Geum.ru

Книга посвящена проблеме возрастных кризисов взрослого человека и написана в стиле психологических

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   26

скрывал свои чувства и не баловал дочь похвалами. И на этот раз он только

спросил: “А почему ты получила В?”


Пытаясь заполнить любовью одиночество, вызванное потерей матери, Кэт

подпитывала себя перепиской с юношей из Гарварда, к которому так привязалась и

которого представляла себе надежным человеком. В это время она уже ждала

известий о приеме в колледж. Однажды, вернувшись из школы, Кэт обнаружила два

письма. Первое, из Радклиффа, сообщало, что она принята в колледж. Вне себя от

радости девушка хотела сесть на велосипед и отправиться к преподавательнице

английского языка, чтобы рассказать о своем успехе. Она задержалась, чтобы

прочитать письмо от своего парня. Оказывается, он встретил другую девушку,

которая нравится ему больше. Она помчалась в школу к преподавательнице

английского языка и разрыдалась у нее на плече. Преподавательница ласково

успокаивала девушку, думая, что пришел отказ из Радклиффа. В ответ Кэт

протянула ей письма.


Спустя десять лет она снова увидела своего парня. В мыслях он представлялся ей

большим мужчиной, а оказался маленьким и скучным.


Смерть матери не сблизила Кэт и ее отца. Он женился через год после того, как

овдовел, и мачеха Кэт не понравилась. Они переехали в Южный Портленд, где у Кэт

не было вообще никаких знакомых. С этого времени Кэт считала, что у нее нет

дома. Она лихорадочно искала замену семье.


Летом она бывала в загородном доме, где ставились драматические пьесы. Она

подружилась с хозяевами — супружеской парой актеров. Они были молоды, красивы,

им было где-то около тридцати двух лет. Детей у них не было. Все члены труппы

относились к ним с уважением. Для Кэт самым замечательным было то, как они

великолепно дополняли друг друга. Женщина была сильной и говорила Кэт: “Ты

должна научиться справляться со своими чувствами и защищаться”. Мужчина

приветствовал сердечные беседы. В Кэт стала развиваться надежда, что и ее

брачный союз будет походить на этот. Плюс двадцать четыре ребенка.


Кэт мечтала найти своего суженого, человека, который дополнил бы ее. Она хотела,

чтобы ее дом был полон детей, чтобы рядом всегда был кто-то, с кем можно было

бы поговорить по вечерам. Таким образом, в двадцать лет она сделала выбор в

пользу заботливой женщины.


На последнем курсе колледжа Кэт безрассудно влюбилась. Шеферд Уэллс Соусби

(назовем его так) был на два года старше ее. Он пришел из Гарварда и

присоединился к их актерской труппе. Даже Шекспир не мог бы вообразить более

подходящего лица для роли Гамлета. Шеферд пригласил ее домой и познакомил со

своей семьей, которая представляла собой великолепную актерскую династию.


“Вот что мне нужно сделать, — думала она, — выйти замуж за Шеферда, войти в эту

чудесную семью и осесть здесь”. Однако нельзя сказать, что этот мужчина

дополнял ее (как хотелось бы Кэт). Он критиковал ее произношение слов. Он читал

ей о Беовульфе и о Чехове на русском языке. Кэт оставила актерскую работу. Она

хотела хорошо относиться к своему мужу, помогать ему, а он видел свою судьбу

только на классической сцене. После спектакля в Радклиффе Кэт сказала ему, что

он был великолепен. Однако она солгала: его игра была ужасной. Только много лет

спустя она призналась в этом.


Прошел год, Шеферд был призван в армию и проходил службу в Европе. Кэт работала

в телевизионном шоу Гэрри Мура. Она много времени проводила в Нью-Йорке, у нее

были две соседки по комнате и несколько подруг. Целый год она провела без

мужчины, зато у нее было свободное время, и Кэт проводила его так, как ей

хотелось.


Когда Шеферд приехал домой, ей пришлось от всего этого отказаться. Она вдруг

подумала: “Этот год, когда я была одна, оказался самым счастливым в моей жизни”.

