Geum.ru

Локальные районы, комплексно представляющие памятники архитектуры и градостроительства, традиционной культуры, а так же природы и ландшафта

Вид материалаРеферат

Содержание


F.Единственный и неповторимый белорусский «скансен» – Белорусский государственныймузей народной архитектуры и быта. – «20 лет сп
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14
^

F.Единственный и неповторимый белорусский
«скансен» – Белорусский государственный
музей народной архитектуры и быта. –
«20 лет спустя»


Еще в XIX веке, когда Виленская учебная округа, Северо-Западное отделение Императорского русского географического общества и другие научные, церковные и административные учреждения взялись за изучение памятников этого региона Российской империи на предмет выявления "подлинных" доказательств «исконно-русского» происхождения края, стала очевидна роль в мощном пласте культурного наследия Беларуси памятников деревянного, народного зодчества. Коллекции акварелей И.Пешки, Я.Дамеля, Н.Орды, Д.Струкова, И.Трутнева запечатлели богатейшее наследие той архитектуры, которая совершенствовалась и зрела в народном бытии веками и потому сохранила яркие самобытные, этнические, национальные черты, представленные в широком региональном разнообразии.

В конце XIX -— начале XX веков работу по фиксации памятников продолжают ученые краеведы, профессиональные этнографы, архитекторы. В работах Е.Романова, А.Сежпутовского, И.Сербова, А.Харузина, Н.Никифоровского присутствуют не только описания, но и обмеры и фотоснимки памятников деревянного зодчества. Значительный вклад в дело изучения проблемы был сделан членами научно — краеведческого общества при Виленском университете: Миняшем, Ремером, Клосом, Булгаком. Особо следует отметить долгую и плодотворную деятельность в области фиксации памятников архитектуры известного фотографа первой половины XX в. Яна Булгака. Его дело успешно продолжали подготовленные им фотографы на возглавляемом в Виленском университете отделении художественной фотографии. Картотека Яна Булгака насчитывавшая около десяти тысяч негативов и, к великому сожалению целиком погибла в Вильнюсе в годы войны. Несколько сот отпечатков хранится в фондах Национального архива Литвы.

Накануне и в годы первой мировой войны памятники культовой архитектуры Беларуси фотографируют братья Базункевичи. Альбомы с несколькими сотнями их фотографий были в 60-е годы приобретены фундаментальной библиотекой Академии наук Беларуси.

В начале XX ст. памятники народного зодчества Беларуси активно изучает профессор Варшавского университета Ян Клос. Результатами его ðàáîòû стали не только материалы фиксации памятников, но и многочисленные проекты зданий, разработанные на основе локальных традиций для Браслава и некоторых других городов и местечек. Во второй половине 30-х годов народную архитектуру Белорусского Полесья изучает со студентами про­фессор Варшавского университета Зигмунд Дмоховский. Опубликованные им "штудии" содержат многочисленные обмеры дворов, жилища, хозяйственных построек Столинского Полесья, целых кварталов застройки Кажан-Городка.

Обширный материал по народной архитектуре Беларуси бил собран и опубликован Зигмундом Глогером. Его ценность в широте охвата явления: культовые, общественные сооружения, имени и фольварки, народное жилище, интерьер, бытовая утварь. В двадцатые годы бегущего столетия, в ходе этнографической экспедиции, организованной российским институтом этнографии им.Н.Н.Муклухо-Маклая под руководством Н.И.Лебедевой вдоль русла реки Птичь были выполнены фотофиксации и ценные зарисовки усадеб и жилища нынешних Червенского, Слуцкого, Бобруйского и Глусского районов. Народное жилище и архитектура Белорусского Полесья нашли отражение в крупных научных монографиях Чеслава Петкевича, Казимира Мошинского Беларуси а целом —Е.Бломквист. В последние десятилетия проблема подробно разрабатывается в трудах Е.Чижиковой, Л.Молчановой, В.Гуркова, О.Косминой, С.Сергачева, В.Трацевского, а так же автора этих строк.

Тот огромный пласт народно-традиционной культуры Беларуси, который был открыт в XIX — XX столетиях художниками, краеведами, этнографами, «любителями старины», учеными, выявил воочию, что в данном регионе Европы испокон веков существует уникальная среда обитания, сформировавшаяся в результате сочетания природно-экологического и антропогенного факторов. И эта среда гармонична, сформирована на традиционных принципах духовного благоговения перед природой, бережного и благодарного отношения к ее дарам. Язык, мифология, народная песенность и поэзия белорусов проникнуты образами природы. Не менее ярко феномен природной среды присутствует и в материальной культуре: в сохе и гончарном круге, колыбели и хлебной деже, жилище и соломенной крыше над ним. Наиболее мощно и выразительно симфония природной среды звучит в памятниках деревянного эодчества. Их формы как бы произрастают из местных ландшафтов, усиливая их акценты, гармонизируя окружение, поэтизируя его.

