В. С. Библер москва "Мысль" 1991 введение для начала скажу немного о смысле и замысле этого Введения. Перед читателем философская книга

Вид материалаКнига

Содержание


Вместо заключения. Часть третья КАНТ. ПАРАДОКСЫ ЛОГИКИ И КУЛЬТУРА НОВОГО ВРЕМЕНИ
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   34
^

Вместо заключения. Часть третья




КАНТ. ПАРАДОКСЫ ЛОГИКИ И КУЛЬТУРА НОВОГО ВРЕМЕНИ




Глава седьмая




ФИЛОСОФИЯ И МАТЕМАТИКА — ПРЕДЕЛЬНЫЕ ФОРМЫ РЕФЛЕКСИИ В КУЛЬТУРЕ НОВОГО ВРЕМЕНИ



Итак, снова КАНТ. Речь сейчас пойдет о второй книге "Критики чистого разума" — "Трансцендентальном учении о методе".

Сразу же сформулирую определение, которое будет полностью понятным только после всех дальнейших размышлений; пока оно должно служить лишь неким вектором читательского внимания: метод Канта — это совсем не общеизвестный "метод естественнонаучного познания", это — нечто иное, это — метод обращения всех "иных форм" мышления (в искусстве, в этике, в Праксисе...) в мышление теоретическое, теоретико-познавательное, и одновременно это — метод превращения теоретического (познающего) мышления в иные формы творческого (творящего) мышления Нового времени — в духовно-практическую деятельность (см. Маркс), в искусство, в нравственность. Тем самым это — метод внутреннего самообоснования логики теоретического разума.

Но так определить метод Канта возможно только на основе осмысления Галилеевых парадоксов самообоснования логики — как они формируются у входа в логику (из бытия), у входа в теоретический "чистый" разум.

Без этой Галилеевой "врезки" вторая книга "Критики..." выглядит — так и получается в большинстве изложений — лишь ослабленным и догматизированным повторением первой книги. Совсем иное дело, если мысленно проложить между двумя книгами "Критики..." "Диалог..." и "Беседы..." Галилея.

На основе такой прокладки "Трансцендентальное учение о методе" может быть, на мой взгляд, понято как обращение галилеевского определяющего эксперимента внутрь контекста культуры, в "промежуток" между философским (одна грань) и математическим (другая грань) обоснованием теории.

Разрешающий (антиномии...) эксперимент Канта113, осуществленный в "Трансцендентальном учении о началах", казалось бы, отсек все галилеевские корни первоначального изобретения априорных форм созерцания и априорных форм рассудочной деятельности; этот эксперимент как бы придал классической науке форму бесконечного развития, извечного развития, безначального развития. Но — неявно — этот кантовский эксперимент не только отсекал галилеевы корни, не только размыкал монстров Галилея, но и (рискованно) вбирал этих "монстров" в глубь теоретического разума, включал эти "фигуры понимания" (этого троянского коня...) в строгую систему (понятую как метод).

Это "неявное" и становится явным — при определенных условиях, на основе Галилеевой "врезки", — в трансцендентальном учении о методе, где все положения "...Учения о началах" решительно перестроены, и отнюдь не в прямой связи с логикой первой книги.

Скорее это действительно попытка включить в метод (каким-то образом все же включить в метод) коренные определения "Бесед..." Галилея (см. выше). Конечно, Кант не отвечает на "Беседы..." и "Диалог..." Галилея прямо, он мог и не читать этих книг вообще. Существенно, что объективно (логически) Кант продолжает в своем учении о методе не только собственные "Начала", но и "Беседы..." Галилея. Кант осуществляет здесь не только движение из логики (теоретического мышления) в бытие (культуры), но и движение из бытия (культуры) в логику теоретического мышления. Однако начнем двигаться последовательно.

Прежде всего определим, какая же коренная перестройка всей трансцендентальной логики происходит (по сравнению с "Началами") в кантовском "Методе" во второй книге "Критики..."?

Уже в первом приближении бросается в глаза, что в "Учении о методе" теоретический разум вобрал в себя все определения "рассудка" и "форм созерцания". В "Методе" существует только теоретический разум — но в решающем расщеплении. Я имею в виду вот что.

