Мы выбрали только лучшие книги Страница «Книги, которые делают нас лучше»

Вид материалаДокументы

Содержание


Expresso Roma
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   37
Глава 20. Обычный парень. Такое слово, любовь[10]

Джоан Баэз


   В 1982 году, еще работая над Macintosh, Джобс познакомился со знаменитой фолк-певицей Джоан Баэз — через ее сестру, Мими Фаринье, которая во главе благотворительной организации собирала пожертвования для тюрем, в том числе — компьютеры. Через несколько недель он и Баэз обедали вместе в Купертино. «Я не ожидал ничего особенного, но она оказалась умной и веселой», — вспоминал он. В это время как раз подходил к концу его роман с Барбарой Ясински. Они проводили вместе отпуск на Гавайях, жили в доме в горах Санта-Крус и даже ходили на один из концертов Баэз. Когда отношения с Ясински закончились, Джобс стал более внимателен к Баэз. Ему было 27, а ей — 41, но у них начался роман, продлившийся несколько лет. «Это были неожиданно серьезные отношения двух случайных друзей, которые однажды стали любовниками», — с некоторой тоской в голосе вспоминал Джобс.

   Элизабет Холмс, подруга Джобса по Университету Рид, считала, что одна из причин его интереса к Баэз (помимо того, что она красивая, веселая и талантливая женщина) в том, что она когда-то была возлюбленной Боба Дилана. «Стиву нравилась такая связь с Диланом», — говорила она позднее. У Баэз и Дилана был роман в начале 60-х годов, а потом, уже будучи только друзьями, они гастролировали вместе, например участвовали в концертном туре Rolling Thunder Revue в 1975 году (у Джобса были пиратские записи этих концертов).

   Когда Джобс с ней познакомился, у нее был 14-летний сын Гэбриэл от брака с активистом антивоенного движения Дэвидом Харрисом. За ланчем она рассказала Джобсу, что пытается научить сына печатать.

   — На пишущей машинке, что ли? — изумился Джобс.

   Она кивнула.

   — Но пишущие машинки устарели, — сказал Джобс.

   — Если они устарели, то я-то какая? — спросила она.

   Возникла неловкая пауза. Как Баэз мне потом рассказывала:

   «Едва я это произнесла, как сразу поняла, что ответ очевиден. Вопрос повис в воздухе. Я пришла в ужас».

   К немалому изумлению команды Macintosh, Джобс однажды привел Баэз на работу, чтобы показать ей прототип Macintosh. Сотрудники были поражены, что Джобс с его манией секретности вдруг демонстрирует компьютер постороннему человеку. Но еще более сильное впечатление на них произвело, конечно, появление Джоан Баэз. Джобс подарил Apple II Гэйбу, а потом и Macintosh — самой Баэз. Он приходил к ним, чтобы похвастаться теми особенностями компьютера, которыми так гордился. «Он был мил и терпелив, но его знания были настолько глубоки, что учить меня ему было трудно», — вспоминала она.

   Он был мультимиллионером, она — мировой знаменитостью, но совсем не богатой. Он во многом был для нее загадкой, да и потом, спустя почти тридцать лет, во многом загадкой и остался. Однажды за ужином, в самом начале их отношений, Джобс заговорил о Ральфе Лорене и его магазине Polo Shop, но Баэз призналась, что никогда там не была. «У них есть чудесное красное платье, которое великолепно тебе подойдет», — сказал он и повез ее в магазин в торговом центре Стэнфорда. Баэз вспоминает: «Я подумала тогда: невероятно, это как сон, рядом со мной — один из богатейших людей в мире, и он хочет купить мне какое-то прекрасное платье». Когда они пришли в магазин, Джобс купил себе несколько рубашек и, показав Баэз платье, сказал, что ей непременно надо его купить.

   Она несколько удивленно ответила, что не может себе это позволить. Он ничего не сказал, и они ушли. «Когда человек весь вечер рассказывает тебе о прекрасном платье, то нормально же подумать, что он хочет тебе его подарить? — сказала она мне, по-прежнему удивляясь тому случаю. — Вот тебе, пожалуйста, загадка красного платья. Мне эта история показалась странной». Джобс мог подарить ей компьютер, но не платье, а если приходил к Баэз с цветами, обязательно упоминал, что они остались от праздника на работе. «Он был романтичным и одновременно очень боялся быть романтичным», — сказала она.