Но Кэт верила в шаблоны. Она должна быть такой, какой ее хотел видеть муж. Они

вместе вернулись в Европу, и Кэт стала женой военнослужащего, у которой всегда

должен быть приготовлен поднос с коктейлем.


По возвращении в Штаты первые, кого навестила Кэт, была актерская супружеская

пара, заменившая ей семью. Она нашла женщину в депрессии и в расстроенных

чувствах. “Не говори мне о тех годах, когда ты нас знала”, — сказала она Кэт.

Оказалось, что ее муж часто крутил романы со своими воспитанницами. Он

обрюхатил скучную и глупую сверстницу Кэт, оставил жену, женился на этой девице

и переехал жить в Скар-сдейл. А ведь когда-то первая жена напрасно умоляла его

завести детей. Но в этот период своей жизни он считал, что актеры должны быть

свободны. Дети связали бы их по рукам и ногам.


Кэт была потрясена. Она переживала эту историю сильнее, чем смерть матери. Она

сохранила дружеские отношения с актрисой, которая по-прежнему остается для нее

сильной и внушающей страх моделью. Кэт думает, что даже если к ногам этой

женщины, пережившей потерю мужа, свалится принц, она его не заметит. Кажется,

ей не нужен мужчина. Этого Кэт не понимает.


Ей было только двадцать три года, когда она узнала о страшном событии в жизни

своих друзей. Она вдруг начала думать о том, что люди могут меняться ни с того

ни с сего. Так в ее душу вторглось смятение.


Женитьба на неправильной во всех отношениях Кэт была для Шеферда восстанием

против семейных устоев. Поэтому, прежде чем переехать вместе с Кэт в Нью-Йорк,

он начал работать над ее развитием. Она должна была носить шляпки и дамские

сумочки, которые подходили бы к туфлям. Он купил ей крошечное жемчужное

ожерелье, хотя у нее была широкая кость, как у матери. Однако он так и не смог

заставить Кэт спрятать ее деревенскую улыбку, которая открывала крупные широкие

зубы. “Ты должна стать членом клуба нашего городка и заниматься

благотворительностью”, — говорил он. Шеферд использовал любую возможность

привить миссис Соусби модель поведения представителя определенного класса. Кэт

унижало, что ее репутация зависит от соответствия стандарту. К сожалению,

раньше она ничего не слышала об этих условностях.


Между тем Шеферд каждый день ходил на занятия в академию драматического

искусства, где они на полу изображали львов. Позднее он присоединился к труппе

безработных актеров, которая ставила Шекспира в пустых домах.


Через некоторое время у них уже было двое детей. Кэт обожала малышей и хотела

сама о них заботиться, но муж настоял на том, чтобы у них были няни в форменной

одежде. Семейный обед начинался ровно в семь часов вечера. За обедом должен был

следовать десерт. Это была традиция семьи Соусби. Но все Соусби были сухощавы,

в то время как Кэт приходилось сбрасывать вес после рождения каждого ребенка.

Однако она с чувством долга делала десерт. Все было так, как должно было быть.

Но все это было только поверхностным. О своих же чувствах Кэт молчала.


“Мне казалось, что я медленно скатываюсь куда-то. Мое внутреннее "я" спряталось

где-то внизу, у меня уже не было такой уверенности в своих силах, как в то

время, когда я училась в колледже. Я глубоко завязла в жизненной модели мужа,

но его вины в этом не было. Затем пришло прозрение. Мне было двадцать девять

лет, и я почувствовала, что мне чего-то не хватает. Я стала беспокойной. Когда

я пришла в грамматическую школу голосовать (все вокруг было приятно и знакомо),

меня охватило чудесное чувство. Я подумала: "Вот чем надо заниматься. Я не могу

ждать. Завтра же я поеду в Колумбийский университет и запишусь на

педагогический факультет"”.


