Мы выбрали только лучшие книги Страница «Книги, которые делают нас лучше»
| Вид материала | Документы |
- Книги юбиляры 2011 года, 61.46kb.
- Мук «цбс г. Костромы», 83.62kb.
- Чарльз Сперджен Как приводить души ко Христу, 2962.28kb.
- Тема: Произведения Чуковского. 2 класс, IV четверть, 57.32kb.
- Частичное обновление книги от 30 августа 2003 года, 9645.88kb.
- Г. Иркутск, 2010 Значение книг в жизни человека, бесспорно, велико. Книги формируют, 21.9kb.
- Давид и Нетти Джексон, 916.2kb.
- Знакомство с библиотекой ( 1 класс) Сценарий, 247.28kb.
- Список литературы, 155.13kb.
- Список литературы, 153.51kb.
Закулисное ожидание
«Нечасто встречаешь тридцати- или сорокалетнего художника, который создавал бы нечто действительно интересное», — заявил Джобс на пороге своего тридцатилетия.
Возможно, это было справедливым утверждением для его четвертого десятка, начавшегося с изгнания из ^ Apple в 1985 году. Но когда в 1995-м ему исполнилось сорок, дела пошли в гору. В том году на экраны вышла «История игрушек», а в следующем Apple купила NeXT, и Джобс смог заново утвердиться в основанной им компании. Вернувшись в Apple, он доказал, что человек и после сорока может быть вдохновенным новатором. После двадцати он преобразил персональный компьютер, а теперь, после сорока, ему предстояло проделать то же самое с музыкальными проигрывателями, бизнес-моделью звукозаписывающей индустрии, мобильными телефонами, прикладным программным обеспечением, планшетными компьютерами, книгами и журналистикой.
Он делился с Ларри Эллисоном своим стратегическим планом: заставить ^ Apple купить NeXT, занять место в совете директоров и выжидать, пока Амелио промахнется. Надо думать, Эллисон не очень-то поверил, услышав, что Джобса не интересуют деньги. А между тем это отчасти правда. Джобсу были чужды и сибаритские запросы Эллисона, и филантропические порывы Гейтса, и тщеславное желание подняться повыше в списке Forbes. Но он, будучи эгоцентриком, искал самореализации иначе — он мечтал оставить наследие, которое покоряет и восхищает людей. Точнее, двойное наследие: высококачественную новаторскую продукцию, способную изменить мир, и неподвластную времени компанию. Он хотел оказаться в одном пантеоне с такими личностями, как Эдвин Лэнд, Билл Хьюлетт и Дэвид Паккард, — причем еще и немножко повыше прочих. А кратчайший путь к достижению этих целей вел в Apple — настала пора вернуть себе королевство.
И все же… когда реставрация назрела, Джобс проявил несвойственную ему сдержанность. Подрывать позиции Гила Амелио он не стеснялся — это было вполне в его духе, он и не мог вести себя иначе, поскольку считал, что Амелио некомпетентен. И все же, когда корона почти коснулась его головы, он почему-то вдруг словно бы засомневался, чуть ли не передумал — быть может, кокетничал на свой лад.
Джобс пришел в Apple в январе 1997 года в качестве неофициального консультанта, как и обещал Амелио. Поначалу он вмешивался только в отдельные кадровые вопросы, особенно когда требовалось защитить своих людей, переведенных из NeXT. Но во всех прочих областях оставался до странности пассивен. Не получив приглашения в совет директоров, он обиделся, а предложение возглавить отдел операционных систем показалось ему унизительным. Амелио удалось обставить все так, чтобы Джобс находился на борту и в то же время за бортом, что не предвещало мирного развития событий. Позднее Джобс рассказывал:
Гилу не хотелось, чтобы я крутился у него под боком. А я считал его болваном. Я еще до продажи NeXT все про него понял. У меня складывалось впечатление, что меня просто намерены использовать для показухи. Выпихивать на сцену по торжественным случаям типа Macworld. Ну и ладно, я же был занят в Pixar. Я снял офис в центре Пало-Альто, где работал несколько дней в неделю, а иногда на денек-другой уезжал в Pixar. Хорошо мне тогда жилось. Я немного расслабился, стал проводить больше времени с семьей.
В начале января Джобса и впрямь «использовали для показухи» на Macworld, где он окончательно утвердился в своем нелестном мнении об Амелио. Почти четыре тысячи верных почитателей Apple боролись за места в бальном зале отеля Marriott в Сан-Франциско, чтобы послушать вступительную речь Амелио. Его представил Джефф Голдблюм, который в фильме «День независимости» спас мир при помощи Apple PowerBook. «Я сыграл эксперта по теории хаоса во втором «Парке юрского периода», — сказал он, — и, пожалуй, это дает мне право поучаствовать в мероприятии Apple». С этими словами он обернулся к Амелио, который вышел на сцену в броском спортивном пиджаке и полосатой рубашке с воротником-стойкой, застегнутым под самое горло. Как отметил потом репортер The Wall Street Journal Джим Карлтон, «у него был вид комика из Лас-Вегаса», а журналист Майкл Мелоун, пишущий о высоких технологиях, выразился еще красочнее: «Он выглядел точно как ваш дядюшка на первом свидании после недавнего развода».
Но главная проблема состояла в том, что Амелио, уходя в отпуск, страшно разругался со спичрайтерами, и теперь отказался репетировать речь. Джобс изводился за кулисами, созерцая это позорище. Бессвязное лопотание Амелио, грозившее затянуться до бесконечности, приводило его в бешенство. Амелио ничего не понимал в тезисах, которые подсказывал ему телесуфлер, и пытался импровизировать, то и дело сбиваясь с мысли. Через час с лишним зрители уже пребывали в ступоре. Несколько приятных перерывов чуть сгладили общее впечатление — например, когда Амелио пригласил Питера Гэбриэла для демонстрации новой музыкальной программы. Амелио также представил Мохаммеда Али, сидевшего в первом ряду. По плану чемпион должен был выйти на сцену и прорекламировать сайт о болезни Паркинсона, однако Амелио не вызвал его и даже не объяснил, зачем он здесь.
Еще часа два Амелио бубнил свою речь, прежде чем пригласить человека, ради которого все, собственно, и собрались. «Джобс решительно прошествовал на сцену — живое воплощение уверенности, стиля и магнетизма, полная противоположность неуклюжему Амелио, — писал Карлтон. — Пожалуй, даже возвращение Элвиса не вызвало бы столь бурной реакции». Зрители все как один вскочили на ноги и бешено аплодировали больше минуты. Десять лет застоя остались в прошлом. Наконец Джобс взмахом руки призвал к молчанию и сразу взял быка за рога: «Пропала искра. И нам следует ее вернуть, — сказал он. — Mac не очень-то продвинулся за последние десять лет. И Windows нас догнала. Поэтому мы должны придумать операционную систему получше».
