Фольклоризм русского исторического романа рубежа 1820-1830-х годов: М. Н. Загоскин и н. А. Полевой

Вид материала

Автореферат

Содержание Научный руководитель Ведущая организация Общая характеристика работы Объектом изучения Предметом изучения Научная новизна Методологической основой и теоретической базой Теоретическая значимость Практическое значение работы Основное содержание работы Глава вторая «Народные паремии и традиции духовной культуры в поэтике произведений М. Загоскина и Н. Полевого» Параграф первый («Народная молва в «Юрии Милославском»). Параграф второй («Слухи и толки в «Клятве при Гробе Господнем»). Второй раздел («Былинно-сказочные и легендарные мотивы в поэтике “Юрия Милославского”. Сказка в “Клятве при Гробе Господнем”») Раздел первый («Свадебный обряд и народные верования в романах»). Параграф третий («Чин свадебный в “Клятве при Гробе Господнем”»). Второй раздел «Похоронный обряд в “Клятве при Гробе Господнем”». Первый раздел «Песни в поэтике романа М. Н. Загоскина». Второй раздел «Песни в романе Н. А. Полевого “Клятва при Гробе Господнем”». Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях ... Полное содержание

Подобный материал:

• Журналистская деятельность н. А. Полевого в историко-литературном контексте 1820-х, 466.29kb.
• Основные этапы жизни и творчества Достоевского, 1863.82kb.
• Русский поэт, родоначальник новой русской литературы, создатель современного русского, 159.33kb.
• Программы специальных курсов полевая фольклористика составитель доц. Т. Б. Дианова, 937.02kb.
• Любовь в жизни Обломова (По роману И. А. Гончарова «Обломов»), 409.17kb.
• Творчество Кнута Гамсуна (роман «Пан»). Обзор американской литературы рубежа веков., 41.42kb.
• Патриаршего Иерусалимского Монастыря Монаха Серапиона, именовавшегося прежде Пострижения, 2924kb.
• Не просто первое по времени возникновения и одно из важнейших художественных направлений, 2035.72kb.
• Н. В. Гоголь и русская интеллигенция 1830-1850-х годов (общественно-политический, 379.26kb.
• Информатизация в музеях в контексте проблем музейного производства. Кпостановке вопросов,, 38.11kb.

На правах рукописи


Горбатов Михаил Александрович


ФОЛЬКЛОРИЗМ РУССКОГО ИСТОРИЧЕСКОГО РОМАНА

РУБЕЖА 1820–1830-Х ГОДОВ: М. Н. ЗАГОСКИН

И Н. А. ПОЛЕВОЙ


Специальность: 10.01.01 – Русская литература


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Саратов – 2009

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы и фольклора Института филологии и журналистики Саратовского государственного университета имени Н.Г.Чернышевского


^ Научный руководитель кандидат филологических наук, доцент

Горбунова Лариса Григорьевна


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Фокеев Александр Леонидович


кандидат филологических наук, доцент

Коневец Светлана Николаевна


^ Ведущая организация: Тверской государственный университет


Защита состоится 25 декабря 2009 г. в 15 ч. 00 мин. на заседании диссертационного совета Д 212.243.02 при Саратовском государственном университете имени Н.Г.Чернышевского по адресу: 410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83, 11 корп.


Отзывы на автореферат можно направлять по адресу: 410026, г. Саратов, ул. Астраханская, д. 83, 11 корп., Институт филологии и журналистики СГУ.


С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета имени Н.Г.Чернышевского.


Автореферат разослан 23 ноября 2009 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета Ю. Н. Борисов

^ ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


В настоящее время в отечественной науке назрела насущная необходимость в переоценке творчества «забытых» писателей XIX века, их места в развитии литературного процесса эпохи. Решению этой задачи в значительной степени способствует изучение фольклоризма того или иного автора.

С именем М. Н. Загоскина связывают рождение русского исторического романа. Н. А. Полевой одним из первых выступил с рецензией на «Юрия Милославского». Будучи неудовлетворенным произведением, проявляя в некотором смысле «писательскую ревность», он «в ответ» создал роман «Клятва при Гробе Господнем», который также явился его первым опытом в крупном повествовательном жанре. Повышенное внимание к историческому роману в России на рубеже 1820–1830-х гг. объясняется тем, что с появившимся жанром связывали новые возможности эстетического освоения действительности. Одной из особенностей жанра исторического романа в начальную эпоху его становления является использование разнообразных форм фольклорной традиции, что связано с проблемой народности литературы – центральной в решении вопроса о развитии национальной словесности. Проблемы народности литературы, фольклоризма писателя, историзма оказываются сопряженными, взаимосвязанными. В поисках средств художественной выразительности усиливается интерес к произведениям народного творчества. Обращение к фольклорному материалу становится критерием оценки «качества» исторического романа и мастерства писателя.

Исследовательский интерес к творчеству М. Загоскина и Н. Полевого отчетливо обозначился в XX веке. «Юрий Милославский» и «Клятва при Гробе Господнем» изучались с позиций соответствия исторической действительности (И. И. Козмин), оценивалось то, насколько «удачно» авторы исторических романов сумели претворить творческую манеру В. Скотта на русской почве (И. И. Замотин, А. Пинчук).

В советский период произведения М. Загоскина и Н. Полевого исследуются преимущественно в связи с попыткой литературоведов выстроить типологию исторических романов 1820–1830-х годов в соответствии с творческими установками авторов (Ю. С. Сорокин, С. М. Петров, И. П. Щеблыкин). Изучение в 1970–1980 гг. художественных открытий русской романтической прозы (Р. В. Иезуитова, В. Ю. Троицкий) дало ощутимые результаты в осмыслении исторического повествования, в том числе, не только в «вершинных» его проявлениях (А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь). В монографии В. Ю. Троицкого сделаны важные наблюдения в области жанрового генезиса русского исторического романа в русле развития русской романтической прозы. Романы Загоскина, Полевого и других «второстепенных» писателей изучаются в общем контексте эпохи. Однако преимущественное внимание уделялось характеру и качеству историзма произведений.

К именам М. Загоскина и Н. Полевого обращалась и западная литературоведческая наука. В частности, в книге М. Г. Альтшуллера (1996) авторы «Юрия Милославского» и «Клятвы при Гробе Господнем» рассматриваются в соответствии с поставленной исследовательской задачей – проследить влияние «вальтерскоттовской» традиции на русский исторический роман.