Идею создания музеев под открытым небом можно сравнить с идеей зарождения парков. И в том, и в другом случае в основе лежит стремление к воссозданию среды, раскрывающей истоки эволюции пространства обитания человека. В неразрывности культуры и природной среды европейцы убедились со времен Великих географических открытий, воочию ощутив, что экзотические культуры существуют в не менее экзотической среде, будь то экваториальные тропики, или торосистые льды арктических побережий. То же ощущение вызвало и обращение в прошлое, к далеким античным временам, культура которых, проникнутая гуманизмом и человечностью, как бы бросала упрек нравам средневековья. Именно Возрождение, Ренессанс положили начало взглядам на среду обитания, как на колыбель народов, на земной Эдем. XIV--XVI столетия для Европы — это эпоха живописи, насыщенной пейзажами, это зарождение музыки, проникнутой звуками природы, это строительство дворцов в окружении чудных парков, это, наконец, обращение к предметам традиционно-бытовой культуры, народного декоративно-прикладного искусства, как полноправным ценностям, имеющим может быть и некоторое явное преимущество перед другими, заключается в том, что они ярко отражали отличительные признаки конкретного народа, народности, нации, служили своего рода эталоном представительности баварцев и саксонцев, нормандцев и бретанцев, басков и т.д.

Поскольку образцы народного искусства: костюм, плетение, росписи, ажурные кузнечные изделия всегда были проникнуты знаковыми системами и символами, отображающими мировоззрение и мироощущение, построенных на природных образах, то уже в XVI — XVII веках владельцы раритетов традиционной культуры поняли, что последние в отрыве от среды: природного окружения, интерьера не воспринимаются, утрачивают свое эмоциональное значение. Ведь недаром, когда швейцарский писатель Чарльз Бастетен в XVIII веке увидел в датском замке Фреденсберг выставку традиционного костюма, организованную на манекенах в парковой среде, то ему тут же захотелось «...создать на берегу моря, в тенистом сосновом лесу английский парк, где стояли бы дома лапландцев, дома с фарерских островов, покрытые соломой, позеленевшие дома исландцев с домашней утварью и орудиями труда...» В XIX веке макеты и реконструкции народных усадеб, жилищ уже широко присутствуют на между­народных выставках разных рангов: 1867 года в Москве и Париже, 1873 — в Вене.

Создатель крупнейшего в Европе зоологического парка вблизи Гамбурга, Карл Тагенбек, в последней трети прошлого столетия создает новые, антропо-зоологические экспозиции. И вскоре калмыки и индейцы, эскимосы и нубийцы, лапландцы и готентоты с домашней утварью и орудиями труда, разборными жилищами кочуют по столицам Европы, создавая своеобразные, временные музеи под открытым небом на их площадях.

Первым приближением этнографической экспозиции к музею под открытым небом следует признать выставку в Будапеште 1886 года, посвященную тысячелетию Венгрии. Тут экспонировалось целое село из 24 усадеб из различных регионов страны.

Окончательно экспозиция памятников деревянного зодчества, как форма, музейной деятельности, сложилась в конце XIX в. в странах Скандинавии. Этому способствовали значительное количество уникальных памятников деревянной архитектуры, многие из которых датировались XVI — XVII веками с одной стороны, а сäðóãîé — их расположение в труднодоступных регионах, вдали от культурных и туристических центров и маршрутов. В таких условиях памятники деревянной архитектуры были обречены. Однако в 70—90-е годы прошлого века в Швеции и Норвегии многие из них перевозились в частные архитектурные коллекции и музеи. Лингвист и этнограф Артур Хецелиус в 1873 году создает скандинавскую этнографическую коллекцию, а через семь лет на основе ее известный Северный музей. В нем имелась и коллекция памятников деревянного зодчества, которая начала реставрироваться на острове Дюгардэн в среде остатков форти­фикационных сооружений /остров окопов/. По-шведски это предместье называлось — Скансен. Через 11 лет, т.е. в 1091 году реставрация первой очереди была завершена и экспозиция предстала как самостоятельный, первый в мире музей под откры­тым небом, обретший всемирную известность и ставший символом своих многочисленных аналогов.