Вот чем Кэт Соусби отличается от классической модели заботливой женщины периода

осознания своих тридцати. Почувствовав призыв расширить свою индивидуальность,

она не отступила на раннюю стадию и не попыталась зацепить мужа. Вместо этого

она начала действовать. (Важно не спутать модель поведения Кэт, отличную от

классической, с моделью поведения женщины, которая собирается после замужества

заняться карьерой.) Проучившись три года и завершив переход к тридцатилетнему

возрасту, Кэт родила еще двоих детей и была очень счастлива.


“Я чувствовала себя так, словно выбралась на свет из темного угла. Когда я

начала преподавать студентам, мне даже стало нравиться, как я выгляжу. Впервые

за долгие годы я почувствовала себя привлекательной. У меня был муж моей мечты

и четверо здоровых умных детей, мы только что купили отличный дом. У меня была

великолепная новая работа, которая мне нравилась, и студенты, которые обожали

меня. Я думала о том, что добилась всего этого сама”.


Сразу же после того, как Кэт получила новую работу преподавателя в классном

учебном заведении, к ним в гости приехала двоюродная сестра Шеферда. Шеферд

целый день был дома, работая над пьесой в стихах. По окончании обеда он

спросил: “А где десерт?”


“У меня не было времени его приготовить”, — ответила Кэт.


Муж вскочил из-за стола и пронесся через кухню, открывая и с треском захлопывая

двери в комнаты. “Так. Теперь ты преподаешь и перестала заботиться обо мне и

моей семье! Нет ни масла, ни десерта!”


Его сестра оставалась за столом. Она произнесла: “Смотри, я никогда не ем

десерт. Я хочу похудеть. Никто ведь не хочет десерта”.


Шеферд с шумом удалился в спальню.


Гостья, которая как раз разводилась с мужем, сказала: “Знаешь, Кэт, он

собирается тебя оставить. Тебе, наверное, следует отказаться от преподавания”.

Кэт подумала, что она сошла с ума.


Прошло еще несколько лет. Кэт пробовала закрепить тот мостик, который еще

связывал их отношения, с помощью десертов и других значимых для мужа мелочей. В

тридцать пять лет Кэт начали мучить страшные предчувствия. Когда Шеферд летел

самолетом, ей казалось, что самолет разобьется. Когда она слышала сирену скорой

помощи, то думала, что под машину попал кто-то из ее детей. Она начала винить

себя за то, что пошла работать. Хотя Шеферд никогда ничего не зарабатывал, он

имел приличные доходы с акций, и необходимости в ее заработке не было.


Но ей нравилось дело, которым она занималась. Во время массовой забастовки в

учебных заведениях Нью-Йорка Кэт продолжала занятия, не получая заработной

платы. Порой Кэт решалась на эксперименты. Когда выяснилось, что многие черные

старшекурсники не понимают Шекспира, она перевела им на язык улицы “Макбет”.


Когда она рассказала об этом Шеферду, он накинулся на нее:


“Тебе нельзя быть учителем”. Он прочитал ей нотацию и ушел из дома ставить

классику с группой из церкви. Муж и раньше не приветствовал ее увлечение

преподавательской работой, но теперь его неприятие перешло во враждебность.

Скоро между ними выросла каменная стена. Шеферду перевалило за сорок.


Внезапно муж совершенно изменился. Он отрастил хвост на голове и стал носить

индийские куртас. Шеферд перевернулся на 180 градусов: с классики он

переключился на открытый театр и разъезжал с труппой из радикальной группы

Со-Хо, дома он сидел в позе лотоса и медитировал. Он сказал, что Кэт может

заново родиться, если будет делать то же. Она сидела с ним и смотрела на пламя.


Даже теперь она пыталась заставить себя стать такой, какой хотел ее видеть муж.

Однако надежда на то, что она усилием воли может изменить себя, не оправдалась.

Кэт вынуждена была сказать мужу: “Мне жаль, но я не могу ничего сделать”.

Шеферд начал проводить ночи с женщиной, которая была его партнером по

спиритическим сеансам. Эта женщина сказала ему, что он Гилгуд, Бартон и Брандо

* в одном лице. Его отлучки становились все чаще и продолжительнее.


