Geum.ru

Генезис и современные проблемы права методологический и культурологический анализ

Вид материалаДокументы

Содержание


Осознание своего поступка - это только одна из составляющих правонарушения
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   19
§ 3. Преступное поведение и преступная личность.


Начиная с ХIХ века идут попытки научного объяснения преступной личности. Но только в начале ХХ столетия вплотную к этой проблеме приступили психологи. Первый заход здесь состоял в идее, что преступник обладает рядом специфических негативных черт характера или личности. Например, Пауль Поллитц выделял у преступника такие психические особенности как "отсутствие сочувствия", "пониженность ощущения боли", "безразличие к наказанию", "тщеславность", склонность к "пьянству" и "сексуальной распущенности"[135, с. 71]. В начале 30-х годов под влиянием исследований психиатров и особенно Курта Шнейдера, давшего классификацию психопатических личностей, криминологи увлеклись психиатрическими интерпретациями. Арманд Мерген, к примеру, писал, что тенденция к преступлению заложена в человеке изначально, "психопат поддается ей потому, что сила этой тенденции получает патологическое преобладание над всеми остальными" [135, с.84].

Но сегодня криминологи более склонны искать объяснение преступной личности и поведения не в физиологии и психиатрии, а в социальной психологии и психологических теориях личности. Более того, многие из них склоняются к мысли, что похоже преступник - это не какая-то особенная дефектная личность, а одна из возможных линий развития событий. "Противоправное поведение, - пишет Г.Шнайдер, - имеет гораздо больший размах, нежели это отражается в официальной уголовной статистике. Большая часть уголовно наказуемых деяний, остающихся в сфере скрытой преступности, носит характер мелких преступлений (в действительности количество преступлений, отмечает Шнайдер двумя страницами ниже, более чем в два раза превышает то, что фиксируют официальные органы, В.Р.). Акты вандализма, магазинные кражи, нанесение телесных повреждений совершаются хотя раз в жизни почти каждым подростком мужского пола... Не существует деления людей на правонарушителей и законопослушных граждан, на преступников и непреступников. Такая дихотомия является сверхупрощением" [135, с. 134].

Соглашаясь в принципе со Шнайдером, все же хочу отметить, что проблема остается. Спрашивается, например, можно ли считать убийц или насильников нормальными людьми? Или почему все-таки люди, вроде бы прекрасно осведомленные о возможных последствиях преступных действий, все же идут на преступления? Кроме того, закон объявляет преступниками и такую категорию людей, которые "убили случайно", например, в драке или категорию тех пионеров, которые опередили свое время и законы, как скажем у нас это произошло с рядом директоров и хозяйственников, осужденных на большие сроки за хищения в особо крупных размерах (сегодня же подобная деятельность рассматривается как полезная для общества и вполне соответствующая новым законам о предпринимательстве).

Прежде всего нужно заметить, что не существует правонарушителей или преступников вообще как определенного типа личности. Мы имеем здесь дело с разнообразием и разными типами, поэтому, вероятно, не обойтись без типологии.

Типология противоправного поведения и личностей. С психологической точки зрения целесообразно различать следующие типы (названия условные):


- "Профессиональные правонарушители". К этой категории можно отнести тех правонарушителей (чаще это - профессиональные воры, карманники, взломщики, скупщики краденного и т.п.), для которых правонарушения - обычное занятие, работа обеспечивающие тот или иной уровень достатка, а также признание в "профессиональном" сообществе. "Профессиональные воры, - отмечает, например, Э.Сазерленд, - чувствуют себя отвергнутыми обществом и вынуждены создавать свою систему общих для них ценностей, которые поддерживают каждого вора в его преступной профессии. Они гонят от себя все мысли о негативных последствиях для жертв совершаемых ими преступлений и о неминуемом конце преступной карьеры... Профессиональный вор проводит свою жизнь в рамках общей преступной группы, в которой превыше всего ценится честность, естественно, ограниченная только рамками данной группы" [135, с.21]. Интересно, что сегодня на Западе многие профессиональные правонарушители страхуются на те или иные суммы, в этом они видят пользу для общества и определенный гарант своего благополучия в будущем. В плане осознания можно отметить высокий уровень самооправдания и рационализации. "В оценке "за" и "против", - пишет Г.Х.Ефремов, - отмечается искаженное представление о действительности, преувеличенное значение элементов, выдвигаемых в защиту противоправного варианта, и умаления, обесценивание правомерного. Зачастую преступник дает искаженную оценку ситуации, сужает альтернативы поведения до единственно возможного варианта - противоправного, выражают убежденность в формальности нарушаемых запретов, обыденности и распространенности нарушаемых деяний, в отсутствии или незначительности в избранных действиях общественной опасности, облагораживают цели, в результате чего деяние становится извинительным и даже необходимым" [40, с. 41].