   В период работы над компьютером NeXT он пришел в дом к Баэз в Вудсайде, чтобы показать, как хорошо компьютер может играть музыку. «Он включил квартет Брамса и сказал, что со временем музыка из компьютера будет звучать лучше, чем ее мог бы исполнить человек, даже все иннуэндо и каденции будут звучать лучше», — вспоминала Баэз. Ей такая перспектива показалась ужасной. «Он все больше распалялся и восхищался, а я, просто окаменев от ярости, думала: да как ты смеешь осквернять музыку?»

   Он посвятил Деби Коулман и Джоанну Хоффман в свои отношения с Баэз и делился с ними сомнениями, мол, может ли он жениться на женщине с сыном-подростком, которая вряд ли захочет еще детей. «Порой он снисходительно говорил, что она поет только „о душе“ в противоположность по-настоящему „политическому“ Дилану, — сказала Хоффман. — Она была сильной женщиной, а ему хотелось показывать, что он — самый главный. Вдобавок он всегда говорил, что хочет семью, и понимал, что с ней это невозможно».

   Поэтому через три года роман закончился, и они стали просто друзьями. «Я думал, что был влюблен в нее, но на самом деле она мне только очень нравилась, — говорил он позже. — Мы не были предназначены друг для друга. Мне хотелось детей, а ей уже нет». В своих мемуарах 1989 года Баэз рассказывает о разрыве с мужем и о том, почему она больше не выходила замуж. «Мне пристало быть одной, и именно так я жила с тех пор, иногда вступая в по большей части несерьезные отношения», — написала она. В конце книги она добавила изящную благодарность «Стиву Джобсу — за то, что он заставил меня выучить слово „процессор“, поставив таковой у меня на кухне».

Встреча с Джоан и Моной


   Через год после изгнания из Apple, когда Джобсу был 31 год, его мать Клара, заядлая курильщица, умирала от рака легких. Джобс проводил много времени у ее постели и разговаривал о том, о чем не решался раньше, задавая вопросы, от которых прежде воздерживался. «Когда вы с отцом поженились, ты была девственницей?» — спросил он. Ей было трудно говорить, но она через силу улыбнулась. И рассказала, что была раньше замужем, но ее первый муж не вернулся с войны. А еще она вспомнила некоторые подробности того, как они с Полом усыновляли Стива.

   Как раз в то время Джобсу удалось отыскать женщину, которая отдала его на усыновление. Еще в начале 80-х годов он тайно нанял детектива, у которого, однако, ничего не вышло. Тогда Джобс обратил внимание на фамилию врача из Сан-Франциско на своем свидетельстве о рождении. «Я нашел его имя в телефонной книге и позвонил», — вспоминал Джобс. Но врач не смог ему помочь. Сказал, что все его записи пропали при пожаре. Однако это было неправдой. На самом деле сразу после звонка Джобса врач написал письмо, запечатал его и подписал на конверте: «Отправить Стиву Джобсу после моей смерти». Вскоре он умер, и его вдова послала Джобсу письмо, в котором врач сообщал Джобсу, что его матерью была незамужняя студентка из Висконсина по имени Джоан Шибле.

   Джобс нанял нового детектива, и через несколько месяцев тот сумел собрать сведения об этой женщине. Отдав сына на усыновление, Джоан вышла замуж за его биологического отца, Абдулфатту («Джона») Джандали, и у них родился еще один ребенок, дочь Мона. Джандали бросил семью через пять лет, и Джоан вышла замуж за колоритного инструктора по катанию на коньках Джорджа Симпсона. Этот брак тоже оказался недолгим, поэтому в 1970 году Джоан с дочерью (они обе теперь носили фамилию Симпсон) пустились в странствия и в конце концов осели в Лос-Анджелесе.

   Джобс всегда считал Поля и Клару своими настоящими родителями и ни в коем случае не хотел, чтобы они узнали о его поисках биологической матери. Он боялся, что это может их обидеть, что говорило о его глубокой привязанности к Полу и Кларе Джобс — обычно он не был столь чувствителен. Он не пытался встретиться с Джоан Симпсон до самой смерти Клары в 1986 году. «Я не хотел, чтобы они подумали, будто я не считаю их своими родителями, потому что только они и были мне родителями, — вспоминал он. — Я очень любил их и не хотел, чтобы они знали о моих розысках. Даже если журналисты вдруг что-то узнавали, я просил их молчать». Когда Клара умерла, он рассказал обо всем Полу Джобсу, который отнесся к этому совершенно спокойно и не был против того, чтобы Джобс встретился с женщиной, которая его родила.

