второй половине 1920-х гг. критики неизменно отмечали присутствие в евразийстве антисемитских тенденций. Антисемитский уклон раннеевразийских представлений о праве, материализме, марксизме и бездуховности был унаследован рядом более поздних постреволюционных течений, например национал-максимализмом и русским фашизмом.

Николай Бердяев предупреждал, говоря об эмоциональном настрое евразийцев: «Такого рода душевная формация может обернуться русским фашизмом».


26. Евразийская концепция русской истории.

Еврази́йство — историософское учение, получившее свое имя за ряд особенных положений, связанных с историей Евразии — уникального континента, возникшего на территории «центрального» домена Евразийского континента. Евразийское движение, расцветшее в среде русской эмиграции в 1920-1930-е гг., переживает в наше время как бы второе рождение. Идеи евразийства в той или иной мере подхвачены интеллектуальной элитой России.

XIХ век. Панславизм

Н. Данилевский, В. Ключевский, Н. Трубецкой и П. Савицкий — это лишь малый ряд авторов, работавших над развитием этой концепции. Но так как евразийство (как научная концепция) является лишь частью более широкого исследовательского подхода — цивилизационного, — то этот ряд может быть расширен, в том числе и нашими современниками.

Среди современников особо следует отметить Л. Гумилёва, исследовавшего процессы этногенеза с опорой на концепцию евразийства.

Основными общими положениями евразийской концепции можно назвать следующие: во-первых, существование культурно-исторических типов, во-вторых, влияние природно-географических факторов на местную историю (гипотеза «месторазвития»), и, в-третьих, специфическое определение прогресса.

«Россия и Европа»: культурно-исторический тип

Н. Данилевский в своей работе «Россия и Европа» поставил проблему причин взаимонепонимания между Россией и Европой. Для её разрешения он сформулировал ряд вопросов, в том числе о самой сущности понятий «Россия» и «Европа». По его мнению, невозможно говорить о географических сущностях в ответе на этот вопрос, ибо эти понятия иной природы: «Смысл его [наименования „Европа“] очень полновесен — только он не географический, а культурно-исторический, и в вопросе о принадлежности или непринадлежности к Европе география не имеет ни малейшего значения». Н. Данилевский говорит о культурно-историческом типе — различии между русским и европейцем, выделяя романо-германский и греко-византийский типы как противостоящие друг другу и обусловленные всем ходом исторического развития. Но глубокая мысль автора о том, что культурно-исторический тип не имеет простого «наложения» на географию, все же чересчур категорична в той части, будто «география не имеет ни малейшего значения». В таком случае полностью отрицается роль природно-географического фактора в формировании народного менталитета, выступающего в качестве важнейшей составляющей такого феномена как «культурно-исторический тип».

Ключевский: воздействие природы на человека

В этом отношении представляет безусловный интерес позиция исследователя истории России В. Ключевского. Занимаясь историей одного государства, он ищет факторы на неё влияющие, среди которых особую роль он отводит как раз природно-географическому фактору, показывая непосредственное воздействие природы на человека. В первых лекциях своего «Курса русской истории» В. Ключевский отмечает значительный уровень природного влияния: «человек поминутно и попеременно то приспособляется к окружающей его природе, к её силам и способам действия, то их приспособляет к себе самому, к своим потребностям, от которых не может или не хочет отказаться, и на этой двусторонней борьбе с самим собой и с природой вырабатывает свою сообразительность и свой характер, энергию, понятия, чувства и стремления, а частью и свои отношения к другим людям. И чем более природа дает возбуждения и пищи этим способностям человека, чем шире раскрывает она его внутренние силы, тем её влияние на историю окружаемого ею населения должно быть признано более сильным, хотя бы это влияние природы сказывалось в деятельности человека, ею возбужденной и обращенной на её же самое». «Курс русской истории» изобилует конкретными примерами влияния природно-географического фактора на историю, его роли в формировании психологии русского народа.

Ощущение моря и ощущение континента

Развивая концепцию культурно-исторических типов, П. Савицкий, в отличие от Н. Данилевского, акцентирует внимание на «ощущении» — особом способе восприятия окружающей действительности, — ощущение моря и ощущение континента, называя одно западноевропейским, другое — монгольским: «на пространстве всемирной истории западноевропейскому ощущению моря как равноправное, хотя и полярное, противостоит единственно монгольское ощущение континента». По этому поводу следует заметить, что подобное решение характерно для историософии вообще. Например, Х. Макиндер связал романо-германский тип с «морским» восприятием окружающей действительности, а греко-византийский — с «материковым». В понимании П. Савицкого русские в некоторой доле тоже монголы, ибо «в русских „землепроходцах“, в размахе русских завоеваний и освоении — тот же дух, то же ощущение континента».

Однако П. Савицкий стремится понять, в чем особенность культурно-исторического типа России. По его мнению «Россия — часть особого „окраинно-приморского“ мира, носительница углубленной культурной традиции. В ней сочетаются одновременно историческая „оседлая“ и „степная“ стихия». В этом он видит одно из важнейших обстоятельств новейшей русской истории. «Пережив в начальные века развития влияние степных народов как влияние внешнее, ныне народ российский сам как бы охватывает степь. Степное начало, привитое русской стихии как одно из составляющих её начал со стороны, укрепляется и углубляется в своем значении, становится неотъемлемой её принадлежностью; и наряду с „народом-земледельцем“, „народом-промышленником“ сохраняется или создается в пределах русского национального целого „народ-всадник“, хотя бы и практикующий трехполье».