С конца XIX в. и до середины XX веков музеи-скансены триумфально шествовали по странам и континентам. Только таких музеев национального уровня в мире насчитываются свыше шестисот. Региональных, локальных и более мелкого масштаба скансенов лишь в Европе существует свыше двух с половиной тысяч. Если для Скандинавии музеи скансеновского типа были функционально оправданы, то их распространение, например, в Дании, Голландии, Германии, Франции, Англии, Польше, странах Прибалтики в начале — середине XX вв. можно рассматривать как проявление идей и культуры модерна, постмодернизма и авангардизма в музейном деле. Ибо в перечисленных странах имелись все условия для успешной музеефикации памятников на местах /in citu/. Зрелищность, свойственная модерну, подменяла муэейную функцию. Памятники архитектуры соседствуют с аттракционами, зоопарками, эстрадами и площадями для гуляний. Водяные мельницы ставятся среди цветущего луга, безбашенные кирхи надстраиваются, дабы обрести привычный образ. Музей-скансен выглядит сродни театру авангарда с определенной долей абсурда в сценарии и режиссуре. В последней присутствуют, в основном, только два научных принципа: этнографический /размещение памятников в соответствии с историко-этнографическим районированием страны/ и функционального соподчинения /размещение постройки в структуре двора, усадьбы, поселения/.

Изначально ясным и существенным изъяном скансеновской идеи являлось то, что памятник из раритета недвижимого превращался в движимый, т.е. отрывался от исторических и природных корней. Такой отрыв, по сути, сводит к нулю то огромное духовное, нравственное, эмоциональное значение, которое памятники имеют как объекты, неразрывно связанные с судьбами поколений людей в конкретной среде. Историческое чувство тяготения, любви к родным местам, "Малой Родине», словно аура исходит из памятников. В них образ Родины и святость отчизны. Памятник из чужой земли пробуждает чувства эстетические, ощущения общечеловеческих идеалов, но не волнует в сердце кровных чувств отчего порога, родной стороны.

Особенно это характерно для восприятия монументальных сооружений: сакральных, мемориальных. Подмена исторической среды превращает их в пасынков, наносит непоправимый ущерб ландшафту, застройке, которые формировались с их участием. Видимо по этому, теоретики строительства скансенов уже изначально одним из условий предусматривали наличие для создания музея под открытым небом среды, богатой историческими и природными памятниками, чтобы в какой-то мере компенсировать вышеобозначенный изъян. Так, видный исследователь деревянного зодчества В.Ушаков рекомендовал строить музеи под открытым небом на основе исторических поселений. Этого же принципа придерживались и на Западе, создавая музеи-фактории, музеи-ранчо, музеи-фермы и т.д.

К середине XX века в общественном сознании вызревает и формируется идея единства природной и культурной экологии, как высшей ценности пространства человеческого обитания. Главной идеей сбережения природно-исторической среды становится идея заповедности. Культурно-ландшафтная среда начинает пониматься как заповедники: экологический, антропологический, этнографический. Статичное созерцание памятника или музейного экспоната уступает место динамичному наблюдению исторического процесса эволюции традиции: как в обществе, так и в экологическом окружении. Реставрируются исторические поселения, кварталы городов и в их недрах возрождаются традиционные формы культуры: ремесла, промыслы. В бытие историко-экологической среды включаются духовные формы: обряды, ритуалы, традиционные театрализованные зрелища. Традиционные празднества и ярмарки становятся периодическими кульминационными проявлениями возрождаемых этнических чувств, и этнического самосознания. Заповедные историко-культурные территории превращаются в локальные экосистемы, главным содержанием бытия которых становится этнографизм, как основа для создания и развития условий существования и преемственности традиционных форм культуры.

Характеризованная система направлена на репродуцирование элементов традиционной культуры. Конкретные предметы /изделия ремесел, промыслов/ здесь не являются музейными экспонатами, хотя и имеют аутентичность, извлекаются из дедовских сундуков и кладовых. В этом принципиальное отличие от некоторых наших форм реализации идей "нового музееведения", когда предметы, ставшие фондовыми единицами музейных коллекций стремятся вовлечь в действующие сценарии или сделать «действующими» памятники /водяные, ветряные мельницы, кузницы и т.д./. Трудно с нравственной и научной точки зрения оправдать функциональное использование предмета, скажем, XVI — XVIII столетий. Но по отношению к предметам конца XIX — начала XX вв. многими считается приемлемым их применение для "наглядного показа в процессе работы".