Будь зажигательная речь Джобса финальным аккордом, она бы затушевала чудовищное выступление Амелио. Но, увы, тот вновь вылез на сцену и разглагольствовал еще целый час. Наконец, через три с лишним часа после начала, Амелио завершил шоу, пригласив обратно Джобса и вдобавок предъявив зрителям сюрприз в лице Стива Возняка. Публика пришла в бешеный восторг, но Джобса все это явно раздражало. Увернувшись от торжественной демонстрации единства, когда по идее всем троим надлежало вскинуть вверх сомкнутые руки, он тихо отошел назад. «Он безжалостно сорвал заключительную сцену, которую я запланировал, — жаловался потом Амелио. — Личные переживания были для него важнее имиджа компании». Прошло лишь семь дней нового года, а уже было очевидно, что равновесие в компании нарушено.
Джобс без промедления выдвинул на ключевые позиции своих людей. «Из ^ NeXT пришли отличные специалисты, и я должен был удостовериться, что их не станут подставлять менее компетентные сотрудники Apple, сидевшие на ответственных должностях», — объяснял он. Почетное место в его «списке болванов» занимала Эллен Хэнкок, которая отказалась от NeXT в пользу операционной системы Solaris компании Sun. Она, кстати, по-прежнему настаивала на использовании ядра Solaris в новой ОС Apple. На вопрос корреспондента, какая роль отведена Джобсу в принятии этого решения, она ответила кратко: «Никакой». И ошиблась. Первым делом Джобс передал ее полномочия двум своим друзьям из NeXT.
Разработку программного обеспечения он поручил своему приятелю Эви Теваняну. Аппаратное же обеспечение доверил Джону Рубинштейну, который выполнял те же функции в NeXT, пока там еще было аналогичное подразделение. Когда Джобс позвонил ему, Рубинштейн проводил отпуск на шотландском острове Скай. «Нам тут в Apple помощь нужна, — сказал Джобс. — Хочешь в команду?» Рубинштейн хотел. Он как раз успел на Macworld. После провального выступления Амелио он понял, что дела обстоят еще хуже, чем он думал. На совещаниях Рубинштейн с Теваняном периодически обменивались такими взглядами, словно вдруг оказались в сумасшедшем доме, потому что люди вокруг несли чушь, а Амелио сидел во главе стола как будто в оцепенении.
Джобс далеко не каждый день появлялся в компании, но часто названивал Амелио. Удостоверившись, что Теванян, Рубинштейн и другие верные соратники заняли руководящие должности, он переключился на чрезмерно раздутый ассортимент продукции. Особое раздражение у него вызывал Newton, карманный цифровой помощник с распознаванием рукописного ввода. Анекдоты и комиксы Doonesbury, конечно, преувеличивали его недостатки, не настолько он был плох, однако Джобс его ненавидел. Ему претил сам принцип использования компьютерных перьев. «Бог дал нам десять стилусов, — говорил он, показывая пальцы, — и нечего изобретать еще один». Помимо того, Newton был любимой инновацией Джона Скалли и уже поэтому заслуживал в глазах Джобса смертной казни.
— Newton надо бы убить, — сказал он как-то по телефону Амелио.
Это было очень неожиданное предложение, и Амелио воспротивился:
— Что значит — убить, Стив, да ты представляешь, как это будет дорого?
— Закрой его, спиши его, избавься от него, — ответил Джобс. — Не важно, во сколько это обойдется. Люди скажут тебе спасибо.
— Я изучил Newton и считаю, что это очень выгодный проект, — объявил Амелио. — Я не буду поддерживать его остановку.
А в мае он озвучил свое намерение выделить Newton в самостоятельную компанию, таким образом подтолкнув подразделение на путь, по которому оно за год кое-как доковыляет до могилы.
Теванян и Рубинштейн заходили к Джобсу домой, чтобы держать его в курсе текущих новостей, и вскоре уже в Силиконовой долине стали поговаривать, что Джобс исподволь ведет борьбу против Амелио. Он не плел интриг в духе Макиавелли, просто оставался самим собой. Стремление контролировать было у него в крови. Луиза Кехо из Financial Times, предвидевшая такое развитие событий еще во время декабрьского объявления, первой указала на происходящее. «Мистер Джобс стал в Apple серым кардиналом, — писала она в конце февраля. — Говорят, решения по сокращению производства зависят именно от него. Мистер Джобс призывал некоторых бывших сотрудников Apple вернуться в компанию, прозрачно намекая, что планирует захватить власть. По словам человека, пользующегося доверием мистера Джобса, он полагает, что Амелио и его ставленники вряд ли сумеют возродить Apple, поэтому хочет заменить их, дабы спасти «свою» компанию».
В том же месяце Амелио пришлось выступать на ежегодном собрании акционеров и объяснять, почему по итогам последнего квартала 1996-го продажи упали на 30 % по сравнению с предыдущим годом. Держатели акций выстроились в очередь перед микрофоном, чтобы выразить свой гнев. Амелио не догадывался, как неумело он вел собрание. «Это считается одной из моих лучших презентаций», — с гордостью говорил он потом. Однако Эд Вулард, бывший глава DuPont, а ныне председатель правления Apple (Марккулу разжаловали в зампредседатели), пришел в ужас. «Это катастрофа», — прошептала ему жена в разгар заседания. Вулард согласился. «Гил был одет с иголочки, но вел себя ужасно глупо, — вспоминал он. — Не мог ответить на вопросы, не понимал, о чем говорит, и не внушал никакого доверия».
Вулард позвонил Джобсу, с которым никогда не встречался лично, и пригласил его в Делавэр выступить перед руководством DuPont. Джобс отказался, но, по словам Вуларда, «приглашение было лишь предлогом, чтобы обсудить с ним Гила». Направив беседу в это русло, он напрямую спросил, какого мнения Джобс об Амелио. По воспоминаниям Вуларда, тот отвечал довольно уклончиво: дескать, Амелио занимается не своим делом. Джобс же считал, что высказался более прямолинейно:
Я подумал: или придется сказать ему правду, что Гил — придурок, или солгать путем умолчания. Он ведь в совете директоров, значит, я обязан быть с ним откровенным. С другой стороны, если я скажу ему, он передаст Гилу, и Гил никогда больше не будет меня слушать и прогонит людей, которых я привел в Apple. Все это пронеслось в моей голове меньше чем за полминуты. И в конце концов я решил, что все-таки должен сказать ему правду. Я очень переживал за Apple. Так что я выложил все как есть: мол, этот человек — худший генеральный директор, которого я когда-либо видел. Вот если бы существовала лицензия на должность гендиректора, то ему ее никогда бы не дали. Положив трубку, я подумал, что, наверное, сделал глупость.
