КМ. Бутырина, В. В. Зеленского, А. Кривулиной, М. Г. Пазиной © H. F

Вид материала

Документы

Содержание Генри Ф. Элленбергер Генри Ф. Элленбергер Генри Ф. Элленбергер Генри Ф. Элленбергер Анонимные алкоголики Рождение и развитие школ Сальпетриер и Нанси: 1882-1885.

Подобный материал:

• В. В. Зеленский От редактора русского издания 1929, 10660.27kb.
• C Перевод, Н. Бутырина,, 5630.59kb.
• Методические указания и контрольные задания для студентов заочной формы обучения Составитель:, 672.87kb.

Генри Ф. Элленбергер

принципа жесткого каузального детерминизма, шаг в сторону принципа синхроничности?

Из всех философов, которых Юнг читал в своей юности, Ницше на протяжении многих лет привлекал к себе его особое внимание. Юнг видел в Ницше человека, постепенно развившего в своем бессознательном вторую личность, которая поднялась на поверхность неожиданно, вызвав своего рода вулканическое извержение и выведя на свет огромное количество архетипического материала. Только этим, по-видимому, можно объяснить, почему «Заратустра» оказывает такое чарующее воздействие на многих читателей. С весны 1934 до зимы 1939 года Юнг в каждом семестре один из семинаров посвящал «Заратустре». Собрание материалов этих семинаров, хранящееся в его Институте, состоит из десяти машинописных томов, и несомненно, представляет собой наиболее тщательный комментарий, который когда-либо давался шедевру Ницше¹⁸⁶.

Часть многообразных интересов Юнга была направлена на современное искусство и литературу, хотя и не так уж много материала на эту тему можно найти в его опубликованных работах. Когда в Цюрихе была организована выставка картин Пикассо, Юнг, изучая выставленные работы в их хронологической последовательности, обнаружил характерную психологическую эволюцию¹⁸⁷. «Голубой период» Пикассо знаменовал собой начало «некий», то есть путешествия в подземное царство мертвых, с целым рядом «регрессий» (в том смысле, какой имеет это слово в юнговской психологии), и Юнг задавался вопросом, какой исход будет иметь духовное приключение этого художника.

Достаточно странно, что когда Юнга попросили написать предисловие к третьему изданию немецкого перевода джойсовского «Улисса», то он не распознал, что это произведение является современным аналогом «Одиссеи», включая в себя даже «некию». Юнг был озадачен явной абсурдностью книги. Казалось, что он имеет дело с каким-то видом бесконечного ленточного червя, и Юнг почувствовал, что этот роман с одинаковым успехом может читаться как с начала, так и с конца. Эти критические наблюдения были опубликованы в журнале¹⁸⁸ и вызвали раздражение Джойса¹⁸⁹. К сожалению, эта статья оказалась единственной литературно-критической вещью, когда-либо им опубликованной. Он часто ссылался в ходе своих семинаров на английские, французские или немецкие романы, в которых обнаруживал неожиданные иллюстрации к своим теориям.

В статьях Юнга и особенно в материалах его семинаров можно было бы отыскать разрозненные элементы философии истории, концентри-

-376-

9. Карл Густав Юнг и аналитическая психология

рующиеся вокруг идеи, что человечество претерпевало и продолжает претерпевать процесс коллективной индивидуации. Юнг считал, что психические эпидемии являются следствием оживления архетипа на массовом уровне. В гитлеризме он видел возрождение архетипа Вотана, древнего германского бога бури, битвы, пророческого вдохновения и тайных знаний¹⁹⁰. Он различал два типа диктаторов: тип «хозяина» (вроде Муссолини и Сталина) и тип «видящего» (как, например, Гитлер). Последний тип способен понимать смутные неосознанные силы в бессознательном своих сторонников и вести их за собой, подобно мессии¹⁹¹. В небольшой книге, посвященной «летающим тарелкам», Юнг писал, что независимо от того, относятся эти манифестации к физической реальности или нет, они являются «психическими реальностями» для тех, кто верит в их существование; они - миф, берущий начало в страхе перед возможностью уничтожения всего человечества¹⁹². Однако наибольшая опасность, угрожающая человечеству, по мнению Юнга, -это утверждение массового склада мышления взамен подлинно демократического менталитета, основанного на воспитании и совершенствовании каждого отдельного индивидуума.

Те, кто посещал Юнга в более поздние годы его жизни, вспоминают о беседах с ним как о неповторимом сочетании возвышенных психологических идей и практической мудрости. Он подчеркивал огромное значение осознания и не только как терапевтического приема, но и как этического принципа. «Неосознанность - величайший грех» - было одним из его любимых изречений¹⁹³. Многие неврозы, говорил Юнг, возникают из-за неосознанности, не меньше их коренится в уходе от своих жизненных задач. Именно так обстоит дело с маленьким ребенком, который отлынивает от занятий в школе, с юношей, не желающим расставаться с психологией подростка, с вечным студентом, с мужчиной, не исполняющим своих обязанностей гражданина, с пожилым человеком, который хочет вести жизнь юноши. Брак может являться фактором, служащим эмоциональному здоровью, но лишь постольку, поскольку муж и жена не проецируют друг на друга соответственно он - своей анимы, она - своего анимуса. Одна из функций брака - способствовать индивидуации обоих супругов. Дополнительный фактор эмоциональной устойчивости - социальная интеграция индивида: каждый должен быть владельцем собственного дома и сада, быть активным членом своей коммуны, жить, поддерживая непрерывность своей семейной традиции и своей культуры, подчиняясь заповедям своей религии, если он верит в нее. Несмотря на то, что путь индивидуации может не совпадать на Во-

-377-

^ Генри Ф. Элленбергер

стоке и на Западе, все же он направлен к одной и той же цели: чем больше индивиду удалось «стать тем, что он есть», тем больше он является подлинно общественным человеком.

Работа Юнга: VIII - Психология религии

Со времени пережитого им в юности религиозного кризиса у Юнга никогда не пропадал глубокий интерес к религии, даже если в его ранних работах мы наталкиваемся на разбросанные здесь и там скептические замечания по адресу установившейся религии. Похоже, что в результате «Путешествия через Бессознательное» в период с 1913 по 1918 год его позиция изменилась. Он стал приписывать «нуминозный» характер архетипам и говорить об «естественной функции религии».

Как это нередко случается в истории динамической психиатрии, именно одна современная публикация и дала толчок новому направлению в развитии юнговских идей. Книга Рудольфа Отто «Идея священного» появилась в 1917 году и была приветствуема как существенный вклад в психологию религии¹⁹⁴. Пытаясь выявить фундаментальное переживание, общее для всех религий, Отто описал «нуминозное» как ясно очерченное, комплексное и строго определенное переживание. «Нуминозное» тотчас же вызывает у человека «ощущение сотворенности», иначе говоря, ощущение не просто зависимости, но ничтожества твари перед лицом своего Творца. Присутствие Творца переживается как misterium tremendum, то есть с чувством благоговения и содрогания перед недоступным Бытием, которое есть живая энергия и «полностью иное». Но, в отличие от tremendum, нуминозное переживается одновременно и как Fascinans, то есть как нечто, что притягивает и наполняет блаженным восторгом. Нуминозное также ощущают как очную ставку с некой высшей ценностью, с которой ничто не может сравниться и к которой чувство внутреннего долга обязывает относиться с абсолютным уважением и послушанием.