В первой книге "Критики чистого разума" математика (априорные формы фигурного синтеза) и метафизика (философия?) с ее схематизмом "идей разума" были реализованы как особые этажи познавательной деятельности — в первый и последний, исходный (дана материя опыта, по отношению к которой начинается математическая работа конструктивного воображения, но вовсе не работа разума) и заключительный (предельное метафизическое "обобщение" рассудка в "идеях разума", неожиданно переворачивающее все восходящее движение разумения). Мы проследили (в первой части настоящей книги), как осуществляется обращение этих познавательных движений, но убедились также, что во всем этом обращении разум все же жестко связан исключительно с "метафизическим" полюсом, с систематизирующим выходом к... "вещи в себе".

В "Трансцендентальном учении о методе" никаких этажей и отсеков нет; есть лишь одно познание разумом, представленное в "Методе". В кантовском "Методе" математика и философия — это не этажи, не ступени познания, но два предельных определения все того же чистого теоретического разума (но уже взятого в его методологическом значении). И это именно "предельные определения", то есть два определения выхода за пределы чистой теории, но уже не в запредельные глубины "мира в себе", а в запредельность культуры, Праксиса, в глубины человеческого Я ("ноумена"). И — это определения "входа" из культуры — в теорию.

Все дальнейшее изложение будет — в этой главе — посвящено расшифровке и развитию этого тезиса...

Сказанное выше (о математике и философии в "Началах" и в "Методе") возможно сформулировать даже сильнее: в "Учении о началах" и в "Учении о методе" речь идет (у Канта) о разных математике и философии. Больше того. В "Учении о началах" (1-я книга) по сути дела вообще нет речи о философии, "философия" как общее определение теоретической деятельности, как определение предельной рефлексии этой деятельности — выводящей за пределы теории и не могущей вывести за эти пределы, — в этом смысле "философия" появляется только в "Методе", только на последних ста страницах "Критики...", и только там дано соотнесение философии с математикой, которая теперь понимается также совсем иначе: уже не как "фигурный синтез", но как "конструирование понятий" — и которая так же (как и философия) есть рефлексия теоретической деятельности, взятой в целом. Но — совсем иная "рефлексия".

На основе дополнительности "философской" и "математической" рефлексий теория осмысливается как цельное, архитектонически устроенное здание, замкнутое со всех сторон и способное обосновывать себя, выходя за свои пределы. В "Методе..." дан ответ (в странной форме двух дополнительных ответов) на вопросы: что есть теория в ее всеобще логическом определении? Как построена теория в качестве единого целого? Каков метод этого построения (соответственно — развития)? И — главное — в чем состоит культурный смысл теоретической целостности?

Кант сам подчеркивает эту особую задачу учения о методе:

"Теперь нас интересуют не столько материалы, сколько план здания; получив предупреждение не увлекаться слепо любой затеей, которая, быть может, превосходит все наши способности, все же мы, не будучи в состоянии отказаться от постройки прочного жилища, составим смету на постройку здания соразмерно материалу... под трансцендентальным учением о методе я разумею определение формальных условий для полной системы чистого разума. С этой целью мы займемся дисциплиной, каноном, архитектоникой и, наконец, историей чистого разума и осуществим в трансцендентальном отношении то, чтоб под названием практической логики ищут для применения рассудка вообще..." (3, 595 — 596).

Но "Архитектоникой" мы уже занимались. В самом деле. Ведь разговор о второй книге кантовской "Критики..." заходит у нас не впервые. Читатель, наверно, помнит, что в самом начале моего исследования я взял в качестве предмета анализа как раз "Архитектонику" Канта. Теперь кольцо замыкается. Сначала по "Архитектонике" я очертил общее строение кантовского метода. Затем перешел к "учению о началах", чтобы — забыв на время о методе — понять его происхождение, его теоретическую изначальность, все антиномии и парадоксы, связанные с выходом к "вещи в себе". — Чтобы понять онто-логику эксперимента (в которой "метод" был уже — если говорить вместе с Гегелем — "снят..."). Теперь, вновь возвращаясь в сферу "Метода...", проследим культуроформирующую его роль (в предельной рефлексии с позиций математики и с позиций философии) по главе "Дисциплина чистого разума".

В этой главе Кант продумывает "негативное законодательство, создающее под именем дисциплины из природы разума и предметов его чистого применения как бы систему предосторожностей и самопроверки, перед которой никакая ложная софистическая видимость не может устоять..." (3, 599).

Но самое интересное, что смысл "предосторожностей" состоит не в избежании риска, но в его "удвоении" и в направлении авантюр духа (даже пришпоривая их) по двум линиям — философской и математической.