Лев Гумилев. Теория этногенеза

Важным этапом развития евразийства выступает концепция этногенеза Льва Гумилева, в которой произошло органическое слияние природно-географического и культурно-исторического подходов. В ряде книг, — «Этногенез и биосфера Земли», «Тысячелетие вокруг Каспия» и От Руси до России, — автор, используя евразийскую концепцию и дополняя её собственными разработками, формирует свою концепцию этногенеза, приводящую его к ряду выводов, среди которых для нас наибольшую важность имеют следующие: во-первых, любой этнос представляет собой общность людей, объединенную некоторым стереотипом поведения; во-вторых, этнос и его стереотип поведения формируются в конкретных географо-климатических условиях и остаются устойчивыми длительный период времени, сравнимый со временем существования этноса; в-третьих, суперэтнические целостности формируются на основе обобщенного стереотипа поведения, разделяемого представителями различных этносов единого суперэтноса; в-четвертых, стереотип поведения суперэтнической целостности представляет собой некоторый способ бытия, отвечающий определенным условиям существования.

Суперэтническая целостность

В книге «От Руси до России» Лев Гумилёв выявляет суперэтническую целостность — Россия, и показывает, что российский способ бытия включает в себя целый комплекс восприятий и образов: от «речного» и «лесного» до «степного», и только подобный комплекс позволяет осваивать территорию России наиболее полно. Органично соединяя в себе и европейское, и азиатское, Россия соединяет эти две цивилизации по своему, и поэтому сама выступает как самостоятельная цивилизация.

В истории развития евразийского подхода как раз неоднократно подчеркивалось, что «ни одна цивилизация не может гордиться тем, что она представляла высшую точку развития, в сравнении с её предшественницами или современницами, во всех сторонах развития».

Правда этот тезис у родоначальников евразийского подхода вытекает из определенной недооценки общих закономерностей исторического развития, из сугубо критического отношения к положению о «магистральном пути» общественного прогресса. Н. Данилевский отмечает, что «прогресс состоит не в том, чтобы идти все в одном направлении, а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях». При понимании прогресса как развития всех народов по единому пути «качественное различие племен человеческого рода, — как считает указанный автор, — совершенно упускается из вида». Хотя здесь защищается очень нужный и актуальный сегодня тезис о необходимости учета «качественных различий» народов, все же недооценка общих закономерностей может привести к другой крайности и утверждению о бессмысленности и бесполезности учета опыта других народов.

Особенно наглядно это проявилось в работах Н. Трубецкого. Он, в частности, критикуя положение о «магистральном пути прогресса», называя его «шовинистическим» подчеркивает важную мысль о том, что невозможно сравнить две культуры или цивилизации и определить, какая из них более «развитая» ибо сравнение уровней требует признания некоторой из них за эталон, что изначально ставит «произвольно» выбранную культуру (цивилизацию) в преимущественное положение. Выводы Н. Трубецкого однозначны: полное заимствование чужой культуры невозможно (и с этим, как нам кажется, нельзя не согласиться) и даже частичное может привести к опасным последствиям — потере способности воспроизводства собственной культуры. В этом последнем утверждении проявилась другая крайность — явная недооценка общих закономерностей, направляющих «невидимой рукой» человечество в какое-то единое общецивилизационное русло.

Евразийство имеет свои преимущества и недостатки, однако эта концепция дает набор положений, позволяющий достаточно полно понимать историю России.


27. Условия научной работы и задачи советских историков в обстановке ВОВ и первое послевоенное десятилетие.

Победа СССР в Великой Отечественной войне оказала большое влияние на развитие исторической науки в стране. Сложны и многоплановы были изменения в общественном сознании в итоге войны. Политико-идеологические и духовные реалии послевоенного времени несли в себе импульс к обновлению, что не могло не сказаться на состоянии исторической науки. В ней, несмотря на главенство партийного официоза, постепенно укреплялась тенденция объективности исследования.

Усиление патриотической тенденции в идеологии и науке в сочетании с остававшейся в силе предвоенной критикой школы М.Н.Покровского способствовало появлению позитивных моментов в оценках событий дореволюционной истории России и историографического прошлого ее исторической науки.

Вместе с тем, в условиях начавшейся “холодной войны” идеологическая составляющая общественных наук продолжала играть первостепенную роль. Общественные науки оставались “идеологическим фронтом”, историческая же наука – одним из его участков

В 1946 году Управление агитации и пропаганды при ЦК ВКП(б) приступило к выпуску ежедекадной газеты “Культура и жизнь”, специальный выпуск которой от 30 ноября 1946 г. был посвящен исторической науке, в том числе работе Института истории АН СССР и республиканских институтов исторического профиля, публикаторской деятельности издательств в области истории.

Суммируя задачи, поставленные перед советскими историками, можно выделить несколько направлений. Во-первых, было выдвинуто требование актуализировать проблематику исторических исследований, в том числе резко усилить внимание к проблемам социалистического строительства. Во-вторых, требовалось преодолеть мелкотемье и перейти к решению кардинальных проблем исторической науки. В третьих, предстояло наладить координацию деятельности историков центра и периферии и обратить внимание на подготовку кадров историков.

После вынужденного в условиях военного времени сокращения исследовательской деятельности в области общественных наук, в том числе и истории, в первое послевоенное десятилетие наблюдалось ее оживление; целенаправленно проводилась подготовка молодых кадров историков, чтобы возместить понесенные в ходе войны потери среди научных работников и преподавателей исторических факультетов вузов.

