В. С. Библер москва "Мысль" 1991 введение для начала скажу немного о смысле и замысле этого Введения. Перед читателем философская книга
| Вид материала | Книга |
- Структура сочинения-рассуждения егэ имеет следующий вид, 13.03kb.
- Этот рассказ родился как-то майским днем 2003 года. Мысль создать его, меня немного, 645.52kb.
- Нераспечатанные тайны толтеков, 2407.5kb.
- Статья И. С. Нарского. М.: «Мысль», 6790.38kb.
- Начала библейского богословия, 858.06kb.
- Орден Ассасинов (Order Assasinov), 4250.79kb.
- П. А. Водолазное дело России. М., Мысль, 2005 Кчитателю. Перед вами, пожалуй, лучшая, 2935.52kb.
- Николае Константиновиче Михайловском Перед тем как рассмотреть работу о «Героях и толпе», 351.92kb.
- Рождественская феерия, 217.37kb.
- Курс философии и философии Науки ХХI века для студентов физического факультета мгу, 241.09kb.
3. Итог антиномии "философия — математика"128
Основные идеализации классической науки, впервые сформулированные в экспериментах Галилея, систематизированные Ньютоном и прорефлектированные в кантовском "эксперименте чистого разума", необходимо расщепляются — в собственной работе разума (в его основоположениях) — на два предельных определения, два определения предела разумной (теоретической) деятельности:
— определения логики философской и
— определения логики математической.
1. Мир (природа) и человек мыслится (анализируется) на путях логики философской.
2. Мир (природа) и человек познается (ре-конструируется) на путях логики математической.
В математическом определении формируется невозможный (для бытия) мир методологического во-ображения. Это, так сказать, антиплатоновский мир — мир идей (и идеальных предметов), радикально лишенных наличного бытия, определенных этой своей ироничностью, методологичностыо, своим "как если бы...". И именно в этом — невозможном для реального бытия — мире воспроизводятся (познаются) основные характеристики реального ("эмпирического") бытия.
В философском определении открывается (мыслится) мир бытия, невозможного для во-ображения и для теоретического воспроизведения. И именно здесь формируются характеристики предмета практического разума (предмета практической деятельности и самоизменения).
В философской самокритике теоретического ("чистого") разума вновь и вновь формируются и углубляются две идеи: идея целостного, культурного, просвещенного (а не только теоретизирующего) субъекта и идея целостного предмета практического (а не только теоретического) разумения или под-разумевания (но что здесь означает "разумение"?). И это именно только идеи, образа, лица и фигуры не имеющие...
Математический мир (запредельный для эмпирии) постоянно — в ходе развития науки — уточняется и утончается и — рефлектируя обратно в теорию — обеспечивает ей (теории) непрерывное и плодотворное развитие. Развитие — в пределах классического теоретического ("чистого") разума.
Мир философии есть постоянное переформулирование того "чуда", в бегстве от которого развивается классическая наука. Физику необходимо
каждый раз посильнее напугать, чтобы она борзее бежала (... развивалась).
Так логика теоретического мышления Нового времени сама создает себе внутренний стимул непрерывного развития — игру в "диалог логик". Одна и та же логика существует дважды — в радикально несовместимых, исключающих друг друга формах (философской и математической) — и поэтому способна, так сказать, домашним способом, не вступая до поры до времени в спор с исторически иной логикой (скажем, античности или средневековья...), больше того, как бы прикрываясь от этого всеобщего спора своими домашними дрязгами, все же реализовать диалогическую и парадоксологическую природу мышления и монополизировать саму идею бесконечного, себе-тождественного логического прогресса.
И в этой игре в диалог странную роль берет на себя логика философская.
Философский разум, этот разум бессилия, взваливает на себя в Новое время (XVII — XIX вв.) непосильную задачу — обосновать несводимость "к себе", к философии разума теоретического. И обосновать несводимость к теоретическому разуму, к теории своего собственного, философского бытия.
Философский разум справляется с этой непосильной задачей. Справляется — пока математическая рефлексия имеет свой (отдельный) выход в беспредельность (в культуру!).
Однако в XX в. происходит странное превращение.