Юнг взял на вооружение понятие нуминозного, однако расширил его значение. Отто видел в нуминозном некое исключительное переживание, которого удостаиваются и способны выдержать только пророки, мистики и основатели религий. Юнг распространяет «нуминозное качество» на переживание архетипа, но это также означает, что

-378-

9. Карл Густав Юнг и аналитическая психология

только некоторые признаки целостного переживания нуминозного (как его описывает Отто) сопровождают манифестацию архетипа. Юнг видел в архетипах источник тех религиозных переживаний, к которым восходят религиозные обряды и догматы. По мнению Юнга, многое из этого первичного религиозного опыта не реализуется в установившихся религиях.

Это позволяет лучше понять одно из его излюбленных утверждений: человек религиозен по природе. «Религиозная функция» у человека так же сильна, говорит Юнг, как инстинкт пола или агрессии. И это объясняет, почему некоторые индивиды освобождаются от своего невроза просто благодаря возвращению к практике своей религии, и почему, добавляет Юнг, психическое здоровье среди пожилых лиц лучше у тех, у кого есть религиозная вера. В этой связи стоит отметить, что неопсихоаналитик Шульц-Хенке, по-видимому, совершенно независимо от Юнга, утверждал, что ему приходилось встречать религиозные чувства и установки среди неверующих¹⁹⁵.

Юнг пошел даже дальше, заявляя, что «среди всех его пациентов, достигших второй половины жизни, нет ни одного, у кого главной проблемой не была бы религиозная». Вызывает сомнения, однако, та широта, которую Юнг придал слову религия. В результате среди тех, кого Юнг называет «религиозными» людьми, одни — это верующие, хотя и неизвестно, исполняют они обряды своей религии или нет, другие - просто симпатизирующие религии, хотя и не имеющие о ней ясного представления, есть и такие, кто на сознательном уровне не принимает религии, однако при определенных обстоятельствах становится субъектом архетипичес-кого религиозного переживания.

В некоторых случаях религиозные архетипы сваливаются как снег на голову в форме «непосредственного религиозного переживания», которое изменяет жизнь данного индивида и, вследствие этого, возможно, влияет на ход истории. В качестве примера можно вспомнить видение Савлу на пути в Дамаск, заставившее его стать христианином и великим апостолом, святым Павлом. Еще одним, едва ли менее впечатляющим примером непосредственного религиозного переживания было переживание швейцарского мистика Николаса фон дер Флюэ¹⁹⁶. Богатый и уважаемый горожанин, он порвал со своей семьей и мирскими интересами для того, чтобы стать отшельником в Стансе. К нему нередко обращались за советом окрестные жители. Однажды он имел видение Святой Троицы, которое вызвало в нем такой благоговейный ужас, что его физический облик изменился и теперь он сам стал вызы-

-379-

^ Генри Ф. Элленбергер

вать у людей ужас. Много часов он провел в размышлениях над этим видением, изображая его с помощью красок так и эдак, пока наконец не получилось похоже. В этот момент, в 1481 году, швейцарские кантоны находились на грани гражданской войны, однако Конфедерация была спасена благодаря своевременному вмешательству отшельника Николаса фон дер Флюэ на заседании швейцарского парламента в Стансе.

Тем не менее следует всегда помнить, что явление таких архетипов -это не только пугающий, но и опасный опыт. Одни и те же архетипы, чьи кристаллизовавшиеся формы становятся источником религиозного переживания у нормального индивида, могут также манифестироваться и в религиозных галлюцинациях шизофреников.

Одним из архетипов, наиболее тесно связанных с религией, является архетип самости. Временами Юнг, по-видимому, рассматривает этот архетип как промежуточное звено к религиозному переживанию Бога -вплоть до того, что называет его архетипом Бога. Тем не менее Юнг всегда подчеркивал, что он - эмпирик: то, что человек «по природе религиозен», не обязательно свидетельствует об истинности религии, равно как и существование архетипа Бога отнюдь не доказывает существование самого Бога.

Уклончивая позиция Юнга некоторыми была воспринята как двусмысленная. Это ощущение усилилось, когда Юнг опубликовал в 1951 году «Aion»¹⁹⁷. В «Aion» он, по всей видимости, отождествляет Христа с архетипом самости и подводит к мысли, что человечество в целом претерпевает процесс коллективной индивидуации; Христос явился миру в предопределенный момент, то есть тогда, когда точка начала вошла в зодиакальный дом Рыб. В 1952 году появилась наиболее противоречивая книга Юнга - «Ответ Иову»¹⁹⁸. В ней он возвращается к проблеме, которая приковала к себе его мысль еще в юношеские годы - проблеме зла. Подобно тысячам людей, жившим до него, Юнг глубоко задумался над вопросом: почему совершенно благой и всемогущий Бог мог допустить существование зла, в особенности же страдания невинных и праведных. Возможно ли, чтобы Бог был одновременно и добрым, и злым? Юнг подвергает критической проверке ответы, даваемые на этот вопрос «Книгой Иова». Его возмущает поведение Бога, который заставил Адама попасть в ловушку в райском саду, требовал от Авраама принесения в жертву собственного сына и позволил Сатане мучить Иова. Поскольку у Иова оказывается более высокое понимание справедливости, нежели у самого Бога, Бог отвечает на этот вызов воплощением Собственного Сына. Жертва Христа, таким образом, является со сторо-

-380-

ны Бога возмещением несправедливости, совершавшейся Им в отношении человека. Бог стал более совершенным через Свое соединение с Божественной Мудростью, «Софией», женственным двойником Святого Духа, которая снова является в образе Святой Девы. По этой причине Юнг считает, что возглашение в 1950 году догмата о Вознесении Богородицы является «важнейшим религиозным событием со времен Реформации».

Юнговский «Ответ Иову» шокировал некоторых из его учеников и стал поводом для оживленной полемики. Некоторые давали книге психологическое истолкование, предполагая, что Юнг имел в виду просто описать эволюцию того образа, который создал для себя человек о Боге. Другие считали, что Юнг пустился в рискованные спекуляции о метаморфозах Бога в неогностическом стиле. Не исключено также, что книга могла быть понята как крик экзистенциальной боли, исходящий от человека, отчаянно ищущего решения величайшей из всех философских загадок - проблемы зла.

Когда Юнга спрашивали, верит или не верит он в существование Бога, Юнг никогда не давал прямого ответа. Иногда он загадочно отсылал вопрошающих к «старику», как если бы он имел в виду коллективное человеческое существо, с которым каждый индивид имеет связь через коллективное бессознательное и архетипы¹⁹⁹. В конце концов он занял более определенную позицию в этом вопросе: он усматривал присутствие воли божьей в тех странных, неожиданных, но имеющих скрытый смысл событиях, которые сваливаются, вопреки его желанию, на каждого человека в течение его жизни. В одном из своих последних интервью он заявил, что Бог - это одновременно и голос совести, говорящий внутри нас, и необъяснимые роковые события: «Весь мой жизненный опыт привел меня, шаг за шагом, к неколебимому убеждению в существовании Бога. (...) Я не принимаю Его существование на веру -я знаю, что Он существует»²⁰⁰.