Отличительной чертой советской исторической науки этого периода было обилие дискуссий. Партийное руководство наукой рассматривало их как средство повышения творческой активности обществоведов и историков, в частности. Оно инициировало проведение дискуссий по проблемам, имеющим методологическое звучание.

В 1947 году была развернута дискуссия по книге Г.Ф.Александрова “История западноевропейской философии”. Философская по своему основному звучанию, эта дискуссия экстраполировалась и на историческую науку. Ее главный вывод – философия марксизма является отрицанием всей предшествующей буржуазной науки –в приложении к исторической науке означал пресечение изучения истории отечественной исторической науки как единого органического процесса, противопоставив советскую историографию всей предшествовавшей.

Ориентация советских философов на изучение современной тематики, к которой призывали участники дискуссии, в области отечественной истории прямо переносилась на первостепенное изучение советского общества. Также был в очередной раз подтвержден принцип партийности в исследовательской деятельности; более того, к ученым предъявлялось требование вести научные споры не “профессорски – вежливым расшаркиванием”, а “боевым, большевистским языком”.

Использование этого языка научного общения приводило к тому, что дискуссии становились малопродуктивными по существу, поскольку истина не доказывалась, а прокламировалась. Такая ситуация складывалась не только в обсуждениях всесоюзного масштаба, но и при достаточно узкой полемике. Историки отказывались от дискуссий, прибегая к авторитету партийных лидеров.

Появление в начале 1942 года фундаментального исследования Н.Л.Рубинштейна было событием в советской историографии, поскольку оно впервые проследило “историю русской исторической мысли в научном познании русского исторического процесса”, показало последовательное накопление исторических знаний, напомнило о богатстве дореволюционной историографии. “Русская историография” явилась свидетельством разрушения характерного для школы М.Н.Покровского нигилистического отношения к наследию дореволюционных историков.

Однако изменение идеологических ветров в условиях “холодной войны” и резкого идеологического противостояния двух систем обусловило новый этап критики “буржуазного объективизма”, помноженного на космополитизм. “Русская историография” Н.Л.Рубинштейна попала под огонь критики несмотря на неоспоримый вклад в науку.

Большой резонанс в исторической науке первых послевоенных лет имела дискуссия по вопросам языкознания.

Такое следование в фарватере идеологической политики коммунистической партии самым непосредственным и негативным образом сказывалось на проблематике исторических исследований, используемых в них подходах. Исходя из этого обстоятельства, в современной отечественной историографии нередко вся послеоктябрьская историческая литература объявляется сплошь политизированной, фальсифицированной и, следовательно, в утратившей научность.

Однако это утверждение нельзя распространять на всю советскую историографию: конкретные примеры убеждают, что приоритет научности был неоспорим для многих ученых, хотя об этом мало говорилось публично.

Нельзя не сказать здесь и о том, что следование историческим источникам требовало от ученых не только научной добросовестности, но и решительности, поскольку соблазн бесконфликтного подбора цитат, обедняющих, а зачастую просто искажающих собственно документ, был весьма и весьма велик. Особенно сложно обстояло дело с изучением проблем истории ХХ века, советского общества в особенности, когда от историка требовалось наполнить конкретными фактами готовую схему, отбросив те из них, которые ей противоречили.

Путь от источника к истине был тернист, гораздо спокойнее было течение обратное - от истины в виде канонизированных положений марксизма к подтверждению ее документальными материалами. Противостояли такому упрощенному исследовательскому методу далеко не все историки, но и не каждый ему следовал.

В послевоенные годы кардинально изменились идеологические установки в области решения проблемы присоединения к России нерусских народов и, соответственно, оценки их народных движений. Точка зрения, к примеру, на политику царского правительства в Казахстане, трактовавшуюся ранее как колониальную с позиций ее осуждения, и соответственно на признание прогрессивными и освободительными национальных движений (в данном конкретном случае - движения Кенесары Касымова) была изменена на противоположную.

Исследовательская политика в области советской исторической науки в первые послевоенные годы строилась, главным образом, на приоритете коллективных обобщающих изданий. На их подготовке были сосредоточены главные исследовательские силы. Продолжалась работа над многотомной “Историей СССР”, 6-томной “Историей Москвы”, была начата подготовка к созданию “Всемирной истории”. Такое положение сдерживало монографическую исследовательскую деятельность, именно посредством которой в научный оборот вводится новый источниковый материал, что негативно сказывалось на общем развитии исторической науки тех лет (и на самих обобщающих трудах).

Постепенно терял остроту кадровый голод. Был увеличен прием студентов на исторические факультеты вузов, шла активная подготовка ученых через аспирантуру. Оценивались не только исследовательские способности историков, но и степень их идеологической зрелости, на которую обращалось пристальное внимание.

Однако такие и им подобные решения проблемы не снимали; все равно продолжали возникать научные вопросы, не укладывавшиеся в перечень одобренных отделом науки ЦК трактовок. И хотя “цензура собственной головы” (не говоря уже о научной администрации) побуждала историков обходить политически и идеологически заостренные сюжеты или освещать их согласно традиции, творческий поиск и работу мысли остановить было нельзя. В науку входило новое, послевоенное поколение исследователей, условия формирования которого были иными, чем у “первого марксистского”. Именно оно со свойственным молодым исследователям пылом восприняло идеи оттепели. Творчески настроенные историки получили возможность для поиска ответов на вопросы, которые уже давно волновали исследователей.