- "Расчетливые любители". Эта категория правонарушений является одной из любимых тем и сюжетов художественной литературы, кино и телевидения. Обычный сценарий здесь такой. Как правило, некто (не профессионал, а расчетливый любитель) нападает на идею обогащения, мести и т. п. при условии совершения преступления. При этом он рассчитывает выйти сухим из воды, избежать наказания, тщательно все продумав, подготовив неопровержимое алиби и т.п. Иногда это получается, но часто нет, ведь любитель все-таки не профессионал. И профессионалы и расчетливые любители являются вполне нормальными людьми, но они своеобразно относятся к праву и чужой собственности (жизни). Для них это не священная корова, а условность и предмет манипулирования (наживы, обмана, мщения и т.п.). С.Н.Богомолов, имея в виду эту и более широкую категорию, пишет: "Исследователи неоднократно отмечали, что страх перед наказанием не в одинаковой степени присущ всем людям и что у преступников существует весьма своеобразное отношение к наказанию: часто вполне трезво оценивая эффективность работы органов следствия и суда, преступники считают, что сами они обладают как бы своеобразным "иммунитетом" и недосягаемы для закона" [16, с. 118].


- "Невольные правонарушители". К ним относятся все те, кто совершил преступление, не имея своей целью его совершать. Превышение самообороны, случайное, ненамеренное убийство в драке, нарушение законодательства в связи с его несовершенством (например, хозяйственные правонарушения в период перестройки), некоторые случаи изнасилования (по сути, спровоцированные потерпевшей стороной), выбор наименьшего зла в ситуации, угрожающей жизни человека - это только некоторые примеры невольных правонарушений. Для всех них характерно, с одной стороны, трагическое стечение обстоятельств, с другой - отсутствие мотивов сознательного правонарушения.


- "Преступники с психическими отклонениями". Речь идет о преступлениях, совершаемых психическими больными, причем именно на почве этих заболеваний. Например, шизофреник убивает именно потому, что "видит": его преследуют и хотят убить, в результате защищаясь, он делает "превентивный" ход. Подобные преступления совершаются в том случае, если в "деформированной" реальности больного складываются ситуации, которые понимаются последним как угроза для его жизни (или возможность обогащения и т.п.), и складываются такие способы защиты от них, которые реально ведут к преступлению.

Здесь может возникнуть интересный вопрос: может ли психический больной отвечать за свои поступки или он полностью невменяем? Отчасти, это вопрос о возможности различить психически больного человека от пограничного случая еще здоровой, но "акцентуированной личности". "Установление отличий таких индивидуально нормальных пограничных состояний и доклинических психических расстройств, - пишет И.А.Кудрявцев, - от клинически очерченных пограничных психопатологических проявлений остается наиболее трудным для психиатра, так как в психическом более тонко, чем в биологическом и физиологическом, отражается индивидуальное, особенное в человеке" [58, с. 19]. Обсуждая в дальнейшем предложение В.П.Сербского ввести понятие "патологического аффекта", Кудрявцев пишет следующее: Речь идет, отмечает В.П.Сербский,- ... об аффекте у истеричных, алкоголиков, тяжелых дегенератов и пр. Эти лица и в обычном своем состоянии возбуждают сомнение, могут ли они руководить своими поступками; когда же к этому присоединяется аффект, то это ведет к тому, что они часто утрачивают и последний остаток самообладания; к этому надо прибавить, что и самый характер аффекта нередко представляет особенности в виде, например, иллюзорного восприятия окружающего" [58, с. 107].