   Итак, Джобс однажды позвонил Джоан Симпсон, представился ей и договорился приехать к ней в Лос-Анджелес. Как он позднее вспоминал, сделал он это в основном из любопытства. «Я верю, что качества человека определяются его окружением, а не наследственностью. Но все-таки немного интересно узнать о биологических корнях», — сказал он. Кроме того, он хотел заверить Джоан, что, по его мнению, она поступила правильно. «Мне хотелось встретиться с биологической матерью главным образом для того, чтобы посмотреть, в порядке ли она, а еще — поблагодарить ее за то, что она не сделала аборт. Ей было всего 23 года и пришлось многое пережить, чтобы родить меня».

   Эмоции переполняли Джоан, когда Джобс появился на пороге ее лос-анджелесского дома. Она знала, что ее сын богат и знаменит, но не очень понимала почему. Она сразу же принялась изливать ему душу. Она говорила, что ее заставили подписать бумаги на усыновление и она согласилась, лишь когда ее заверили, что ребенку хорошо в новой семье. Она всегда скучала о нем и страдала из-за своего поступка. Она снова и снова извинялась перед ним, хотя Джобс повторял, что все понимает и вообще все вышло как нельзя лучше.

   Успокоившись, она рассказала Джобсу, что у него есть родная сестра, Мона Симпсон, начинающая писательница, которая живет на Манхэттене. Она никогда не рассказывала Моне про брата и лишь в тот день сообщила новость по телефону. «У тебя есть брат, он чудесный и знаменитый, и я привезу его в Нью-Йорк, чтобы вы встретились», — сказала она. В ту пору Мона мучительно заканчивала роман «Где угодно, только не здесь» — о своей матери и об их путешествии из Висконсина в Лос-Анджелес. Кто читал эту книгу, не удивится некоторой сумбурности, с которой Джоан сообщила Моне о брате. Имя его не назвала, только сказала, что он был беден и разбогател, что он хорош собою и знаменит, у него длинные темные волосы и он живет в Калифорнии. Мона работала в литературном журнале Джорджа Плимптона The Paris Review, который располагался на первом этаже в доме Плимптона на Манхэттене, неподалеку от Ист-Ривер. Мона с коллегами стали строить догадки, кто же ее брат. Может, Джон Траволта? Это была одна из главных версий. Делались ставки и на других актеров. Однажды мелькнула догадка: «Может, это один из парней, сделавших компьютер Apple», но никто не мог вспомнить их имен.

   Встреча произошла в вестибюле отеля St. Regis. Джоан Симпсон представила Моне ее брата, и он действительно оказался одним из парней, сделавших компьютер Apple. «Он был непосредственный и любезный, такой обычный милый парень», — вспоминала Мона. Они все вместе сели и поговорили несколько минут, а потом Джобс повел сестру на долгую прогулку, вдвоем. Джобс был потрясен тем, что обрел родную сестру, которая оказалась так на него похожа. У них обоих было сильно развито художественное начало, они отличались наблюдательностью, были чувствительными и вместе с тем волевыми людьми. Ужиная вместе в ресторане, они отмечали одни и те же архитектурные детали или интересные мелочи и возбужденно их обсуждали. «У меня сестра — писательница!» — торжественно объявил он коллегам в Apple.

   В конце 1986 года Плимптон устроил вечеринку в честь выхода романа «Где угодно, только не здесь», и Джобс прилетел в Нью-Йорк, чтобы быть рядом с Моной. Они все сильнее привязывались друг к другу, хотя их дружба не всегда была безоблачной, что, впрочем, неудивительно, учитывая их характеры и обстоятельства знакомства. «Поначалу Мона не особенно обрадовалась моему появлению в своей жизни и той восторженности, с какой ко мне относилась ее мать, — рассказывал он позже. — Но когда мы познакомились поближе, подружились по-настоящему, и сейчас она — часть моей семьи. Не знаю, что я делал бы без нее. Эта самая лучшая сестра, какую я могу себе представить. С моей сводной сестрой Пэтти мы никогда не были близки». Мона тоже очень полюбила брата и порой защищала его, хотя позже написала о нем довольно резкий роман «Обычный парень», где хлестко и беспристрастно изобразила его причуды и выходки.