28. Советская историческая наука в период «оттепели» (середина 1950-х-середина 1960-х гг.).

XX съезд КПСС и его влияние на развитие советской исторической науки. Противоречия в преодолении негативного воздействия культа личности Сталина на работу советских историков. Постановление ЦК КПСС 1957 г "О журнале "Вопросы истории"", трактовка принципов объективности и партийности в исторической науке. Всесоюзное совещание 1962 г. по вопросам подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам: ограничения в критике сталин£кои методологии и преодоления ошибок в изучении прошлого нашей страны.

Разработка вопросов методологии исторического поз^ания- Обсуждение доклада П.Н. Федосеева и Ю.П. Францева в АН СССР (1964 г.); орошения истории и социологии. Выступление М.Я. Гефтера. Создание сектора методологии истории при АН СССР. Дискуссия о теории общественно-экономических формаций н возможностях ее применения в анализе истории традиционных обиеств-

Роль исторического наследия В.И Ленина в преодолении негативного влияния сталинских идей на .советскую историческую науку. ЛенинианЗ конца 1950-1960-х гг.: ответы на основные вопросы истории России. Издание Полного собрания сочинений В.И. Ленина. Работа советских историков над совеРшенствованием ленинской теории и методологии изучения прошлого.

Восстановление в правах историографии истории соРетского общества. Научная и политическая реабилитация репрессированных истори#ов- Систематизация историографических знаний по отечественной истории: спорны6 теоретические проблемы, дискуссии о критериях периодизации. Издание многотомной исторической энциклопедии.

Разработка проблемы исторических предпосылок Октябрьской революции: идеологические и научные аспекты. Формирование "нового направления" в изучении экономики России периода империализма. Исследования B.J4- Бовыкина, П.В. Волобуева, К.Н. Тарковского, АЛ. Сидорова по истории российского финансового капитала.

Спорные вопросы развития аграрного строя России накануне Октябрьской революции. Позиции A.M. Анфимова и С.М. Дубровского. Трактовка ленинской теории о двух путях развития капитализма в России. Дискуссия °б уровне аграрных отношений и миогоукладности аграрного строя России в период империализма.

Возвращение ленинских подходов в изучение истории Октябрьской революция, гражданской войны и интервенции. Анализ социального состава и характера Массовых движений в революционной России. Исследования по (Ктории буржуазных и мелкобуржуазных партий России. Критика сталинских принципов разработки историко-партийной проблематики. Издание учебника по истории КПСС под редакцией Б.Н. Пономарёва. Исследования по проблеме "Ленин как историк партии". Подготовка многотомной история КПСС.

Обсуждение вопроса о природе российского абсолютизма на страницах журнала "Истории СССР". Вступления А.Я. Авреха, М.П. Павловой-Сильванской, СА. Покровского. С.М. Троицкого, А.Л. Шапиро. Связь дискуссии с полемикой об особенностях российского империализма.

Борьба против идеализации деятельности Ивана Грозного в советской исторической науке. Критика сталинской историографии вопроса С.М. Дубровским. История опричнины в исследованиях АА. Зимина, В.Б. Кобрина, Р.Г. Скрынникова. Проблемы становления Русского централизованного государства.


29. М.В. Нечкина (1901-1985) и декабристоведение в советской исторической науке.

Нечкина Милица Васильевна (12.2.1901, Нежин - 1985), историк, академик АН СССР (1958), действительный член Академии педагогических наук (1947), лауреат Сталинской премии (1948). Образование получила в Казанском университете (1921). С 1921 преподавала в Казани, затем - в Москве: на рабфаке Московского университета, в Коммунистическом университете народов Востока, Московском университете. Академии общественных наук Одновременно с 1935 была научным сотрудником Института истории АН СССР. Была ведущим советским историком по декабристам и "дворянским революционерам". Ее многочисленные работы основаны на огромном историческом материале, в то же время они страдают большим числом допусков, когда для доказательства своей позиции она использовала недоказанные предположения. Стала классиком изучения декабризма. Именно к этому частному событию она свела практически всю историю развития России в начале XIX в. Одновременно Н. была автором насквозь фальсифицированных в необходимом И.В. Сталину ключе коллективных работ: "История пролетариата СССР" (1930-35), "Очерки истории пролетариата СССР" (1931) и т.д. Она же была автором и редактором 2-го тома учебника "История СССР" для вузов (1940), по которому более 30 лет студенты учили русскую историю, представленную так, как этого требовала компартия.

В.О.Ключевский

Советское декабристоведение видело в словах одного из корифеев российской исторической науки лишь «высокомерную трактовку» декабризма – «один из многочисленных признаков кризиса дворянско-буржуазной историографии» 70-80-х годов XIX века.

В период междуцарствия и в день восстания существовало множество случайностей, повлиявших на «индивидуальную физиономию событий и некоторые частные их последствия».

Декабристы не были обречены к фатальному поражению, а наоборот имели некоторые шансы на победу.

По утверждению принца Евгения Вюртембергского о событиях 14 декабря 1825 года «Восстание и все происходящее, при данных совершенно исключительных обстоятельствах, зависела от счастливой случайности».

Изучая историю декабристов, многие исследователи смотрели на восстание на Сенатской площади через некую призму, которая не позволяла смотреть на произошедшее событие трезво.