Весной Ларри Эллисон встретил Амелио на светском мероприятии и представил его журналистке Джине Смит, пишущей о высоких технологиях. Она поинтересовалась, как обстоят дела в Apple. «Знаете, Джина, Apple похожа на корабль, — ответил Амелио. — Корабль полон сокровищ, но в борту дыра. И моя работа — заставлять всех грести в одном направлении». Смит опешила: «Ага, ну а как же дыра?» С тех пор Эллисон и Джобс без конца глумились над корабельной метафорой. «Ларри пересказал мне эту историю в суши-баре, и я прямо свалился со стула от смеха, честное слово, — вспоминает Джобс. — Вот ведь клоун — и так серьезно к себе относился! Требовал, чтобы все называли его доктор Амелио. Это всегда настораживает».
Хорошо осведомленный репортер Брент Шлендер из Fortune, знавший и Джобса, и его склад мышления, в марте выпустил подробный обзор сложившейся ситуации. «Apple Computer, образец бездарного управления и упущенных возможностей, вновь переживает тяжелые времена и еле шевелится, силясь преодолеть кризис. Между тем продажи стремительно падают, техническая стратегия зашла в тупик, торговая марка на грани гибели, — писал он. — Наблюдатель, склонный видеть во всем интриги, заподозрил бы, что Джобс, невзирая на соблазны Голливуда (недавно он возглавил студию Pixar, создавшую «Историю игрушек» и другие компьютерные мультфильмы), планирует захватить Apple».
И вновь Эллисон открыто выступил с идеей насильственного поглощения и утверждения своего «лучшего друга» Джобса в роли генерального директора. «Стив — единственный человек, который может спасти Apple, — заявил Эллисон репортерам. — Скажи он лишь слово, и я ему помогу». Как в истории про мальчика, который в третий раз кричит: «Волки!», но ему уже никто не верит, так и теперь никто не принял всерьез слова Эллисона, но чуть позднее он рассказал Дэну Гиллмору из San Jose Mercury News, что создает группу инвесторов, чтобы собрать один миллиард долларов и выкупить контрольный пакет акций Apple. (Рыночная стоимость компании тогда составляла 2,3 миллиарда.) Когда вышла статья, акции подскочили на 11 %. Эллисон даже объявил о создании имейла savapple@us.oracle.com, чтобы любой человек мог проголосовать, надо ли продолжать эту акцию. Джобса даже забавляла роль, которую выбрал себе Эллисон. «Время от времени Ларри что-то такое затевает, — сказал он одному журналисту. — Но я объясняю, что готов быть в Apple только консультантом». А вот Амелио разозлился. Он позвонил Эллисону, чтобы отчитать его, но тот не подошел к телефону. Тогда он позвонил Джобсу, который ответил уклончиво, но и искренне: «Я правда не понимаю, что происходит. По-моему, все это безумие». Затем он, уже не столь искренне, заверил Амелио: «У нас с тобой хорошие отношения». Джобс мог положить конец всем домыслам, если бы публично отказался от идеи Эллисона. Но к недовольству Амелио он этого не сделал. Он остался в стороне, что отвечало его интересам и было вполне в его духе.
На Амелио ополчилась пресса. В ^ Business Week вышла статья «Apple пойдет на повидло?», статья в Red Herring называлась «Гил Амелио, лучше уходи», а Wired поместил на обложке логотип Apple в виде Пресвятого сердца в терновом венце и с подписью «Молись». Майк Барникл из Boston Globe, ругая Apple за годы неправильного менеджмента, писал: «Как могут эти тупицы до сих пор получать зарплату, когда они взяли единственный компьютер, который не внушал людям страха, и бесповоротно испортили его?» Еще в феврале, когда Джобс и Амелио заключили контракт, Джобс восторженно заявил: «Мы должны это отметить и распить бутылку лучшего вина!» Амелио сказал, что принесет вино из своего погреба, и предложил встретиться вместе с женами. Все затянулось до июня, и, несмотря на растущее напряжение, они отлично провели время. Еда и вино сочетались друг с другом столь же плохо, как и гости. Амелио принес Cheval Blanc 1964 года и Montrachet, каждая бутылка по 300 долларов. А Джобс выбрал вегетарианский ресторан в Редвуд-Сити, где общий счет за еду составил 72 доллара. Жена Амелио потом заметила: «Он совершенно очарователен, и его жена тоже».
Джобс умел, когда хотел, обольщать и очаровывать людей, и ему это нравилось. Люди, подобные Амелио и Скалли, позволяли себе верить, будто он ведет себя так потому, что любит и уважает их. Казалось, что иногда он нарочно потакает своей неискренней лестью тем, кто на нее падок. Джобс умел быть очарователен с людьми, которых ненавидел, и делал это с той же легкостью, с какой оскорблял тех, кого любит. Амелио этого не понимал, потому что, как и Скалли, желал добиться расположения Джобса. Мечтая о хороших отношениях с Джобсом, он говорил почти теми же словами, что и Скалли. «Когда я пытался решить какую-то сложную задачу, мы с ним все обговаривали, — вспоминал Амелио. — В девяти случаях из десяти наши мнения совпадали». Он всячески пытался убедить себя, что Джобс действительно его уважает. «Я восхищался тем, как Стив умеет разбираться со сложными вопросами, и мне казалось, что мы доверяем друг другу».
Иллюзии Амелио рассеялись через несколько дней после совместного ужина. Еще во время переговоров Амелио настаивал, чтобы Джобс держал полученные акции Apple как минимум полгода, но лучше — дольше. Шесть месяцев заканчивались в июне. Когда был продан блок в полтора миллиона акций, Амелио позвонил Джобсу:
— Я всем отвечаю, что проданные акции — не твои. Помнишь, мы договаривались, что ты не будешь продавать, не посоветовавшись вначале с нами?
— Все верно, — ответил Джобс.