- "Бессознательные" преступники". Речь идет о большом классе правонарушений, совершенных в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, сексуального перевозбуждения, группового давления и психоза, аффектов, вызванных передозировкой некоторых лекарств или состоянием беременности, или ревностью. Для всех подобных случаев характерна временная трансформация сознания (измененные состояния сознания) и другие сдвиги в психике. На самом деле поведение человека, совершающего правонарушения в подобных ситуациях, не является полностью бессознательным, часто он как бы на заднем плане осознает неблаговидность своих поступков, но разрешает себе так вести себя. Типичный пример - преступления пьяных: они по сути понимают противоправность своих действий, но в состоянии опьянения находят для своего поведения различные оправдания.


Рассмотренная здесь типология является идельно-типической (термин М.Вебера), поэтому задает не реальность, то есть сущностные типы преступной личности, а лишь познавательные схемы, помогающие ориентироваться в эмпирическом материале. Например, к какому типу из названных нужно отнести случай с Пьером Ривьером? При одном истолковании к одному, при другом к другому: если Пьер был здоровым человеком, то перед нами расчетливый любитель, если психически больным, то перед нами преступник с психическими отклонениями. Но есть в его личности еще ряд особенностей, которые плохо схватываются предложенной типологией. Это не значит, что типология плохая, просто мы имеем дело с идеальными типами, а не реальностью. Перейдем теперь к рассмотрению еще двух планов - характеристике личностных предпосылок преступного поведения и процесса его формирования.


§ 4. Личностные предпосылки преступного поведения.


Возможно, на первое место для потенциальных правонарушителей можно поставить такое качество личности как отсутствие по разным причинам (воспитание, отрицательный жизненный опыт, какие-то сверхидеи и т.п.) сочувствия к другим людям, неумение встать в заимствованную позицию, вообще понять другого. В предельных случаях это бесчувствие развивается в отношение к другому как простому объекту.

Следующее по значимости качество - склонность разрешать конфликты насильственными и противоправными способами, соответственно, неумение или нежелание разрешать их обычными методами. Например, "у насильственного преступника, - отмечает Г.Шнайдер, - наблюдается чрезмерная самооценка. Он стремится утвердить свое достоинство путем насильственных действий... Насильник видит в других людях лишь символы и средство своего самоутверждения, а не партнеров в жизни" [135, с. 30].

Существенное значение имеет и субъективно понимаемое состояние неблагополучия. Многие потенциальные правонарушители считают, что они мало зарабатывают (то есть не имееют денег), что к ним несправедливо относятся, что судьба их обошла, что им не везет, что кто-то конкретно или все, или общество к ним плохо относятся (например, ненавидят), что зло и страдание - это естественное состояние людей и общества и т.д. и т.п.

Важно учитывать и такое качество личности как "стиль реализации желаний". Не секрет, что многие люди не умеют сдерживать свои сильные желания, при невозможности их осуществить прибегают к алкоголю, наркотикам, сексу или срывают свое плохое настроение на других людях. Сюда же относится склонность у потенциальных правонарушителей к риску (рискованным способам удовлетворения желаний).

А.Р.Ратинов отмечает, что от трети до половины правонарушителей не осознают последствий своих поступков [101, с. 31].. Другими словами, у потенциальных правонарушителей не развит ряд мыслительных способностей. Что касается их сознания, то для него характерны завышенные самооценки, склонность к фантазиям и низкая критичность к своим поступкам.

Существенное значения играет и такой фактор как отношение к чужой или государственной собственности. Потенциальные правонарушители часто путают свой и чужой карманы, склонны рассматривать всякую собственность как свою. Подобное отношение к чужой собственности, как правило, не случайно: оно опирается на определенную картину действительности. Доморощенные теории социального перераспределения, мести, всеобщего насилия и несправедливости, испорченной алчной природы людей - в ходу у многих потенциальных правонарушителей.