Это событие обрело статус исторического факта, а достойное изучение которого – нереализованные исторические возможности и множество случайностей игнорировались и отбрасывались.

По словам Ю.М. Лотмана, это явление обрело название – гегельянское сознание.

Гегельянское сознание – стремление познать окружающий мир в его необходимости, но не повышенный интерес к нереализованным возможностям, особым человеческим судьбам и случайностям в истории, которые возможно сыграли немаловажную роль в формировании будущего.

Если же сказать это кратко, то Гегельянское сознание – это подтверждение того, что уже случилось, но без дальнейшего исторического развития.


30. Научное творчество А.А. Зимина (1920-1980).

Але́ксандр Але́ксандрович Зими́н (22 февраля 1920, Москва — 25 февраля 1980, там же) — российский историк.

Окончил историко-филологический факультет Среднеазиатского университета (ссылка скрыта, в ссылка скрыта—ссылка скрыта учился на историческом факультете ссылка скрыта), аспирантуру Института истории АН СССР в 1947. Кандидат исторических наук (ссылка скрыта, диссертация о землевладении и хозяйстве Иосифо-Волоколамского монастыря в конце XV — начале XVIII вв.). Доктор исторических наук (ссылка скрыта, «И. С. Пересветов и его современники»), профессор (ссылка скрыта).

С 1947 — младший научный сотрудник, с 1951 — старший научный сотрудник Института истории (затем — Института истории СССР) АН СССР.

С 1947 по 1972, одновременно, преподавал в Московском государственном историко-архивном институте: старший преподаватель (1947—1950), доцент (1950—1970), профессор (1970—1973).

Специалист в области истории России с XI по XVIII вв. Автор многочисленных фундаментальных работ по проблемам социально-политической истории страны. Специалист по истории общественной мысли России, вопросам историографии и источниковедения. Создатель научной школы.

Один из авторов и редакторов многотомных трудов: «История Москвы» (т. 1, 1952); «Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV — начало XVII в.» (1955); «Всемирная история» (т. 4, 1958); «История СССР. С древнейших времен до наших дней» (т. 2, 1966). Редактор и составитель многих сборников исторических документов, а также Собрания сочинений В. О. Ключевского.

В конце жизни работал над мемуарами и историко-генеалогическим исследованием «Сумерки и надежды», посвященным роду графов Каменских и их потомству.

Считал, что опричнина была направлена против трех очагов феодального сепаратизма, которые могли представлять угрозу царскому самодержавию — Старицкого удела, церкви и Новгорода. Выступал как против апологетики политического курса Ивана Грозного, так и против того, чтобы представлять этот курс следствием исключительно маниакального психоза царя.

В последних работах пришёл к выводу о том, что процесс централизации в средневековой Руси носил противоречивый характер. Признавая историческую закономерность централизации и её положительные стороны, обращал внимание на тяжёлые последствия роста самодержавия, подавлявшего свободолюбивые устремления народа, ликвидировавшего политические свободы. Отошёл от «промосковской» интерпретации хода и результатов династической борьбы на Руси. Был склонен рассматривать участвовавших в феодальной войне XV века галицких князей как носителей определённого прогрессивного начала, как представителей некой демократической вольницы, за которыми стояло населения, ещё не подчинившееся московскому диктату, напр., жители Вятской земли.

Зимин — автор концепции о времени создания «Слова о полку Игореве» и его авторе, согласно которой это произведение было написано в 80-х годах XVIII в. российским духовным писателем архимандритом Иоилем (Быковским) и является выдающейся имитацией памятника древнерусской литературы. Он считал, что произведение в то время откликалось на актуальные политические проблемы и могло восприниматься как «призыв к присоединению Крыма и победоносному окончанию русско-турецкой войны». По мнению Зимина, источниками «Слова о полку Игореве» были «Задонщина», русские летописи (по преимуществу Ипатьевская), памятники русского, украинского и белорусского фольклора. Версия Зимина опирается на его трактовку текстологической проблемы соотношения «краткой» и «пространной» редакции Задонщины, которую он детально разрабатывал на протяжении многих лет.

Свою концепцию изложил в книге «„Слово о полку Игореве“. Источники, время написания, автор», изданной ротапринтом тиражом 101 экз. и розданной (с условием возврата) участникам дискуссии, состоявшейся в Отделении истории АН СССР 4—6 мая 1964. Большинство участников дискуссии не согласилось с точкой зрения Зимина, а его работа так и не была опубликована, что было связано с административным запретом, притом, что целый ряд оппонентов Зимина считали, что его исследование носило серьёзный аргументированный характер и имело право на публикацию. До конца жизни продолжал придерживаться своей точки зрения, уточняя и дополняя текст рукописи. Частично точка зрения Зимина изложена в его статьях, посвящённых «Слову о полку Игореве». Окончательный вариант книги А. А. Зимина о «Слове о полку Игореве» (увеличенный в два раза по сравнению с ротапринтным изданием), был опубликован лишь в 2006 году.

С. М. Каштанов об А. А. Зимине: «Зимин был и остаётся гордостью российской исторической науки. Учёный с огромным творческим потенциалом, широчайшим кругозором и редкой научной интуицией, он вызывал уважение и восхищение и своими трудами, и своей личностью. Обладая ярко выраженным холерическим темпераментом, Зимин буквально «горел» жаждой творчества… Зимин был «учёным с мировым именем» в полном смысле этого слова. Не только российские, но и иностранные коллеги относились к нему с глубочайшим почтением, я бы сказал, с преклонением, а также с большой душевной теплотой. Ценились его труды, ценилась его эрудиция, острота мысли, остроумие, раскованность, искренность и желание помочь».