В 1990–2000-е гг. изучение многих забытых писателей-романтиков заметно активизируется: появляется целый ряд работ, в том числе, и диссертационных, где фольклоризму Загоскина и Полевого уделено особое внимание. Тем не менее, до настоящего времени не предпринималась попытка всесторонне рассмотреть степень и характер включения жанров устного народного творчества в повествовательную ткань «Юрия Милославского» и «Клятвы при гробе Господнем», учитывая возможные источники, а также их место и функции на разных уровнях организации художественного текста. Отдельные наблюдения либо приоткрывают грань изучаемой нами проблемы, либо дают методологический ориентир, либо намечают перспективу исследования. Существующие работы не содержат обстоятельного анализа и систематизации фольклорного материала в романе «Юрий Милославский». Сложная структура романа Н. Полевого требует одновременного рассмотрения разнородных и разновременных традиций в их синкретическом единстве. Высокая степень концентрации произведений, мотивов, образов устнопоэтического творчества и древнерусской литературы в идейно-художественном пространстве романов М. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» (1829) и Н. Полевого «Клятва при Гробе Господнем» (1832) настойчиво требует объяснения этого феномена. Выбор имен Загоскина и Полевого не случаен: учитывая вышеизложенное, представляется целесообразным сопоставить «Юрия Милославского» и «Клятву при Гробе Господнем» как две самоценные концепции художественного воплощения исторической действительности, избрав в качестве предмета анализа приемы и способы использования фольклорной традиции на страницах романов. Продуктивность сравнительного подхода также видится в следующем: научная традиция не знает прецедентов сопоставления этих двух произведений, находящихся у истоков становления жанра; между тем, подобное сравнение с учетом фольклоризма позволит не просто дополнить, но углубить и конкретизировать существующие представления о развитии русского исторического романа рубежа 1820–1830-х гг.; дать качественно новую оценку произведений, внести коррективы в уже сложившиеся представления о них, а также вести речь о разных типах исторического романа рубежа 1820–1830-х гг. в зависимости от степени и характера включения фольклорных элементов. Этим и обусловлена актуальность предпринимаемого нами диссертационного исследования.

^ Объектом изучения является художественное пространство романов М. Загоскина и Н. Полевого, которое рассматривается с позиций взаимодействия литературоведения и фольклористики. Выбор объекта исследования продиктован стремлением выявить специфику использования идейных и изобразительно-выразительных средств русского народного поэтического творчества каждым из авторов.

Выявление и описание функций фольклорных жанров требует, наряду с интенсивным, экстенсивного подхода к изучаемому объекту. Поэтому материалом для исследования послужили не только сами романы, но и рабочая тетрадь М. Загоскина, отражающая этапы его работы над «Юрием Милославским», публикации Н. Полевого в «Московском телеграфе», а также архив и эпистолярий писателей. В ходе анализа романов широко привлекались «История государства Российского» Н. М. Карамзина и «История русского народа» самого Полевого, подробно рассматривался характер их художественной интерпретации в произведениях.

^ Предметом изучения является фольклоризм «Юрия Милославского» и «Клятвы при гробе Господнем»: жанры устнопоэтического творчества, околофольклорные явления, элементы духовной и бытовой культуры, мотивы и образы древнерусской литературы, связанные с духовной жизнью народа, нашедшие отражение в романах.

В соответствии с избранным материалом и предметом исследования цель диссертации – целостное рассмотрение специфики использования идейных и изобразительно-выразительных средств русского народного поэтического творчества каждым из авторов; определение роли и места фольклорных жанров, фольклорно-этнографических элементов и элементов народной культуры в структуре художественного повествования исторических романов: образной системе, в сюжетно-композиционном построении и идейно-художественном содержании.

В соответствии с целью определены задачи исследования:

– выявить причины обращения писателей к народной культуре и способы художественной обработки материала;

– определить значение и функции следующих фольклорных жанров, околофольклорных явлений и этнографических элементов в идейно-образной структуре «Юрия Милославского» и «Клятвы при Гробе Господнем»: пословицы и поговорки, исторические предания, легенды, лирические песни, свадебный и похоронный обряды, слухи и толки, мифологические представления, а также особенности бытового и социального жизнеустройства, что является главным источником для понимания народного характера и менталитета;

– осмыслить роль мотивов и образов древнерусской литературы и культуры, народно-религиозных представлений как отражающих духовную жизнь русского народа изображенных эпох, важных для понимания своеобразия каждого из романов, в том числе, и феномена юродства применительно к структурно-художественному пространству «Юрия Милославского» и «Клятвы при Гробе Господнем»;

– охарактеризовать форму существования фольклорного текста или элемента в контексте произведений Загоскина и Полевого (текстовые переклички, сюжетно-композиционные соответствия);

– ввести в научный оборот неопубликованные материалы фондов из архивов Отдела рукописей Российской национальной библиотеки и Рукописного отдела Института русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук.

^ Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые:

1. максимально полно устанавливаются вероятные источники текстов, сюжетов, мотивов и образов устного народного творчества, так или иначе использованных в художественном пространстве «Юрия Милославского» и «Клятвы при Гробе Господнем», к которым обращались или могли обращаться писатели;
   
2. рассматривается механизм включения фольклорно-этнографических элементов, мотивов и образов древнерусской литературы и культуры в повествовательную ткань исторических романов М. Загоскина и Н. Полевого;
   
3. анализируется идейная, композиционная и художественная роль жанров устного поэтического творчества на всех уровнях организации текста: а) идейно-содержательном; б) сюжетно-композиционном; в) хронотопическом; г) мотивном; д) образном;
   
4. предпринята попытка нового, более глубокого прочтения «Юрия Милославского» и «Клятвы при Гробе Господнем»: прослежены и охарактеризованы взаимосвязи творчества писателей с фольклором, установлена роль этих связей в определении художественных достоинств романов;
   
5. в научный оборот вводятся новые материалы по истории литературного процесса в России второй четверти XIX века, дополняющие или корректирующие существующие представления о романах писателей.
   

^ Методологической основой и теоретической базой исследования послужили труды Б. М. и Ю. М. Соколовых, А. П. Скафтымова, Е. М. Мелетинского, В. Я. Проппа, Д. С. Лихачева, Т. М. Акимовой, В. К. Архангельской, Ф. М. Селиванова, Л. И. Емельянова, Б. Н. Путилова, Д. Н. Медриша, А. А. Горелова, В. К. Соколовой, Н. И. Кравцова С. Г. Лазутина, И. П. Лупановой, Н. А. Криничной, Н. И. Савушкиной, С. А. Токарева, в которых рассматриваются место и функции фольклорно-этнографических элементов в художественном тексте; работы Ю. М. Лотмана, Ю. В. Манна, посвященные проблемам описания структурно-функциональных компонентов художественной реальности.

В процессе анализа таких проблем, как «фольклоризм романа Загоскина», «фольклоризм романа Полевого» мы использовали комплексный подход, сочетающий теоретический, историко-литературный, биографический, сравнительно-типологический, религиозно-философский методы, что позволило установить связь фольклорных включений с авторским замыслом, проследить развитие основных образов и мотивов, трансформацию средств и приемов устной поэзии в повествовательной структуре произведений.