В отношении к проблеме жизни после смерти Юнг проявлял даже еще большую осторожность. О его суждениях по этому вопросу мы узнали только из его посмертно изданной автобиографии. Юнг говорил, что для мыслителя обнажать сокровенные пути своих размышлений так же трудно, как для уважающей себя женщины рассказывать о своей любовной жизни. Сколько мыслителей сожгло свои неопубликованные рукописи перед смертью, или, подобно Бергсону, запретило их посмертную публикацию. Юнг, разумеется, не претендует на то, чтобы дать точный ответ; тем не менее он уверен, что поиски решения этой про-

-381-

^ Генри Ф. Элленбергер

блемы характерны для нормальной личности. Но как найти свой путь в таком запутанном вопросе? Юнг рассматривает различные гипотезы. Идея о существовании мира блаженных духов, свободных от всякого страдания, представляется ему неправдоподобной в силу фундаментального единства вселенной; в ином мире, должно быть, много боли и страданий; он, вероятно, «грандиозен и ужасен - этот иной мир, но там тоже, как и на земле, должен существовать какой-то род эволюции. Юнг находит, что доводов в пользу перевоплощения не так уж много. Тем не менее, наша индивидуальная жизнь, должно быть, является лишь звеном в куда более протяженной цепи, возможно, по отношению к жизни наших предков. Может быть, жизнь, которую нам суждено прожить на земле, предназначается для того, чтобы служить ответом на вопросы, задаваемые ими, или для того, чтобы решить некую задачу, поставленную извне. А почему бы не предположить, что жизнь, может быть, не более чем инкарнация определенного архетипа (иными словами, временная проекция неизменной самости)? Юнг считает возможным существование коммуникации между живыми и мертвыми. Он приводит мнение, высказанное в свое время Фехнером и поддержанное с помощью интересных аргументов Фредериком ван Эйденом²⁰¹, что если в некоторых сновидениях нам является умерший человек и мы испытываем при этом ощущение абсолютной реальности, то это соответствует действительному явлению данного лица. Однако анализируя свои сновидения подобного рода, Юнг вынужден отметить общую им всем особенность: отнюдь не пытаясь открывать нам что-либо или поучать нас, мертвые, напротив, нуждаются в нас и задают нам вопросы. Так как они живут вне времени и пространства, то вынуждены обращаться за помощью к тем, кто еще участвует в пространственно-временной жизни. Но все это может быть не более, чем гипотезой. Основная проблема в том, чтобы понять, прониклись ли мы существованием бесконечности²⁰². Всякий, кто достиг этой стадии и довел до конца свою индивиду-ацию, освобождается от страха смерти; и даже многие земные заботы меньше будут на нем отражаться.

Источники Юнга

Самые непосредственные источники Юнга - это его собственная личность, его семья, его этнический фон. Он был практичным человеком, хорошо приспособленным к материальной действительности, но

— 382 —

притом он обладал острой психической восприимчивостью. Этот контраст проявляется в его учении и в его терапии. Швейцарское происхождение наделило его практической наклонностью, которая побуждала его, во-первых, возвращать своих пациентов к осознанию реального положения вещей, а затем — помогать им заново приспособиться, насколько это возможно, к социальной и традиционной среде. С другой стороны, редкий дар психологической интуиции и склонность Юнга к наблюдению парапсихологических феноменов объясняют другую сторону его учения и терапии: исследование коллективного бессознательного и мира архетипов.

Будучи сыном протестантского священника и имея нескольких родственников среди духовенства, Юнг был хорошо знаком с религиозными проблемами, а религиозный кризис, пережитый им в юности, оставил след в его душе на всю последующую жизнь. Своему социальному происхождению Юнг обязан бесспорной осведомленностью в протестантской богословской мысли (мы уже упоминали здесь Альбрехта Рич-ля и Рудольфа Отто) и, по всей вероятности, знакомством с принципом «лечения душ». Интерес к медицине, классическим языкам и истории религии, опять же, являлись частью фамильной традиции. Не последнюю роль играла и гуманистическая традиция Базеля, родного города ученых, обладавших способностью сочетать эрудицию с воображением (таких, к примеру, как Бахофен, с которым у Юнга достаточно много общего).

Подобно всем интеллектуалам своего' поколения, Юнг был хорошо знаком с греческими и латинскими классиками, так что когда он предпринял свое путешествие в бессознательное, ему, вполне естественно, должно было прийти на ум сравнение такого предприятия с путешествиями Улисса и Энея через Страну Мертвых. Естественно и то, что он хорошо знал Гете и, подобно Фрейду, цитировал «Фауста» при каждом удобном случае. Мы уже отмечали, что Шиллер был одним из основных источников «Психологических типов» Юнга.

Юнг получал психиатрическое образование в эпоху, когда психиатрия претерпевала существенные изменения. Его учителями были Блей-лер, Жане, Бине и Флурнуа. Основной профессиональный интерес Блей-лера заключался в том, чтобы понять пациента и установить с ним эмоциональный раппорт; он играл выдающуюся роль среди тех, кто пытался в то время «ре-психологизировать» психиатрию²⁰³. Что касается Пье-Ра Жане, лекции которого Юнг слушал в Париже в течение одного семестра, то его влияние на Юнга было значительным. Именно от него

-383-

^ Генри Ф. Элленбергер

Юнг узнал о «психическом автоматизме», о раздвоении личности, о психической силе и слабости, о «функции синтеза», об abaissement du niveau mental (понижении ментального уровня) и о «подсознательных устойчивых идеях» (которые Юнг позднее отождествил с «комплексами» Ци-гена и «травматическими воспоминаниями» Фрейда). Юнг научился у Жане различению двух основных неврозов: истерии и психастении (которое он заменил впоследствии различием между экстравертированной и интровертированной шизофренией). Юнг ссылается на книгу Бине об изменениях личности и, хотя он не цитирует работу Бине о двух типах интеллекта²⁰⁴, едва ли возможно, чтобы он не знал ее и не вдохновлялся ею в своей дескрипции интровертного и экстравертного типов. Юнг воздавал должное помощи и стимулирующим его мысль идеям, полученным от Теодора Флурнуа. Он не смог бы понять так хорошо своего юного базельского медиума, если бы не существовало исследования Флурнуа об Элен Смит. И именно от Флурнуа Юнг заимствовал свой интерес к феномену криптомнезии.

В психоанализе Юнг с энтузиазмом принял предложенный Фрейдом новый метод исследования бессознательного с помощью свободных ассоциаций, его утверждение, что сновидения могут быть истолкованы и, таким образом, использованы в психотерапевтических целях, и подчеркивание Фрейдом длительного влияния детства и самых первых взаимоотношений с родительскими фигурами. Конечно, позднее Юнг заменил собственными методами и идеями эти три великих нововведения Фрейда, но решающий толчок был получен им все-таки от него. С другой стороны, Юнг никогда не принимал фрейдовских идей относительно роли сексуальности в неврозе, сексуального символизма и эдипова комплекса.

Юнг неоднократно признавал важную роль Адлера; он допускал, что в генезисе определенных неврозов можно обнаружить стремление к превосходству, и то, что адлеровская теория сновидений могла бы дать ключ к интерпретации некоторых сновидений, равно как и то, что невротики имеют склонность манипулировать своим окружением, и, наконец, подобно Адлеру, Юнг усаживал пациента на стул, стоявший напротив его собственного, так, чтобы собеседники могли смотреть в лицо друг другу. То, чему учил Юнг, говоря об «общественном возрасте» индивида и его общественных обязанностях, имеет много общего с концепцией Адлера о «трех великих жизненных задачах»; «терапевтическое перевоспитание» Юнг сделал частью своей собственной психотерапии.

-384-

Юнг принял теорию Альфонса Мёдера о телеологической функции сновидений; он включил ее в свою систему, признав за Мёдером заслугу первооткрывателя²⁰⁵. Герберт Зильберер, как и Юнг, пришел к заключению, что некоторые образы, возникающие во сне, являются символическими автопортретами сновидца, и он был также первым психоаналитиком, заинтересовавшимся символическим смыслом алхимических образов и процедур²⁰⁶.