Математика сама обнаруживает парадоксальность своих изначальных (конструируемых?) понятий, начинает применять к ним требования чисто философские (анализировать их основательность, подвергать их проверке на самообоснование, на бытиё)... И сразу же становится невозможным кантовское — точнее, Нововременное — "разделение властей", существование двух логических пределов теоретизирования, антиномически противопоставленных друг другу и как раз поэтому не аннигилирующих, продолжающих существовать и давать простор развитию теоретического разума в его гносеологическом определении. И — что самое существенное — давать простор его превращениям в иные формы мышления, возможность его (теоретического разума) бытия в качестве того "центрального" Ничто культуры Нового времени, которое обладает культуропорождающей силой — силой самоаннигиляции (= самообоснования) в иных формах культуры.
Теперь — в XX в. — все изменилось.
Философское определение мира, невозможного для во-ображения и для теории, и математическое определение изобретенного мира, невозможного для бытия, должны как-то соединиться и дать некое новое определение. Но это после Нового времени, после той логики, которая развивается как онто-логика эксперимента.
В XX в. "челнок" философско-математической рефлексии перегружается, переполняется, перестает срабатывать, уже не может связывать два расщепленных берега человеческой мысли, два противоположных определения всеобщего... Наступает окончательный кризис "онто-логики" эксперимента. Ведь глубинный замысел "Бесед..." Галилея и "Критик..." Канта заключается в провоцировании этой челночной работы все более расходящихся и все более насущных друг для друга ветвей фундаментальной рефлексии — математической и философской.
* * *
Наступает эра современной логической (только ли логической?) революции.
В этой логической революции игра в диалог логик, когда один — нововременной — разум спорит только с самим собой, сомневается только в самом себе, самообосновывает только свое бытие в качестве разума теоретического, познающего... эта игра исчерпывается. Дело пошло всерьез. Или — скажу иначе — игра укрупняет ставки.
Формируется новый, более основательный диалог — диалог логических культур, формируется новый диалог разумного — преображаемого разумом — человеческого бытия. И формируется новый исток парадоксов самообоснования человеческого мышления...
В этом диалоге и в этом движении самообоснования в сопряжение вступают "Разум и Разум, одна культура мышления, скажем Античная, и другая культура мышления, скажем логическая культура Средневековья или Нового времени. Как это происходит... предмет особого исследования. До сих пор в этой книге мы исследовали внутренний диалог понятия в преобразованном виде. Диалог логик, могущий радикально осуществляться в форме понятия, выступал в измененном, логически ослабленном виде, осуществляясь и погасая в форме теории"129.
Этот фрагмент, почти заключающий мою предыдущую работу, вполне идет в дело и сейчас.
Сейчас схематизм "диалога логик", диалогики Нового времени взят мной в ином повороте — уже не как диалог, но как схематизм парадоксов самообоснования этой логики, — когда в мышление в качестве его предельных оснований необходимо включить определения бытия во всей его вне-логической целостности, в полной мере ответственности за нетождественность мышления и бытия. Диалог в собственном смысле слова в этой книге оставлен в "стороне" (он присутствует молча). "Диалогика" развита — в этой книге — как "логика парадокса".
Но — по-прежнему — это все еще логика, характерная именно для Нового времени. Вне-понятийное бытие включается здесь (и — см. Кант — не может быть включено) в определение понятия лишь в той форме, в какой бытие запредельно исключено для познающего, гносеологически ориентированного разума. Это все же "плоскостное" бытие.
Плоскостное бытие — и в кантовском сосредоточении логики во внелогическое ("идеи разума"), и в Галилеевом сосредоточении внелогического, бытийного в логическое ("монстры понимания"). "Плоскостное" — в обоих этих полюсах парадоксального самообоснования логики. И еще. Столь же односторонни и две предельные рефлексии теоретического разума в культуру, — математика и философия XVII — XIX вв. Это математика и философия, выходящие за пределы и определяющие пределы (и смысл) — только и исключительно — все того же теоретического, познающего разума. То есть дающие философскологическое определение (обоснование) "гносеологии как логики", "логики как истины (и — преодоления) гносеологии".
Но вот бытие, запредельное (и в таком виде включаемое в определение) для античного разума, или бытие, запредельное для средневекового разума (и в этой запредельности входящее в определение этого разума), не раздражали сейчас нашего умственного взора, снимались в запредельности нововременного бытия и нововременной культуры. И это связано с самой внутренней особенностью этого бытия, этой логики, этой культуры.