В процессе изучения фольклоризма исторических романов Загоскина и Полевого было естественным обращение к произведениям древнерусской литературы, поскольку некоторые жанры, сюжеты, темы, мотивы и образы, «задействованные» в «Юрии Милославском» и «Клятве при Гробе Господнем», проникали в летопись и другие памятники древнерусской литературы, а потому фольклор исторических периодов, изображенных в романах, все же может быть «восстановлен» с некоторой долей вероятности. Подобная реконструкция носит гипотетический характер, исходя из возможностей обращения писателей к источникам народного творчества.

Обозначенный выше круг общетеоретических, историко-литературных и узкоспециальных вопросов и проблем, связанных с изучением фольклоризма романов М. Загоскина и Н. Полевого, позволяет сформулировать положения, выносимые на защиту:

1) фольклорно-этнографические элементы естественно и органично входят в поэтику исторических романов М. Загоскина и Н. Полевого, являются неотъемлемой частью их композиции, в совокупности воссоздавая неповторимую картину быта и нравов русского народа. Тексты и образы устного творчества и древнерусской литературы в «Юрии Милославском» и «Клятве при Гробе Господнем» не только способствуют воссозданию «местного колорита», но и выполняют сюжетообразующую функцию;

2) пословицы и поговорки выполняют онтологическую функцию, выступая основой построения образов. Паремии присущи стилистике авторской речи и речи персонажей: использование народных сентенций помогает писателям в выразительной и обобщенной форме противопоставить нравственные позиции героев, выявить внутренние конфликты в системе повествования каждого из романов;

3) в художественном пространстве романа Загоскина концептуально значимой оказывается фигура юродивого. Притчево-иносказательная манера, афористичность, присущие речи Мити, являются следствием объединения древнерусской книжной и народной устной традиций и служат средством материального воплощения духовно-нравственной культуры. В результате употребляемые персонажем пословицы и поговорки перестают быть контрастными элементами речи, формируя стратегию театрализованного поведения «блаженного безумца»;

4) тема сиротства проходит лейтмотивом в тексте «Юрия Милославского» и соотносится с миром древнерусского юродства, образуя устойчивую смысловую доминанту. Сиротство в романе может быть рассмотрено сквозь призму семантической триады: в традиционном – «бытовом» – понимании; «сиротство супружеское»; «сиротство духовное»;

5) слухи и толки в произведениях Загоскина и Полевого выполняют важную содержательную функцию, равно как и народная проза в целом: через систему околофольклорных жанров, вовлеченных в повествование, авторы давали возможность ощутить дух времени, представить характер русского народа и его отношение к историческим событиям и личностям. В «Клятве при Гробе Господнем» романист использовал различные «виды» слухов и толков – от «бытовых» до эсхатологических;

6) былинные мотивы и образы в «Юрии Милославском», претворяясь в идейно-содержательном контексте романа, способствуют героизации исторического повествования об ополченцах, приданию монументальности образам;

7) в «Клятве при Гробе Господнем» со скрупулезной точностью изображен чин великокняжеской свадьбы: романист детально воспроизводит перечень вещей, предметов, костюмов, ролей участников ритуального действия, которое имеет для автора самоценное историко-этнографическое значение;

8) связанные с сюжетным движением романов, народные песни способствуют формированию эмоциональной атмосферы повествования, его психологизации, углублению во внутренний мир персонажей, существуя при этом в художественном пространстве произведений и в своем самоценном значении («Клятва при Гробе Господнем»);

9) степень подлинности фольклорно-этнографических элементов и характер их использования выступают мерилом художественно-исторической правды романов в ее глубине и всесторонности, их художественных достоинств и писательского мастерства авторов.

^ Теоретическая значимость настоящей диссертации вытекает из комплексного анализа художественных произведений, органично впитавших традиции устно-народной и книжно-письменной культур. Подобный подход к творчеству двух романистов демонстрирует значимые связи художественной прозы и фольклорной традиции на различных уровнях, что может оказаться актуальным и плодотворным при анализе творчества других писателей. Изучение художественной литературы в аспекте поставленной проблемы способствует наиболее глубокому прочтению художественных произведений.

^ Практическое значение работы. Результаты работы могут быть использованы в вузовском курсе по истории русской литературы XIX века, в учебных пособиях, спецкурсах, просеминарах и спецсеминарах, посвященных историческому роману, проблеме взаимодействия литературы и фольклора.

Материалы диссертации прошли апробацию на ежегодных Всероссийских научных конференциях «Филология и журналистика в начале XXI века» (Саратов, 2006, 2007, 2008, 2009), на XXXI Зональной конференции литературоведов Поволжья (Елабуга, 2008), Четвертых международных Лазаревских чтениях «Лики традиционной культуры: прошлое, настоящее, будущее» (Челябинск, 2008), а также на XXI Пуришевских чтениях «Взаимодействие литературы с другими видами искусства» (Москва, 2009).

По материалам диссертации опубликовано 9 статей.

Структура и объем диссертации определяются спецификой исследуемой проблемы и необходимостью логической организации основного содержания работы. Исследование состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографического списка.


^ ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во Введении определяются цели, задачи и методологические основы диссертационного исследования, аргументируется его актуальность, характеризуются научная новизна, практическая и теоретическая значимость работы, освещается история вопроса, формулируются основные положения, выносимые на защиту.

В главе первой «“Юрий Милославский” М. Н. Загоскина и “Клятва при Гробе Господнем” Н. А. Полевого: роль фольклоризма в формировании особенностей русского исторического романа рубежа 1820–1830-х годов (к вопросу типологии)» рассматриваются различные принципы классификации русского исторического романа, представленные в работах исследователей.

Эпоха романтизма активизировала изучение и художественное освоение отечественной старины в связи с поисками путей развития самобытной русской литературы. Приступая к анализу фольклоризма писателя, необходимо учитывать как внутрилитературные закономерности, так и общественно-историческую ситуацию. Сознательное обращение Загоскина и Полевого к произведениям народного творчества в русле традиции, имевшей место на протяжении всего периода развития литературы, в процессе художественного осмысления проблемы создания национальной литературы является характерной особенностью развития русской исторической прозы первой трети XIX века в контексте развития мировой литературы.

Фольклорную традицию в литературе следует рассматривать не только как философско-эстетическую, мировоззренческую категорию, но и как систему художественных приемов того или иного автора, поскольку ориентация на произведения народного творчества непременно влияла на формирование писательской концепции. Степень и способы вовлечения фольклорного материала моделирует своеобразие каждого из романов. Если по отношению к «Юрию Милославскому» уместнее говорить о беллетризации истории с помощью произведений устнопоэтического творчества и этнографических элементов, то художественное пространство «Клятвы при Гробе Господнем» представляет собой более сложную структурную – «документализированную» – организацию текста, учитывающую традиции фольклора и древнерусской книжности. Опыт Полевого-историка, художественная интуиция, дополняющая и «оживляющая» фактические свидетельства и источники, позволили ввести на страницы романа обширный историографический и этнографический материал, творчески приспособив его для целей Полевого-романиста, и живописно воссоздать полноценную картину жизни разных слоев русского общества XV века. Однако, с другой стороны, такой принцип обращения с материалом осложняет восприятие произведения, требуя от читателя максимальной эрудированности в процессе осознания идейного замысла произведения.