Юнговское «путешествие в Бессознательное» стало для него мощной движущей силой, благодаря которой возникла его система. Мы знаем, что благодаря этому эксперименту над самим собой Юнг получил первое живое представление об аниме, самости и индивидуации, вместе с их символами. Коллективное бессознательное и архетипы, о которых ему было кое-что известно из его работы с пациентами и из художественной литературы, он теперь испытал на собственном опыте. Методы, которые он применял в эксперименте над самим собой - активное воображение, амплификация сновидений и изображение с помощью карандаша и красок полученного из бессознательного, - он теперь систематизировал в качестве терапевтического метода для своих пациентов.

Юнг много и постоянно читал. Его неизменно или в течение длительного времени привлекали произведения философов, теологов, мистиков, ориенталистов, этнологов, романистов и поэтов. Вероятно, наиболее важный из его источников можно найти в романтической философии и в философии природы, иначе натурфилософии. По мнению Лейббранда, Юнга нельзя понять без философии Шеллинга²⁰⁷. Роза Мелих нашла параллели между идеями Фихте относительно души и некоторыми из основных утверждений Юнга²⁰⁸. Еще ряд параллелей можно провести между психологией Юнга и философией Готтхильфа Генриха фон Шуберта²⁰⁹, а то, что последний развил в философских терминах, Э. Т. А. Гофман использовал в качестве философской основы для своего романа²¹⁰. Подобно фон Шуберту, Гофман изобразил сосуществование в каждом человеке индивидуальной души (эго) и другого психического начала, связанного с деятельностью Мировой Души (самости). Временами индивид может сознавать существование Мировой Души; такие мгновения фон Шуберт называл «космическими моментами» человеческой жизни, а Гофман - «возвышенными состояниями» (erhohte Zustande). К таковым относятся некоторые сновидения, видения, сомнамбулические кризы и психотические галлюцинации.

-385-

Генри Ф. Элленбергер

Стало традицией указывать на великих философов бессознательного - Карла Густава Каруса, Артура Шопенгауэра и Эдуарда фон Гартма-на - как на предшественников Юнга. Было бы, однако, уместней обратить внимание на еще одного романтического философа, Игнаца Пауля Витала Трокслера, который недавно был заново открыт после столетия забвения²". Трокслеру течение человеческой жизни представлялось в виде серии психических метаморфоз. Не Я (эго) в обыденном смысле этого слова является центром личности, но то, что Трокслер называет Gemut* или Ich selbst**, то есть именно то, что Юнг называет самостью. Трокслер понимает Ich selbst как цель, к которой нужно стремиться в земной жизни, а также как отправную точку для жизни после смерти и для коммуникации с Богом. Переживаемое в сновидениях откровение об этой сущности человека самому человеку и служит средством продвижения к заветной цели. Юнговское понятие индивидуации можно также найти у Шлейермахера²¹²: Шлейермахер делал акцент на абсолютной уникальности человеческой личности, на идее, что каждый человек призван осуществить свое изначальное представление о самом себе и что подлинная свобода приходит с достижением этой самореализации.

Среди прочих романтиков Фридрих Крейцер заслуживает особого упоминания²¹³; сам Юнг вспоминает, что поглощал его работы со страстным интересом²¹⁴. В работах Крейцера Юнг нашел богатый источник сведений о мифах и символах вместе с их истолкованием, а также специфическую концепцию мифов и символов как таковых. Они, согласно Крейцеру, являются не производными истории или поэзии, но особого рода реальностями, промежуточными между абстракцией и жизнью. Человеческому разуму присуща двойная символическая функция; первобытные люди преобразовывают определенные переживания и знания в мифы, а одаренные личности способны постичь их смысл и истолковать.

Неизвестно, был ли Юнг знаком с такими романтически настроенными психиатрами, как Рейль, Хейнрот, Иделер и Нойманн, делавшими акцент на психогенезе душевной болезни, символическом значении некоторых симптомов и возможности психотерапии психоза²¹⁵. Но нет сомнений, что он был хорошо знаком с Юстином Кернером и с историей его знаменитой «провидицы», Фредерики Хофф, которая в известном отно-

* Gemut - одно из ключевых слов немецких романтиков, имеющее широкий спектр значений: душа, нрав, характер. - Прим. пер.

** Ich selbst - «я сам» (нем.). - Прим. пер.

-386-

9. Карл Густав Юнг и аналитическая психология

шении служила образцом для медиумической деятельности Элен Прейс-верк²¹⁶.

Хотя Юнг едва ли где-нибудь цитирует Бахофена, трудно представить, чтобы он не был знаком с его трудами. Бахофен принадлежал к числу тех немногих, кто, подобно Крейцеру, учил, как добираться до глубинного смысла символов²¹⁷. Он учил, что матриархат был побежден и вытеснен патриархатом и что память о нем сохраняется, находя себе выражение в символических формах. Если перевести это учение на язык психологии, то перед нами было бы юнговское описание мужественного индивидуума с подавленной женственной душой и, соответственно, символами, в которых проявляется его анима. Что касается Ницше, то Юнг обильно его цитировал и, возможно, заимствовал от него понятия тени и старца-мудреца.

Остается открытым вопрос, насколько повлияли мистики и оккультисты на мысль Юнга, или же они служили для него лишь объектом исследования. Романтические философы, являвшиеся более непосредственными источниками Юнга, сами имели длинный ряд предшественников - от гностиков и алхимиков до Парацельса, Бёме, Сведенборга, Сен-Мартена, фон Баадера и Фабра д'Оливе. Некоторых из них Юнг приветствовал в качестве первопроходцев психологии бессознательного.

На Юнга, по-видимому, оказали влияние работы немецкого этнолога Адольфа Бастиана, эрудита, неутомимого путешественника и плодовито-го писателя, развившего, в частности, теорию «элементарных мыслей» . Бастиан утверждал, что теории диффузии недостаточно для того, чтобы объяснить факт распространенности одних и тех же ритуалов, мифов и мыслей в самых разных уголках земли, и что это можно сделать только с помощью теории универсальной структуры человеческой психики. Эти идеи побудили известного итальянского психиатра Танци провести параллель между галлюцинациями и маниями своих параноидных пациентов и ритуалами и верованиями многих примитивных народов²¹⁹. Другой немецкий этнолог, Лео Фробениус, разработал теорию, согласно которой человечество прошло через три последовательные стадии видения мира: древнейшей стадией была анималистическая, когда человек поклонялся культу животных. С развитием земледелия на смену анималистическому пришло новое видение мира, в центре которого находилась проблема смерти и культ мертвых. Затем наступила «эпоха Солнца-Бога», сосредоточенная на культе Солнца. Человек верил, что души мертвых следуют за Солнцем в подземный мир, и эта вера дала начало бесчисленным историям о мифических героях, которые были поглощены чудовищем и путешествовали

-387-

Генри Ф. Элленбергер

через его внутренности до тех пор, пока снова не появлялись на свет и не начинали новую жизнь²²⁰. Юнг распознал этот основной миф в рожденных подсознанием фантазиях мисс Миллер, и на протяжении некоторого времени он и его ученики находили его у пациентов Бургхольцли²²¹. Можно поставить вопрос, в какой степени этот миф определил собой некоторые особенности «Путешествия через Бессознательное» самого Юнга. Работа Альбрехта Дитериха «Мать-Земля»²²², по-видимому, отчасти стимулировала возникновение юнговского понятия «Великой матери» и трактовку ее символики.

Трудно установить с достоверностью, что в востоковедческой литературе послужило источником или стимулом для юнговской мысли. Влияние бесед с людьми вроде Рихарда Вильгельма или Генриха Циммера было, вероятно, более решающим, нежели тома прочитанной литературы.

