Geum.ru

Вестник Гуманитарного Института. Вып. Владивосток: Издательство двгма, 2001. 204 с. Данный выпуск представляет собой "remake" доклад

Вид материалаДоклад

Содержание


М. Брокманн
Христианско-библейское понимание ответственности
Подобный материал:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   39
^

М. Брокманн


ТЕОЛОГИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ ПОНЯТИЯ “ОТВЕТСТВЕННОСТЬ”

Использование и значение слова “ответственность”

Использование слова “ответственность” вводит нас в межличностные отношения. Я отвечаю: “Ты”, – но в приставке Ver (vеr-аntwоrtеn) присутствует нечто третье: то, за что я отвечаю. В отношении Я и Ты присутствует нечто третье или некто третий: Я ответственен перед тобой за него, нее, за нечто. Долженствование ответственного относится не к тому, за кого ответственен, а скорее к тому, перед кем я несу ответственность. Например, Лютер считал, что родители несут ответственность не перед детьми, а перед Богом. Родители отвечают за своих детей перед Богом, они держат ответ перед Богом за судьбу своих детей. И тут, в этом тройственном отношении, присутствуют понятия власти (силы) и служения. Власть, которой обладают родители, должна служить на благо детей. Любой субъект ответственности обладает силой власти и обязанностью служения. Власть государственного чиновника направлена на служение народу. Соотношение власти и служения в политике – это всегда актуальная проблема. Министр, Высший государственный чиновник, обладает огромной властью, которая направлена на служение народу. Само слово “министр” переводится как “слуга”. (У нас чиновники являются служащими, правда, кому – государственной власти или народу?...).

Итак, следует помнить, что ответственность вводит нас в сложную структуру межличностных отношений. Я отвечаю перед тобой за Него, Нее, Нечто. Философия Я и Ты, разработанная в трудах Мартина Бубера о диапотическом принципе (1954) и задолго до него в сочинении Ф. Эбнера “Слово и духовные реальности” (1921), показывает, что решающим моментом в человеческом существовании является обоюдная взаимозависимость, интердепенденция, соотнесенность друг на друга. Однако открытие межличностной взаимозависимости, которая происходит в феномене ответственности, принадлежит Библии.

Из тех синтаксических контекстов, в которых нами используется слово “ответственность”, явствует, что нечто (третье) зависимо от нас, и что мы одновременно воспринимаем, ощущаем, как некое требование, призыв, обязанность, ношу, мы берем на себя, несем ответственность, на кого-то она наваливается как тяжкий груз, тяжкое бремя, кто-то пытается избавиться, сбросить с себя эту обязанность, не услышать этот призыв. И это понятно, потому что от ответствующего требуется отчет, и существует возможность обвинения, судебного обвинения, последнего суда, о коем говорится в Библии.

Ответственность делает человека могущественным, сильным, она придает вес (весомое лицо), но она также нагружает человека непомерным грузом. Во всяком случае, она предполагает расколотость сознания, сознания того, что естественного хода жизни не существует, он создается и хранится в трудах, в труде и ответственности перед другим, перед Ты, другой инстанцией (пусть это будет вышестоящее лицо или идея, государство, образец, совесть – Бог). Но наша мысль о потере естественного единства и последствиях этой потери заставляет меня обратиться к Библии. (Естественный ход событий, вещей оставляется только за природой, где выражением является инстинкт. В человеческом мире естество пропало – библейская мысль о грехопадении).

^ Христианско-библейское понимание ответственности

Итак, мы слышали, что ответственность основывается на дифференциации сознания и действия: Я отвечаю перед Тобой за Него, Нее, Нечто. Такая ответственность отличает человека от животного, от природы в целом.

Существует религиозная, гносеологическая и этическая дифференциация. В моем докладе “Что есть религия?” я попытался выявить разницу между гносеологической и религиозной постановками вопросов.

Человек отделен от другого, но он стремится к слиянию, единству. Когда Парменид открыл различие между мышлением и бытием, началась философия, началась гносеологическая дифференциация.

Когда человек замерзал в этом мире и почувствовал смерть, страх смерти, началась религия, религиозная дифференциация: человек и Бог. Религия пытается соединить человека и Бога, вновь найти потерянное праединство.

Этическая же дифференциация строится на том, что человек противопоставлен миру и обществу (друзьям, семье, государству, вообще всему миру). И для того чтобы верно, истинно выстроить отношения между мной и миром, он должен иметь перед собой некую инстанцию, которая дает ему закон и заповедь, которая регулирует эти отношения. В этической дифференциации (в отличие от гносеологической и религиозной) речь идет о трех факторах, трех элементах дифференцированного бытия. Я отвечаю за кого-то, второго, перед третьим.

