Генезис и современные проблемы права методологический и культурологический анализ

Вид материалаДокументы

Содержание


Священное писание
Научные дисциплины Проектные дисциплины
Исходная ситуация Юридические
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   19
§ 3. Формирование и особенности западной традиции права.


В целом можно говорить о трех основных процессах: построении новой системы правовых норм (законов, вторичных правовых норм, принципов), снимавшей и перестраивавшей существующие законы, формировании нового понимания справедливости, становлении процедур и института средневековой юриспруденции (кононического и светского права).

Первый процесс можно охарактеризовать, анализируя знаменитый трактат монаха Грациана «Согласование разноречивых канонов» (написанный где-то около 1140 г.). В этом трактате Грациан устанавливает иерархию разных видов права, помещая понятие естественного права между понятиями божественного и человеческого права. «Божественное право – это воля Господа, выражанная в откровении, особенно в откровении Писания. Естественное право тоже отражает Божью волю, однако оно находится как в божественном откровении, так и в человеческом разуме и совести. Из этого Грациан смог заключить, что «законы»[leges] князей (то есть светских властей) не должны превалировать над естественным правом. Сходным образом церковные «законы» не должны противоречить естественному «закону». «Jus, - писал Грациан, - это род, а lex – его вид. Грациан пришел также к заключению, что, рассуждая с точки зрения естественного права, «князья связаны своими законами и должны жить по ним». Этот принцип уже провозглашался и Ивоном и Бурхардом. Однако в своей строго форме - короли «связаны» своими законами – это положение не входило в римское и германское право» [14, с.147].

Грациан подчеркивал, что обычаи (constitutiones) должны уступать и не только естественному праву, но и церковному и светскому, тем самым было заложено основание для замены, так сказать, неправовых норм. Те же, которые оставлялись, вводились в новый правовой контекст и для них разрабатывались дополнительные критерии справедливости. Оставляемый обычай считался справедливым, если можно было говорить о длительности его использования, всеобщности, единоообразии применения, его разумности.

Новые, уже правовые нормы, создавались не на пустом месте. Брались существующие нормы и комментарии к ним. Все это сопоставлялось на предмет противоречий и других несоответствий, а также осмыслялось с точки зрения христианского мировоззрения, как оно манифестировалось отцами церкви, теологами или философами. Взятые нормы и мнения о них осмыслись также с точки зрения существующих или желательных структур власти и хозяйственной практики. Конструкция новой нормы заимствовалась из «Дигест» или изобреталась заново.

Например, «глоссаторы» (от греч. glossa – “язык” и “”необычное слово”), комментировавшие «Дигесты», использовали метод дифференцированных определений, "который заключался в том, что отыскивали значение взаимно один другому противоречащих терминов (использованных автором в различных второстепенных понятиях Дигест) до тех пор, пока, наконец, не обнаруживали этот термин в другом месте текста. По этому термину они определяли истинное значение непонятного термина и таким образом устраняли противоречие" [3, стр.161]. С современной точки зрения речь в данном случае идет, конечно, не о выявлении противоречий в существующих понятиях, а фактически о построении новых юридических понятий на основе предыдущих. При этом опять же глоссаторы имеют в виду уже новую средневековую хозяйственную практику и новую средневековую систему властных отношений. Приведем два примера построения новых юридических норм, один из Грациана, другой более поздний.

В своем трактате Грациан ставит вопрос, может ли священник читать профанную литературу. «После постановки проблемы Грациан цитирует высказывания церковных соборов, отцов церкви и других, а также примеры Писания и церковной истории, все на тему о том, что священники не должны читать профанную литературу, а затем цитирует такие же авторитетные примеры и высказывания противоположной направленности. После приведения каждого авторитетного высказывания или примера Грациан дает собственную интерпретацию. Так он начинает с постановления Карфогенского собора: «Епископ не должен читать книги язычника». В своей глоссе он отмечает, что ничего не сказано о книгах еретиков, которые можно читать «осторожно, по необходимости либо особой причине». Далее он комментирует слово «необходимость», толкуя его в том смысле, что священники могут читать книги еретиков, чтобы «знать, как правильно говорить». Более важная глосса, сопровождающая само изложение вопроса, подводит итог толкованию высказываний всех авторитетов против чтения нечестивой литературы: «по всей видимости, читать только лишь для удовольствия запрещается». В итоге Грациан предлагает свое заключение, «разрешая противоречие» путем утверждения, что всякий (не только священники) должен приобретать профанное знание не для удовольствия, а для наставления, чтобы обратить его на благо священного учения» [14, с.149-150].