Мы уже упоминали о поддержке, которую Юнг находил для своей мысли в таких романах, как «Имаго» Шпиттелера, «Тартарен в Альпах» Альфонса Доде, «Она» Райдера Хаггарда и «Атлантида» Пьера Бенуа. Еще один романист, Леон Доде, провозгласил идеи, которые выглядят заслуживающими внимания параллелями к психологическим теориям Юнга²²³.

Леон Доде утверждает, что главная потребность человека выражается в его стремлении реализовать себя, вопреки пагубному влиянию передаваемого по наследству и, таким образом, обрести внутреннюю свободу. Человеческая личность, говорит Доде, состоит из двух сущностей, я (эго) и самости (moi и soi), и жизненная драма каждого человека заключается в борьбе этих двух. Эго включает в себя не только сознательную личность с ее восприятиями, ■ воспоминаниями, настроениями и смутными стремлениями, но также и бессознательную личность с «родовым инстинктом», психическими автоматизмами и разрозненными остатками наследственных влияний. С другой стороны, самость - это подлинное, самобытное и новое бытие, сущность человеческой личности. Творческие импульсы, наиболее важные решения, акты разума и веры исходят из самости.

В случае, если эго превалирует, личность теряет свое единство и открывает дорогу целой группе борющихся между собой «персонажей», которые суть не что иное, как рудименты наших предков. Иногда личность может потерпеть крах в результате появления одного или нескольких «предков», которые становятся хозяевами данного человека - через воздействие внешних обстоятельств или спонтанно, посредством своего рода самооплодотворения. Поначалу индивид может переживать этот натиск как полезное для него воздействие, однако со временем оно становится губительным для него. Такого, «оказавшегося во власти предка», индивида Доде называет «наследыш» (heredo); он беспокоен, импульсивен и легко поддается переменам настроения. Человек, в котором доминирует самость, уравновешен, не теряет само-

- 388 —

9. Карл Густав Юнг и аналитическая психология

являет в своих поступках интуицию и гражданское мужество. Только подлинная одержимость самостью дает человеку силы быть героем или творческим гением. Поэтому главная цель человеческой жизни состоит в том, чтобы преодолеть эго, вместе с неуправляемыми родовыми импульсами, и открыть и актуализировать свою самость. Эта задача должна стать предметом новой науки, которую Доде называет «метапсихологией».

Многие люди могут прожить жизнь в полном неведении о своей самости, открывая ее очень поздно или только в момент смерти. В жизни есть благоприятные периоды для проявления самости; это - время от семи лет и до наступления половой зрелости, затем превосходный, но скоропреходящий момент где-то в районе нашего двадцатилетия, и наконец, особенно благоприятный период между тридцать пятым и сороковым годами нашей жизни, когда человек поставлен перед выбором: оставаться «наследышем» в течение всей оставшейся ему жизни или обрести свою самость. Доде считает, что долголетие человека находится в прямой зависимости от «методической тонифика-ции» самости. Удачным ли неудачным оказывается брак, во многом зависит от того, насколько каждый из супругов продвинулся в обретении своей самости. Самость в высшей степени общительная часть личности, в то время как доминирование эго в личности - источник беспорядка в человеческих взаимоотношениях.

Доде называет «воображение» функцией самости, функцией, при помощи которой человек осознает полученные им по наследству стереотипы мышления и поведения, с тем, чтобы он мог отвергнуть пагубное для себя и сохранить в качестве образцов лишь образы, доставшиеся ему от разумных предков. Психическая болезнь, добавляет он, есть следствие жизненных катаклизмов, благодаря которым определенные предки овладевают индивидуумом. Таким образом «человек живет и умирает под диктовку своих образов», и Доде делает вывод, что его «метапсихология» могла бы быть полезной в самых непредвиденных обстоятельствах.

Когда читаешь «Наследыша» и его продолжение, «Мир образов»²²⁴, то возникает ощущение, что перед тобой конспект вполне сложившейся системы динамической психиатрии, хотя и бездоказательной в глазах практикующего психотерапевта. Неизвестно, в какой степени эти книги стимулировали мысль Юнга, но он, несомненно, читал одну из них, поскольку ссылается на «Наследыша» по крайней мере однажды²²⁵.

Влияние Юнга

Влияние Юнга осуществлялось через его личность, его учение, его учеников, его первых пациентов и его школу. Сначала оно ограничива-

-389-

Генри Ф. Элленбергер

лось сферой психиатрии и психотерапии, но после 1920 года распространилось на круги религиоведов и историков культуры. Позднее он и его ученики привлекли также внимание социологов, экономистов и изучающих науку об организации и управлении государством.

Имя Юнга впервые приобрело известность благодаря его работе с тестом словесных ассоциаций - уже существовавшим до него методом, на основе которого он создал первый проективный тест²²⁶. Он стал частью заведенного порядка в швейцарских психиатрических больницах, стимулировал появление теста Роршаха и других. Несмотря на то, что попытки Юнга использовать этот тест в криминологических целях не имели успеха, исследования в этом направлении были продолжены другими учеными и достигли высшей точки с изобретением детектора лжи. Затем последовали юнговские исследования шизофрении, которые находились в общем русле с усилиями Блейлера, направленными на понимание своих психически больных пациентов и на установление с ними раппорта. Мы уже видели, как Юнг обнаружил, что в основе шизофренических симптомов лежат «комплексы» и «архетипы» (о последних речь зашла позднее). Юнг сделал очень много для прогресса в области психотерапии шизофрении и опередил современных экзистенциальных аналитиков в их попытках понять и сделать доступным для понимания других субъективный опыт шизофреников. Ряд психиатров, как юнгианской, так и иных ориентации, указывали в своих работах на сходство универсальных мифов и субъективных переживаний шизофреников²²⁷.

Вклад Юнга в психоанализ был вполне оценен последователями Фрейда²²⁸. Он ввел в обращение такие термины, как комплекс и имаго, и он же был инициатором введения личностного анализа для обучающихся анализу. По словам Юнга, именно он привлек внимание Фрейда к «Мемуарам» Шребера. Критика Юнгом фрейдовской интерпретации случая Шребера заставила Фрейда пересмотреть свою теорию либидо и ввести понятие нарциссизма. Усиленное внимание Юнга к мифам и его «Метаморфозы и символы либидо» стимулировали Фрейда к написанию «Тотема и табу». Занимающиеся психоанализом детей приняли юнговскую технику терапии с помощью рисования и живописи. Недавно ряд психоаналитиков в осторожной форме изложил идеи, имеющие определенное сходство с учением Юнга. Эриксон, например, описывает развитие личности в виде последовательного прохождения восьми стадий, из которых пять аналогичны фрейдовским стадиям либидиналь-

-390-

ного развития, а три другие были, по-видимому, навеяны юнговской концепцией индивидуации²²⁹.

Юнговский метод активного воображения навел Десуаля на мысль о лечении посредством снов наяву²³⁰. Пациент Десуаля лежит на кушетке, воображая, что поднимается в воздух - все выше и выше, до самого неба, и рассказывает при этом врачу обо всех образах, являющихся ему, что в результате дает врачу возможность исследовать его бессознательное.

Многие психиатры взяли на вооружение юнговский метод изображения с помощью карандаша или красок поступающего из бессознательного в самых разнообразных формах; психоаналитики, кроме того, использовали его при лечении детей и психотиков. Один из юнговских учеников, Ханс Трюб, пришел к выводу, что единственным исцеляющим фактором в психотерапии является противоборство между психиатром и пациентом²³¹. В процессе развития этой теории он разошелся с Юнгом, и, по его словам, они остались врагами, что выглядит вполне правдоподобным.

