Тые люди, такие как Тиро де Молина в своей пьесе «Севильский распутник и каменный гость» где был создан, тот причудливый характер, который обошёл потом весь мир
| Вид материала | Документы |
- Тирсо де Молина. Севильский озорник, или каменный гость, 1292.91kb.
- П. Я. Чаадаев Заданная Белинским парадигма рассмотрения "Каменного гостя" как драмы, 566.96kb.
- Сочинение на тему: «Как я отношусь к войне?», 112.99kb.
- Программа ао дает мне уверенность в себе, какую имеют все творческие люди. Насколько, 183.33kb.
- Если тебе повезло и ты был в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих, 33.23kb.
- «Бог создал мир, потому что «по преизбытку благости восхотел, чтоб произошло нечто,, 501.8kb.
- Исследовательская работа по литературе Национальное преломление архетипического образа, 55.43kb.
- Неточка незванова, 2038.86kb.
- Федор Михайлович Достоевский, 1973.02kb.
- Разноуровневые задания по пьесе М. Горького «На дне», 24.41kb.
С
равнительный анализ Дон Жуан... Легендарный испанец, соблазнитель женских сердец, смелый беззаконник… Персонаж многих художественных произведений.
Этот яркий, неоднозначный образ издавна не давал покоя писателям, будил их воображение и вдохновлял на создание всё новых и новых героев. О Дон Жуане написано около 150 литературных произведений.
Глубокие размышления о счастье, о смысле жизни, о человеческом предназначении слышатся и в поэтических творениях Валерия Брюсова и Николая Гумилёва с одинаковыми названиями. Образ Дон Жуана стал своего рода предметом полемического диалога двух мэтров Серебряного века, один из которых всегда называл себя учеником другого.
Свою книгу «Жемчуга», куда и вошло стихотворение «Дон Жуан», Николай Гумилёв посвящает своему учителю Валерию Брюсову. Этот факт может быть лишь косвенным доказательством моих предположений. Чтобы быть более убедительной, обращусь к поэтическим текстам.
На первый взгляд, в них немало общего. Уже само название помогает воссоздать в нашем воображении знакомый по ряду произведений образ. В избранной поэтами форме стихотворений легко угадывается сонет. Да и, наконец, сама мелодика произведений задаётся одним и тем же поэтическим размером — пятистопным ямбом с одинаковым рисунком вкрапления стоп пиррихия в каждой первой строке катренов и терцетов.
Однако более детальное погружение в поэтические тексты позволяет заметить не прямое подражание одного автора другому, а скорее, умелое противостояние, своего рода отклик одного на утверждение другого.
В сонете Брюсова пред нами предстает образ «дерзкого моряка-скитальца», ни на минуту не сомневающегося в правильности выбранного им пути, о чём ярко свидетельствует заявленное уже в первой строчке утверждение лирического героя: «Да, я — моряк!». Позиция, усиленная формой восклицания, не только ясна, но и неоспорима.
Герой живет полной жизнью сегодня. Для него не существуют завтра и вчера. В нем кипит жажда познаний и открытий. «Неоглядное море» — это своего рода авторская аллегория на образ жизни Дон Жуана — широкой, вольной, устремлённой лишь вперёд, отрицающей всякую попытку возврата в прошлое. На пути новых свершений чужие жизни и судьбы не имеют для Дон Жуана Брюсова большого значения. «Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!» — трижды восклицает его герой в финале своего пламенного монолога. Да, это эгоист. Для него его личное «Я» — весь мир. Он привык побеждать, быть на вершине славы... Покорять еще одну судьбу для лирического героя Брюсова — увлекательное испытание, наполняющее его какой-то сверхъестественной силой. Неслучайным мне кажется и сравнение Дон Жуана с вампиром, безжалостно губящим жизни других во имя продолжения собственной. И каждая новая «жертва» — это еще одна победа, еше одна ступень на пути к достижению поставленной цели — познания мира, который вновь и вновь манит героя «своей безвестной тайной».