^ Глава вторая «Народные паремии и традиции духовной культуры в поэтике произведений М. Загоскина и Н. Полевого» состоит из трех разделов. Особенности функционирования пословиц и поговорок в художественном пространстве романов рассматриваются в первом разделе («Сюжетно-композиционные функции пословиц и поговорок в “Юрии Милославском”» и «“Клятве при Гробе господнем”»). Народные сентенции определяют просторечную стихию рассматриваемых произведений М. Загоскина и Н. Полевого. Можно предположить, что среди пословиц и поговорок, встречающихся в романах, существует определенная «иерархия»: некоторые вводятся в повествовательную ткань однажды и призваны прояснить какую-то конкретную ситуацию, другие, в силу многократного употребления, могут «прогнозировать» развитие сюжета. Образная оценка происходящего редко влагается Загоскиным и Полевым в уста какого-либо конкретного персонажа: в романах присутствуют и взаимодействуют «разные точки зрения». В «Юрии Милославском» и «Клятве при Гробе Господнем» ощутима сама среда, где создаются и живут произведения фольклора: будь то крестьянская семья с ее бытовым укладом; либо посадский люд, у которого всегда готово острое слово. Более того, пословицы и поговорки появляются как в речи персонажей, которым авторы симпатизируют, так и в речи тех, к которым они питают антипатию. Это подтверждает стремление писателей создать подлинно исторический роман.

Наиболее значимой, существенной является композиционная роль пословиц и поговорок, которая определяет их художественные функции. Учитывая идейно-тематическое содержание пословиц, поговорок, средств народно-выразительной речи, а также их роль в раскрытии авторского замысла, общего пафоса романов можно условно выделить следующие функции:

1) нравственная/философская функция – характеризует жизненные позиции персонажей, их мировоззрение;

2) изобразительная/описательная функция – являет метафорическое изображение действительности или ее восприятие действующими лицами;

3) оценочная функция – отражает отношение персонажей к окружающим лицам.

Пословицы и поговорки используются, прежде всего, при создании речевого портрета, индивидуальной характеристики, свидетельствуя об определенном складе ума персонажа. Значимым является как сам выбор персонажем пословиц и поговорок, так и их индивидуальная интерпретация, и как при этом его речи соотносятся с мыслями, убеждениями и поступками; они способствуют и усилению разговорного элемента речи.

Соотнося случаи использования паремий в романах с содержанием сборников П. Симони, «Сборника б. Петровской галереи», собраниями народных апофегм И. В. Пауса, В. Н. Татищева, А. И. Богданова, Н. Г. Курганова, Д. М. Княжевича, И. М. Снегирева, В. И. Даля можно отметить следующее: в текстах «Юрия Милославского» и «Клятвы при Гробе Господнем» есть случаи, когда творческие задачи определяли тенденцию обоих романистов к некоторому видоизменению ряда общеизвестных пословиц и поговорок. То есть М. Загоскин и Н. Полевой порой творчески использовали фольклорный материал, художественно преобразуя его в собственное писательское слово, либо, оставляя элементы устоявшейся формы как основу, придавали им новое значение, новый оттенок, идущий от личности персонажа. Иногда имеет место процесс «усиления» смысла пословиц и поговорок, соотнесение с сюжетной ситуацией; часто приводятся несколько пословиц или поговорок подряд, как бы дополняющих одна другую.

Создавая романы о событиях Смутного времени и периода княжеской междоусобицы, Загоскин и Полевой не могли не ввести в них фигуру юродивого. Притчевость, иносказательность, присущие речи «блаженного безумца», приводят к тому, что пословицы и поговорки как бы растворяются в ней, перестают быть контрастными элементами. Место и функции христианского подвижника в системе образов обоих романов рассматривается во втором разделе – «Феномен древнерусского юродства в идейно-художественном пространстве романов». Яркая, афористичная речь выступает как средство материального воплощения духовной культуры, формируя стратегию театрализованного поведения «блаженного безумца». Митя является «добровольным», «Христа ради» юродивым, проявляя «активную сторону» рассматриваемого феномена: он живет среди людей, чтобы «ругаться миру», обличать пороки и грехи окружающих. В изображении Загоскиным героя-юродивого можно обнаружить следование исторической правде: «безумец» появляется на людях («в толпе»), выделяется внешностью и поведением. Митя принадлежит к числу тех персонажей романа, с которыми связана мысль о православно-религиозных основах борьбы русского народа против польских захватчиков. Среди них – Авраамий Палицын, отец Еремей. Это очень разные персонажи, но всех их объединяет христианская идея. Вокруг этого босого человека в рубище нет ореола мученичества, но он готов пострадать за Божью правду.

Юродивый появляется в романе всего три раза, и, тем не менее, ему отведена важная сюжетообразующая роль. Первый – в доме боярина-изменника. Митя образно передает личную коллизию Юрия Милославского, который присягнул польскому королевичу и теперь страдает оттого, что не может нарушить клятву и действовать так, как велит ему его патриотическое чувство. Не случайно имя юродивого совпадает с именем отца Юрия Милославского: он как бы выполняет в романе функцию духовного наставника героя, появляясь в переломные моменты жизни. Он понимает, какое великое дело готовится, видит суть мирских дел, человеческую сущность окружающих. Более всего притчево-иносказательная манера речей юродивого проявляется в общении с боярином-изменником. Отчасти сцена застолья в доме Кручины-Шалонского напоминает пир ветхозаветного царя Валтасара во время осады Вавилона персами. Подобно таинственной руке, начертавшей слова, предвещавшие скорую гибель, в сцене пира в доме Шалонского появляется юродивый. Юродивый трижды обращается к Кручине-Шалонскому, указывая на то, что своими бесчинствами, праздным времяпрепровождением тот переполнил чашу Божьего терпения. Юродивый призывает боярина-изменника к покаянию, чтобы предстать «чистым» пред Престолом Всевышнего, поскольку человеку неведомо, где и когда его застигнет смерть. Второе появление юродивого в романе – встреча с Милославским близ Благовещенского монастыря в Нижнем Новгороде. В характерной манере Митя предсказывает Юрию душевные метания, связанные с данной им клятвой. Поистине кульминационным можно назвать третье и последнее явление юродивого в романе: в сцене, когда после нападения шишей боярин Кручина находится на смертном одре, необходимая забота о нравственном здоровье людей, предписанная поведению юродивых, проявляется с особой силой. Этот убогий странник предстает носителем высшей христианской правды. Неслучайно рядом с кающимся перед смертью боярином Шалонским оказывается в соответствии с сюжетной логикой и авторской волей именно Митя: он призывает изменника оценить прожитую жизнь и пересмотреть ценностные ориентиры. Шалонский, размышляя с позиций человека, которому недоступна высшая истина, остается непреклонным. Однако юродивый, проявляя подлинно христианскую заботу о душе ближнего, в ответ укоряет боярина, обращаясь к нему с пылкой проповедью о Божьем милосердии. Юродивый как хранитель и проповедник норм христианской этики готов отдать собственную жизнь ради покаяния Кручины. По авторскому замыслу, фигура боярина-изменника, раскаяние и получаемое им перед смертью отпущение грехов призваны «подтвердить» значимость образа юродивого как носителя высших истин.