   Одной из немногих причин для их ссор была одежда Моны. Она одевалась в стиле бедной писательницы, а Джобс укорял ее за нежелание выглядеть «достаточно привлекательно». Разозлившись однажды из-за этих нападок, Мона написала ему письмо: «Я молодая писательница, это моя жизнь, и я не собираюсь быть манекенщицей». Джобс не ответил. Но вскоре она получила посылку из магазина Иссей Мияке — Джобс очень ценил этого японского модельера за его строгий и отчасти технологичный стиль. «Он ходил покупать мне одежду, — рассказывала она потом, — и выбрал замечательные вещи, ровно моего размера и очень подходящих мне цветов». Ему особенно понравился один брючный костюм, и в посылке было три абсолютно одинаковых комплекта. «Я до сих пор помню те первые костюмы, которые я послал Моне, — говорил он. — Они были льняные, серовато-зеленого цвета, который прекрасно подходил к ее рыжеватым волосам».

Потерянный отец


   Тем временем Мона Симпсон пыталась отыскать отца, который ушел из семьи, когда ей было пять лет. Кен Олетта и Ник Пиледжи, известные писатели, тоже жившие на Манхэттене, познакомили ее с одним нью-йоркским полицейским, который, уйдя на пенсию, организовал сыскное бюро. «Я заплатила ему те небольшие деньги, которые у меня были», — рассказывала Симпсон, однако поиски не принесли результатов. Тогда она наняла другого детектива в Калифорнии, и он по базе Отдела транспортных средств нашел адрес Абдулфатты Джандали в Сакраменто. Симпсон рассказала об этом Джобсу и полетела из Нью-Йорка в Сакраменто на встречу с человеком, который, судя по всему, был их отцом.

   Джобс не проявил никакого интереса к встрече. «Со мной он обошелся не очень хорошо, — объяснял он позже. — Но я на него не в обиде, я рад, что вообще остался жив. Однако я не могу простить того, как плохо он обошелся с Моной. Он ее бросил». Джобс сам некогда бросил свою внебрачную дочь Лизу и теперь старался наладить с ней отношения, однако это нисколько не смягчало его неприязни к Джандали. Симпсон полетела в Сакраменто одна.

   «Я была в страшном напряжении», — вспоминает Мона. Оказалось, что ее отец работает в маленьком ресторане. Он вроде был рад встрече, хотя держался довольно апатично. Они проговорили несколько часов, и отец рассказал, что, уехав из Висконсина, он перестал преподавать и занялся ресторанным бизнесом. Он был недолго женат второй раз, а потом третий — уже дольше, на пожилой богатой женщине, но детей у него больше не было.

   Джобс просил, чтобы Симпсон ничего про него не рассказывала. Но в какой-то момент отец сам вскользь упомянул, что у него и Джоан был еще один ребенок, мальчик, еще до рождения Моны.

   — И что с ним случилось? — спросила она.

   Отец ответил:

   — Мы никогда его не увидим. Того ребенка больше нет.

   Когда Джандали вдруг заговорил о своих предыдущих ресторанах, Симпсон услышала нечто еще более удивительное. Среди них, сказал он, были куда более изысканные, чем нынешнее заведение в Сакраменто. Отец сокрушался, что дочь не видела его в ту пору, когда он управлял средиземноморским рестораном к северу от Сан-Хосе.

   — Это было чудесное место, — сказал он, — туда приходили все успешные компьютерные люди. Даже Стив Джобс.

   Симпсон была ошеломлена, и отец, заметив ее удивление, добавил:

   — Да-да, он заходил ко мне, очень милый человек и давал хорошие чаевые.

   Мона едва удержалась, чтоб не выпалить: «Стив Джобс — это же твой сын!»

   Едва они попрощались, она незаметно позвонила Джобсу по платному телефону в ресторане и договорилась встретиться в кафе ^ Expresso Roma в Беркли. Джобс привел с собой дочь Лизу, которая уже училась в начальной школе и жила со своей матерью Крисэнн. Когда они встретились, было почти десять вечера. Симпсон рассказала все на одном дыхании. Разумеется, Джобс был потрясен историей про ресторан около Сан-Хосе. Он вспомнил, как ходил туда, и даже припомнил встречу с человеком, который оказался его биологическим отцом. «Это было удивительно, — рассказывал он потом. — Я несколько раз ел в том ресторане и помню, как общался с хозяином. Он был сириец. Мы пожали друг другу руки».

   Тем не менее Джобс по-прежнему не испытывал желания с ним познакомиться. «Я тогда был богатым и не доверял ему — вдруг он стал бы шантажировать меня или рассказывать обо всем журналистам, — вспоминал он. — Я попросил Мону ничего ему не рассказывать».