Мне кажется, такой герой должен быть чудовищно страшным и совсем непритягательным. Однако, я не испытываю таких чувств по отношению к герою Брюсова. Возможно, торжественность слога, жизнеутверждающая тональность стиха, общая восторженность, которая ощущается в каждой строчке произведения, очень сильно влияют на наше отношение к лирическому герою. Дон Жуан Валерия Брюсова мне скорей напоминает не чудовищного вампира, а красивого юношу, быть может, даже ребёнка. Все свои действия он совершает неосознанно, будто по наитию, по зову сердца, как ребенок... Он исследует, изучает, делает свои первые шаги в мир и упивается ощущением тайны и неизведанности:
Я жажду новых стран, иных цветов
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
...И как ребенок, уже изучивший свою игрушку, сполна насладившись ею, жадно тянется к новой, пока совсем неизвестной, а оттого особенно притягательной. И в этом ребёнке я угадываю себя, моих сверстников, ведь признаться, мы все пока ещё эгоисты! Мы любим жизнь, стремимся испытать себя и, подобно герою Брюсова, свято верим, что
В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где всё единственно и не случайно.
Совсем иным мне видится образ лирического героя в сонете Николая Гумилева. Этот герой уже не так молод, он погружён в глубокие раздумья, способен анализировать, заглядывая в будущее, а из него вновь возвращаться мыслями в прошлое, он умеет видеть себя со стороны и давать себе совсем не лестную оценку. В душе он ещё всё стремится быть романтиком, тем полным веры в себя Дон Жуаном, мечтает о жизни полной, стремительной. Готовность по-прежнему обманывать «медлительное время», решительность героя подчёркивают глаголы совершенного вида: «схватить весло», «поставить ногу в стремя». Но нет! Это уже не тот Дон Жуан, который, безоглядно проживая свою жизнь и ни о чём не жалея, стремится к новым свершениям и победам. В начале второго катрена накал страстей затихает, и лирический герой погружается в глубокие раздумья о быстротечности жизни, старости, бренности земного существования. Тональность всего сонета постепенно меняется, и речь героя начинает принимать скорее исповедальный характер, что усиливается выбранной формой изложения от первого лица.
Теперь Дон Жуан напоминает кающегося грешника, пришедшего к доброму пастору излить свою переполненную грехами душу... Он готов «принять завет Христа» и «взять на грудь спасающее бремя // тяжёлого железного креста». Лирический герой не чувствует в себе жажды жизни, она превращается для него в тяжкое бремя, непосильную ношу. Дон Жуан, как уставший путник, ощущает себя «ненужным атомом» вселенной, который хаотично куда-то движется, но ни к чему не стремится, а потому никому не способен принести радость, никому, даже себе, подарить её, увы, не может. Он живёт как во сне. Сравнение с лунатиком подчёркивается отсутствием всякого интереса к чему бы то ни было, лирический герой автоматически совершает привычные действия, живёт по уже знакомому сценарию. Но даже эта «тишь путей» пугает героя, делает его слабым, беззащитным, «бледным», а потому лишь в смерти видит он своё спасение.
Итак, два Дон Жуана оказываются совсем не похожими друг на друга. Один — решительный, смелый, полный сил и стремлений. Другой — слабый, растерянный, потерявший интерес к жизни человек. При чтении этих сонетов создаётся ощущение зеркального отражения жизненных путей двух героев, слитых в единое целое — человеческую жизнь, первая половина которой — яркая, насыщенная и небезгрешная, вторая — тихая, наскучившая и оттого тяжкая. Зеркальность отражения видна и в избранных поэтами видах рифмовки. Перекрёстная рифмовка первых катренов сонета Брюсова, сменяется смежной, а затем кольцевой. Напротив, сонет Гумилёва начинается кольцевой рифмовкой, которая в конце произведения меняется на смежную и перекрёстную.