Если говорить об обоих корнях европейского мышления – эллинизме и христианстве, – то, упрощая, можно сказать, что Греции мы обязаны открытием гносеологической дифференциации, философией и наукой, а Библии – открытием этической дифференциации. Это очень упрощенно, поскольку религиозная дифференциация естественно встречается в греческом мире, а этическая дифференциация была открыта в Греции.

Но этическая дифференциация во всей своей остроте как ответственность перед лицом, личностная ответственность, – это открытие Библии. В Греции тот, перед кем (чем) я отвечаю, нечто, закон, идея (как, например, у Платона идея добра как божественного света, преломленная через призму фундаментальных достоинств, или у Аристотеля как уместность – закон общества, или у Канта как a priori разума в заповеди чистой воли, или у Шопенгауэра и Фрейда как иррациональный инстинкт природы, или у Ницше как воля к власти), всегда это – идея, закон, который определяет меру и масштабы человеческой деятельности; в Библии это Нечто превращается в лицо, в другого; здесь Библия усиливает этическую дифференциацию до личностной дифференциации, диалогической дифференциации. И это – этическая дифференциация в чистейшей форме, и ею мы обязаны Библии.

Начнем с истории творения мира. Человек создан со всем величием, но подобно Божьему (1. Моисей, 27), и ему вручаются вся земля (“Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте...” (1. Моисей, 28), управление миром и ответственность за него.

Человек сотворен великим, Богом перед Богом, отвечающим за мир перед богом. В Псалме 8 также звучит удивление величием человека в его ответственности за мир: “Что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что ты посещаешь его? Немного Ты умалил его пред ангелами; славою и честию увенчал его; поставил его владыкою над делами рук твоих; все положил под ноги его”.

В истории творения человека это дифференцированное положение человека между Богом и миром еще не нарушено, почти нет этической дифференциации, которая требует отчета и суда. И если уже нет сугубо инстинктивного поведения (как у животных), то есть почти семейное близкое отношение, как у людей, которые любят друг друга и доверяют другу, не отчитываясь друг перед другом: тут личностная дифференциация, но не дифференциация, которая требует контроля и суда (оценки).

Эта личностная дифференциация (противостояние) доверия усиливается через грехопадение до личностной дифференциации контроля и отчетности, когда человек призывается к ответственности за свои деяния и появляется мысль о Суде. Человек хочет быть как бог, он ест с древа познания (это его судьба), скрывается от Бога, и Бог призывает его к ответу (1. Моисей, 3, 6–10). Можно что угодно думать об этой древней истории, можно назвать ее ветхим мифом, и бог знает чем, но истина налицо: человек приходит своим путем в этот мир и все больше он удаляется от источника своей жизни – Бога. Связь с первопричиной жизни, которая сохранена у всей остальной природы, эта связь становится все более призрачной. И вполне естественно в эту удаленность проникает некая власть, это то, что Библия называет грехом.

Количественные размахи удаленности от Бога (ближе всего к Богу дети) переходят в иное качество – в бунт против Бога, в грех. Грех – это не плохое в модальном плане деяние, грех – это состояние, это – не проявление индивидуального зла, грех – это трагедия рода человеческого. Грешник – это не просто плохой человек, как это считают фарисеи, грешник – прежде всего бедный, отчаявшийся человек. Человек, удалившийся от источника жизни, пытается взять в собственные руки жизнь и мир. А куда это ведет, все мы знаем. Через пустыню этого мира и общества слышен призыв Бога: “Где ты, Адам?” Бог зовет человека к ответу, и человек скрывается, прячется, пытается уйти от этого ответа.

Этическая дифференциация – это и есть призыв к ответу. Этот призыв идет по миру и в другой форме. Это призыв к Каину (1. Моисей, 4, 1–16), убившему своего брата Авеля. Бог зовет, призывает Каина: “Каин, где брат Авель?” И Каин отвечает: “Не знаю, разве я сторож брату своему”.

Но именно этого требует привычная (упорядоченная, ординарная) этика ответственности: ответствуй за брата своего. Такая этика задает верный, ординарный, человеческий путь регуляции социума. Жизнь не может саморегулироваться после грехопадения, она не способна к саморегуляции рая (как у животных). Уже началась власть греха, или удаленности от Бога. Поэтому уже нужны законы. Праформой их являются 10 заповедей (2. Моисей) – Декалог. Вы их знаете. Они не для усиления власти Бога или каких-либо церковных иерархов, не для закабаления человека, нет, они даны для защиты жизни и человеческого общества, которое после грехопадения не способно к саморегуляции (я бы сказал, бессознательной саморегуляции). Все законы государства суть производные от этих заповедей. Они регулируют механизм ответственности за жизнь и общество. При попрании этих заповедей и законов человека привлекают к ответственности. И появляется идея суда. Это очень важная мысль во всей Библии, вплоть до символа веры, где о И. Христе говорится: “... оттуда придет судить живых и мертвых”.