Однако в XX в. без выхода в диалог логических культур и без выхода в иную, более объемную запредельность бытия двигаться — в логике — дальше невозможно. Невозможно ни в теоретической философской логике, стремящейся понять мышление конца XX в., ни в самом этом реальном мышлении и бытии людей кануна третьего тысячелетия нашей эры.
Такое исследование — дело будущих работ.
Хотя... все это не совсем так. Логическим и культурологическим фоном и контекстом тех исследований, которые были осуществлены и в этой книге, и в "Введении в логику мысленного диалога", конечно же были коллизии перехода к новому, более фундаментальному и парадоксальному типу диалога логик, диалога логических культур. Этим контекстом были коллизии перехода к более фундаментальной логике парадокса.
Скажу даже так: глубинным предметом всех моих размышлений (пусть тайно или апофатически представленным) все время была именно логическая революция конца века.
И, наконец, —
Хотелось бы, чтобы теперь читатель перечитал — уже в качестве заключения — Введение к моей книге.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Часть первая. Кант. Идеи разума и онто-логика эксперимента
Глава первая. Архитектоника научного знания и "учение о началах"
1. Архитектоника чистого разума
2. Исходные трудности определения науки как системы знания
3. Система научного знания в ее элементарных "сдвигах" (синтетических суждениях a priori)
4. Схема спирального обращения научного знания в "Критике..." Канта
5. Вдумаемся в аналитический цикл. Челнок не срабатывает
6. Отступление в пользу рассудка и возвращение к идеям разума
Глава вторая. Логика "Критики чистого разума" — логика экспериментального метода Нового времени
1. Предисловие Канта ко второму изданию "Критики...". История теоретического мышления и исходное определение "эксперимента чистого разума"
2. Общее определение экспериментальной стратегии в мышлении ХVII — XIX вв
3. Кант заглядывает в середину XX в.. Кант заглядывает в середину века ХVII
4. Снова — эксперимент чистого разума. Выход к "Идеям разума"
а) Разум, озадаченный рассудком. Парадокс безусловного
6) Разум, озадаченный опытом. Онто-логическое предположение экспериментальной программы
в) Стратегия эксперимента и двуединое понятие бытия. Кант и Декарт
г) "Идея разума" как понятие и умозаключение
Глава третья. Схематизм идей разума, или "ученое незнание" Нового времени. Кант и Галилей
1. Идея безусловного и кантовские "a priori"
2. Безусловное — в вещах, "поскольку мы их не знаем..." — в вещах как предметах практического отношения (?)
3. Разум восходит к идее, умозаключает ее
4. Развернутый схематизм идей разума
5. "Ученое незнание" Нового времени. Идеи разума и антиномии разума...181
6. Кант и Галилей
Часть вторая. Галилей. Так начинают понимать... или что было до "априори"
Вступление
Глава четвертая. Образ мира, явленный в слове
1. Исходные странности Галилеева подхода к основаниям истинно научного знания
2. Образ мира, явленный в слове
Глава пятая. Челнок "идеализации — реализации" и логика эксперимента
1. Обращение непрерывно. Разрыв между идеальным и реальным абсолютен
2. Логика опыта и логика эксперимента
Глава шестая. Изобретение начал. "Монстры понимания"
1. Постановка проблемы
2. Основное подразделение мысленных экспериментов Галилея, формирующих
новую логику
3. Сквозной эксперимент, превращающий мир Аристотеля в мир Коперника
4. Первоначальное определение "монстров" и головоломок Галилея
5. Об исходном раздвоении нового мира
6. Снова — "монстры" и головоломки. Единый определяющий эксперимент Галилея
7. Определяющий эксперимент Галилея и механика Нового времени
8. Определяющий эксперимент — начало новой логики. Антиномия и парадокс
9. "Монстры понимания" Галилея и идеи разума Канта
10. Галилеево начало и классическое продолжение
Вместо заключения. Часть третья. Кант. Парадоксы логики и культура Нового времени
Глава седьмая. Философия и математика — предельные формы рефлексии в культуре Нового времени
1. Исходные определения антиномии "математика — философия"
А. Исходные определения математической рефлексии
Б. Исходные определения философской рефлексии
2. Внимательнее — о философии
3. Итог антиномии "философия — математика"
1 Философская энциклопедия. Т. 4. М., 1967. С. 207.