В «Клятве при Гробе Господнем» «историческая» составляющая романа представлена обстоятельнее и фундаментальнее, чем в произведении Загоскина. В процессе работы над «Историей русского народа» у Полевого была возможность обратиться непосредственно к летописным источникам, материал и стиль которых отразились в авторском повествовании. Фигура юродивого в романе связана с хронотопом Великого Новгорода. Упоминание здесь имени Михаила Клопского не случайно: он является героем «Повести о житии Михаила Клопского» – памятника агиографической литературы XV века. Текст романа обнаруживает знакомство писателя с традициями житийной литературы Древней Руси. Н. Полевой создает собирательный образ древнерусского подвижника православной церкви, наделяя его характерными чертами: юродивый в романе обладает «традиционной» внешностью и одеждой, эпатирует публику свом театрализованным поведением, иносказательно говорит о грядущей трагедии Новгорода и обличает «предательство» архиепископа Евфимия. Но если в «Юрии Милославском» образ Мити является самоценным, поскольку он – живое воплощение духовного, нравственного идеала, служащее мерилом поступков других персонажей, то фигуре юродивого в произведении Полевого придан «политический оттенок»: с его поведением и образно-иносказательными речами в тексте романа связан целый комплекс легенд, призванных подтвердить падение Новгородской республики и возвеличение Москвы.

Одной из устойчивых смысловых доминант, лейтмотивом проходящей в романе Загоскина, является сиротство. Анализу этого мотива посвящен третий раздел («Мотив сиротства в “Юрии Милославском”»). Образ сироты находится в духовной близости к образу юродивого; тема лишенности, «отринутости» характеризует в произведении жизнь в ее «бытовом», социально-историческом и религиозном аспектах. Мотив сиротства как устойчивая семантическая единица широко известен и в устном народном творчестве, и в художественной литературе. Особенно остро он звучит в романе в связи с событиями Смутного времени.

В художественном пространстве «Юрия Милославского» мотив сиротства можно рассматривать сквозь призму семантической триады: 1) сиротство в «традиционном» («бытовом») понимании; 2) сиротство «супружеское»; 3) сиротство «духовное».

Рассматриваемый мотив сопровождает главного героя романа: сиротство Милославского обусловлено тем, что над ним с рождения довлеет злой рок. Судьба Анастасии Шалонской, дочери боярина-изменника, также связана с мотивом сиротства. Героиня воспринимает ниспосылаемые ей судьбой испытания с подлинно христианским смирением и покорностью.

В романе Загоскина отчетливо звучит и мотив сиротства духовного. Он реализуется в двух плоскостях, хронотопически воплощаемых в изображении Новгорода и Москвы. Новгород выступает центром ополчения и духовного возрождения Руси, куда стекались все, кто был готов отдать жизнь ради спасения Отечества и православной веры.

В зависимости от ситуации мотив сиротства в романе М. Загоскина предстает как в народном осмыслении, так и христианско-религиозном, образуя в целом единый комплекс духовно-нравственных представлений в его обусловленности эпохой.

Своеобразие воплощения эпической традиции на страницах произведений рассматривается в главе третьей «Художественная роль околофольклорных явлений в сюжетно-композиционной структуре романов. Эпические жанры в “Юрии Милославском” и “Клятве при Гробе Господнем”». В первом разделе («Слухи и толки») речь идет о функционировании молвы в произведениях Загоскина и Полевого. Обращение к народной молве позволило передать общественную атмосферу изображаемой эпохи. Именно через систему околофольклорных жанров, вовлеченных в повествование, романисты получили возможность представить историческую картину в целом: воссоздать хронотоп русской действительности определенного периода; обрисовать народное мировоззрение, массовую психологию, представить характер русского народа и его отношение к историческим событиям и личностям. Слухи и толки в «Юрии Милославском» и «Клятве при Гробе Господнем» выполняют важную содержательную функцию, равно как и народная проза в целом: органически вписываясь в произведение, они формируют основные сюжетно-композиционные моменты, влияют на поэтику образов.

^ Параграф первый («Народная молва в «Юрии Милославском»). Само включение Загоскиным слухов и толков в повествовательную ткань романа, а также степень их достоверности, дает основание предположить, что в «Юрии Милославском» народная молва служит средством отражения коллективного мнения о драматизме сложившейся ситуации, позволяя выявить общее отношение к ней или к ее участникам и дать разумную интерпретацию происходящему. В период Смутного времени распространение слухов являлось, скорее всего, средством защиты членов общества от нестабильности и неустойчивости положения, от недостатка информации, что и отразилось в романе.

^ Параграф второй («Слухи и толки в «Клятве при Гробе Господнем»). Функционирование слухов и толков в романе Н. Полевого оказывается более сложным. Охватывая различные стороны общественной жизни, они распадаются на тематические группы, формируя вместе с прочим материалом ведущие сюжетные линии произведения: религиозные, бытовые, социально-политические, эсхатологические. Однако каждый из них следует рассматривать особо, в непосредственной связи с породившим их источником.

Текст романа фиксирует существование целого «института» «наушников», замешанных в политических интригах и использующих слухи для влияния на князей с целью извлечения выгоды. К тому же, слухи и толки служат своеобразной «проверкой» княжеского окружения на преданность.

Случаи проявления этих околофольклорных жанров переплетаются с историческими преданиями и мотивами древнерусской книжности, являя собой некий синкретизм. В тексте «Клятвы при гробе Господнем» слухи и толки о недавних событиях и выдающихся личностях сопряжены с материалом «Истории русского народа»: жанры фольклора наполнены фактическим содержанием. При этом ощущается попытка Полевого-романиста «дополнить» понимание события народно-религиозными оттенками. Слухи и толки составляют в художественном пространстве произведения особую группу жанров, функционирующих в рамках исторического предания, занимая переходное, межжанровое положение. Особенно богато напитана слухами «религиозная часть» предания: молва приобретает здесь характерную стилистическую окрашенность – в ней угадываются традиции книжно-церковной культуры.