В принципе можно утверждать, что потенциальный правонарушитель, впрочем как и всякий другой человек, действует в пространстве трех координат: в пространстве своей личности (реализации ее желаний, потребностей, форм и способов поведения и т.п.), в своеобразном правовом пространстве (знание законов, запреты и табу в обществе, страх перед наказанием и т.п.) и в пространстве своего воображения (замыслы разрешения своего неблагополучия и проблем, переживание происходящих при этом событий и т. д.). К сожалению, в силу кризиса современной культуры и некоторых особенностей развития новоевропейской личности (ее прав, эгоцентризма, понимания условности общественного бытия) для многих людей нашего времени правовое пространство и ее законы воспринимаются как достаточно условная (почти игровая) реальность. Тем более, если речь идет о личности неблагополучной, маргинальной, обладающей теми предпосылками, о которых мы здесь говорим. Подобная личность вообще склонна рассматривать право и законы, как произвольные, выдуманные, сковывающие свободу.

Известно, что социалистическая революция в сто крат усилила процесс маргинализации российского населения: миллионы крестьян переселились в города, миллионы горожан, проживавших до того в малых городах, переехали в большие города; к тому же большевики зачеркнули традиции и ценности, которые складывались много веков, навязав народу искусственный социалистический образ жизни. Все это не могло не способствовать массовой и многомерной маргинализации российского населения.

К сожалению, в настоящее время российский менталитет, отчасти, определяет и такое обстоятельство, как криминализация населения. В советское время через лагеря и тюрьмы прошли миллионы людей, по некоторым данным каждый третий человек. Еще одна треть охраняла заключенных, доносила, оправдывала и поддерживала режим. Исследования нашего времени показали, что само социалистическое государство и власть были в значительной степени мафиозными. Однако, пока страх и социалистический порядок действовали безотказно, криминализация была скорее потенциальным социальным явлением. Перестройка и реформа, сопровождаемые кризисом социалистической идеологии и всех общественных ценностей, и неправильно понятой свободой, сделало ее актуальной, криминализация вышла на поверхность и стала массовой.

Еще одна особенность российского менталитета - гипертрофированность естественнонаучных и технических представлений. Средний россиянин сегодня склонен искать простые причинно-следственные объяснение своего неблагополучия, многочисленных проблем, которые лавинообразно нарастали после 80-х годов. Точно так же склонен он к простым решениям и действиям, хотя большая часть современных проблем весьма сложные, а их решения соответственно требует и сложных действий.

Наконец, нужно учитывать и то обстоятельство, что мы живем не в стабильном социальном обществе, а попали в фазу социальной трансформации: идет формирование новых социальных субъектов, происходит распад социалистического сознания, разворачивается региональное строительство и др. И все это на фоне усиления борьбы за национальный суверенитет и автономию, на фоне оживления и реанимации культурных начал прошлого - языческих, феодальных, имперских, ранне-капиталистических.

Впрочем, в России, в отличие, скажем от Европы, где разные культурные начала постепенно переплавлялись в новую этосную и национальную однородность, все культурные начала, начиная с языческого, постоянно воспроизводятся. Подобно тектоническим платформам в коре земли они то уходят под землю, погружаясь в магму, то снова поднимаются на поверхность. Поэтому в Российской культуре снова и снова побеждают то "язычество" (естественно, каждый раз в другом обличье, например, это может быть форма какого-нибудь социалистического ритуала), то "феодализм", то "капитализм", то "социализм", то какие-то их модификации и сочетания. Объясняется это не только тем, что в России реально много народов находятся на разных стадиях развития (языческой, феодальной, капиталистической) но и рядом других факторов: обширной неохватной территорией, евроазиатской пограничностью, историческими традициями, склонностью властей к деспотизму и др.