* Джон Артур Гилгуд — английский актер и режиссер. Ричард Бартон — английский

киноактер. Марлон Брандо — американский киноактер. (Прим. ред.)

Шеферд окончательно ушел из семьи сразу после того, как Кэт снова забеременела.

Она сделала аборт и была в полном отчаянии.


От этого потрясения Кэт оправилась только через два года. “Мне было плохо, но

никто этого не знал. Я пыталась сказать людям, что мне плохо, но они не верили

мне, так как внешне я совсем не изменилась. Я чувствовала себя так, будто мне

ампутировали руки и нога. Я смотрела на калек, которых катили по Мэдисон-авеню

в креслах-каталках, и думала: “Вот, они ведь живут, хотя их руки и ноги никогда

не отрастут. И мои тоже. Я навсегда останусь калекой”.


Она взяла жильца, спокойного неамбициозного мужчину, который любил семейное

окружение. Вскоре они сошлись и прожили вместе два года так, словно были женаты

вечность. Однажды в гости на обед заглянул старый друг Кэт, который занимался

издательской деятельностью. “Я рад, что ты счастлива”, — сказал он. Внутри у

нее все взбунтовалось: “Разве он не видит, что я в тюрьме, что это не я?”

Следующая мысль была еще страшнее: если она кажется счастливой и умиротворенной,

не значит ли это, что она стремится сама себя обмануть?


Но эти два года не прошли бесследно, в душе Кэт шла большая внутренняя работа.

Однажды вечером Кэт (ей было уже сорок) решила отказаться от преподавания. Она

сказала своему сожителю: “Я хочу заниматься издательским делом. Однако чтобы

стать издателем, мне понадобится пять лет”. Он испугался — Кэт знала, что их

пути разойдутся, но это ее мало беспокоило. Она четко знала, чего хочет, и была

уверена в себе.


Вернуться на работу в сорок лет — довольно жестокое испытание для женщины (она

не считала работой преподавательскую деятельность, так как это было расширение

ее материнской роли). Кэт ничего не знала об издательском деле и стала

помощником в отделе по заключению контрактов. Она работала как заведенная и

даже брала рукописи домой. Она научилась прочитывать трехсотстраничную рукопись

за ночь. Научилась оценивать рукопись и писать сжатое заключение. Через год Кэт

стала редактором.


Интенсивная концентрация на освоении новой профессии, которой она собиралась

заниматься постоянно, наконец-то прошла. Сейчас Кэт — компетентная симпатичная

и не возомнившая о себе взрослая женщина, хотя она все еще в это не верит. Она

пока не может отказаться от представления, что женщине необходимы привязанности.


“Я уже не могу использовать детей как отговорку. Неважно, приду я на обед или

нет. Они прекрасно могут позаботиться о себе сами. Им сейчас семнадцать,

пятнадцать, одиннадцать и девять. Они приходят и уходят. Им уже не очень нужна

мать, и меня это немного задевает.


Сейчас меня страшит мысль о том, что я отвыкну от общения с мужчиной. Теперь я

уже не реву, уткнувшись в подушку, как это было два-три года назад. Я не

испытываю отчаяния. Мне нравится возвращаться вечером домой, к детям. Вечер

пролетает быстро. Иногда заходят друзья. Я играю на фортепиано, готовлю обед,

говорю с детьми, читаю рукописи, иду спать. И я могу делать это в течение

многих лет”.


Порой Кэт возвращалась мыслями к мужу. Можно ли было сохранить их отношения?

Вряд ли. Что бы она ни сделала, это не могло уберечь Шеферда от кризиса при

переходе к середине жизни. Он искал себя до сорока лет и потерпел фиаско в

жизни. Если бы она тогда отказалась от преподавательской работы, то была бы

свидетелем его фиаско. А если бы она в тридцать лет не подчинилась своему

внутреннему импульсу, то, вероятно, была бы выброшена за ненужностью и

оказалась бы неспособной заниматься чем-либо, кроме домашней работы.


В какой-то момент каждая заботливая женщина должна научиться заботиться немного

о себе.