2 Этот контекст я воспроизвожу поначалу почти дословно, но не в форме цитаты из своей книги "Мышление как творчество. Введение в логику мысленного диалога" (М., 1975). Дело в том, что обе книги объединяет общая постановка исходной проблемы, причем понимание этого единого истока существенно в данном Введении. Об этой связи и о том перекрестке, где изначальная проблема расщепляется, я буду говорить дальше.
3Примером строго рефлективного определения парадоксов теории множеств и невозможности их конвенциального разрешения (парадокс характеризует само понятие "множество", и разрешить его означает уничтожить это понятие...) может служить хотя бы книга А. Френкеля и И. Бар-Хиллела "Основания теории множеств" (М., 1966).
4Ситуацию обоснования "начала теории" определяют как "парадокс" и теория множеств, и теория элементарных частиц, и другие современные научные теории, дошедшие до идеи... "начала начал". Но, определяя эту ситуацию через понятие парадокса, теоретики эти тем самым (часто неосознанно) переопределяют понятие парадокса через...
5Аристотель. Метафизика IV 5 1005b5 — 11. Здесь и далее цитаты из сочинений Аристотеля приводятся по изданию: Аристотеле Соч.: В 4 т. М., 1976 — 1984.
6Там же. XII 1059а19.
7 Аристотель. Аналитика вторая I 3 72b5 — 8.
8 Там же. 110 76b23.
9 См. там же. II 3 90b25, 31.
10 Аристотель. Аналитика вторая II 3 90b25 — 91а1.
11Там же. П 19 100b7 — 16.
12 Аристотель. Топика 11 100b27.
13 Аристотель. Топика I 2 101Ь4.
14 Там же. 15 101Ь37.
15 См. там же. 110.
16 См.: Аристотель. Метафизика III, X, XI
17Напомню, что само понятие "мышление" подразумевает осознание предмета, бытия как предмета мышления, то есть как "немышления". Это и означает "несамоотносимость" такого самоотносимого (в рефлексии) понятия, как мышление.
18 Именно в таком повороте и втягиваются в определение "философской логики", в "обоснование начал" мышления все определения философии в целом — и как онтологии, и как гносеологии, и как логики, и как "этики". Вот почему я предполагаю, что статус философской логики есть пред-определение философии в целом. Но это особый большой вопрос, которого я сейчас касаться не буду.
19 В своих работах я исхожу из предположения, что в европейской истории существенны по меньшей мере четыре интенции разума, четыре самостоятельные формы разумения. Разум античный (1) ориентирован на актуализацию "эйдоса", внутренней формы бесконечно возможного бытия. Для разума Парменида или Платона, Софокла или Фидия понять означает определить хаос, замкнуть его в космос; это — понимание под углом эстезиса. Познание в античном разумении лишь одна из составляющих такого эйдетического (надо найти цельный образ мира...) понимания вещей и собственного бытия. Разум средневековый (2) ориентирован на актуализацию причастности вещей и бытия некоему всеобщему субъекту или, если говорить о земных вещах, на понимание предметов как продолжение определений субъекта-Мастера. Понять означает для этого разума раскрыть бытие вещей в их причащении бытию, целям, стремлениям субъекта. Познание здесь снова — одна из составляющих этой причащающей доминанты. Только разум Нового времени (3) весь устремлен на познание вещей, как они есть сами по себе, на понимание предметов и бытия исключительно как предмета познания. Обычное отождествление всех форм разумения с познающим разумом есть, на мой взгляд, один из источников иррационализма. В данной работе я не могу рассматривать этот вопрос детальнее, но обозначить его необходимо. Ведь именно в диалоге многих разумов в современной ориентации "разума диалогического" (4) возможно понять парадоксальную и впервые логически определяемую несводимость бытия ни к одной из форм разумения, возможно дать логическое определение внелогическому бытию. В конце работы я еще вернусь к этому тезису.
20Под "транс-дукцией" я имею в виду такую форму логического движения, в которой происходит решающее изменение всей логики, всех определений разума, всех определений того, что "логично", а что — нет.
^ 21Набросок такого анализа намечен мной в работе "Мышление как творчество" (с. 88 — 129).
22 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25. С. 279.
