Geum.ru

Справочник, наглядное (но, конечно, отнюдь не всеобъемлющее!) пособие

Вид материалаСправочник

Содержание


Отличался более чем
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   30

SOS!




В этой книжке приведено

немало словесных ляпсусов, вывихов и уродств. Как ни печально, львиная доля

процитированного не застряла в рукописях, а “благополучно” миновала

редакционные плотины и просочилась в печать. И немало было такого, что веселило

читателя не меньше, чем иная страница “Крокодила”.


А ведь эти анекдоты совсем не

забавны. Все это должно бы вызывать у нас горечь и тревогу, как у

хлебороба - поле, заросшее сорняком. Горечь и тревогу за судьбы языка и,

как говорится, злость к работе. Взяться бы всем дружно, засучив рукава, и

выполоть всю эту нечисть с корнями... Но с какого края приниматься?


Думаю, примеры в этой книжке

довольно наглядно показывают, что словесная лебеда и чертополох, овсюг и пырей

пышно разрастаются и в речи нашей, и в литературе - художественной и не

художественной, переводной и отечественной.


Все мы знаем: немалыми

тиражами (а, скажем, в “Роман-газете” миллионными) издавались подчас

произведения, мягко говоря, сырые, не шибко грамотные. Почему же их принимали и

печатали?


Может быть, кому-то показалось,

что автор - будущий гений и надо его поддержать. Или, может быть,

автор - заслуженный, именитый, а вот на сей раз малость “не дотянул”. Или

столь важна тема, что в издательстве сквозь пальцы посмотрели на исполнение.


Так бывает, об этом пишут

критики, но, увы, обычно уже тогда, когда потрачены труд, бумага, время и

читатель получил книгу среднюю, серую, а то и просто брак. И все это весьма

прискорбно.


Ну, а в переводе?


Иной раз книга зарубежного

автора так интересна или так злободневна, что издательство спешит взять любой

перевод. Сколько их печатается, переводов, сделанных на самом убогом, постыдном

уровне! Не только в газете, не только небольшие рассказы, но и повести и романы

в журналах, солидные сборники и толстые тома в издательствах выходят в серых,

бесталанных, зачастую малограмотных переводах.


Я пыталась показать корни

всевозможных словесных сорняков. Так вот, прошу поверить: почти все самые

красочные образчики этого гербария в той его части, которая взята из литературы

переводной, самые многочисленные и притом самые кромешные, чудовищные,

устрашающие взлелеяны людьми в нашей профессии случайными.


Бывают, конечно, горестные

случаи, когда человек глух от природы, не способен овладеть ни чужим, ни -

что еще важнее - родным языком, и тогда честнее не браться не за свое

дело.


Хуже, куда опаснее и куда

чаще бывает, что человек относится к переводу как к некоему отхожему промыслу.

Такой “переводчик”, как правило, не только душевно глух и эстетически

малограмотен, но еще и самоуверен, ленив и нелюбопытен. Такой не вдумывается

в то, что пишет. Не видит, что выходит из-под его пера, не слышит

и не чувствует слова.


Тут бы на страже стоять

издательствам, тут редактор - первый контролер брака, и задача его -

не замазывать трещины, не латать дыры, а решительно давать бездарности и

халтуре от ворот поворот.


В идеале редактор -

первый страж чистоты языка. А в жизни?


Приходит в редакцию человек,

который к переводу - во всяком случае, к переводу художественному -

никакого отношения не имеет. Пусть он знает (а подчас и преподает)

иностранный язык, пусть побывал за границей, но ведь этого мало! Зато он -

владелец книги, хорошей книги. А он воображает, будто переводческая

работа - это пустяки, это всякий может, это легкий хлеб и легкая слава.


От хорошей книги издательству

отказаться жаль. Добывать ее помимо самозваного “переводчика” и поручить

переводчику хорошему, профессионалу? Зачастую это журналу, издательству вполне

под силу, но... все-таки хлопотно.


И перевод поручают хозяину

книги. И он ее переводит - чаще всего из рук вон плохо. Близорукая

практика эта в итоге обходится куда дороже и плоды приносит весьма неважные.