^ Второй раздел («Былинно-сказочные и легендарные мотивы в поэтике “Юрия Милославского”. Сказка в “Клятве при Гробе Господнем”») посвящен анализу роли сказок и былин в романах. В поэтической системе «Юрия Милославского» былина тесно связана с историческим планом романа: она вносит в него идеально-героическое начало, напоминая о повторяемости исторических коллизий, о вечном и непреходящем патриотическом чувстве. Вместе с тем, былина естественным образом переплетается со сказочными мотивами. В малом контексте эпизод с пересказом былины о Добрыне не получает смыслового развития – это очередная попытка развлечь Анастасию Шалонскую. Однако в большом контексте романа параллель с исторической ситуацией 1612 года очевидна: Загоскин со свойственной ему романтической восторженностью ассоциирует героев народного ополчения с былинными богатырями. Таким образом, в «Юрии Милославском» осуществляется связь времен, обращение к коренным началам народного бытия и культуры. Вместе с тем, имеет место и влияние былинной поэтики на текст романа. Общий для сказок и былин мотив пути-дороги воплощается в романном повествовании в различных художественных ракурсах: историко-философском (поездка Юрия Милославского в Нижний Новгород и затем в Москву как путь через испытания к своему предназначению), сказочном (поиски невесты), былинном (дорога к полю ратному, к главному подвигу). Моменты былинного гиперболизма, претерпевая метаморфозы и мешаясь с романтической патетикой и религиозной символикой, находят отражение в батальных сценах; в их описании можно обнаружить и отголоски народно-эпической традиции, переплетенных с формулами воинских повестей. Гиперболизированная картина сражения призвана усилить впечатление от трагического столкновения русских дружин с польско-литовскими войсками.

Мрачное описание тайной вотчины боярина Кручины-Шалонского в Муромских лесах можно трактовать как попытку Загоскина перенести на русскую почву мир готического романа с его ужасами и мистикой. Рассказы о Теплом Стане в устах мнимого колдуна Кудимыча окутаны атмосферой слухов, суеверных ужасов и легендарных чудес.

Наиболее сложно в романе воплощаются элементы сказочной поэтики. Вся история с «болезнью» Анастасии Тимофеевны, которая медленно «угасает», как свечка, заставляет вспомнить сказочную Царевну-Несмеяну: ее стараются безуспешно развеселить, и только добрая весть о возлюбленном возвращает ее к жизни. Казак Кирша – единственный персонаж в романе, который больше всего соответствует канону героя русской сказки, выступая в роли «волшебного спасителя», «благодарного помощника».

В романе Полевого седьмая глава второй части представляет собой «повесть времен старых» о былом величии Новгорода, рассказываемую Иваном Гудочником. Содержание этого полулегендарного повествования причудливым образом корреспондирует с содержанием былины «[Про] Василья Буслаева». Однако в произведениях фольклора нет подробных сведений об отце новгородского богатыря Буслае Железняковиче. Сказкой-былиной о Железняке Полевой словно восполняет эту лакуну. В «Клятве при Гробе Господнем» сказка выполняет не только эстетическую, но и сюжетообразующую функцию: с ее помощью Гудочник усыпляет гостей боярина Старкова и крадет из сумки Юрия Патрикеевича великокняжескую печать, чтобы в дальнейшем подделать приказные грамоты и отправить войско по ложному следу.

Значительное место в повествовательной ткани романа Полевого занимают легенды и предания. Рассмотрению их места и функций в структуре произведения посвящен специальный третий раздел («Предания в “Клятве при Гробе Господнем”»). К топонимическому фольклору писатель обращается в силу ряда причин. Во-первых, ономастическое пространство Москвы как столицы привлекало его внимание в связи с работой над романом о событиях княжеской междоусобицы на Руси и созданием «Истории русского народа». Во-вторых, жанровая специфика исторического романа делала необходимым тщательное моделирование художественного пространства.

Как и любой край, богатый историческими преданиями, Москва с ее окрестностями хранила немало топонимических преданий и легенд: прошлое прочно закрепилось в названиях мест, урочищ, самого города. Н. Полевой увидел в них существенное дополнение к собственным размышлениям о бедах русского государства во времена княжеской междоусобицы. Появление топонимического предания о Москве «подготовлено» самим ходом повествования (приближение торговых обозов к столице). В этом плане топонимический фольклор организует художественное пространство произведения, подчеркивает символический смысл некоторых деталей и образов. Вероятно, в рассказе Ивана Гудочника Полевой объединил наиболее известные легенды и предания об основании Москвы, возникшие в разное время.

Подобным образом автор ввел в текст «Клятвы при Гробе Господнем» предание об основании Спасокаменской обители – оно предваряет приезд Шемяки к князю Димитрию Заозерскому. Предание, использованное Полевым в романе, перекликается с текстом «Сказания о Спасо-Каменном монастыре» – памятника древнерусской книжности, составленного пострижеником обители иноком Паисием Ярославовым. Полевой приурочил основание Спасо-Каменной обители к более раннему периоду, связывая событие с именем Белозерского князя Глеба. Можно предположить, что он был знаком с устными преданиями о монастыре, одно из которых он использовал в романе.

Историческое предание о Часовой башне использовано писателем при описании внутреннего устройства Кремля. Как представляется, источником послужила Троицкая летопись начала XV в., доведенная до 1408 г., известная историкам XVIII – начала XIX вв. в единственном пергаменном списке. Ее текст практически дословно воспроизведен в романе. На факт знакомства с Троицким списком летописи Полевой указывал сам в «Обзоре» к первому тому своей «Истории»

Исторические и топонимические предания в «Клятве при Гробе Господнем» составляют сюжетно-композиционную основу романа, скрепляя экскурсы в прошлое с повествованием о современности. Они значимы и как ценный в познавательном отношении и не известный широкой аудитории материал, и как источник познания психологии народа. Писательской особенностью Полевого является то, что в художественном пространстве его романа исторические предания органично соединяются со слухами, толками, а это существенно осложняет четкое разграничение фольклорных жанров.

Народные обряды и сопутствующие им приметы, поверья и суеверия рассмотрены в главе четвертой «Мир народных верований и обрядовая культура в идейно-художественной композиции “Юрия Милославского” и “Клятвы при Гробе Господнем”». Романы Загоскина и Полевого строятся на широкой фольклорной основе, включая и обрядовую культуру.

^ Раздел первый («Свадебный обряд и народные верования в романах»). При создании своих романов писатели обращались к имевшимся на тот момент историко-этнографическим источникам, чтобы правдиво и точно воссоздать свадебный обряд. Параграф первый («Роль свадебного обряда “Юрии Милославском”»). В сюжете романа описание обряда несет особую (помимо эстетической) семантическую нагрузку: сцена, где описывается поведение участников свадебной процессии, является своего рода «катализатором» – она необходима Загоскину для разоблачения обмана Кудимыча и Григорьевны и утверждения в глазах окружающих статуса Кирши как более сильного «колдуна». Параграф второй («Народные поверья в романе М. Загоскина»). Поверья, суеверия и приметы, описанные в «Юрии Милославском», характеризуют культуру эпохи и особенности мировосприятия человека XVII века, сообщают атмосферу таинственности романической фабуле. Когда Кирша попадает в руки Омляша и его шайки, ему грозит неминуемая смерть, от которой его спасает жадность людей боярина Шалонского и их суеверные представления, связанные с кладоискательством. Сила и могущество магического слова и колдовского действия признавались большинством в обществе, и к ним не относились безразлично. Кирша, очевидно, знал, как вести себя при поиске клада: разыгрывая целое представление, он убеждает своих врагов, что вокруг клада может быть «демонское наваждение».