Амелио из этих слов понял, что Джобс ничего не продавал, и сделал соответствующее заявление. Но когда вышел очередной бюллетень Комиссии по ценным бумагам и биржам, оказалось, что это все-таки были акции Джобса.
— Черт возьми, Стив, я же тебя спросил напрямик, чьи это акции, и ты сказал, что не твои! — воскликнул Амелио.
Джобс ответил, что продал их в «приступе депрессии», волнуясь за судьбу Apple, а потом не хотел признавать, будучи «в некотором смущении». Когда я спросил его несколькими годами позже, он просто ответил: «Я не считал, что должен сообщать об этом Гилу».
Почему же Джобс дезинформировал Амелио? Есть простая причина: иногда Джобс предпочитал не говорить правду. Хельмут Зонненфельд однажды сказал про Генри Киссинджера: «Он врал не потому, что это было в его интересах, а потому, что это было в его натуре». В натуре Джобса было обманывать или скрывать что-то в случае, если он считал это оправданным. В то же время он порой бывал обескураживающе честен, говорил ту правду, которую большинство пытается приукрашивать или утаивать. И то, как он лгал, и то, как говорил правду, вполне соответствовало его ницшеанскому представлению о том, что он выше всяких правил.
Уход Амелио
Джобс отказался пресечь разговоры Ларри Эллисона о насильственном поглощении, тайком продал свои акции и не признался в этом. Амелио наконец догадался, что Джобс целится в него. «Я наконец сообразил, что слишком пылко верил, будто он в моей команде, — вспоминал позднее Амелио. — Стив стал претворять в жизнь свой план — убрать меня».
Джобс и в самом деле бранил Амелио при любой возможности. Он не мог себя сдержать. Но это было не главной причиной, почему совет директоров отвернулся от Амелио. Финдиректор Фред Андерсон считал своей обязанностью регулярно докладывать Эду Вуларду и совету о катастрофической ситуации Apple. «Фред рассказывал, что наличные деньги утекают, люди уходят и еще многие ценные для компании сотрудники готовы ее покинуть, — рассказывал Вулард. — Он ясно давал понять, что корабль скоро пойдет ко дну и даже он подумывает об уходе». Это только прибавило беспокойства Вуларду, помнившему о неудачном выступлении Амелио перед акционерами.
На заседании совета директоров, когда Амелио не было в зале, Вулард рассказал, как он оценивает ситуацию: «Если Гил останется гендиректором, то, по-моему, вероятность того, что мы избежим банкротства, только 10 %. Если мы уволим его и убедим Стива занять это место, шанс выжить — 60 %. Если же мы уволим Гила, не вернем Стива и найдем нового гендиректора, наши шансы — 40 %». Совет уполномочил его обговорить со Стивом его возвращение.
Вулард с женой полетели в Лондон на Уимблдонский турнир. Днем Вулард наблюдал за теннисистами, а вечера проводил, звоня из отеля в Америку, где как раз наступал день. Когда он уезжал из отеля, телефонный счет составил около двух тысяч долларов.
Перво-наперво он позвонил Джобсу и сказал, что совет директоров решил уволить Амелио и хочет позвать на должность генерального директора его. Казалось, именно этого и хотелось Джобсу, который все время агрессивно высмеивал Амелио и продвигал свои идеи, что делать с Apple. Но вдруг, когда ему предложили взять все в свои руки, он ответил уклончиво:
— Я помогу.
— В качестве генерального директора? — спросил Вулард.
Джобс ответил, что нет. Вулард настаивал, чтобы он стал хотя бы временным директором. Но Джобс вновь не согласился.
— Я буду советником, — ответил он. — Без оклада.
Он согласился войти в совет директоров — чего страстно желал раньше, — но отказался от должности председателя.
— Это пока все, что я могу сделать, — сказал он.
Он послал служебную рассылку сотрудникам ^ Pixar с уверениями, что не бросит их. «Три недели тому назад мне позвонили из совета директоров Apple с предложением вернуться в компанию в качестве генерального директора, — писал он. — Я отказался. Тогда меня попросили стать председателем правления, и я тоже отказался. Так что не волнуйтесь — это все лишь пустые слухи. Я не планирую покидать Pixar. Вы прочно связаны со мной».
Почему Джобс не принял бразды правления? Откуда это нежелание взяться за работу, о которой он, казалось бы, мечтал двадцать лет? Когда я спросил его об этом, он сказал:
Мы тогда только сделали Pixar открытым акционерным обществом, и я был счастлив быть там генеральным директором. Я не знал ни единого человека, кто занимал бы эту должность одновременно в двух открытых акционерных обществах, пусть и временно, да и не был уверен, что это вообще законно. Я не мог решить, чем мне хочется заниматься. Мне нравилось проводить больше времени с семьей. Я разрывался. Я понимал, что дела у Apple плохи, но не знал, стоит ли отказываться от приятного образа жизни. А что подумают акционеры Pixar? Я советовался с людьми, которых уважал. В конце концов рано утром в субботу — в восемь часов — я позвонил Энди Гроуву. Я представил ему все «за» и «против», но где-то посредине он прервал меня словами: «Стив, мне на Apple плевать». Я был ошарашен. И как раз тогда я понял, что мне-то на Apple совсем не плевать — я основал компанию, и хорошо было бы ее сохранить. Вот тогда-то я и решил вернуться, временно, чтобы помочь им нанять генерального директора.
Утверждение Джобса, что он хочет больше времени проводить с семьей, было малоубедительным. Даже когда у него было свободное время, «Лучший отец года» из него не получался. Конечно, он стал более внимателен к детям, особенно к Риду, но в центре его внимания все-таки была работа. С младшими дочками он общался мало, с Лизой периодически прерывал общение, да и с женой часто был раздражителен.
Так в чем же была истинная причина его колебаний? При всем своем своеволии и ненасытной жажде контроля Джобс становился нерешительным и замкнутым, если был в чем-то не уверен. Страстно требуя совершенства, он не всегда умел правильно понять, как довольствоваться меньшим. И он не любил бороться с запутанными проблемами или идти на компромисс. Это относилось и к производимой продукции, и к дизайну, и к обстановке дома. Это же относилось и к личным отношениям. Если он твердо знал, куда надо двигаться, его было не остановить. Но если появлялись сомнения, он мог абстрагироваться от происходящего, предпочитая не думать о вещах, которые не удовлетворяли его на сто процентов. Как в случае, когда Амелио спросил, какую роль он хочет играть, — Джобс тогда предпочел молчать, игнорируя трудную для него ситуацию.