Юнгианские методы лечения психических болезней были изложены в систематической форме X. К. Фирцем²³². Где-то около 1909 года Юнг имел непродолжительный контакт с психосоматической медициной, и юнговский подход к ней уже в недавнее время получил развитие у К. А. Мейера²³³. Обзор разнообразных форм групповой терапии, основанной на юнговских принципах, был сделан Хансом Иллингом²³⁴.

Следует также упомянуть, что организация ^ Анонимные алкоголики (А.А.) косвенно обязана своим возникновением Юнгу.

Эта малоизвестная история приобрела ясность благодаря недавней публикации переписки между одним из соучредителей А.А. и Юнгом²³⁵. Приблизительно в 1931 году страдающий алкоголизмом американец, Роланд X., обратился за помощью к Юнгу. Тот стал лечить его посредством психотерапии, и лечение продолжалось, по-видимому, год. Однако вскоре после окончания лечения Роланд X. снова взялся за старое. Он вернулся к Юнгу, который откровенно сказал ему, что ему не следует более возлагать надежд на какое-либо дополнительное медицинское или психиатрическое лечение. Роланд X. спросил, а нет ли для него какой-нибудь другой надежды, и Юнг ответил, что надежда, возможно, и появилась бы, если бы он смог целиком отдаться духовным или религиозным переживаниям, что, возможно, совершенно изменило бы его привычки. Роланд X. стал членом Оксфордской Группы и через некоторое время пережил религиозное обращение, которое освободило его от непреодолимого влечения к алкоголю и, более того, вдохновило на решение посвятить свою жизнь оказанию помощи другим алкоголикам. Один из них,

-391-

Генри Ф. Элленбергер

Эдди, последовал его примеру, присоединился к Оксфордской Группе и вскоре тоже освободился от своей пагубной привычки. В ноябре 1934 года Эдди навестил своего приятеля Билла, чей случай считался безнадежным, и рассказал ему о своем опыте. Впоследствии Биллу, отдавшемуся религиозным переживаниям, было видение, в котором ему явилось некое общество, состоявшее из алкоголиков, передающих свой опыт выздоровления по цепочке от одного к другому. После этого Эдди и Билл основали Общество Анонимных Алкоголиков, последующее развитие которого известно²³⁶.

Юнговская типология с ее различением эстраверсии и интроверсии и четырех психологических функций подверглась критике со стороны ученых, занимающихся проблемами характерологии. Тем не менее Ай-зенк использовал дихотомию экстраверсии - интроверсии в качестве одного из измерений личности в своей работе на эту тему²³⁷. Швейцарский консультант по вопросам семьи и брака, Платтнер, утверждает, что большинству индивидов свойственна тенденция выбирать в качестве партнера лиц, принадлежащих к типу и функции, противоположной их собственной; например, представители экстравертного мыслительного типа будут избирать себе партнера среди представителей интровертно-го чувствующего типа, из чего следует, что существуют определенные типы браков, каждый со своими собственными проблемами и потенциальными конфликтами²³⁸. Историк Тойнби пришел к заключению, что великие мировые религии можно было бы классифицировать исходя из юнговских психологических типов²³⁹. Вообще говоря, понятия экстраверсии и интроверсии приобрели такую популярность, что используются теперь в разговорном языке (хотя не всегда в соответствии с их первоначальным значением). Нередко первоначальное понятие приходится опознавать под иной терминологией. В качестве примера можно сослаться на различение Дэвидом Ризменом изнутри и извне ориентированных людей²⁴⁰.

Постоянный глубокий интерес к мифам, символам и архетипам -основная особенность юнговской психологии. Первоначально это выражалось в исследовании мифов методами глубинной психологии. Второй период характеризовался тем, что Юнг обращался к помощи мифов с целью лучшего понимания психологических феноменов и применял при этом свой метод амплификации, требующий от психиатра досконального знания мифологии и разнообразных возможных значений символов. Например, для аналитика-фрейдиста змея - просто фаллический символ; для юнгианца это, возможно и так, однако для него она может иметь и десять других значений. Третий период был связан со

-392-

9. Карл Густав Юнг и аналитическая психология

сравнительным исследованием одних и тех же мифов, предпринятым мифологами, с одной стороны, и психологами-юнгианцами, с другой. Прототипом такого рода сравнительных исследований стала книга, совместно изданная Карлом Кереньи, венгерским исследователем мифов, живущим в Цюрихе, и К. Г. Юнгом²⁴¹. Миф о божественном ребенке и божественной деве анализировался как Кереньи, так и Юнгом в терминах их собственных дисциплин. Многие сравнительные исследования выносились на обсуждение на ежегодных Эраносских конференциях и впоследствии публиковались в «Эраносских ежегодниках».

Юнговское понятие коллективного бессознательного нашло применение в психологии философских озарений (инсайтов) и научных открытий. Такова, например, интерпретация, данная Юнгом открытию Робертом Майером закона сохранения энергии. До некоторой степени сходным образом физик Паули интерпретировал открытия Кеплера²⁴². Обращаясь к идее Анаксимандра о первовеществе, каковым для него была безграничная вселенная без начала и конца, Ф. М. Корнфорд отмечает, что подобная идея не могла быть следствием наблюдения или научной гипотезы²⁴³. Следовательно, эта идея возникла «на уровне бессознательного разума, — уровне столь глубоком, что мы не воспринимаем его в качестве части нас самих». То есть имеется в виду, что данная идея пришла из юнговского коллективного бессознательного. При таком подходе стало бы ясным сходство анакисимандровского представления с образом мана у примитивных полинезийских племен. Корнфорд полагает, что «развитие философии и науки по сути заключается в дифференциации - под действием критики со стороны сознающего интеллекта - тех первоначальных образов, которые с помощью совсем иного процесса уже до этого дали начало всякой форме религиозного представления». В этой перспективе философия, наука и мифология, пользуясь различными путями, одинаково вытекают из коллективного бессознательного.

Идеи Юнга относительно естественной функции религии и существования религиозных архетипов в человеке вызвали оживленную дискуссию.в религиозных кругах. Некоторые теологи считали, что нашли в лице Юнга союзника против атеизма, другие порицали его за психологизм в вопросах веры. Они говорили, что если Фрейд открыто стоял на атеистических позициях, считая религию иллюзией и продуктом мышления, склонного выдавать желаемое за действительное, то Юнг видел в религии проекцию религиозных архетипов, относительно которых

-393-

Генри Ф. Элленбергер

неизвестно, какой трансцендентной реальности они соответствуют. Теолог Фришкнехт из Базеля называет юнговскую систему «доброжелательной и понимающей» разновидностью атеизма²⁴⁴. Другой теолог, Ханс Шер, живущий в Берне, настаивает на том, что в наши дни ни один человек, серьезно интересующийся религией, не сможет обойтись без изучения работ Юнга²⁴⁵. Исходя из юнговских идей, Ханс Шер написал се-мисотстраничныи трактат, посвященный психологии религии .

Еще один теолог, Рошедьё, развивая идею Юнга о том, что человек по природе религиозен, заявляет, что, хотя об этом и не догадывается большинство психиатров, но перенос в известной степени есть религиозное проявление²⁴⁷. Другой, широко известный теолог Пауль Тиллих констатирует, что юнговское учение об архетипах оказывает неоценимую помощь протестантской теологии, особенно в том, что касается теории религиозных символов²⁴⁸. Идеи Юнга вызвали к себе заметный интерес также и среди католических богословов²⁴⁹. По крайней мере трое из них написали обширные исследования на эту тему: отец Уайт²⁵⁰, отец Хости²⁵¹ и отец Гольдбруннер²⁵². Среди представителей русской православной богословской мысли его преподобие о. Евдокимов использовал юнговские понятия архетипов и анимы и анимуса в философско-антропологическом исследовании женщины²⁵³.