Или-или


В процессе исследований в эту группу попадает половина респондентов. Такой

модели поведения придерживаются женщины, которые думают, что в данное время

могут выполнить только один аспект своих внутренних ориентиров. Или я отложу

попытки сделать карьеру и выйду замуж, поставив себя в зависимость от мужа. Или

я безотлагательно займусь карьерой и отложу замужество и материнство на более

поздний срок, — тогда сейчас мне придется добиваться признания. В какой-то

момент большинство женщин чувствуют, что они должны сделать выбор между семьей

и карьерой. Если бы мужчина стоял перед таким выбором, состоялся бы из него

муж?


Модель поведения женщины,

которая выбирает замужество и материнство,

а карьеру переносит на более поздний срок


Ее способ решения дилеммы заключается в переносе или подавлении той части себя,

которая жаждет получить профессиональное признание в мире, то есть сделать

карьеру. Преимуществом в этом случае может оказаться то, что женщина получает

возможность проделать большую внутреннюю работу, которая поможет ей в

дальнейшем точно определить свои внешние цели. В момент этой подготовительной

работы женщина ощущает какую-то неясность и тревожные предчувствия.


Рассмотрим эту модель поведения на примере Бетти Фри-дан. Она получила

великолепное образование в одном из самых престижных учебных заведений, затем

вышла замуж и переехала в пригород, где у нее родились дети. Несмотря на любовь

к детям, она обнаружила, что часть ее “я” как бы заморожена, однако до тридцати

пяти лет не понимала, как снова заставить эту часть себя действовать.


Если кто-то сомневается в том, что возвращение подавленного аспекта внутреннего

“я” является трудным делом, прислушайтесь к поразительному признанию Бетти

Фридан: “Мне легче было заниматься становлением движения женщин за свои права,

чем изменить свою личную жизнь”.


Медвежья услуга была оказана женщинам, которым пообещали “журавля в небе” в том

случае, если сейчас (то есть в течение ближайших пятнадцати-двадцати лет) они

будут хорошо выполнять свою маленькую роль. Такие обещания давались в

большинстве статей в журналах для домохозяек. В них женщинам, которые избрали

замужество и материнство и отодвинули на более поздний срок карьеру, внушалось,

что они всегда могут вернуться к учебе или карьере. Однако все эти статьи

написали женщины, которые не сделали карьеру, а так и остались домохозяйками.

Нетрудно понять, почему интеллектуальные девушки сороковых годов превратились

позднее в злых женщин среднего возраста.


Шарлотта была именно такой женщиной. Она наметила себе ряд внутренних

ориентиров: закончить колледж, выйти замуж, но отложить пока вопрос о детях,

так как сначала нужно закончить университет. До конца двадцатилетнего возраста

(двадцать — двадцать восемь лет) она начнет производить на свет детей.

Вызванная этим передышка должна занять у нее десять лет. Где-то к сорока годам

она готова будет снова вернуться к работе.


Однако к тому времени, когда она обрела внутреннюю готовность вернуться,

достижения в ее области продвигались вперед. Теории и методы в любой

академической дисциплине за десять лет изменяются так сильно, что наверстать

упущенные знания довольно трудно. Оказалось, что в области своих

профессиональных интересов Шарлотта может претендовать только на должность

помощника преподавателя с учебной нагрузкой семь часов в день. Было уже слишком

поздно начинать серьезный исследовательский проект, на основе которого она

могла бы построить академическую карьеру. Мало того, что она мучительно

переживала потерю собственного “я”, так еще и зарабатывала не больше своей

экономки.


Если бы она была просто женой!


А как насчет общественной работы? Не привлекает? Бежать домой и растить чудных

детей? А кто оценит ее вклад? Женщина не может получить страховку по

безработице, если потеряет работу жены (правда, за ней сохраняется право на

алименты). Если она не работает, то после смерти мужа ей придется платить самые

высокие налоги на том основании, что она не внесла вклада в недвижимость мужа.

Быть ласковой женой и матерью не считается социальным вкладом. Но разве это