Такая особенность отчасти коренилась в его привычке видеть во всем либо только черное, либо только белое. Человек для него был гений или идиот, продукция — восхитительной или дерьмовой. Но более сложные вопросы, обладавшие оттенками и нюансами, как, например, женитьба, покупка правильного дивана, решение возглавить компанию порой ставили его в тупик. Вдобавок ему не хотелось провала. «Думаю, Стив хотел оценить, реально ли спасти Apple», — сказал Фред Андерсон.
Вулард и совет директоров решили действовать и уволить Амелио, пусть даже Джобс пока не дал точного ответа, какой именно будет его роль в качестве «советника». Амелио собирался на пикник с женой, детьми и внуками, когда ему позвонил из Лондона Вулард.
— Нам надо, чтобы ты ушел в отставку, — просто сказал Вулард.
Амелио ответил, что сейчас неподходящее время обсуждать такие вопросы, но Вулард был настойчив:
— Мы собираемся объявить, что заменяем тебя.
Амелио воспротивился:
— Вспомни, Эд, я говорил совету: чтобы поднять эту компанию, нужно три года. Я еще и половины не сделал.
— Совет больше не собирается это обсуждать, — ответил Вулард.
Амелио спросил, кому известно уже о решении, и Вулард ответил честно: остальным членам совета и Джобсу.
— Стив был одним из тех, с кем мы говорили, — сказал он. — Он считает, что ты приятный человек, но мало знаешь о компьютерной индустрии.
— Зачем вам вообще понадобилось обсуждать это со Стивом? — рассердился Амелио. — Стив даже не член совета, так какого черта он участвует в этих разговорах?
Вулард не ответил. Тогда Амелио повесил трубку и поехал на семейный пикник и только потом рассказал все жене.
Порой вспыльчивость Джобса странным образом сочеталась с желанием получить одобрение других людей. Обычно его не заботило, что о нем думают. Он мог прервать общение с человеком и никогда больше с ним не говорить. Но иногда чувствовал потребность объясниться. И вот тем вечером он огорошил Амелио телефонным звонком. «Привет, Гил, я хочу лишь, чтобы ты знал, что я говорил сегодня с Эдом об этом деле и мне все это очень неприятно, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты знал, что я не имею к этому никакого отношения, это было решение совета, но они хотели знать мое мнение». Он добавил, что уважает Амелио, поскольку он «самый порядочный из всех знакомых мне людей», а потом дал неожиданный совет: «Отдохни полгода. Когда меня выгнали из Apple, я сразу начал работать и пожалел об этом. Я должен был потратить это время на себя». Он предложил помощь, если Амелио потребуется совет.
Амелио был крайне удивлен, но сумел выдавить несколько слов благодарности. Повернувшись к жене, он пересказал слова Джобса.
— Чем-то этот человек мне по-прежнему нравится, но я ему не верю, — сказал он ей.
— Я была очарована Стивом, — сказала она. — И чувствую себя теперь дурой.
— И ты в этом не одинока, — ответил ей муж.
Стив Возняк, который теперь тоже был неформальным советником компании, пришел в восторг от возвращения Джобса. «Именно это нам и требовалось, — сказал он, — Можно как угодно относиться к Стиву, но он знает, как вернуть чудо». Его не удивила победа Джобса над Амелио. Как он сказал вскоре журналу Wired: «Гил Амелио встречает Стива Джобса — все, игра окончена».
В тот понедельник основных сотрудников Apple вызвали в главный зал. Вошел спокойный и даже расслабленный Амелио. «Итак, я с грустью сообщаю вам, что пришло время мне уходить», — сказал он. За ним выступал Фред Андерсон, согласившийся стать временным генеральным директором, который не скрывал, что будет следовать советам Джобса. И потом, ровно через 12 лет после того, как он потерял в июле 1985 года власть, на сцене Apple появился Джобс.
Сразу же стало ясно, что независимо от того, хочет ли Джобс признаваться в том публично (или даже себе самому), но он не будет просто «советником», а возьмет все под свой контроль. Едва он вышел на сцену (в шортах, кроссовках и черной водолазке), он принялся реанимировать свою любимую компанию. «Хорошо, расскажите, что здесь не так», — сказал он. Раздалось невнятное бормотание, но Джобс его пресек: «Дело в продукции!» — ответил он. «И что же не в порядке с продукцией?» — спросил он. Вновь раздалось несколько реплик. Джобс поднял руку и дал правильный ответ: «Продукция отстойна! — крикнул он. — Она больше не сексуальна!»
Вуларду удалось уговорить Джобса, чтобы он в роли «советника» был максимально активен. Джобс одобрил заявление, где говорилось, что он «согласен расширить сотрудничество с Apple на срок до 90 дней и оказывать помощь, пока не будет нанят новый генеральный директор». Вулард употребил мудрую формулировку: было сказано, что Джобс возвращается «как советник во главе команды».
Джобс предпочел не занимать большой угловой кабинет Амелио, а выбрал небольшой кабинет рядом с залом заседаний на этаже, который занимало руководство. Он вникал во все аспекты бизнеса: дизайн продукции, возможность сокрашения расходов, переговоры с поставщиками, обзор рекламных агентств. Он понял, что надо остановить утечку из Apple лучших кадров, и решил пересмотреть цены их опционов на акции. Акции компании упали так низко, что опционы почти ничего не стоили. Джобс захотел снизить цену исполнения опциона, чтобы они опять стали ценными. В ту пору это было законной практикой, однако компании старались этого избегать. В первый свой четверг на Apple Джобс устроил заседание совета директоров по телефону и обрисовал проблему. Директора отказались. Они попросили дать им время, чтобы изучить легальные и финансовые аспекты изменений.
— Это надо делать быстро, — сказал им Джобс. — Мы теряем хороших людей.
Даже его сторонник Эд Вулард, возглавлявший комитет по оплате труда, воспротивился:
— В DuPont мы никогда не делали подобного.
— Вы взяли меня, чтобы я поправил дела, и это ключевые люди, — объявил Джобс.
Когда совет предположил, что на изучение вопроса уйдет около двух месяцев, Джобс взорвался.
— Вы с ума сошли? — вскричал он. Помолчав несколько долгих мгновений, он продолжил: — Ребята, если вы не хотите это делать, я в понедельник не вернусь. Мне надо принять тысячи важных решений, причем гораздо более сложных, чем это, и если вы не в состоянии меня поддержать хотя бы тут, я провалюсь. Итак, если для вас это слишком трудно, я ухожу, а вы можете за глаза ругать меня и говорить: «Стив был не готов для этой работы».
