Лоренс Стерн Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 79

Глава VIII

Продолжение истории Лефевра

К великой чести дядя Тоби надо сказать, – впрочем, только для тех, которые, запутавшись между влечением сердца и требованием закона, никак не могут решить, в какую сторону им повернуть, – что, хотя дядя Тоби был в то время весь поглощен ведением осады Дендермонда параллельно с союзниками, которые благодаря стремительности своих действий едва давали ему время пообедать, – он тем не менее оставил Дендермонд, где успел уже закрепиться на контрэскарпе, – и направил все свои мысли на бедственное положение постояльцев деревенской гостиницы; распорядившись запереть на засов садовую калитку и таким образом превратив, можно сказать, осаду Дендермонда в блокаду, – он бросил Дендермонд на произвол судьбы – французский король мог его выручить, мог не выручить, как французскому королю было угодно; – дядя Тоби озабочен был только тем, как ему самому выручить бедного лейтенанта и его сына.

– Простирающий свою благость на всех обездоленных вознаградит тебя за это.

– Ты, однако, не сделал всего, что надо было, – сказал дядя Тоби капралу, когда тот укладывал его в постель, – и я тебе скажу, в чем твои упущения, Трим. – Первым долгом, когда ты предложил мои услуги Лефевру, – ведь болезнь и дорога вещи дорогие, а ты знаешь, что он всего лишь бедный лейтенант, которому приходится жить, да еще вместе с сыном, на свое жалованье, – ты бы должен был предложить ему также и кошелек мой, из которого, ты же это знаешь, Трим, он может брать, сколько ему нужно, так же, как и я сам. – Вашей милости известно, – сказал Трим, – что у меня не было на то никаких распоряжений. – Твоя правда, – сказал дядя Тоби, – ты поступил очень хорошо, Трим, как солдат, – но как человек, разумеется, очень дурно.

– Во вторых, – правда, и здесь у тебя то же извинение, – продолжал дядя Тоби, – когда ты ему предложил все, что есть у меня в доме, – ты бы должен был предложить ему также и дом мой: – больной собрат по оружию имеет право на самую лучшую квартиру, Трим; и если бы он был с нами, – мы бы могли ухаживать и смотреть за ним. – Ты ведь большой мастер ходить за больными, Трим, – и, присоединив к твоим заботам еще заботы старухи и его сына, да мои, мы бы в два счета вернули ему силы и поставили его на ноги. –

– Через две три недели, – прибавил дядя Тоби, улыбаясь, – он бы уже маршировал. – Никогда больше не будет он маршировать на этом свете, с позволения вашей милости, – сказал капрал. – Нет, будет, – сказал дядя Тоби, вставая с кровати, хотя одна нога его была уже разута. – С позволения вашей милости, – сказал капрал, – никогда больше не будет он маршировать, разве только в могилу. – Нет, будет, – воскликнул дядя Тоби и замаршировал обутой ногой, правда, ни на дюйм не подвинувшись вперед, – он замарширует к своему полку. – У него не хватит силы, – сказал капрал. – Его поддержат, – сказал дядя Тоби. – Все таки в конце концов он свалится, – сказал капрал, – а что тогда будет с его сыном? – Он не свалится, – сказал дядя Тоби с непоколебимой уверенностью. – Эх, что бы мы для него ни делали, – сказал Трим, отстаивая свои позиции, – бедняга все таки умрет. – Он не умрет, черт побери, – воскликнул дядя Тоби.

Дух обвинитель, полетевший с этим ругательством в небесную канцелярию, покраснел, его отдавая, – а ангел регистратор, записав его, уронил на него слезу и смыл навсегда.

Глава IX

Дядя Тоби подошел к своему бюро – положил в карман штанов кошелек и, приказав капралу сходить рано утром за доктором, – лег в постель и заснул.

Глава X

Заключение истории Лефевра

На другое утро солнце ясно светило в глаза всех жителей деревни, кроме Лефевра и его опечаленного сына; рука смерти тяжело придавила его веки – и колесо над колодезем уже едва вращалось около круга своего^³⁰⁴ – когда дядя Тоби, вставший на час раньше, чем обыкновенно, вошел в комнату лейтенанта и, без всякого предисловия или извинения, сел на стул возле его кровати; не считаясь ни с какими правилами и обычаями, он открыл полог, как это сделал бы старый друг и собрат по оружию, и спросил больного, как он себя чувствует, – как почивал ночью, – на что может пожаловаться, – где у него болит – я что можно сделать, чтобы ему помочь; – после чего, не дав лейтенанту времени ответить ни на один из заданных вопросов, изложил свой маленький план по отношению к нему, составленный накануне вечером в сотрудничестве с капралом. –

– Вы прямо отсюда пойдете ко мне, Лефевр, – сказал дядя Тоби, – в мой дом, – и мы пошлем за доктором, чтобы он вас осмотрел, – мы пригласим также аптекаря, – и капрал будет ходить за вами, – а я буду вашим слугой, Лефевр.

В дяде Тоби была прямота, – не результат вольного обращения, а его причина, – которая позволяла вам сразу проникнуть в его душу и показывала вам его природную доброту; с этим соединялось в лице его, в голосе и в манерах что то такое, что неизменно манило несчастных подойти к нему и искать у него защиты; вот почему, не кончил еще дядя Тоби и половины своих любезных предложений отцу, а сын уже незаметно прижался к его коленям, схватил за отвороты кафтана и тянул его к себе. – Кровь и жизненные духи Лефевра, начинавшие в нем холодеть и замедляться и отступавшие к последнему своему оплоту, сердцу, – оправились и двинулись назад, с меркнувших глаз его на мгновение спала пелена, – с мольбой посмотрел он дяде Тоби в лицо, – потом бросил взгляд на сына, и эта связующая нить, хоть и тонкая, – никогда с тех пор не обрывалась.

Но силы жизни быстро отхлынули – глаза Лефевра снова заволоклись пеленой – пульс сделался неровным – прекратился – пошел – забился – опять прекратился – тронулся – стал. – Надо ли еще продолжать? – Нет.