В своей учебной книге по коллективной психологии Рейвальд посвятил целую главу Юнгу, подчеркивая огромное значение его идей для понимания массовых психозов²⁵⁴. Юнг всегда обращал особое внимание на «психическую инфляцию, происходящую с отдельной личностью в толпе. Если Фрейд видел в массовом психозе отождествление массою себя с вождем, то Юнг (подобно Жане) подчеркивал, что вождь, в свою очередь, зависит от массы. Юнг объясняет массовые психозы неожиданным пробуждением в коллективом сознании архетипов, пребывавших до этого в латентном состоянии.

Одним из ближайших учеников Юнга был швейцарский экономист Юджин Бёлер²⁵⁵, который привлек внимание деловых кругов к психологии Юнга и пытался в многочисленных публикациях применить концепции Юнга в экономической науке²⁵⁶, особенно концепцию мифов в связи с психологией масс²⁵⁷.

Народнохозяйственная жизнь, согласно Бёлеру, определяется не столько национальными целями, сколько коллективными импульсами, берущими начало в фантазии и мифе. Или еще точнее, если производство является результатом рационального процесса, то потребление зависит от иррациональных импульсов, чем-то подобных эротическому импульсу. Фантазия - настоящий

-394-

стимул экономического прогресса: прогресс науки и техники привел к огромному увеличению экономической сферы, предназначенной для обслуживания фантазии в человеческой жизни. Беллетристика, изобразительное искусство, газеты, кинотеатры, радио, телевидение - все это не что иное, как «фабрики грез», и такова же функция современных отелей и туристического бизнеса; «современная экономика в такой же степени фабрика грез, как и Голливуд». Она основывается в меньшей своей части на удовлетворении реальных потребностей, в наибольшей же - на обслуживании фантазии и мифа. Отсюда центральная роль в современной экономике рекламного бизнеса. Сама наука окружена теперь мифическим ореолом. Потрафляя человеческому воображению, наука в свою очередь создает новые потребности среди потребителей -так же, как и средства для удовлетворения этих искусственно созданных потребностей. Мода означает для женщины «дионисийное освобождение от рациональности» и залог очарования ее личности. И даже сама ее непредсказуемость наделяет ее таинственностью оракула, чьи суждения не обсуждаются, но должны быть постигнуты. Сама Фондовая Биржа обладает мифической функцией; она не «мозг», но скорее «сердце» экономической жизни, приносящее компенсацию за нагрузки, которые приходится выносить homo economicus в его упорном стремлении к рациональной организации, порядку, к бережливости и строгости бухгалтерского учета, в постоянным вычислениям и подготовке балансовых отчетов. В то же самое время верования, надежды и желания огромного количества людей проецируются и сосредоточиваются на Фондовой Бирже. Далекая от того, чтобы управлять экономической жизнью, Фондовая Биржа сама находится во власти приливов и отливов коллективных фантазий; экономические депрессии происходят в случае неожиданной потери экономического мифа. Бёлер распространил свою критику и на другие экономические мифы, прошлые или настоящие, такие, как свободная торговля, мировое экономическое пространство (Grossraum) и пр.

Применению юнговских понятий и политической философии положил начало в 1931 году Шиндлер своим исследованием по конституционному праву и социальной структуре²⁵⁸. В 1954 году Ханс Фер прилагал в своей книге учение об архетипах к философии права²⁵⁹. Затем Ханс Марти предложил юнгианскую интерпретацию швейцарской конституции²⁶⁰. Однако наиболее последовательные усилия в этом направлении были предприняты Эрихом Фехнером в 1956 году²⁶¹ и Максом Тимбо-Деном в 1959 году²⁶².

В критическом обзоре всех возможных теорий, которые имели бы отношение к происхождению понятия права (теорий биологических, экономических, политических, социологических, философских, теологических), Эрих Фехнер в конце концов представляет на обсуждение психологическую теорию, основанную на юнгианских понятиях архетипов. По мнению Эриха Фехнера, с помощью социального инстинкта нельзя объяснить возникнове-

-395-

ние правового общества и государства. Например, заповедь Неубий и институт моногамии, вероятно, долго существовали в качестве бессознательных представлений, прежде чем приобрели статус правовых установлений и, следовательно, есть основания видеть в них первоначальные образы или архетипы. Макс Тимбоден утверждает, что государственный строй есть отражение психической реальности. Три классические формы государственного устройства: монархия, аристократия и демократия - соответствуют разным ступеням развития коллективного сознания. Монархия (или автократия) - это государство, в котором один индивидуум приписывает своему я (эго) могущество и актуализирует бессознательные содержания всех остальных индивидуумов. Правитель и управляемые крепко связаны друг с другом благодаря феномену переноса (трансфер), что препятствует развитию индивидов. Аристократия, т. е. строй, характеризующийся господством группы избранных, допускает известное количество психического роста в управляемых индивидуумах. Однако это предполагает сложную сеть взаимоотношений между элитой и массами. Такого рода система имеет много разновидностей, в зависимости от того, держатся ли скрепляющие государство узы на бессознательном переносе или на сознательной передаче полномочий. Под демократией следует понимать государственное образование, состоящее из граждан, в котором все или большинство из них достигли достаточной степени индивидуации; вследствие чего они осознают свои права и обязанности и способны создать подлинное сообщество людей. Обращаясь к теории Монтескье о трех властях (законодательной, исполнительной и судебной), Тимбоден указывает на определенные аналогии, имеющиеся у этой теории с догматом о Св. Троице, и полагает, что она, действительно, обязана своим происхождением этому догмату, благодаря, как он считает, росту осознанности в начале Нового времени.

Такова уж судьба всех новаторов, что развитие их дела невозможно предсказать, ибо это зависит не столько от его действительной ценности, сколько от материальных факторов, исторических обстоятельств и колебаний общественной психики.

Существует фундаментальное сходство систем Фрейда и Юнга, каждая из которых берет начало в «творческой болезни», трансформированной в психотерапевтический метод. Оба предоставляют нам возможность путешествия в бессознательное — в форме личностного анализа или терапевтического анализа пациентов. Но это очень разные путешествия. У тех, кто избирает путь фрейдистского анализа, вскоре развивается интенсивный невроз переноса, их сновидения принимают фрейдистский характер, они открывают у себя эдипов комплекс, детскую сексуальность и страх перед кастрацией. Тем, кто принимается за юнгиан-ский анализ, начинают сниться юнгианские сны, они сталкиваются со своей тенью, своей анимой, прочими своими архетипами и озабочены осуществлением своей индивидуации. Психоаналитик фрейдистского

-396-

толка, рискнувший подвергнуться юнгианскому анализу, почувствовал бы себя сбитым с толку - подобно Мефистофелю во второй части «Фауста», когда он прибывает на классическую Вальпургиеву ночь и с удивлением обнаруживает, что «здесь другой Ад, со своими собственными законами». (В действительности противоположность между фрейдистским и юнгианским бессознательным можно было бы легко проиллюстрировать с помощью противоположности между Вальпургиевой ночью на Блоксберге, с ее демонами и ведьмами, и классической Вальпургиевой ночью с ее мифологическими фигурами).