Подобное явление объясняется тем, что многие из таких раритетов еще совсем недавно присутствовали в житейском обиходе. Более того, многим из них, например, традиционные ткацкие станки /кросны/; жернова, кузнечное оборудование обретают в некоторых регионах новую жизнь.

Создание белорусского скансена выпало на середину семидесятых годов, т.е. на начало последней четверти века. К этому времени в мировой практике идея перевозки памятников себя практически исчерпала. Но для Беларуси, как и для других стран восточной Европы, она оставалась актуальной по ряду причин.

Во-первых, существовала программа развития инфраструктуры сельского расселения, согласно которой из более чем двадцати тысяч сел, деревень и хуторов перспективными /сохраняющими право на бытие/ признавалась только треть, а в некоторых областях и менее.

Во-вторых, в соответствие с официальной аграрной политикой, а позднее, продовольственной программой сельские территории должны были развиваться как агропромышленные комплексы. Планомерно готовилась обширная реконструкция поселений на основе комплексных генеральных планов. Застройка обретала стандартность, модульность, технологичность, а вместе с ними полностью утрачивала традиционность, региональные и локальные черты, индивидуальность образа.

В-третьих, радикально менялся ландшафт, его лесные и водные пространства. Осушались болота, мелкие реки превращались в каналы. Среда обитания окончательно утрачивала вековой облик, естественные перспективы своей эволюции.

В-четвертых, культурно-просветительская инфраструктура опиралась на систему городов, крупных сельских поселений и связывающие их коммуникации, отдаленные уголки провинции становились недосягаемыми для культурно-туристических маршрутов. Ну, à в целом, становилось очевидным, что облик среды обитания менялся коренным образом, причем в сторону полной утраты историко-экологических черт и сохранить память о ней было возможно лишь средствами музеефикации, созданием резервата памятников народно-традиционного зодчества.

Постановление Правительства о создании Белорусского государственного музея народной архитектуры и быта было принято 9 декабря 1976 года. После длительных поисков был избран уникальный уголок окрестностей Минска. Это место, где сливаются воды легендарной Менки и игривой Птичи, богатое памятниками природы, истории и культуры. Главный из них, — городище IX-XIV вв. у слияния ручья Дуная и Менки близ деревни Городище. Созданная Министерством культуры Рабочая группа совместно с Академией наук приступили к разработке научных принципов и обоснований будущего музея, институт БелНИИградостроительства — к разработке ÒÝÎ. В результате, в основу был положен этнографический принцип, основывающийся на разработанном к этому моменту историко-этнографическом районировании, согласно которому в Беларуси выделялись регионы: Поозерье /Витебщина/, Поднепровье /Могилевщина и часть Гомельщины по лево­бережью Днепра/, Центральная Беларусь, Восточное и Западное Полесье, Понеманье. Регионы должны быть представлены в музее фрагментами характерных типов сельских поселений. Отдельно планировалось создание секторов «Местечко" и "Уникальные памятники».

Научная концепция музея была принята без каких-либо возражений, а вот проектная вызвала дискуссию, затянувшуюся более чем на десять лет. Суть споров крылась в определении отношения собственно музея к ландшафту, поселениям и местным памятникам. Проекты БелНИИПградостроительства, Минскпроекта и самой Рабочей группы придерживались чисто скансеновских идей. Окружающей среде отводилась подчиненная роль: предлагался снос деревни Строчицы /поселение, непосредственно контактирующее с экспозицией/, подсыпки поймы Птичи, создание искусственных холмов, ликвидация естественной растительности и т.д. Проекты Белорусского реставрационно-проектного института опирались на идеи создания ландшфтно-этнографического заповедника и в конечном итоге были приняты к осуществлению /1988 г./ Â 1993 году была закончена разработка научного обоснования Государственного ландшафтно-этнографического заповедника "Менка", в котором принципы развития музея на основе сохранения ландшафтно-культурной среды была окончательно закреплены. /Экологическая комиссия АН Беларуси, Белгосуниверситет, институтом "Белгипролес", "Белгипроводхоз», БелНВЦзем и др./. В результате проектных разработок собственно экспозиционная территория музея определилась в размере около 750 га, заповедная и охранных зон /проект разработан Белорусским реставрационно-проектным институтом в 1992 году/ — около 3 тысяч га.