Для верующих христиан суд представлен не в лице какого-нибудь судьи, священника, папы, идеолога партии или профессора идеологии, а в лице И. Христа. Поэтому я хотел бы также кратко коснуться того, как видеть ответственность мира. Мы знаем, что любой закон подвержен опасности закостенения, опасности стать самоцелью. Перед многочисленными примерами закостенения, окаменения законов в истории бюрократических законов, в истории этой страны умные люди однажды сказали: господствующий закон – это закон власть предержащих (Маркс). Здесь своя истина. И в Библии представлена такая деградация закона. Он становится инструментов властвующих, с его помощью они крепят и удерживают свою власть, ибо они боятся изменений, встречи с живым Богом, с самой жизнью, как убоялся в свое время Адам.

Именем закона был убит И. Христос. Поэтому к закону необходимо критическое отношение, понимание его смысла. Первоначальное значение закона – это ответственное сохранение мира, управление им и жизнью в мире, в котором человек, удалившись от Бога, источника жизни (грехопадение), потерял ориентиры.

Христос подверг закон, заповеди Ветхого завета радикальной критике. Радикально, до основания, до корней: Один пример: “Вы слышали, что сказано древним: “не убивай; кто же убьет – подлежит суду”. А я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду (уже на пути к смерти – откуда?). Или же пример радикализации заповеди о нарушении супружеской верности (стих 31–32). Иисус возвращает нас к смыслу: это сохранение жизни, за которую ты не несешь ответственности.

Но самым глубоким основанием всех заповедей по сохранению жизни является любовь. Иисус: “Вы слышали, что сказано: “люби ближнего своего и ненавидь врага своего” (3, Моисей 18, 19). Я же говорю вам: “Любите врагов ваших, просите за обижающих вас. Да будете сынами Отца вашего Небесного”. Возвращение к любви восстанавливает отношение людей как детей, сынов к Отцу своему, то отношение, которое было потеряно после грехопадения.

Такое управление миром, и ответственность за него, и жизнь просматривается на самом И. Христе. Кто с ним идет, кто в него вдумается и в то, как он правит миром и как отвечает за него, тот более не подлежит Суду? Тот не призываем к ответу? – Нет, он сейчас привлекаем к ответу, т. е. он сейчас вопрошается совестью: помогает ли он спасению мира, живя и мысля по И. Христу. Иисус говорит: “Ныне суд миру сему” (Иоанн 12, 31). Ныне и “кто мое слышит и верит тому, кто послал меня, тот имеет жизнь вечную и не будет призван на Суд, а прорвался от смерти к жизни”.

Просветление ответственностью – это освобождает от страха, который владел Адамом. Просветление ответственности через любовь, которая есть исполнение (свершение) закона (Матф. 12, 3) и которая восстанавливает первоначальное доверительное личностное противостояние Богу.

Ответственность другого перед Богом – это свойство соответствует нашему статусу как существу, обладающему сознанием, разделяющему нас и мир, нас и Бога. Такая ответственность изнурительна при такой отдаленности от Бога, источника жизни, ей требуется контроль суда со всеми его заповедями, но она становится почти свободной от угрозы и контроля суда, если мы вновь приобретаем любовь вместе с И. Христом. “Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем. Любовь до того совершенства достигает в нас, что мы имеем дерзновение в день суда, потому что поступаем в мире сем, как Он. В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение; боящийся не совершен в любви” (1. Ион. 4, 16-18). Это мы видели на Адаме, который пребывал в страхе перед Богом, но не в любви.

Вначале мы сказали: ответственность укоренена в этическом, точнее в личностном противостоянии. И ее, эту личностную дифференциацию, противостояние человека между Богом и миром, открыла (я бы сказал: зафиксировала) Библия. Из Библии вытекает мысль о праведном суде, где мы будем призваны к ответу за то, как мы перед Богом обращаемся в этом мире и с этими людьми. И так будет, пока будет пребывать этическая серьезность этой жизни. Но самая прекрасная и глубочайшая мысль Библии о том, что этот Суд, это призвание к ответу, теряет свою угрожающую силу для того, кто идет с Христом, в нем мыслит, кто уже в этой жизни знает, что смотри: вот Он!

В заключение приведу великолепную историю о Последнем Суде (Матф. 25, 31–46) “Что вы сделали каждому из моих меньших братьев, то вы сделали мне”. Распознать Христа в человеке, который встречается мне на моем пути и который нуждается в моей помощи, – именно это решает проблему ответственности. Гегель сказал бы: “Снимает ответственность, т. е. проблема не исчезает, но она теряет свой грозный, угрожающий лик”. По сути, не так уж трудно отвечать перед Богом за этот мир и людей, это означает увидеть Христа в этой жизни и свершить добро во имя его.

ЛИТЕРАТУРА

1. Библия. – М.: Росс. библейск. о-во, 1992. – 1217 С.