   Мона Симпсон молчала, но спустя несколько лет Джандали узнал о своем родстве с Джобсом из интернета (один блогер заметил, что Симпсон в справочнике указала Джандали как своего отца, и догадался, что, значит, он является и отцом Джобса.) В ту пору Джандали был женат в четвертый раз и заведовал службой питания и напитков в Boomtown Resort & Casino к западу от Рено в штате Невада. Приехав в 2006 году к Симпсон со своей новой женой Росциллой, он спросил: «Что это за разговоры про Стива Джобса?» Мона все подтвердила, добавив, что, на ее взгляд, Джобс не собирается с ним встречаться. Джандали принял это без разговоров. «Мой отец — человек мечтательный и прекрасный рассказчик, но он очень пассивен, — сказала Симпсон. — Он никогда больше не затрагивал эту тему. И не искал встречи со Стивом».

   Поиски отца легли в основу второго романа Симпсон «Потерянный отец», опубликованного в 1992 году. (Джобс убедил Пола Рэнда, автора логотипа NeXT, сделать обложку, но, по словам Симпсон, «она была чудовищна, и мы не стали ее использовать»). Она также нашла нескольких членов семейства Джандали, в сирийском городе Хомсе и в Америке, и в 2011 году работала над романом о своих сирийских корнях. Посол Сирии в Вашингтоне устроил в ее честь ужин, на котором был также ее кузен с женой, прилетевшие из Флориды.

   Симпсон считает, что поначалу Джобс мог бы встретиться с Джандали, но со временем совсем утратил к нему интерес. Когда в 2010 году Джобс и его сын Рид приехали на день рождения Моны к ней в гости в Лос-Анджелес, Рид рассматривал фотографии своего биологического деда, а Джобс даже на них не взглянул. Также он был совершенно безразличен к своим сирийским корням. Когда заходил разговор о Ближнем Востоке, Джобса, который имел твердые суждения по самым разным поводам, эта тема нисколько не занимала. Даже когда в Сирии начались массовые волнения во время арабской весны 2011 года, на мой вопрос, должен ли Обама более решительно вмешаться в ситуацию в Египте, Ливии и Сирии, он ответил:

   — Не думаю, что кто-то действительно знает, что мы должны там делать. Ты крупно попадешь и если вмешаешься, и если не вмешаешься.

   Но с Джоан Симпсон, своей биологической матерью, Джобс сохранил дружеские отношения. Многие годы она и Мона прилетали к Джобсу на Рождество. Их визиты были милыми, хотя и излишне эмоциональными. Джоан часто плакала, признавалась ему в любви, просила прощения за то, что отдала его. Джобс всегда успокаивал ее, говоря, что все вышло хорошо. Однажды на Рождество он сказал: «Не волнуйся. У меня было прекрасное детство. У меня все отлично получилось».

Лиза


   А детство Лизы Бреннан никак нельзя назвать прекрасным. Пока она была маленькой, отец почти не навещал ее. «Я не хотел быть отцом, поэтому и не был им», — говорил потом Джобс с едва заметным сожалением. Но изредка все-таки хотел. Однажды, когда Лизе было три года, он проезжал мимо дома, который он купил для нее и Крисэнн, и решил зайти. Лиза не знала, кто это. Он сидел на крыльце, не рискуя войти внутрь, и разговаривал с Крисэнн. Сцена повторялась пару раз в год. Джобс появлялся без предупреждения, немного говорил о том, какую школу выбрать для Лизы, и о чем-то еще, потом садился в «мерседес» и уезжал.

   Но когда Лизе исполнилось восемь, в 1986 году, его визиты участились. Он уже не был погружен в изнурительную работу над Macintosh или в борьбу со Скалли за власть. Он работал в NeXT, где была более спокойная и мирная обстановка, и главный офис располагался в Пало-Альто, недалеко от дома Крисэнн и Лизы. К тому же стало ясно, что Лиза, учившаяся тогда в третьем или четвертом классе, выросла умным и одаренным ребенком, и учителя уже тогда отмечали, что она хорошо пишет. Она была пылкой и резвой и унаследовала немного отцовской дерзости. Она даже чуть походила на него — те же изогнутые брови, та же легкая ближневосточная худоба. Однажды Джобс привез ее на работу, чем удивил коллег. Лиза делала «колесо» в коридоре и пронзительно кричала: «Смотрите на меня!»

   Эви Теванян, долговязый общительный инженер из NeXT, ставший другом Джобса, вспоминает, что когда они собирались где-то поужинать, порой заезжали к Крисэнн за Лизой. «Он был с ней очень мил, — вспоминает Теванян. — Он и Крисэнн были вегетарианцами, а Лиза нет. Он воспринимал это спокойно, предлагая ей заказывать курицу, что она и делала».