31. Научное наследие И.Д. Ковальченко.

Иван Дмитриевич Ковальченко ( 26 ноября 1923 , деревня Новенькое Брянской области -13 декабря 1995 ) - российский историк. Действительный член РАН. Окончил Исторический факультет МГУ в 1952 г. Заведовал Кафедрой источниковедения истории СССР, был главным редактором журнала "История СССР", председателем Комиссии по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях при Отделении истории АН СССР. Один из основоположников отечественной клиометрической школы. Участник Великой Отечественной войны, служил в артилерии воздушно-десантных войск, за боевые заслуги в числе других наград награжден и орденом Красного Знамени

Может быть, лучше говорить даже о ш к о л а х, созданных им - в области квантитативной истории; источниковедения и историографии; методологии исторического познания; аграрной (или, шире - экономической) истории. Думается, что создание научной школы Ковальченко - главный, наиболее значительный итог его жизни.

История отечественной школы квантитативной истории еще не написана. В этих заметках мы, конечно, не ставим такой задачи.

Первые публикации советских историков, посвященные применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях, появились в начале 1960-х годов. Иван Дмитриевич был одним из пионеров нового направления, инициатором исследований на стыке двух наук1. Условия для работы в этой области ученых были трудными, получить доступ к ЭВМ было для историков весьма сложно - иногда для этого надо было преодолеть тысячи километров.

Без сомнений, Иван Дмитриевич не случайно стал основоположником нового направления в советской исторической науке, связанного с применением количественных методов в исторических исследованиях (позднее это направление стали называть клиометрикой, квантитативной историей).

Иваном Дмитриевичем был впервые разработан лекционный курс "Количественные методы в исторических исследованиях", под его редакцией в 1984 г. был издан первый в СССР учебник по этой новой дисциплине, выпущены в 70-90-е гг. в издательстве "Наука" восемь сборников в серии "Математические методы в исторических исследованиях".

* * *

Важным аспектом в работе И.Д.Ковальченко как лидера школы была разработка методологических проблем применения количественных методов в исторических исследованиях. Иван Дмитриевич опубликовал немало работ по этой проблематике. Собственно, в каждой его работе, связанной с применением новых методов, уделялось внимание методологии. Наиболее же полно эти проблемы рассмотрены в его фундаментальной монографии "Методы исторического исследования"19 . Выход в свет этой книги (удостоенной Государственной премии) сыграл (и продолжает играть) крупную роль в практике конкретно- исторических исследований и в преподавании квантитативной истории в университетах страны. Значение книги И.Д.Ковальченко определяется и тем обстоятельством, что с самых ранних стадий развития квантитативной истории и до сих пор находятся историки (как за рубежом, так и у нас в стране), отрицающие наличие проблем методологического характера в деле применения количественных методов в исторических исследованиях20. Так, еще в 1970 г. в докладе, представленном на V Международном конгрессе по экономической истории в Ленинграде, проф. Дж. Хекстер (Йельский ун-т, США) утверждал: "Использование математических методов, с применением компьютеров и без них, не ставит перед исторической наукой никаких методологических проблем первостепенного значения. Они ставят многочисленные проблемы тактического и вспомогательного характера, конкретные и специфические"21. Другое высказывание такого рода датируется уже 1996-м годом: "...оправдано ли такое сужение (речь идет о квантитативной истории - Л.Б.) весьма широкой методологической проблематики, которая присуща современной историографии, означающее на деле сведение проблем методологии к вопросам методики конкретно-исторического исследования?"22. Думается, здесь нет необходимости оспаривать эти суждения, происходящие из непонимания сложностей процесса внедрения математико-статистического инструментария и математических моделей "в ткань" исторических исследований. Ведь эти методы являются частью общенаучного "арсенала" (или заимствованы из других наук), и их использование историками требует рассмотрения комплекса специальных проблем, связанных со спецификой исторического знания. Материал II части книги И.Д.Ковальченко содержит подробное обсуждение этих проблем. В ней дается развернутое обоснование того, что прогресс исторической науки просто невозможен без использования количественных методов и средств современной информатики, позволяющих раскрыть количественную меру изучаемых исторических процессов и явлений, дать более точное и строгое выражение соответствующих качеств. И.Д.Ковальченко показывает, что в основе процесса внедрения математических методов в историческую науку лежат внутренние тенденции ее развития, связанные, в частности, с необходимостью привлечения все большего объема фактических данных, введения в научный оборот новых источников, повышения информативной отдачи всех видов источников. Эти задачи особенно актуальны в связи с тем, что историки все более широко обращаются к массовым источникам, первичным архивным материалам, создают соответствующие базы данных. Массовые источники по своей внутренней природе не только допускают, но и требуют математических методов обработки и анализа содержащихся в них данных. Собственно, только на основе этих методов возникает возможность обобщения массовых данных, изучение их с позиций системного подхода23.