Суеверные представления входят в сюжет «Юрия Милославского» и поэтику образов, способствуя воссозданию культурно-мифологического контекста XVII века. Помимо собственно этнографической и эстетической, они выполняют ещё и дифференцирующую функцию: поверья и приметы служат отражением различных позиций народного сознания (подобно пословицам и поговоркам). Действующие лица романа по-разному воспринимают страшные рассказы о чертях, мертвецах и ведьмах: Кирша относится к ним как человек «просвещенный» – с долей здорового скептицизма, используя веру окружающих в чудесное для достижения своих целей; разбойник Омляш воспринимает их недоверчиво и пугливо; земский ярыжка верит всему, как и участники деревенской свадьбы.

Загоскин изображает и оценивает суеверия неоднозначно: и как элемент сознания людей прошлой эпохи, и с точки зрения человека просвещенного, но, тем не менее, увлеченного поэзией народных верований.

^ Параграф третий («Чин свадебный в “Клятве при Гробе Господнем”»). Со скрупулезной точностью автор воссоздает в романе все составляющие свадебного обряда, что несколько отягощает восприятие произведения с эстетической точки зрения. Описание в романе свадьбы великого князя и приготовлений к ней окружено ореолом народных верований. Свадьба Василия Темного получает в «Клятве при Гробе Господнем» народно-мистическую окраску; ее «предопределенность» подчеркивается темой судьбы. Христианская концепция, как известно, отрицает приметы, считая их ложной верой. Рационально оценивает их и боярин Симеон Ряполовский. Однако в восприятии Юрьи Патрикеевича, боярина Старкова приметы отражают народные представления. Свадьба Великого князя является ключевым событием в «Клятве при Гробе Господнем», движущим сюжет: именно на свадьбе детям Юрия Галицкого Софья Витовтовна наносит тяжкую обиду, послужившую причиной дальнейших междоусобиц.

Обращает на себя внимание тот факт, что описывается чин великокняжеской свадьбы, который имеет для Н. Полевого самоценное значение. Именно по этой причине описание самого действия, равно как и подготовка к нему, занимает в романе значительное место. Изображение приготовлений к свадьбе дало Полевому возможность ввести в роман отношение самой народной среды к событию в форме лирического авторского размышления. Представляется, что применительно к «Клятве при гробе Господнем» уместно говорить о ярко выраженной историко-этнографической функции свадебного обряда как качественно новой характеристике исторического романа рубежа 1820 – 1830-х годов.

^ Второй раздел «Похоронный обряд в “Клятве при Гробе Господнем”». Сцена, где описывается кончина брата Шемяки, Димитрия Красного, представляет особый интерес, поскольку Полевой выступает здесь не только как историк и романист, но и, в некоторой степени, как агиобиограф: описание тех явлений, которые происходят по смерти князя, в романе сопряжено с традициями духовных стихов и житийной литературы Древней Руси. Смерть Димитрия Красного – самого кроткого и благочестивого из сыновей Юрия Галицкого – изображается Полевым как трагедия, завершающая цепь бесконечных бедствий (отчуждение Косого, мытарства Шемяки) некогда сильного княжеского рода. Описание детства Красного сходно с житийным, однако повествование не во всем следует традиционной композиционной схеме жития, обычно описывавшего всю жизнь подвижника от рождения до смерти. Автор подчеркивает послушание героя, прилежание к книжному делу, телесную чистоту и непорочность. Но, вопреки канону житийной литературы, Димитрий Красный не собирался уходить в монастырь, желая противостоять грехам и страстям «в миру», что усиливает его подвиг благочестия. Младший сын Юрия Галицкого как никто другой страдает, видя повсюду творящийся ужас и бесчинства, вызванные раздорами князей. Услышав о коварном ослеплении Василия Косого двоюродным братом, Великим князем, он ведет себя как герой православного жития: предрекает собственную смерть, беспрестанно молится. Наконец, перед приездом Шемяки, Димитрий Красный удостоился благочестивой смерти; по кончине князя у гроба его начинают происходить необъяснимые вещи, чудеса.

В причитаниях боярина Петра использованы цитаты из Евангелия от Луки, что придает ему определенную лиро-драматическую тональность, позволяет ярче выразить чувство скорби. Более того – сцена, где описывается благочестивая кончина героя, наполняется религиозно-символическим смыслом, уподобляясь встрече Ветхого и Нового Завета в Иерусалимском храме. Образ князя окружен ореолом святости как в романе, так и в историческом сочинении Полевого. Создается впечатление, что благочестивая кончина младшего сына из рода князей является искупительной жертвой злодеяний его братьев. Этой цели служит широкое использование традиций агиографической литературы и текстов Священного Писания в описании посмертных чудес.

Если пословицы и поговорки выполняют в романах, прежде всего, функции создания характеров и относятся к сфере житейской мудрости, то песни более непосредственно демонстрируют так называемое «лирическое» сознание народа. Анализу этого явления посвящена глава пятая «Песенная лирика в романах». Песни переводят жизненную ситуацию в народнопоэтическую сферу, в идеальный план. Вместе с тем поэтика песни, многозначность поэтических образов способствует не только конденсации сюжетных и идейно-тематических линий, но и углублению подтекста. Изучение возможных источников песенных включений представляет собой отдельную проблему, которая решается в соответствующих разделах.

^ Первый раздел «Песни в поэтике романа М. Н. Загоскина». Лирические песни встречаются в романе дважды. Первый раз звучит песня «Гой ты, море, море синее!». Ее поет Кирша, постепенно приходя в себя после того, как сострадательный Юрий спас его от верной смерти на морозе. В тяжкую минуту песня согревает героя и придает ему душевные силы. Таким образом, уже с самого начала в описании Кирши задана высокая поэтическая нота, и в дальнейшем вокруг него неизменно будет присутствовать поэтический ореол удалого молодца – по замыслу Загоскина, этот персонаж соединил в себе плутовство и благородство, великодушие и мстительность.