23 В этом плане очень существенен тот выход к идее иного разума, долженствующего обосновать логику разума "познающего", который намечен в "Логике" Гегеля, когда он в конце Большой логики приходит к выводу о том, что разум, познавший самого себя, развивает "бесконечное суждение наличного бытия", чреватое "суждением рефлексии". Однако рефлексия Духа о себе самом как цельном, замкнутом на себя, неявно уже предполагает бытие иного разума, иного всеобщего — иного бытия (отпущенного "из" разума Природы). Говоря нашим языком, предполагает логику диалога логик (см.: Гегель. Наука логики. Кн. III. Отд. 3. Гл. III).
24 Уже в этом — не кантовском — векторе логического движения начинает раскрываться своеобразие нашего подхода. Мы размышляем вместе с Кантом над проблемами, действительно его затруднявшими. Но это именно "вместе". Проблемы те же, но мы, соучастники этого совместного (с Кантом) дела, имеем свой угол зрения (XX в.), учитываем дополнительный логический и естественнонаучный материал, стоим у исхода классической науки да и выводам Канта придаем некий дополнительный (!?) смысл.
25 Во Введении я дал уже предвосхищающее определение понятия "парадокс". Но реальное, последовательное уяснение смысла понятий "антиномия" и "парадокс" будет сквозной линией всего этого исследования. Поэтому пока, в этом месте наших рассуждений, пусть читатель забудет мое предвосхищение и возьмет эти понятия через запятую — просто как "логические трудности", "противоречия", а затем весь контекст изложения шагза шагом приведет к содержательному (и формальному) уточнению вводимых мной различений. Впрочем, изредка я буду отмечать существенные углы такого логического осмысления.
26 Здесь и далее цитаты из сочинений Канта приводятся по изданию: ^ Кант И. Соч.: В 6т. М., 1963 — 1966. Первая цифра в скобках обозначает том, вторая — страницу. (Ред.)
27 Это определение Канта существенно и в плане соотнесения его воззрений с "логикой Галилея", и в плане раскрытия двух предельных "линий" в спектре мышления и всей культуры Нового времени. Но к этой проблеме я вернусь в конце работы.
^ 28 Это одно из первых уточнений самого понятия "парадокс".
29 См.: Кант И. Критика способности суждения //Соч. Т. 5. М., 1966.
30 Понятие это взято в том смысле, в каком оно развито в трудах Имре Лакатоса, в частности: Lakatos I. Falsification and the methodology of scientific research programme? //Criticism and the growth of knowledge. Ed. by Lakatos I. and Musgrave A. Cambridge, 1970.
31 В этой работе я непосредственно опираюсь на анализ одной "Критики" — "Критики чистого разума", но осуществляю этот анализ в контексте всех трех "Критик".
32Пока все еще не существенно точное определение понятия "антиномичности", и мы выговариваем его в расхожем смысле — некоего логического противоречия.
33 Борис Пастернак в "Охранной грамоте": "Моему сыну седьмой год. Когда, не поняв французской фразы, он лишь догадывается о ее смысле по ситуации, среди которой ее произносят, он говорит: я это понял не из слов, а по причине. Не по причине того-то и того-то, а понял по причине. Я воспользуюсь его терминологией, чтобы ум, которым доходят, в отличие от ума, который прогуливают ради манежной гигиены, назвать умом причинным" (.Пастернак Б. Охранная грамота. Л., 1931. С. 66).
34 "Путем анализа различные представления подводятся под одно понятие (эту деятельность рассматривает общая логика). Трансцендентальная логика учит, как сводить к понятиям не представления, а чистый синтез представлений... Тот же самый рассудок, и притом теми же самыми действиями, которыми он посредством аналитического единства (закона противоречия. — В.Б.) создает логическую форму суждения в понятиях, вносит также трансцендентальное (априори относящееся к предмету. — • В.Б.) содержание в свои представления посредством синтетического единства многообразного в созерцании вообще, благодаря чему они называются чистыми рассудочными понятиями и... относятся к объектам, чего не может дать общая логика" (3,174).
35 Вот и еще одно уточнение идеи "парадокса". В данном контексте "парадокс" — это и просто "предельная логическая трудность", но здесь возникает и более сильное определение. Парадокс — это такое противоречие, когда предельное и логически истинное развитие вывода из истинных предпосылок приводит к необходимому... опровержению самих этих предпосылок (как исходных и не требующих обоснования) и к их коренному изменению. Примерно в таком смысле понятие парадокса развито в современной "теории множеств", в теории элементарных частиц (парадокс бесконечности) и вообще в мышлении XX в. Детальнее о парадоксе и о его отношении к антиномии см. в третьей и шестой главах. Пока это различение для меня не столь существенно, хотя существенность эта уже назревает.