Большое внимание в работах И.Д.Ковальченко уделяется проблеме моделирования исторических процессов и явлений, обладающей ярко выраженной спецификой. Оценивая отражательно-измерительные модели как наиболее адекватные задачам исторического исследования, он много размышлял и о других подходах к построению моделей исторических процессов. Ему принадлежит, например, приоритет в разработке принципов моделирования альтернативных ситуаций. Критикуя работы, в которых предлагались модели контрфактических ситуаций, "основанных на произвольном перекраивании исторической реальности", ученый отмечал, что это "вовсе не означает невозможности применения имитационного моделирования в исторических исследованиях", которое "может быть эффективным средством изучения альтернативных исторических ситуаций. Здесь имитация того или иного из возможных исходов позволит более глубоко понять реальный ход исторического развития и объективный смысл и значение борьбы общественных сил за тот или иной вариант этого развития"24. Блестящий пример построения альтернативной модели такого типа дает работа И.Д.Ковальченко (не оцененная пока в должной мере научной общественностью), в которой имитационное моделирование, основанное на теории марковских цепей, используется для оценки последствий столыпинской реформы25. Именно в этом, на наш взгляд, и заключается основной смысл построения моделей альтернативных ситуаций - в получении количественных оценок результатов двух вариантов развития (реализовавшегося и потенциально возможного), а вовсе не в упражнениях на тему "что было бы, если бы...".

Существенно, что рассмотрение методологических проблем квантитативной истории проводится в работах И.Д.Ковальченко не только в гносеологическом плане, с учетом общего и особенного; большое значение имеют конкретные исследовательские примеры и практические выводы.

Главный же вывод из этих работ методологического цикла сводится к тому, что развитие квантитативной истории не есть "попытка превратить историю в разновидность "точных" наук", как иногда полагают26; обращение историков к математическим методам прежде всего диктуется потребностями дальнейшего углубления исследований27, сами же эти методы "имеют свою сферу эффективного применения и пределы этого применения, ограничиваемые как целями исследований и их научным уровнем, так и возможностями и спецификой математического знания"28. Разработанные И.Д.Ковальченко методологические подходы были с успехом реализованы им в многочисленных конкретно-исторических исследованиях, опубликованных в 1960-1990-х годах29.

На протяжении всего нескольких лет (в 80-е годы) Иван Дмитриевич кардинально расширил свой методический инструментарий, введя в него такие сложные методы, как кластер анализ с использованием нечетких множеств, моделирование динамики социальных процессов на основе аппарата марковских цепей и т.д. Эти методы мы использовали, например, в совместных исследованиях по аграрной типологии России, по изучению социальных процессов в крестьянской среде. На очереди было использование многомерных методов периодизации динамики экономического развития, алгоритмов искусственного интеллекта для изучения политических текстов начала ХХ века, но этим планам уже не суждено было сбыться...


32. История средневековой России в творческом наследии В.Б. Кобрина (1930-1990).

Кобрин Владимир Борисович (5 июля 1930 года, Москва — 1990) — российский историк.

Окончил с отличием исторический факультет ссылка скрыта в ссылка скрыта. В университете занимался историей древней Руси, однако дипломную работу защитил по истории современной ссылка скрыта.

Работал по распределению в городе Сталино (ныне — Донецк), затем в Москве, в библиотеке и лекторской группе. В 1955 поступил в аспирантуру, занимался проблемами социально-политической истории ХVI века, в 1958—1960 опубликовал серию статей по этим вопросам.

В 1961 защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук по теме «Социальный состав Опричного двора ». Впервые в науке было фронтально изучено феодальное землевладение опричников. Составленный им список 277 «несомненных опричников» основывался на опубликованных источниках и многочисленных архивных материалах.

Одновременно, с 1957, по рекомендации А. А. Зимина, работал в отделе рукописей Государственной библиотеки им. Ленина (ныне Российская государственная библиотека).

Опубликовал более 20 работ в «Записках отдела рукописей» (обзоры, описания, исследования об отдельных поступлениях). С этого времени занимался вспомогательными историческими дисциплинами — генеалогией, антропонимикой, исторической ономастикой, топонимикой, фалеристикой. Позднее опубликовал (в соавторстве) учебник по вспомогательным историческим дисциплинам.

Начиная с 1970-х гг. активно разрабатывал тему о светском землевладении в ХV-ХVI вв. В начале 1980-х гг. появился ряд его фундаментальных статей на эту тему.

В 1983 защитил докторскую диссертацию «Землевладение светских феодалов и социально-политический строй России ХV-ХVI веков».

В центре исследования находились взаимоотношения в ХV-ХVI вв. «землевладения и централизации, экономики и политики, власти и собственности». Изучение становления вотчинной и поместной систем в Северо-Восточной Руси привели автора к выводу о преимущественной роли княжеского пожалования в возникновении вотчины и тесной связи вотчинников с княжеской властью.

Принципиально новое положение о близости социального состава помещиков и вотчинников дает возможность автору отчетливо сформулировать тезис о неправомерности противопоставления вотчины и поместья, политических позиций «дворян» и «бояр», показать уязвимость концепции борьбы боярства с дворянством в изучаемый период. Выводы и наблюдения, сделанные в диссертации, составили содержание книги «Власть в собственность в средневековой России (ХV-ХVI вв)».

Анализ обширного актового материала по истории феодального землевладения позволил В.Б. Кобрину обосновать точку зрения, которая противостояла традиции рассматривать политическую историю как противостояние прогрессивного самодержавия и борющегося с ним боярства: «Реальная жизнь слишком сложна и противоречива, чтобы во всех своих проявлениях подчиняться логической схеме».

В своих трудах определил Смутное время как «сложнейшее переплетение разнообразных противоречий — сословных и национальных, внутриклассовых и межклассовых». Он один из первых российских историков поставил под сомнение историко-материалистическое утверждение о Смуте как о крестьянской войне и задал вопрос: «Вправе ли мы бушевавшую в России начала XVII века гражданскую войну свести к крестьянской?».