На следующий день, после совещания с директорами, Вулард перезвонил Джобсу. «Мы даем добро, — сказал он. — Но кое-кто из совета отнюдь не в восторге. Ты просто нам пистолет к виску приставил». Опционы для высшего состава (у Джобса их не было) оценили по 13,25 доллара, это была цена на бирже в день ухода Амелио.
Вместо того чтобы радоваться победе и благодарить совет, Джобс по-прежнему возмущался, что должен отчитываться перед советом, к которому он не питал никакого уважения. «Остановите поезд, иначе ничего не получится, — сказал он Вуларду. — Компания при смерти, и у меня нет времени нянчиться с советом. Необходимо, чтобы все вы подали в отставку. Или же в отставку уйду я и в понедельник не вернусь». И сказал, что остаться может лишь один человек, Вулард.
Большая часть членов совета пришла в ужас. Джобс до сих пор не объявил, что намерен быть не просто «советником», а полноценным сотрудником в штате. И тем не менее он чувствовал, что заставит их уйти. Но суровая правда заключалась в том, что сила была на стороне Джобса. Совет не мог допустить, чтобы Джобс, разозлившись, ушел из компании, к тому же многих членов совета не вдохновляла мысль оставаться в Apple. «После всего, что они испытали, многие были счастливы уйти», — вспоминает Вулард.
И вновь совет нехотя уступил. Но с одним требованием: пусть вместе с Вулардом останется еще один директор. Так будет лучше для имиджа. Джобс согласился. «Это был отвратительный, кошмарный совет директоров, — рассказывал он. — Я согласился, чтобы остались Эд Вулард и еще один человек по имени Гарет Чан, который оказался совершеннейшим нолем. Он был не плохим, а просто никаким. Зато Вулард оказался одним из прекраснейших директоров, каких я когда-либо знал. Он гениален, это мудрый человек, который всегда поддержит, я мало таких встречал».
Среди тех, кому следовало уйти в отставку, был и Майк Марккула, который в 1976 году молодым венчурным инвестором пришел к Джобсу в гараж, влюбился в рождающийся на верстаке компьютер и гарантировал кредитную линию в 250 тысяч долларов, став третьим партнером и владельцем третьей части новой компании. На протяжении 20 лет он оставался неизменным членом совета, встречал и провожал многих генеральных директоров. Порой он поддерживал Джобса, но и ругался с ним, особенно в схватке 1985 года, когда встал на сторону Скалли. С возвращением Джобса Марккула понял, что ему пора уходить.
Джобс бывал резок и холоден, особенно по отношению к тем, кто вставал у него на пути, однако с теми, с кем начинал, бывал сентиментален. В категорию любимчиков попадал, разумеется, Возняк, хотя их пути и разошлись, а также Энди Херцфельд и еще некоторые члены команды Macintosh. В конце концов в эту категорию попал и Майк Марккула. «Я чувствовал, что он меня жестоко обманул, но он был мне как отец, и я всегда заботился о нем», — говорил позднее Джобс. Когда потребовалась отставка Марккулы, Джобс сам поехал в его дом на Вудсайдских холмах — хотел сообщить обо всем лично. Джобс, как обычно, предложил прогуляться, и они дошли до рощи, где стоял столик с лавками для пикника. «Он сказал, что собирает новый совет, чтобы начать со свежими силами, — рассказывал Марккула. — Он беспокоился, что я плохо на это отреагирую, и был рад, что так не случилось».
Затем они обсуждали, на чем должна сфокусироваться Apple в будущем. Джобс задался целью сделать компанию, которая выдержит любые перемены, и он спросил Марккулу, какая тут формула успеха. Марккула ответил, что компании-долгожители умеют обновляться. Hewlett-Packard делает это постоянно, поначалу компания производила оборудование, затем калькуляторы, а потом — компьютеры. «Microsoft оттеснил Apple из компьютерного бизнеса, — сказал Марккула. — Тебе придется обновить компанию и перейти на производство иных потребительских товаров или устройств. Бери пример с бабочки и преображайся». Джобс говорил мало, но в целом был согласен.
Старый совет директоров встретился в конце июля, чтобы ратифицировать преобразования. Вулард, который был настолько же деликатен, насколько Джобс был резок, поразился, увидев Джобса в джинсах и кроссовках. Он испугался, как бы Джобс не стал распекать давних членов совета за неудачи, но Джобс лишь мило сказал: «Привет всем!» Они проголосовали за принятие отставок, за избрание Джобса в совет директоров. Вуларду и Джобсу было поручено найти новых членов совета.
Первым избранником Джобса, как можно было ожидать, стал Ларри Эллисон. Он ответил, что рад присоединиться, но ненавидит заседания. Джобс разрешил ему приходить на каждое второе. (Через некоторое время Эллисон посещал уже каждое третье, тогда Джобс взял его фотографию с обложки Business Week и, увеличив ее до натуральной величины и наклеив на картонную голову, прикрепил к креслу Эллисона.)
Джобс также пригласил Билла Кэмпбелла, который в начале 1980-х возглавлял в Apple маркетинг и оказался в центре конфликта Джобса и Скалли. В конечном итоге Кэмпбелл занял сторону Скалли, но с течением времени начал испытывать к нему столь сильную неприязнь, что Джобс простил его. Теперь он был генеральным директором Intuit и приятелем Джобса по прогулкам. «Мы как-то сидели у него во дворе, — вспоминал Кэмпбелл, живший в Пало-Альто в пяти кварталах от Джобса, — и он сказал, что возвращается в Apple и хочет взять меня в совет директоров. Я ответил: «Черт возьми, да конечно я пойду!» Кэмпбелл был тренером футбольной команды Колумбийского университета, и его главным талантом, по словам Джобса, было «добиться первоклассной игры от команды второй лиги». Джобс сказал, что в Apple нужно будет работать только с первой лигой.