И поэтому многие люди реагируют на Фрейда и Юнга более в соответствии со своими личными склонностями, нежели исходя из объективного исследования фактов. Некоторые лица чувствуют, что Фрейд стоит на твердой почве научных фактов, тогда как Юнг заблудился в туманах мистицизма. Другие же полагают, что Фрейд лишает человеческую душу той атмосферы тайны, которая ее окружает²⁶³, и что Юнг спасает ее возвышенные ценности. Не сам ли Фрейд (скажут они) взял в качестве эпиграфа к «Толкованию сновидений» стих Вергилия:

Flectere si nequeo Superos, Acheronta movebo (He преклоню я Всевышних, но Ахеронт всколыхну!) то есть (Если я не способен тронуть силы Неба, я призову на помощь силы Ада)

В противоположность этому юнговским девизом мог бы быть другой стих из Вергилия²⁶⁴:

Carmina vel coelo possunt deducere lunam (Песни могут и саму луну совлечь с небес)

В результате те же самые люди, которые видят во Фрейде колдуна, низведшего человека до его дьявольских инстинктов, вероятно, представляют себе Юнга в виде волшебника, который был способен раскачать луну.

Есть все основания предполагать, что с течением времени сделанное Юнгом подвергнется определенным трансформациям. Одна из причин для этого - общего характера: такова уж судьба всякой идеологии, что каждое последующее поколение стремится увидеть ее в новой перспективе. В случае с Юнгом имеется и еще кое-что. Сделанное им известно сегодня главным образом через посредство книг, статей и выступлений, опубликованных в течение его жизни и собранных в Collected Works. Когда материалы его семинаров, существующие в машинописи,

-397-

Генри Ф. Элленбергер

станут доступными в печатном виде, личность Юнга и его работа предстанут в новой перспективе, и это произойдет еще в большей степени, когда будут опубликованы его письма. Не исключено, что даже его «Красная книга» и «Черная книга», а возможно, и его дневники когда-нибудь будут изданы и покажут его с еще одной, неожиданной стороны. Не только биография человека, но и его образ и посмертное влияние могут претерпевать непредвиденный ряд метаморфоз.

10

Подъем и становление новой динамической психиатрии

Одна из трудностей при написании истории состоит в том, что мы всегда склонны описывать прошлые события на основе того смысла, который они приобрели в наше время. Однако люди прошлого рассматривали современные события в их собственной перспективе. Они уделяли много внимания фактам, которые сегодня забыты или считаются несущественными, и вступали в неистовую полемику по вопросам, которые сегодня едва ли понятны, тогда как многие события, которые представляются нам важными, привлекли к себе мало внимания в тот момент, когда они происходили. Историки должны изображать события в перспективе их прошлого и сосредоточиваться на тех событиях, которые мы теперь считаем существенными.

Поэтому после описания социальных, политических, культурных и медицинских данных о новой динамической психиатрии и после попытки обобщить теории её четырех великих представителей - Жане, Фрейда, Адлера и Юнга — нам остается описать в общих чертах сложную взаимосвязь этих великих систем друг с другом, второстепенными системами и общей обстановкой современных событий. В качестве отправной точки мы возьмем памятную статью Шарко о гипнозе, написанную в феврале 1882 года, которая открыла новую эру и закончилась в конце второй мировой войны, так как после этой даты нам не хватает Достаточной перспективы для синтетической точки зрения.

-399-

Генри Ф. Элленбергер

Соперничество между школами Сальпетриер и Нанси: 1882 - 1893

В течение одиннадцати лет, в период с 1882 по 1893 гг., произошло возрождение животного магнетизма в модифицированной форме под названием гипноза и внушения. Научная санкция была дана этим формам практики двумя научными центрами: один центр, сформировавшийся вокруг Шарко в Сальпетриере, и другой, сформировавшийся вокруг Бернгейма в Нанси. Работа этих двух школ и их соперничество доминировали на сцене. Этот период можно разделить на три подпериода.

^ Рождение и развитие школ Сальпетриер и Нанси: 1882-1885.

13 февраля 1882 года прославленный невропатолог Ж.-М. Шарко взошел на трибуну Академии Наук в Париже, чтобы прочесть доклад «О различных нервных состояниях, определяемых гипнотизированием и истерикой»¹. Этот доклад был призван дать строго объективную картину гипнотических состояний в чисто неврологических терминах. В развернутом представлении, как это можно наблюдать у истерических женщин, сказал Шарко:

Гипнотизм включает три состояния, которые могут следовать друг за другом в любой комбинации или существовать независимо друг от друга. В каталептическом состоянии пациент держит свои конечности в том положении, которое им было придано, сухожильные рефлексы не действуют или очень слабы; респираторные паузы длительные, и могут провоцироваться различные автоматические импульсы. В летаргическом состоянии мышцы вялые, дыхание глубокое и быстрое, сухожильные рефлексы заметно усилены, и пациент проявляет «повышенную нервно-мышечную возбудимость», т. е. склонность мышц к сильному сокращению при прикосновении к сухожилию, мышце или соответствующему нерву. В третьем, сомнамбулическом состоянии сухожильные рефлексы нормальные, отсутствует нервно-мышечная возбудимость, хотя некоторое небольшое раздражение вызывает состояние ригидности в конечности; обычно имеет место « повышение некоторой малоизвестной кожной чувствительности, мышечного ощущения и некоторых специальных видов чувствительности», и при необходимости обычно можно легко вызвать самые сложные автоматические акты. Легким потиранием темени пациента можно перевести из каталептического состояния в летаргическое и сомнамбу-

-400-

10. Подъём и становление новой динамической психиатрии

лическое. Давление на глазное яблоко переводит пациента из сомнамбулизма в летаргию.

В ретроспективе может показаться, что этот доклад Шарко означал неожиданную революцию. По словам Жане, «заставить Академию Наук признать гипнотизм, который за последнее столетие она трижды порицала под названием магнетизма, было проявлением изобретательности»². На самом деле медики того времени не очень интересовались историей. Вряд ли многие члены Академии Наук прочитали работы прежних магнетизеров и кто-либо из них (включая самого Шарко) имел хотя бы слабое подозрение, что возрождалось что-то древнее. Эти люди разделяли иллюзию, которая вовсе не исчезла в настоящее время, а именно то, что все произведенное ими было новым.

Будет преувеличением говорить, что в то время гипнотизм считался лишь шарлатанством. Росла численность врачей, работавших с ним либо в одиночку, либо в обществах, хотя эта тема считалась неясной и противоречивой. Тем не менее, нет уверенности в том, достаточно ли было бы авторитета Шарко, чтобы стимулировать возрождение гипноза, если бы почва не была приготовлена неожиданным образом, а именно гастролирующими гипнотизерами³. Хансен (в Германии и Австрии) и До-нато (в Бельгии, Франции, Швейцарии и Италии) переезжали из города в город, организуя театральные гипнотические представления, привлекая большие толпы и нередко оставляя следы психических эпидемий. Многие невропатологи и психиатры видели эти представления, и некоторые из них заключали, что «в этом, должно быть, что-то есть». Физиолог Шарль Рише одним из первых осмелился экспериментировать в этой очевидно новой области и опубликовать результаты в научном журнале⁴. Это, вероятно, побудило Шарко приступить к проведению своих экспериментов, и по мере его продвижения в исследованиях другие люди испытывали стимул к использованию гипноза.

До появления доклада Шарко представления Хансена произвели впечатление на невропатолога Хайденхайна из Бреслау, который освоил метод гипноза и в 1880 г. опубликовал книгу о гипнозе⁵. В Австрии Мориц Бенедикт опробовал этот метод, и его примеру последовал Йо-зеф Брейер. Сторонники гипноза были также и в Бельгии, а в Нанси так много говорили об исцелениях Льебо, что Медицинское общество этого города посвятило в 1882 г. одно заседание экспериментам с гипнотизмом. Бернгейм познакомился с Льебо, который произвел на него благоприятное впечатление, и решил освоить и усовершенствовать его ме-

■401