Лоренс Стерн Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

Вид материала

Документы

Содержание Глава XII Глава XIII Глава XIV

Подобный материал:

• Лоренса Стерна "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентельмена", 359.29kb.
• Лоренс Стерн Вконце 20-х годов XVIII в. Джеймс Томсон своими поэма, 34.38kb.
• Лекция I. Исторические аспекты возникновения и развития общественного мнения 5 Лекция, 8.16kb.
• Санкт-Петербургский Центр истории идей, 25.38kb.
• Санкт-Петербургский Центр истории идей, 25.62kb.
• Ко Дню Памяти И. В. Сталина мы приводим факты того, как менялась к лучшему жизнь миллионов, 319.92kb.
• История опросов общественного мнения: США и Россия, 11.83kb.
• Сравнительная характеристика Обломова и Штольца, 12.32kb.
• Шесть мифов о трудоустройстве, 42.58kb.
• Вступление Глава I, 238.59kb.

^

Глава XII

Когда дядя Тоби обратил все имущество покойного в деньги и уладил расчеты между Лефевром и полковым агентом и между Лефевром и всем человеческим родом, – на руках у дяди Тоби остался только старый полковой мундир да шпага; поэтому он почти без всяких препятствий вступил в управление наследством. Мундир дядя Тоби подарил капралу: – Носи его, Трим, – сказал дядя Тоби, – покуда будет держаться на плечах, в память бедного лейтенанта. – А это, – сказал дядя Тоби, взяв шпагу и обнажив ее, – а это, Лефевр, я приберегу для тебя, – это все богатство, – продолжал дядя Тоби, повесив ее на гвоздь и показывая на нее, – это все богатство, дорогой Лефевр, которое бог тебе оставил; но если он дал тебе сердце, чтобы пробить ею дорогу в жизни, – и ты это сделаешь, не поступясь своей честью, – так с нас и довольно.

Когда дядя Тоби заложил фундамент и научил молодого Лефевра вписывать в круг правильный многоугольник, он отдал его в общественную школу, где мальчик и пробыл, за исключением Троицы и Рождества, когда за ним пунктуально посылался капрал, – до весны семнадцатого года. – Тут известия о том, что император двинул в Венгрию армию против турок, – зажгли в груди юноши огонь, он бросил без позволения латынь и греческий и, упав на колени перед дядей Тоби, попросил у него отцовскую шпагу и позволение пойти попытать счастья под предводительством Евгения³¹⁷. Дважды воскликнул дядя Тоби, позабыв о своей ране: – Лефевр, я пойду с тобой, и ты будешь сражаться рядом со мной. – И дважды поднес руку к больному паху и опустил голову, с горестью и отчаянием. –

Дядя Тоби снял шпагу с гвоздя, на котором она висела нетронутая с самой смерти лейтенанта, и передал капралу, чтобы тот вычистил ее до блеска; – потом, удержав у себя Лефевра всего на две недели, чтобы его экипировать и договориться о его проезде в Ливорно, – он вручил ему шпагу. – Если ты будешь храбр, Лефевр, – сказал дядя Тоби, – она тебе не изменит – но счастье, – сказал он (подумав немного), – счастье изменить может. – И если это случится, – прибавил дядя Тоби, обнимая его, – возвращайся ко мне, Лефевр, и мы проложим тебе другую дорогу.

Жесточайшая обида не могла бы удручить Лефевра больше, чем отеческая ласка дяди Тоби; – он расстался с дядей Тоби, как лучший сын с лучшим отцом, – оба облились слезами – и дядя Тоби, поцеловав его в последний раз, сунул ему в руку шестьдесят гиней, завязанных в старом кошельке его отца, где лежало кольцо его матери, – и призвал на него божье благословение.


^

Глава XIII

Лефевр прибыл в имперскую армию как раз вовремя, чтобы испытать металл своей шпаги при поражении турок под Белградом³¹⁸, но потом его стали преследовать одна за другой незаслуженные неудачи, гнавшиеся за ним по пятам в продолжение четырех лет подряд; он стойко переносил эти удары судьбы до последней минуты, пока болезнь не свалила его в Марселе, откуда он написал дяде Тоби, что потерял время, службу, здоровье, словом, все, кроме шпаги, – и ждет первого корабля, чтобы к нему вернуться.

Письмо это получено было недель за шесть до несчастного случая с окошком, так что Лефевра ждали с часу на час; он ни на минуту не выходил из головы у дяди Тоби, когда отец описывал ему и Йорику наставника, которого он хотел бы для меня найти; но так как дядя Тоби сначала счел несколько странными совершенства, которых отец от него требовал, то поостерегся назвать имя Лефевра, – пока характеристика эта, благодаря вмешательству Йорика, не завершилась неожиданно качествами кротости, щедрости и доброты; тогда образ Лефевра и его интересы с такой силой запечатлелись в сознании дяди Тоби, что он моментально поднялся с места; положив на стол трубку, чтобы завладеть обеими руками моего отца, – Прошу позволения, брат Шенди, – сказал дядя Тоби, – рекомендовать вам сына бедного Лефевра. – – Пожалуйста, возьмите его, – прибавил Йорик. – У него доброе сердце, – сказал дядя Тоби. – И храброе, с позволения вашей милости, – сказал капрал.

– Лучшие сердца, Трим, всегда самые храбрые, – возразил дядя Тоби. – А первые трусы в нашем полку, с позволения вашей милости, были наибольшими подлецами. – Был у нас сержант Камбер и прапорщик…

– Мы поговорим о них, – сказал отец, – в другой раз.


^

Глава XIV

Каким бы радостным и веселым был мир, с позволения ваших милостей, если б не этот безвыходный лабиринт долгов, забот, бед, нужды, горя, недовольства, уныния, больших приданых, плутовства и лжи.

Доктор Слоп, настоящий с – – – сын, как назвал его за это отец, – чтобы поднять себе цену, чуть не уложил меня в гроб – и наделал в десять тысяч раз больше шума по поводу оплошности Сузанны, чем она этого заслуживала; так что не прошло и недели, как уже все в доме повторяли, что бедный мальчик Шенди * * * * * * * * * * * * * начисто. – А Молва, которая любит все удваивать, – еще через три дня клялась и божилась, что видела это собственными глазами, – и весь свет, как водится, поверил ее показаниям – «что окошко в детской не только * * * * * * * * * * * но и * * * * * * * * * * * тоже».

Если бы свет можно было преследовать судом, как юридическое лицо, – отец возбудил бы против него дело за эту клевету и основательно его проучил бы; но напасть по этому поводу на отдельных лиц – – которые все без исключения, говоря о несчастье, самым искренним образом сокрушались, – значило жестоко оскорбить лучших своих друзей. – – А все таки терпеть этот слух молча – было открытым его признанием, – по крайней мере, в мнении одной половины света; опять же поднять шум его опровержением – значило столь же прочно утвердить его в мнении другой половины света. –

– Попадал ли когда нибудь бедняга сельский джентльмен в такое затруднительное положение? – сказал отец.

– Я бы его показывал публично, – отвечал дядя Тоби, – на рыночной площади.

– Это не произведет никакого действия, – сказал отец.