При содействии Вуларда был приглашен Джерри Йорк, финдиректор Crysler, а затем IBM. Прочих предложенных кандидатов Джобс отверг, например Мег Уитмен, возглавлявшую подразделение Playskool в Hasbro и занимавшуюся стратегическим планированием в Disney (в 1998 году она стала генеральным директором eBay, а потом баллотировалась на пост губернатора Калифорнии). На протяжении многих лет Джобс приглашал в совет директоров Apple сильных лидеров, среди которых были Эл Гор, Эрик Шмидт из Google, Арт Левинсон из Genentech, Микки Дрекслер из Gap и J.Crew, Андреа Юнг из Avon. Но он всегда следил, чтобы это были люди преданные, даже порой чересчур преданные. Казалось, что эти важные и значительные персоны иногда боятся Джобса и стараются ему угодить. Однажды, через пару лет после возвращения в Apple, Джобс пригласил в совет Артура Левитта, бывшего председателя Комиссии по ценным бумагам и биржам. Тот пришел в восторг, потому что купил свой первый Macintosh в 1984 году и был верным приверженцем компьютеров Apple. Он радостно поехал в Купертино и обсудил с Джобсом свою будущую роль. Однако когда Джобс прочел речь Левитта о корпоративном управлении, где тот настаивал на строгой и независимой позиции совета директоров, то позвонил Левитту, чтобы отменить приглашение. «Артур, вряд ли тебе будет хорошо в нашем совете, так что мы, пожалуй, тебя не пригласим, — сказал, по словам Левитта, Джобс. — Честно говоря, на мой взгляд, некоторые твои тезисы, возможно, подходят для каких-то компаний, но не соответствуют политике Apple». Позднее Левитт написал: «Я был поражен… Мне стало ясно, что совет директоров Apple не может действовать независимо от генерального директора».
Macworld в Бостоне, август 1997 года
Внутренняя служебная записка, объявляющая о пересмотре цен на опционы Apple, была подписана: «Стив и высшее руководство», и вскоре стало известно, что он ведет все совещания по обзору продукции. Когда разошлась весть, что Джобс серьезно занимается делами Apple, акции компании за июль выросли с 13 до 20 долларов. И это создало ажиотаж в преддверии конференции Macworld в Бостоне в августе 1997 года. Более пяти тысяч человек заполнили конференц-зал отеля Park Plaza в Бостоне за несколько часов до ожидаемой программной речи Джобса. Верные приверженцы Apple пришли, чтобы увидеть своего вернувшегося кумира и узнать, готов ли он опять повести их за собой.
Едва на экране на сцене появилось изображение Джобса 1984 года, разразилось ликование. «Стив! Стив! Стив!» — кричала толпа, даже пока ведущий его представлял. Когда же он наконец вышел на сцену — в белой рубашке без воротника, черной жилетке, брюках и с озорной улыбкой, — крики стали столь оглушительными, словно встречали рок-звезду. Для начала он чуть остудил восторженный пыл, напомнив, кем официально является:
— Я Стив Джобс, председатель правления и генеральный директор ^ Pixar, — представился он, демонстрируя соответствующий слайд. Затем объяснил свою роль в Apple: — Я вместе со многими другими людьми собираюсь помочь Apple выздороветь.
Но когда Джобс принялся расхаживать по сцене с пультом в руке, переключая слайды на экране у себя над головой, стало понятно, что он теперь возглавляет Apple и намерен остаться в этой роли. Он показал тщательно сделанную презентацию и без всяких записей объяснил, почему за последние два года продажи Apple упали на 30 %. «В Apple работает множество великолепных людей, но они делали неправильные вещи, потому что план был неправильный, — сказал он. — Я встретил людей, которые готовы поддержать хорошую стратегию, но такой просто не было».
Зал опять разразился криками и аплодисментами.
Пока он говорил, энтузиазм в его речи нарастал, и, рассказывая о планах ^ Apple, он все чаще употреблял «я» и «мы» вместо «они».
— Мне кажется, тем, кто покупает компьютеры Apple, по-прежнему надо думать иначе, — сказал он. — И люди, которые их покупают, действительно думают иначе. Они олицетворяют творческое начало, и они готовы изменить мир. Мы делаем продукцию для таких людей.
Подчеркивая слово «мы» в этой фразе, он указал ладонями себе в грудь. В заключительных фразах Джобс по-прежнему выделял слово «мы», говоря о будущем Apple.
— Мы тоже будем думать иначе и с самого начала будем служить людям, покупающим нашу продукцию. Многие люди считают их сумасшедшими, но в сумасшествии мы видим гениальность.
Во время длительных оваций люди обменивались восторженными взглядами, а кто-то даже утирал слезы. Джобс четко показал, что «Стив Джобс» и «мы» для Apple тождественны.
Пакт с Microsoft
Кульминацией августовского выступления Джобса на Macworld стало сенсационное объявление, помещенное на обложке и Time, и Newsweek. Ближе к концу речи он остановился, чтобы сделать глоток воды, и заговорил более спокойным тоном.
— Apple живет внутри экосистемы, — сказал он. — Ей нужна помощь других партнеров. Деструктивные отношения не помогут никому в этой индустрии. — Для пущего драматизма он сделал паузу, а затем продолжил: — Сегодня я хотел бы представить нашего первого партнера, притом очень значительного, и это — Microsoft.
На экране появились логотипы Apple и Microsoft, и зрители ахнули от изумления.
Apple и Microsoft уже лет десять находились в состоянии войны по различным вопросам копирайтов и патентов. Самое громкое обвинение было в том, что Microsoft скопировал у Apple внешний вид и сам принцип графического интерфейса пользователя. Когда Джобса выгнали из Apple в 1985 году, Джон Скалли заключил уступчивую сделку: Microsoft может лицензировать ГИП Apple для Windows 1.0, а в обмен сделает Excel эксклюзивным для Macintosh сроком до двух лет. Когда в 1988 году вышла версия Windows 2.0, Apple подала в суд. Скалли указал, что сделка 1985 года не распространялась на Windows 2.0, а прочие оптимизации Windows (например, копирование идеи Билла Аткинсона об обрезании накладывающихся окон) привели к еще более вопиющему нарушению авторского права. К 1997 году Apple проиграла дело и многочисленные апелляции, однако сохранялись остатки прежних разбирательств и была угроза новых исков. Вдобавок Министерство юстиции при президенте Клинтоне готовило против Microsoft масштабное антимонопольное дело. Джобс пригласил в Пало-Альто главного обвинителя, Джоэла Кляйна. «Не стремитесь быстрее получить огромный штраф с Microsoft, — сказал ему Джобс за кофе. — Лучше крепко свяжите компанию судебными разбирательствами. Это позволит Apple сделать «обходной маневр» и выступить с конкурирующей продукцией».