Частично отстроенный сектор «Центральная Беларусь" был в 1987 году открыт для посетителей. К настоящему времени фрагментарно воссозданы сектора "Поозерье", "Поднепровье", всего в эксплуатации и в различных стадиях реставрации находятся 40 памятников народного зодчества /церкви, народная школа, общинный амбар, корчма, ветряные мельницы, сельские усадьбы, гумна, кузница и др./. Это приблизительно шестая часть того, что предусмотрено научным проектом экспозиции вцелом. Отведенная по государственному Акту территория составляет 154 га. плодородных земель по левому берегу Птичи. Начата реализация проекта озеленения /Белорусский технологический институт, 1990/. Прогнозами ТЭО и Постановлениями Правительства весь музейный комплекс из более чем 250 памятников и около 50 тыс. этнографических экспонатов в 1995 году должен был быть окончательно завершен. Но перемены нынешнего бытия и некоторые иные причины отодвинули этот срок...

Уже изначально было очевидно, что реставрация запланированного количества памятников и объемы реставрационно-фондовых работ требовали первоочередного создания производственно-реставрационного сектора и инженерного обеспечения территории. Но ситуация сложилась так, что в 1982 году началась перевозка первых памятников, их реставрация и строительство временных производственных помещений, которые впоследствии /пилорама, столярный цех/ несколько складских и пара служебно-бытовых сооружений/ и стали тем, что составляет нынешнюю производственно-реставрационную базу музея. Необходимый же производственный, научно-реставрационный комплекс в 1991 году был спроектирован Белпроектом под названием: социально-культурный центр с коммунальной зоной. Он включает блоки административно-научных, реставрационно-фондовых и производственно-технологических блоков, пожарное депо, склады и т.д. Об объеме комплекса можно судить хотя бы по тому, что его главный фасад вдоль дороги Озерцо — Городище, имеет протяженность около 300 метров. Ныне совершенно очевидно, что у государства или спонсоров на скорую реализацию данного проекта средства вряд ли когда-нибудь найдутся. Тем не менее, в музеях в Киеве и Риге аналогичные комплексы существуют, правда, значительно меньших масштабах. Ныне расположенные производственные сооружения музея не имеют перспектив развития, т.к. про­тиворечат идее заповедности природно-ландшафтной среды.

Не лучшим образом выглядит и ситуация с инженерным обеспечением территории. Уже несколько лет институтом Белпроект разрабатывается сводный проект инженерных сетей, ныне замороженный из-за отсутствия средств. Перспективы на его реализации из-за чрезвычайно- высокой стоимости и вовсе выглядят непредсказуемыми. А это значит, что невозможно вести речь о строительстве первостепенных объектов, таких, как пождепо, решать приспособление памятников /под пункт питания /действующая корчма/, под выставочные и служебные нужды и т.д./.

Правительственными Постановлениями 1976 и 1977 годов для строящегося музея, как объекта государственного, был определен и постоянный государственный подрядчик: НПО «Белреставрация». И справедливости ради, необходимо отметить, что именно "Белреставрация" с 1982 по 1989 годы перевезла и в какой-то степени реставрировала 37 памятников. С ликвидацией этого объединения и созданием главка по реставрации при Министерстве культуры реставрационные работы на территории музея практически прекратились. Последние семь лет здесь выполняются лишь ремонтные и доводочные работы /по крышам, столярке, внутреннему оборудованию/. А ведь речь идет о музее, где реставрационные работы, — важнейшая и неотъемлемая часть его существования. Музей-скансен — это лаборатория выявления, изучения и реализации глубоких исторических черт и приемов зодчества, как искусства. Материалы, конструкции, пропорции, формы, выполненные в памятнике — это летопись строительно-художественной культуры и ее эволю­ции. Облик памятника деревянного зодчества формируется множественными деталями, нюансами, тонкостями. Здесь важно всё: и размеры, и способ обработки бревна, и ширина доски, и естественная, натуральная пластика конструкций, их неровности, фактура, и живописность разновеликих остатков бревен в угловых сопряжениях /врубках/, и способ привязки кулей соломы в крыше и многое другое, благодаря чему две, на первый взгляд, одинаковые хаты все-таки, по-своему индивидуальны и неповторимы. Архитектурно-конструктивные особенности памятника должны быть тщательно изучены в ходе комплексных научных изысканий /стадия проекта/, заложены в проекте и неукоснительно выполнены в натуре профессиональными реставраторами под надзором научного руководителя объекта. С роспуском «Белреставрации" эта сторона деятельности музея практически остановилась, прекратилось и научное руководство /авторский надзор/ производством работ.