Нужно заметить, что речь идет только о личностных предпосылках преступного поведения: все перечисленные качества личности и по отдельности и вместе автоматически не ведут к преступному поведению; миллионы людей, имеющих подобные качества, все же не становятся преступниками.


§ 5. Этапы формирования противоправной личности.


При наличии указанных здесь предпосылок у человека может возникнуть идея решить свои проблемы (справиться со своим неблагополучием) с помощью противоправных действий. Этот пункт, вероятно, и можно считать первым этапом процесса кристаллизации противоправного поведения. Подобная мысль может быть навеена прочитанной литературой, более широко СМИ, примерами других значимых людей или изобретена самостоятельно (последнее, конечно, бывает значительно реже). На основе данной мысли (идеи) начинает формироваться, во-первых, замысел преступного деяния и далее идет разработка этого замысла, во-вторых, особая реальность, назовем ее условно "противоправной". Сначала эта реальность может строиться как в значительной мере "виртуальная" (как фантазия, сочинение на интересующую тему), но в дальнейшем она все более и более ощущается как реальность, как возможное развитие событий.

Второй этап процесса предопределяется, с одной стороны, укреплением противоправной реальности, с другой - борьбой этой реальности с другой реальностью, события которой рассматриваются потенциальным преступником в плане возможной реакции на противоправное поведение и последствий для личности, проистекающих в связи с подобной реакцией. Эта реальность может быть названа реальностью "возмездия", она безусловно выступает как контрреальность по отношению к противоправной. Укрепление противоправной реальности включает в себя различные действия: предвкушение ожидаемых "плодов" преступления , разработка такого сценария преступного деяния, которое бы свело к минимуму возможность его раскрытия, оправдание правонарушения, исходя из различных соображений. Борьба реальностей противоправной и возмездия сводится, с одной стороны, к переживаниям, с другой - к постепенному вытеснению из сознания сюжетов и событий реальности возмездия.

Завершается второй этап своеобразным принятием решения - осуществить противоправное действие. При этом важную роль играют такие факторы как сила желания разрешить стоящие перед потенциальным преступником проблемы, общая эволюция личности, то есть в каком направлении она развивается (к нормальной жизни или наоборот), поддержка или давления окружающих (например, друзей, заинтересованных лиц и т.п.), общий стиль поведения (например, склонность к риску, жизнь виртуальными соображениями и т.п.), наконец, общим результатом "победы" противоправной реальности над реальностью возмездия.

Третий этап - перевод замысла правонарушения в практическую плоскость и реальное осуществления преступного деяния. Здесь важную роль играют такие особенности личности и стиля поведения как воля, решимость, опыт "экзистенциальных" действий, когда на "карту ставится все", мистические и фаталистические идеи ("такова моя судьба", "так получилось", "это выше меня", "я подчинялся какой-то силе" и прочее).

Заметим, если противоправное деяние является единичным или достаточно редким, а общая жизнь человека связана с нормальными занятиями, то его личность остается неизменной, недеформированной, хотя, возможно, травмированной. Другое дело, если противоправные действия постепенно становятся основным занятием человека, то есть он становится профессиональным преступником. В этом случае на основе противоправной реальности начинают складываться другие реальности, поддерживающие противоправную, а остальные реальности тоже претерпевают существенную трансформацию. Происходит не только построение новой картины мира (действительности), в которой преступления являются оправданными и даже необходимыми, но и переосмысливаются многие другие реальностии, особенно "Я-реальность". Человек по-новому начинает видеть свою и чужую жизнь, человеческие отношения и поступки - все под углом оправдания своего и чужого преступного поведения. Другими словами, начинает складываться новая личность - собственно "преступная". Процесс формирования преступной личности завершается тогда, когда у нее складывается новая непосредственная реальность, то есть преступления и связанная с ней картина действительности становятся непосредственными, определяющими все остальные реальности личности. Теперь мы можем вернуться к вопросу о правонарушениях подростка.