При Амелио спор компаний обострился. Microsoft отказывалась подписывать соглашение о разработке программ Word и ^ Excel для будущих операционных систем Macintosh, что могло разрушить Apple. В защиту Билла Гейтса, однако, надо сказать, что им двигали не просто коварные побуждения. Можно понять, почему он не хотел заниматься разработкой программ для будущей операционной системы, учитывая, что никто — включая постоянно меняющееся руководство Apple — толком не знал, что будет представлять собой эта новая операционная система. Сразу после покупки NeXT Амелио и Джобс вместе полетели в Microsoft, но Гейтс не мог разобраться, кто из них главный. Спустя несколько дней он позвонил лично Джобсу. «И что, блин, мне делать приложения для операционной системы NeXT, что ли?» — спросил он. По воспоминаниям Гейтса, Джобс отпустил «резкое замечание в адрес Гила» и предположил, что ситуация скоро прояснится.
Когда с отставкой Амелио вопрос о лидерстве был решен, один из первых звонков Джобс сделал Гейтсу. Он вспоминает:
Я позвонил Биллу и сказал, что собираюсь все переделать. Билл всегда был неравнодушен к Apple. Ведь это мы предложили ему заниматься приложениями. Первыми приложениями Microsoft были Excel и Word для Macintosh. Так что я позвонил и сказал: «Мне нужна помощь». Microsoft нарушал договоренности о патентах Apple. Я сказал, что если мы будем продолжать судебные процессы, то через несколько лет отсудим миллиард долларов по патентному праву. «Ты это знаешь, и я это знаю. Но Apple не сможет так долго прожить, если мы по-прежнему будем воевать. Я это знаю. Так что давай придумаем, как уладить это прямо сейчас. Все, что мне нужно, — это обязательство, что Microsoft и впредь будет разрабатывать программы для Macintosh, а также инвестиция Microsoft в Apple, как залог нашего успеха».
Когда я пересказал Гейтсу эти слова, он подтвердил их правдивость. «У нас были люди, которым нравилось работать для Macintosh, и нам нравился Macintosh, — вспоминал Гейтс. Он полгода вел переговоры с Амелио. И предложения все удлинялись и усложнялись. — Тут появился Стив и сказал, да ну, это слишком сложно. Мне нужна простая сделка. Мне нужны обязательства и инвестиция. И мы за четыре недели все подготовили».
Гейтс и его финансовый директор Грег Маффей съездили в Пало-Альто, чтобы обсудить основные позиции соглашения, а в следующее воскресенье Маффей приехал один для доработки деталей. Когда он приехал к Джобсу домой, тот взял из холодильника две бутылки воды, и они отправились на прогулку по окрестностям Пало-Альто. Оба были в шортах, Джобс шел босиком. Они сели перед баптистской церковью, и Джобс сформулировал главное. «Нас волнуют две вещи, — сказал он. — Обязательство на программные разработки для Macintosh и инвестиция».
Хотя переговоры прошли быстро, последние детали были решены лишь за несколько часов до памятной речи Джобса в Бостоне. Во время репетиции в зале отеля Park Plaza у него зазвонил телефон. «Привет, Билл», — сказал он, и эхо его слов разнеслось по всему большому залу. Тогда он отошел в угол и стал говорить тихо, чтобы никто не слышал. Разговор продолжался час. Наконец все пункты сделки были проработаны. «Билл, спасибо за твою поддержку этой компании, — сказал Джобс, присев на корточки, — я думаю, миру станет от этого лучше».
Во время программной речи на Macworld Джобс разъяснил все детали сделки с Microsoft. Поначалу вспыхнул недовольный гул и свист. Особое негодование вызвало заявление Джобса, что, согласно миротворческому плану, «Apple сделает Internet Explorer браузером по умолчанию для Macintosh». Зал возмущенно загудел, и Джобс быстро добавил: «Но поскольку мы верны принципам свободы выбора, то будем устанавливать и другие интернет-браузеры, и пользователь, разумеется, сможет менять установки». Раздались смешки и редкие аплодисменты. Но потом настроение зала улучшилось, особенно когда Джобс объявил, что Microsoft инвестирует в компанию 150 миллионов долларов, получая акции без права голоса.
Но под конец спокойствие было вновь ненадолго нарушено, когда Джобс допустил один из немногих пиаровских промахов в своей сценической карьере. «Мне приятно сегодня пригласить по спутниковой связи одного особенного гостя», — объявил он, и неожиданно на гигантском экране над Джобсом и зрителями возникло огромное лицо Билла Гейтса. На лице Гейтса играла тонкая улыбка, походившая скорее на усмешку. Зрители в ужасе ахнули, некоторые негодующе засвистели. Происходившее казалось циничным отголоском рекламы 1984 года про Большого Брата, и так и ожидалось, что сейчас по проходу побежит спортсменка и запустит молот в экран.
Но нет, все было по-настоящему, и Гейтс — не слыша возмущения — заговорил по спутнику из штаб-квартиры Microsoft. «Одни из самых увлекательных моментов в моей карьере связаны со Стивом и Macintosh», — нараспев произнес он своим высоким голосом. Когда он принялся расхваливать новую версию Microsoft Office, сделанную для Macintosh, аудитория успокоилась и, казалось, смирилась с новым мировым порядком. Гейтсу даже достались аплодисменты, когда он сказал, что новые версии Excel и Word для Macintosh будут «во многом более продвинутыми по сравнению с тем, что мы делали для платформы Windows».
Джобс понял, что показывать Гейтса, возвышающимся над ним самим и над зрительным залом, было ошибкой. «Я хотел, чтобы он приехал в Бостон, — позднее рассказывал Джобс. — Это было мое самое глупое и ужасное выступление. Получилось, что я выгляжу маленьким и Apple — маленьким, и все оказалось в руках Билла». Гейтс тоже был смущен, увидев запись события. «Я понятия не имел, что мое лицо будет таким раздутым», — сказал он.
Джобс попытался убедить аудиторию импровизированным поучением. «Если мы хотим двигаться вперед и увидеть, как ^ Apple вновь встанет на ноги, мы должны пойти на некоторые уступки. Мы должны отказаться от формулы, что победа Microsoft означает поражение Apple… По-моему, если мы хотим получить Microsoft Office для Macintosh, то должны с некоторой благодарностью относиться к компании, которая это сделает».
Союз с Microsoft вместе с самоотверженным выступлением Джобса в защиту компании дал Apple необходимую встряску. К концу дня акции компании взлетели вверх с 6,56 (или 33 %) до 26,31 доллара, почти вдвое превысив цену на день отставки Амелио. Однодневный прыжок подарил Apple 830 миллионов на рыночной капитализации. Компания, стоявшая одной ногой в могиле, вернулась к жизни.