Сколько об этом писали,

говорили, били в набат еще в тридцатые годы. И не только в тридцатые. К

примеру, в 1959 году и снова в 1970-м об этом со справедливой тревогой и

возмущением писала в сборнике “Мастерство перевода” М.Ф.Лорие.


Быть может, кому-то

покажется: это не тема книги, это - для статьи в газете.


На памяти автора этих строк о

том же писали и говорили не раз - вот уж более полувека идут те же разговоры.

А практика эта остается. Страдает дело, книга, читатель. Вот почему об этом

надо говорить еще и еще - с любой трибуны. В том числе и со страниц

книги, обращенной прежде всего к тем, кто только начинает писать, переводить,

редактировать, ко всем, кому дороги наша речь и литература. Ибо это приносит

огромный вред всей литературе. Плохой перевод входит в привычку.

Притупляется слух редактора, его зоркость, все ниже и ниже уровень требований.


А там и иной переводчик дает

себе поблажку: дескать, примут и так. Редактор “почистит”, дотянет. И вот что

получается. Попробуйте себе представить человека, о котором рассказано так:


“Даже в самом его возрасте

было нечто, вызывавшее у меня серьезные сомнения.

Несомненно, он казался молодым... Но... бывали мгновения, когда без

малейшего труда я мог бы подумать, что ему уже сто лет. Однако самым

удивительным был внешний вид этого человека... Его конечности были необычайно

длинными и исхудалыми, лоб - низким и широким. В лице не было ни кровинки, рот был большим и подвижным,

а зубы... столь неровными, что никак не походили на человеческие,

которые мне когда-либо доводилось видеть. Его улыбка вопреки

всему нисколько не отталкивала, хотя никогда и не менялась. То была

улыбка... равномерной и непрестанной печали... Эти внешние особенности...сильно досаждали (герою - и он объяснял)... что физически

отнюдь не всегда был таким, что раньше он отличался более чем обычной

красотой и что лишь длинный ряд приступов невралгии довел его

до теперешнего состояния”.


Да простят мне длинную

цитату, но уж очень она показательна.


Прежде всего бросается в

глаза обыкновенная небрежность. Перечитав все это повнимательней,

переводчик наверняка мог бы и сам заметить и устранить соседство сомнения -

несомненно и многочисленные был, было. Отчего бы не

сказать: Лоб - низкий и широкий. В лице ни кровинки. Рот

большой, подвижный - и т. п.


Далее - неточный

выбор слов. Уж наверно, печаль не равномерная, а, скажем ровная,

либо, что вернее по тону, неизменная и непреходящая; конечности

(а не лучше ли все же руки и ноги? ) - скорее худые,

тощие: рассказчик только что повстречал героя и еще не знает, был ли тот

когда-то полным и затем исхудал, или он такой от роду. И, надо полагать, все

это не досаждало герою (досаждает обычно что-нибудь извне), а

скорее - угнетало, тяготило его.


Невразумителен и синтаксис. У автора об улыбке сказано, что она не была отталкивающей, неприятной, как

можно было бы предполагать (или ожидать), затем не случайно - не просто

запятая, а точка с запятой, и потом отдельно - о том, что улыбка никогда не

менялась, была всегда одинаковая. Переводчик же начал с вопреки всему (и

даже без этому), слил два разных качества улыбки -

относительную привлекательность и неизменность - воедино, и получилось не

слишком понятно. Как будто отталкивать должна именно и только неизменная

улыбка!


А главное, фраза

невразумительна оттого, что вся она построена не по-русски, а

механически перенесена, скалькирована с подлинника.


Что это значит: без

малейшего труда я мог бы подумать? Очевидно - можно было

подумать либо легко могло показаться, но переводчик полностью

сохраняет английское I should have had little trouble. А о зубах? Спасибо еще,

что не взято буквально английское “в человеческой голове” (in a human head), но

отчего не сказать хотя бы: на редкость неровные, я таких прежде никогда ни у

кого не видел?


Содержание