Анализ этого примера показывает, что глоссаторы, ориентированные на примирение разных норм и законов, на сосуществование под зонтиком канонического права разных социальных субъектов и позиций, стремились создавать такую новую норму, которая бы содержала в себе в качестве составляющих и подслучаев переосмысленные содержания существующих норм. Другое следствие - новая норма закрепляла желательные структуры власти, в данном случае авторитет церкви, а также складывающуюся практику жизни (как бы ни хотели некоторые представители церкви запретить чтение профанной литературы, реально это сделать было невозможно, уж лучше направить это занятие в русло, полезное для веры и добродетели).

Второй пример. «И Ветхий и Новый заветы запрещают убийство, при этом оба приводят примеры, когда одобряется применение силы. Римское же право, напротив, не претендуя на установление моральных стандартов, содержало такую норму: «Vim vi repellere licet» («Силу можно употребить для отражения силы»). Как римские правовые нормы вообще, эта тоже не изобреталась как воплощение общего принципа или понятия, а ограничивалась конкретными типами ситуций, в связи с которыми она встречалась (в основном Lex Aquilia, о том, что человек может использовать физическую силу для защиты своей собственности от захвата). Европейские юристы XII-XIII вв. переделали эту норму в общий принцип, который сопоставили с так называемыми пацифисткими высказываниями Христа («подставь другую щеку»), а затем из двух противоположных максим выработали общее понятие оправдания ограниченного применения силы. Это понятие было приложимо к целому ряду взаимосвязанных систематически выдвинутых категорий: сила, необходимая для исполнения закона; для самозащиты; для защиты другого; для защиты своей собственности; для защиты собственности другого. Эти принципы применялись не только к гражданскому и уголовному праву, но и к политическим и богословским вопросам о «справедливой войне» [14, с.150]

Еще один способ построения новых юридических понятий разработали через три столетия поздние глоссаторы, которых называли "консилизаторы". Они, например, научились на основе двух взаимно исключающих понятий создавать новое компромиссное понятие. Например, римское понятие "право владения" было по смыслу противоположным средневековому понятию "ленное право" (дело в том, что феодал не был в прямом смысле собственником земли, а имел ее в качестве лена, полученного от короля [3, стр.170-171]. Но консилизаторы создают два новых юридических понятия - dominium directum (преобладающее право владения) и dominium utile (подчиненное право владения или наследственное право разумного пользования), которые позволили модернизировать ленное право, включив в него определенный смысл идеи римского права.


Дополнение. Поскольку схоластический метод являлся частью теологического и этически ориентированного средневекового мышления, полученные с его помощью юридические понятия и знания тоже несли на себе соответствующую печать. «Схоластическая диалектика, - пишет Берман, - была больше чем методом рассуждения и больше чем способом организации мысли. Ее критерии были как интеллектуальными, так и моральными, это был способ проверки не только истины, но и справедливости. Так схоластические антитезы включали не только общее против особого, объект против субъекта, аргумент против ответа, но также и строгий закон против отступления от норм в исключительных случаях, предписание против адвоката, абсолютная норма против относительной, правосудие против милосердия, божественное право против человеческого. Эти и аналогичные "оппозиции" использовались для логического примирения противоречивых текстов, но они также использовались для формирования правовых институтов и церкви, и светского государства таким образом, чтобы дать место альтернативным ценностям. Ибо сам Бог понимался как Бог и правосудия, и милосердия, и строгого закона, и справедливости. Впервые парадоксы божественной справедливости были систематически приложены к человеческим законам. Так схоластика оказалась не только методом, но и юриспруденцией и теологией» [14, с.145].


Если обобщить рассмотренный здесь материал, то структуру факторов, определявших средневековое понятие права можно схематично изобразить так:


Содержание