36 Об этой проблеме более детально см.: Понятие — элементарная форма развития науки/ ^ Арсеньев А.С., Библер В.С., Кедров Б.М. Анализ развивающегося понятия. М., 1967. С. 18 — 98.
37 Вот я и продолжил свою сквозную работу уточнения понятий "парадокс" и "антиномия". Но многое еще впереди.
38 Детальному осмыслению этой программы будет посвящено окончание этой главы, а также вторая и третья главы настоящей книги.
39 В этом изложении (точнее — переформулировке) кантовской схемы я опираюсь на следующие разделы "Критики чистого разума", взятой в контексте единого диалога "трех Кантов": "Трансцендентальная эстетика", "Трансцендентальная логика" (особенно "О дедукции чистых рассудочных понятий"), "Аналитика основоположений".
40 Содержательное значение "идей разума" будет развито позже. Пока я (в соответствии с планом нашего логического движения) могу дать лишь функциональную характеристику этих идей в процессе "обращения начал".
41 "...Схемы чистых рассудочных понятий суть истинные... условия, способные дать этим понятиям отношение к объектам, стало быть значение..." (3, 226). Выделяя отдельно "конструктивный цикл", я подчеркиваю именно эту сторону дела: значением категорий (и логических движений) рассудка оказываются схемы ("...через трансцендентальный синтез воображения"). Если же взять "конструктивную" и "аналитическую" роль рассудка одновременно (как это делает сам Кант, но тогда стирается смысл познавательного челнока...), то следовало бы учесть предупреждение Канта, что "категории" все же не сводятся к схемам, имеют свое собственное бытие: "...хотя категории осуществляются прежде всего схемами... тем не менее они и ограничиваются ими... Поэтому схема есть... феномен или чувственное понятие предмета, находящееся в соответствии с категорией (здесь полное осуществление через схемы исчезает. — В.Б.)... (В этом смысле. — В.Б.) категории имеют независимое от всяких схем и гораздо более широкое значение... категории без схем суть лишь функции рассудка [необходимые] для понятий, но не представляющие никакого предмета" (3, 226 — 227).
42 Здесь мой "мысленный эксперимент" "над" системой Канта достигает особой остроты, и поэтому хотелось бы еще раз договориться с читателем. У Канта нет (текстуально) этого движения от "трансцендентальной аналитики к "трансцендентальной эстетике" (в "Критике.." есть лишь обратное движение). У Канта нет этого перехода от "чистых фигур" фигурного синтеза к "чистой" форме пространства-времени. Такое движение вышелушивается как самостоятельное только в нашем искусственно отделенном конструктивном "цикле". Но Кант сам определенно говорит об "изоляции" в "трансцендентальной эстетике" форм созерцания от "понятий рассудка", он сам оборачивает категории рассудка к формам созерцания, воспроизводя — уже в пределах аналитики — основные определения пространства-времени, на этот раз как "основоположения чистого суждения". И только при условии нашего "доведения" этого движения "до конца" становится ясным смысл всех идей кантовского схематизма. Кроме того, мне кажется, что только в контексте нашего (совместного с читателем) мысленного эксперимента становится очевидным эвристический, а не метафизический замысел Канта — в его "конструктивном цикле" формируется "идеализованный предмет" классической науки. Не больше. Впрочем, об этом см. дальше — в основном тексте нашего изложения.
^ 43 Бурбаки Н. Очерки по истории математики. Архитектура математики. С. 251.
44 Я воспроизвожу аналитический "цикл" очень кратко", поскольку это движение соответствует собственному движению "Критики...", но... искусственно освобожденному от конструктивных поворотов челнока.
^ 45 Здесь исчезает всякая связь рассудка со "способностью суждений". Рассудок теперь рассуждает, но не судит.
46 Так Кант обычно именует "идеи разума", когда он рассматривает их не в их авантюре выхода на вне-логическое начало, но в их определенности по отношению к категориям рассудка Иными словами, в том процессе "перенормировки" внутритеоретического движения, который (процесс) исследуется нами в этой главе.