   Поедание курицы стало маленькой привилегией девочки, которая жила то с папой, то с мамой — вегетарианцами, которые прежде всего по духовным соображениям употребляли только растительную пищу. «За припасами — пунтареллой, киноа, сельдереем, орехами в глазури из плодов рожкового дерева — мы ходили в особые магазины, где пахло дрожжами и куда ходили женщины, никогда не красившие волосы, — напишет она потом. — Но порой мы позволяли себе полакомиться чем-нибудь. Иногда мы покупали курицу с острыми приправами в лавке, где на вертелах рядами крутились птицы, и ели ее в машине, прямо руками, из бумажного пакета». А вот ее отец был гораздо привередливее в еде и порой резко менял одну диету на другую. Однажды на глазах у Лизы он выплюнул суп, когда понял, что там есть сливочное масло. Работая в Apple, он дал себе некоторое послабление, но потом опять стал строгим веганом. Даже в раннем возрасте Лиза понимала, что такая одержимость запретами отражает жизненную философию, согласно которой аскетизм и минимализм лишь усиливают ощущения. «Он понимал, что богатый урожай вырастает из горстки семян, а сдержанность рождает наслаждение, — писала она. — Ему была знакома формула, о которой не ведает большинство людей: одно ведет к совершенно другому».

   Точно так же то, что отец часто отсутствовал или бывал холоден, придавало еще большую ценность редким проявлениям теплоты. «Я не жила с ним, но он иногда заезжал к нам — он был как божество, посещавшее нас на несколько восхитительных минут или часов», — вспоминает она. Вскоре Лиза стала ему настолько интересна, что он начал приглашать ее на прогулки. Они катались вместе на роликах по тихим улицам Пало-Альто, часто останавливаясь около дома Джоанны Хоффман или Энди Херцфельда. Когда он впервые привел ее к Хоффман, то просто сообщил: «Это Лиза». Хоффман моментально все поняла. «Было очевидно, что она — его дочь, — рассказывала она мне. — Ни у кого другого не могло быть такой челюсти. Фирменная челюсть». Хоффман сама до 10 лет не знала отца, который ушел из семьи, и очень переживала из-за этого, поэтому всегда уговаривала Джобса внимательнее относиться к дочери. Он благодарил ее потом за эти советы.

   Однажды он взял Лизу в деловую поездку в Японию, и они жили в элегантном отеле Okura. В суши-баре на первом этаже он заказал огромную порцию унаги-суши — с угрем. Джобс так любил это блюдо, что считал копченого угря практически вегетарианской едой. Суши были присыпаны мелкой солью или политы сладким соусом, и Лиза вспоминает, что они буквально таяли во рту. Так же таяла дистанция между отцом и дочерью. Потом она писала: «Именно когда на столе выстроились эти блюда, я впервые почувствовала себя рядом с ним довольной и расслабленной. Это изобилие, дозволенность, теплота после холодных салатов просигналили, что открылось некое прежде недоступное пространство. Он стал менее жестким с собой, даже человечным, когда сидел в комнате с чудесными потолками, с низенькими скамеечками, с суши и со мной».

   Но безмятежность и легкость были не вечны. С Лизой Стив был таким же переменчивым, как и почти со всеми: то прижимал к груди, то вдруг забывал о ней. Он мог быть один раз весел и общителен, а другой — холоден, а иногда вообще пропадал. «Она никогда твердо не знала, как он к ней относится, — считает Херц-фельд. — Я помню один ее день рождения, на который Стив должен был прийти, но очень опаздывал. Она беспокоилась и обижалась. И когда он наконец-то пришел, она просто засветилась от счастья».

   Лиза стала такой же капризной и неуравновешенной. На протяжении всех лет их отношения напоминали американские горки, они ссорились, а потом из-за обоюдного упрямства долго не могли помириться. После размолвки они могли не разговаривать друг с другом месяцами. Оба не умели протянуть руку, извиниться, помириться — даже когда Джобс боролся с болезнями. Как-то осенью 2010 года он с тоской показывал мне старые снимки и остановился на фотографии, где он с маленькой Лизой. «Наверное, я недостаточно сделал для нее», — сказал он. Зная, что он не говорил с ней уже год, я предложил ему позвонить ей или написать имейл. Он молча посмотрел на меня и вновь принялся перебирать старые фотографии.