Активно участвовал в подготовке к печати трудов А. А. Зимина (1930—1980) после его смерти.

С 1971 преподавал в Московском государственном педагогическом институте.

В 1989 перешел в Московский государственный историко-архивный институт, где был профессором на кафедре источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин.

В 1989 опубликовал научно-популярную книгу об Иване Грозном. Считал, что Иван IV осуществлял террор с целью установления личной диктатуры. А опричнина не только не укрепила государство, а, наоборот, привела его к кризису. Исследуя политику «добродетельного героя и мудрого государственного мужа в первую половину царствования», он приходит к мнению, что без введения опричнины государство «на пути либеральных преобразований» продвинулось бы вперед в XVI веке и получило ровное, поступательное движение в последующие века. Считал, что у исследователя нет морального права «амнистировать зверство», то есть прощать гибель тысяч ни в чем не повинных людей из-за «прогрессивных последствий опричнины».

В том же году, совместно с К. А. Аверьяновым выпустил работу об известном российском историке, академике Веселовском («С. Б. Веселовский. Жизнь. Деятельность. Личность»).

В последний период жизни вышел в свет цикл его публицистических статей: «Вождь и царь», «Жду книги об итогах выборов», «Всё или ничего», «Необходимо помнить: политика — искусство возможного», «Два портрета. Курбский и Раскольников». Автор статьи «Под прессом идеологии» (Известия АН СССР. 1990. № 12. С. 25-40).

Посмертно была опубликована его научно-публицистическая книга «Кому ты опасен, историк?».


33. Влияние политики перестройки на состояние исторической науки.

Кризисные явления в советской исторической науке середины 1980-х гг. Воздействие "перестроечных" процессов в социально-политической жизни СССР на практику исторических исследований. Критика сталинских традиций в советской историографии и борьба за ликвидацию "белых пятен" в истории КПСС и советского общества. Влияние художественно-публицистической литературы на формирование исторического сознания ученых.

Доклад М.С. Горбачева "Октябрь и перестройка" (1987 г.): проблема альтернатив развития советского общества. Реабилитация видных деятелей партийной оппозиции. Публикация книги С. Коэна "Бухарин: Политическая биография. 1888-1938". Обсуждение проблемы расширения возможностей марксистской методологии исторического познания. Марксистские интерпретации идеи многомерности исторического процесса.

Критика марксистской идеологии, методологии и практики строительства социализма в СССР в отечественной публицистике конца 1980-х гг. (Ю. Афанасьев, Л. Баткин, Ю. Буртин, А. Бутенко, И. Клямкин, В. Селюнин, Г. Ппов, А. Ципко). Понятие "административно-командная система" и его значение в осмыслении истории советского общества.

Активное освоение российскими историками на рубеже 80-90-х гг. опыта отечественной и зарубежной немарксистской историографии. Переиздание произведений крупнейших историков и философов России конца XIX - первой половины XX вв.: Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, А.С. Лаппо-Данилевского, П.Н. Милюкова, А.А. Корнилова, П.Б. Струве и др. Публикация исследований по истории и социологии М. Вебера. Издание работ представителей французской школы "Анналов": М. Блока, Ф. Броделя, Л. Февра и их влияние на развитие отечественной

историографии. Разработка антропологического подхода к истории в трудах А.Я. Гуревича. Изучение менталитета советского человека.

Формирование в отечественной историографии ситуации конкуренции идей. Позиции сторонников формационного и цивилизационного подходов к истории. Попытки переосмысления политической истории России в работе "Наше Отечество. Опыт политической истории". Историософская оценка прошлого нашей страны в монографии А.С. Ахиезера "Россия. Критика исторического опыта". Создание системы альтернативных учебников по истории России для школ и вузов страны. Издание трехтомной "Истории России. С древнейших времен до конца XX века" (Под ред. А.И. Сахарова).

Практика работы "круглых столов" в отечественных исторических журналах н ее связь с научно-исследовательским процессом. Анализ кризисных явлений и современной отечественной историографии в начале 1990-х гг. Обсуждение проблемы кризиса исторической науки на международной конференции "Россия в XX в.: судьбы исторической науки"(1993). Пересмотр понятия "кризиса буржуазной исторической науки" в России конца XIX - начала XX вв.

Обсуждение российскими историками на рубеже 80-90-х гг. важнейших проблем прошлого нашей страны: особенностей исторического развития России, истории трех русских революций, вопросов аграрного развития России в XX в., сущности новой экономической политики, индустриализации и коллективизации в СССР, начального этапа Великой Отечественной войны и т.д. Многотомные издания по истории отечественного рабочего класса и крестьянства.

Работа в архивах СССР в 1988-1991 гг. по уточнению режима хранения архивных документов и снятию с них ограничений на доступ: идеологические и научные аспекты. Ликвидация спецхранов в библиотеках страны. Правовое закрепление общедоступности российских архивов в "Основах законодательства Российской Федерации об Архивном фонде Российской Федерации н архивах"(1993г.). Тенденции к монополизации архивной информации.

Возрастание удельного веса региональных исследований в отечественной историографии. Актуальность проблем краеведения, использование их как средство популяризации исторических знаний и воспитания патриотического сознания. Активнце поиски взаимодействия школ и вузов в области совершенствования преподавания истории.