За редким исключением (криминальная семья или особые обстоятельства жизни) совершение первых правонарушений не сказывается существенно на личности подростков и молодых людей, она остается недеформированной. Но если юный человек попадает в колонию или тюрьму, его личность начинает быстро деформироваться. В качестве значимых других выступают "криминальные учителя", в качестве образцов поведения "криминальные", вся атмосфера пенитенциарного учреждения направляет юную личность в криминальное русло.

Совершенно иначе должны развернуться (и реально разворачиваются) события в случае восстановительного правосудия. Примирительные процедуры создают условия для переосмысления правонарушителем собственной жизни и поступков, а его реальная жизнь, направленная на возмещение ущерба пострадавшему, способствует общему постепенному оздоровлению его личности.


Вместо заключения.


Бывают периоды, когда право может существовать и даже, отчасти развиваться, не обращаясь долгое время к таким дисциплинам как философия, методология, культурология, гуманитарные науки. Но в другие периоды, например, как рассмотренные выше, необходимым условием эффективного развития права и юриспруденции является их союз с перечисленными дисциплинами. Таков и современный момент развития права. Находясь в зазоре двух цивилизаций – нового времени, почти полностью исчерпавшей свои ресурсы, и цивилизации грядущей, право и сам институт юриспруденции переживают глубокий кризис.

В этой ситуации привычные правовые исследования, не покидающие собственной территории, пусть даже в рамках философии права, мало что дают. Чувствуя это, исследователи права, чутко реагирующие на проблемы модернити, все чаще обращаются к культурологии, социологии, семиотике, другим гуманитарным дисциплинам. Главными темами их исследования становятся: изучение предпосылок и происхождения правовых систем и юридического мышления, а также анализ социокультурных факторов, обусловливающих развитие не только права, но и в целом сферы юриспруденции.

Эти же темы являлись предметом данного исследования, но я, опираясь на исследования правоведов, шел как раз от философии, методологии, культурологии. При этом на право удалось взглянуть с новой точки зрения, в частности, лучше понять диалектику взаимоотношений понятий права и справедливости, прояснить связь права с властными отношениями, социальными институтами, базисными культурными сценариями и картинами мира, характерными для модернити формами осознания и структурой личности.

Если соглашаться, что идеи права и правоприменения переживают кризис и постепенно складывается новая социальная реальность, то напрашивается предположение о том, что эти идеи будут эволюционировать и претерпевать метаморфоз. Важно понять в каком направлении. Я вижу здесь, по меньшей мере, две основные линии. Первая - переход к более сложному и адекватному правовому поведению. Вторая - формирование нового понимания правоприменения.

Говоря о более адекватном и сложном поведении, я имею в виду следущее. Гипертрофированная роль государства, трактующего себя в роли пострадавшего и одновремененно исполнителя судебного приговора, вероятно, будет критически переосмысляться. Напротив, право и его применение все больше будут рассматриваться и конституироваться как результирующая трех основных сил - общества (гражданского общества), личности и государства. К этой же линии относится и преодоление узкого понимания права и правосознания. Современные исследования показывают, что на право мы должны смотреть как:

- на систему законов и других правовых норм;

- идеи справедливости, обеспеченные властью и, одновременно закрепляющие властные отношения;

- важный социальный институт, позволяющий решать социальные конфликты и проблемы определенного рода;

- один из основных способов реализации и самоограничения власти (при том, что власть реализуется не только на основе юридических институтов);

- систему условий, способствующих (или препятствующих) определенному типу развития хозяйства и экономики;

- наконец, особый тип культуры и социальности (правовой, юридический).

Важно также понимание не только естественной, но и искусственной природы права. “Мы должны согласиться с тем, - пишет Бержель, - что доля созданного человеком в сфере позитивного права огромна. Источники права, способы его выражения, большая часть его содержания “сконструированы” [13, с. 291]. Но если это так, то и создание правовых норм и их применение являются процессом, подлежащем осознанию, критике и опытной проверке. Здесь недостаточно отдаваться социальной “данности”, конструированием и применением права нужно научиться управлять.

В более адекватное понимание правоприменения должно, в частности, входить переосмысление понятия преступления.

Содержание