Другая песня звучит в той же части романа – ее просит исполнить дочь боярина Шалонского. Ситуация песни зеркально отражает жизненную ситуацию Анастасии Шалонской в романе Загоскина, с тем отличием, что здесь молодцу, а не девице, велят с нелюбимой идти под венец. По сюжету романа дочь боярина обречена на замужество с паном Гонсевским, и, согласно авторской логике, это двойное горе: во-первых, потому, что нужно идти за немилого, когда единственного уже встретила, хотя и не знакома с ним, а, во-вторых, за поляка – врага православных. Так традиционный песенный сюжет наполняется конкретно-смысловым содержанием.

^ Второй раздел «Песни в романе Н. А. Полевого “Клятва при Гробе Господнем”». О собирательской деятельности Н. Полевого практически ничего неизвестно. Между тем, материалы его статей на страницах собственного журнала позволяют сделать вывод о том, что он вел обширную работу не только в накоплении фольклорного и этнографического материала, но и его теоретическом осмыслении, осуществляя и просветительскую деятельность. Анализ песен в контексте романа осложняется тем обстоятельством, что, насколько нам известно, не существует собрания сочинений Полевого с обстоятельным комментарием, который указывал бы на источники цитируемых автором песен. Более того, сам писатель, сообщая о своем издательском замысле, не дает указания на то, откуда им почерпнуты тексты песен. Полевой выбирал в лирике наиболее редкие и высокохудожественные образцы. Такой подход качественно меняет и способы включения данного рода народной поэзии в художественный текст. Песня не просто вводится в произведение в виде отрывка или целиком: автор тщательно моделирует ситуацию, в которой она исполнялась, отмечает реакцию зрителей. Таким образом, фольклорное сознание, проникая в художественный текст и сливаясь с авторским, становится важным средством постижения и отображения действительности, накладывая отпечаток на стиль изложения.

Учитывая факт собирательской деятельности Полевого, а также замысел (хотя и не осуществленный) издания сборника песен с обстоятельным исследованием, можно предположить, что их обилие в произведении – результат не только стремления автора придать ему народный колорит, но и желания ввести в оборот тексты песен, ранее не известные. То есть песенная лирика является для Полевого самоценной и неотъемлемой частью народной жизни, а исторический роман – «творческой лабораторией» писателя. Сопоставление песенных включений в романе с содержанием сборников М. Д. Чулкова, И. П. Сахарова, А. И. Соболевского и П. В. Киреевского позволяют сделать вывод о широком и многогранном творческом использовании писателем обширного материала лирических, в частности, свадебных, песен. Ему удалось выявить огромный художественный потенциал произведений фольклора. Материал названных собраний незначительно отличается по стилю от того, что использовал Полевой: их тексты близки как между собой, так и к редакции песни в романе. Изъяв из народной песни некоторые строки, писатель не изменяет ни ее содержания, ни идейной направленности, ни эмоциональной окраски.

В Заключении отражены основные результаты исследования и определены перспективы разработки темы.

Принимая во внимание характер фольклоризма «Юрия Милославского» и «Клятвы при Гробе Господнем», можно выдвинуть гипотезу о возможности создания в дальнейшем типологии русского исторического романа, основанную на структурообразующей функции фольклорно-этнографических элементов. Перспектива изучения фольклоризма писателей данного периода состоит в том, что такое исследование способствует выявлению типологических особенностей литературного процесса, его динамики, постижению закономерностей развития жанра исторического романа.

^ Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Горбатов, М. А. Функционирование пословиц и поговорок в историческом романе Н. А. Полевого «Клятва при Гробе Господнем» / М. А. Горбатов // Изв. Сарат. ун-та. Новая серия. 2009. Т. 9 : Серия Социология. Политология. Вып. 3. С. 58-63.
   

Другие публикации:

2. Горбатов, М. А. Легендарные рассказы о Великой Отечественной войне : (опыт классификации) / М. А. Горбатов // Филологические этюды : сб. ст. молодых ученых. Саратов : Научная книга, 2006. Вып. 9. Ч. 1/2. С. 9-11;
   
3. Горбатов, М. А. Христианские легенды в Саратовском Поволжье / М. А. Горбатов // Народы Саратовского Поволжья : история, этнография и современность : материалы обл. научно-практ. конф., 15 декабря 2005 года, Сарат. этногр. музей. Саратов : Изд-во Сарат. губерн. торгово-пром. палаты, 2006. С. 152-157. (Тр. Сарат. обл. музея краеведения. Вып. 7);
   
4. Горбатов, М. А. О поэтике христианских легенд и рассказов Саратовского Поволжья / М. А. Горбатов // Народы Саратовского Поволжья : этнология, этнография, духовная и материальная культура : материалы межрегион. научно-практ. конф., 20 декабря 2006 года, Сарат. этногр. музей : 120-летию Сарат. обл. музея краеведения посвящ. Саратов : Изд-во Торгово-пром. палаты Сарат. обл. : Изд-во «Триумф», 2006. С. 96-102. (Тр. Сарат. обл. музея краеведения. Вып. 10);
   
5. Горбатов, М. А. Легенды Вавилова Дола Саратовщины и Нижегородского края : опыт сравнения / М. А. Горбатов // Краеведение в школе и вузе : сб. ст. и метод. материалов. Саратов: Изд. центр «Наука», 2007. Вып. 6. С. 25-33;
   
6. Горбатов, М. А. Песни в романе М. Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году : исторический роман в трех частях» / М. А. Горбатов // Четвертые Лазаревские чтения: «Лики традиционной культуры: прошлое, настоящее, будущее» : материалы междунар. науч. конф., Челябинск, 15-17 мая 2008 г. : в 2 ч. / Челяб. гос. акад. культуры и искусств. Челябинск, 2008. Ч. 1. С. 144-149;
   
7. Горбатов, М. А. Функции пословиц и поговорок в романе М. Н. Загоскина «Юрий Милославский» : к вопросу интерпретации / М. А. Горбатов // Материалы XXXI Зональной конференции литературоведов Поволжья, Елабуга, 16-17 мая 2008 г. : в 3 ч. Елабуга : Изд-во ЕГПУ, 2008. Ч. 1. С. 86-91;
   
8. Горбатов, М. А. Свадебный обряд в романе М. Н. Загоскина «Юрий Милославский» и Н. А. Полевого «Клятва при Гробе Господнем» : (тезисы) / М. А. Горбатов // Взаимодействие литературы с другими видами искусства : XXI Пуришевские чтения : сб. ст. и материалов междунар. конф., Москва, 8-10 апреля 2009 г. М. : [Изд-во МПГУ], 2009. С. 232-233;
   
9. Горбатов, М. А. Фольклорная легенда : проблема жанра / М. А. Горбатов // Кабинет фольклора. Статьи, исследования и материалы : сб. науч. тр. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2009. Вып. 3. С. 41-51.
   

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


_____________________________________________________


Подписано в печать

Формат 60х84 1/16. Объем 1.5 п.л. Тираж 120 экз. Заказ №


_____________________________________________________


Типография СГУ.

410012, Саратов, Б. Казачья, 112а.

Тел.: (8452) 27-33-85