47 Именно в челноке этой схемы обнаруживается необходимость выхода за пределы собственно научного мышления — в сферу философского размышления о вне-логических началах теоретической эвристики (1), о логическом смысле этих вне-логических начал (2).
48 Я здесь говорю не о механике, но о "физике", чтобы подчеркнуть один существенный момент: в науке Нового времени вместе с ее алгебраически-геометрическим приращением (различные виды функционального анализа и конструктивных "геометрий") идет приращение тех ее "силовых" понятий и определений, которые должны — и не могут — пониматься (сниматься) в понятиях математических. "Сила" — "энергия" — "действие"... — все эти понятия, распочковавшие исходное понятие силы и выходящие за собственно механические идеализации, трактующие движение уже не как изменение места, но как изменение и превращение... энергии, впрочем, чтобы потом снова сводиться к механике... к "геометрии", — все это и есть сфера "физики" в собственном смысле слова.
^ 49 Детальнее см : Генезис понятия движения //Анализ развивающегося понятия
50 Не случайно именно на идее времени основано у Канта основное доказательство, опровергающее догматический идеализм Беркли Именно "время" острее всего указывает на бытие "вещей вне нас", на несводимость предмета познания (и действия) к его теоретическим отражениям.
51 Продолжу уточнение понятий. Здесь речь идет именно об антиномии (в кантовском смысле), но не о парадоксе. Окончательный смысл этого различения будет выявлен ниже, особенно детально в Галилеевой части этой работы, в определении вне-логических начал мышления у входа в логику. Но уже и сейчас читатель, наверно, помнит ряд существенных поворотов в определении "парадокса" и "антиномии".
^ 52 См.; Понятие — элементарная форма развития науки / /Арсеньев А.С., Библер В С., Кедров Б М. Анализ развивающегося понятия С. 18 — 98
53 В "Пролегоменах" эти суждения определены точнее — как "всеобщие".
54 Эта тайна иногда скрыта и от самого Канта; поэтому все парадоксы отношения "суждение — понятие" часто реализуются просто как непоследовательность кенигсбергского философа.
55 Напомню, что в "Логике" Гегеля категории бытия связаны отношением перехода, категории сущности — отношением рефлексии, и только категории понятия (но это — истина всего движения категорий) — отношением развития. Это очень существенный момент воспроизведения в гегелевской логике различных форм логического движения, различных типов мышления.
56 Выше я подчеркнул, что в Античности эта проблема устранена из теоретических построений не может быть, но вместе с тем в Античности и теория не может полностью стать теорией. Теория — это лишь недостижимый предел античного разумения.
57 Я уже указывал, что следует отличать апорийное, античное зеноновское воспроизведение в понятии вне-понятийного в качестве теоретической трудности, загадки и — антиномическое, для Нового времени характерное кантовское "воспроизведение" (выталкивание и разложение внутри теории) вне-понятийных, силовых определений в определениях сущностных, в понятиях функционального закона и геометрического образа. Здесь — в Новое время — вопрос о бытии вещей выталкивается за пределы теоретического мышления, с тем чтобы это бытие перестало беспокоить теорию, — ведь, во-первых, понятие силы уже снято (понято) в системе вне-силовых, кинематических понятий, разложено внутри теории на понятия действия и траектории, а, во-вторых, бытие "в себе" отдано на откуп иной способности — практического разума.
^ 58 См.: Библер B.C. От наукоучения — к логике культуры. М., 1991.
59 Не совсем как "апорию"; но в данном пункте наших размышлений можно ограничиться и этой аналогией. Детальнее о смысле "апорий", в особенности об "апории Зенона — Аристотеля", см.: Арсеньев А.С., Библер B.C., Кедров Б.М. Анализ развивающегося понятия. Ч. II. Гл. 2, 3.
60 Осуществление такой "квадратуры круга" означает взрыв самой теоретической структуры — в ее классическом понимании, во всяком случае. Но это уже другое дело.
61 Но тогда это будут уже не начала теоретического разума, нацеленного на познание, но начала цельного человеческого ума в единстве его эстетических, этических и теоретических устремлений.
62 "Эксперимент чистого разума" — это и эксперимент "по отношению к теоретическому разуму" (не рассудку), проверка его возможностей; это — эксперимент самого разума по отношению ко всем остальным познавательным способностям, доведение