Зеркальность изображения героев усиливает ощущение спора двух поэтов, что, несомненно, помогает читателю задуматься и над своей собственной жизнью, стать участником философского рассуждения о человеческом предназначении, о смысле бытия …
№15 нет
№16
«Пожалуй, жестокость, откровенная жестокость женщинам милее всего: в них удивительно сильны первобытные инстинкты. Мы им дали свободу, а они все равно остались рабынями, ищущими себе господина. Они любят покоряться».
Оскар Уайльд
Дон Жуан - один из наиболее излюбленных образов мировой литературы. Цель жизни Дон Жуана - любовь к женщине, для обладания которой обычно попираются человеческие и "божеские" законы. Этот герой показан нам как сластолюбец, властитель своей жизни, своей стихии, борющийся с препятствиями, которые чужды обычным людям.
У В. Брюсова Дон Жуан - это моряк, скитающийся по миру, искатель новых островов:
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Острова, наречия, цветы - это все те новые впечатления, которые должны поглотить его, не дать ему опомниться, захватить его в свои объятья…но в то же время они дают ему глоток того свежего воздуха - нового чувства, за которым так и охотится Дон Жуан.
Да, ведь он обладает тем самым притягательным чувством - чувством ярого романтика, наслаждения, бесстыдства. Он служит притягательным магнитом или неким сладостным нектаром для женщин:
И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре!
Н.С. Гумилёв сделал своего героя более жёстким, даже надменным. Здесь он воин; он проходит все испытания - это человек с железным и даже, скорее, каменным сердцем. Он не способен «рвать и метать»; сложно представить, что его захватывают чувства нежности, доброты. Нет, это просто чувство отваги, возникающее при преодолении нового рубежа, испытания, движения к новой цели.
И Дон Жуан готов к наказанию - к другому новому испытанию. Этот боец принимает участь, которая его ждет: ведь она неизбежна - она спасительна .А это и есть тот глоток воздуха, к которому так стремится герой В.Брюсова. Но здесь он действительно спасительный…
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжёлого железного креста!
Но, редко вспоминая об этом, он продолжает свой путь дальше, покоряя новые земли, вершины.
И приходит время, когда герой должен оглянуться, посмотреть назад. Но что же он там увидит? Это будет разруха, охваченная пламенем завоеваний, разбитые вдребезги сердца, а может, это будет пугающая пустота…
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей.
Дон Жуан познает те чувства и будет жалеть:
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
В.Брюсов, в отличие от Н.Гумилёва, награждает своего героя душой, теплотой сердца, познанием радости, наслаждением фееричной жизни. Дон Жуан - это сверхчеловек, обладающий неким знанием, душой, глубиной пугающей, но возносящей его над многими и многими. Он прекрасен. И ни у кого не возникает сомнений, чтобы противоречить ему. Он человек - он живёт этим.
Дон Жуан боготворит душу. Он знает - он виновник своего положения. Но ведь дон Жуан искатель; всё новое для него - наркотик. Он упивается жизнью, он ловит каждые её моменты, глотает каплю за каплей.
Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной.
И мы его прощаем. Мы сами готовы идти за ним, боготворить его.
Два эти одноимённых сонета раскрывают нам мир одного героя, одного единственного человека.
Но как он многогранен!
№17
Начать сопоставительный анализ данных произведений следует с анализа формы, в которой они написаны. Оба этих стихотворения Гумилева и Брюсова написаны в форме сонета. Сонет – это стихотворение из 14 строк, обладающее канонической системой рифмовки и строгими стилистическими законами. На написание данного жанра произведений наложено много традиционных стилевых требований: это и возвышенная лексика и интонация, и точные редкие рифмы, и запрет на переносы и на повторение знаменательного слова в одном и том же значении. Все эти ограничения обусловлены художественной целью сонета как интеллектуального жанра лирики, где каждая строфа – шаг в развитии единой диалектической мысли.
В обоих «Дон Жуанах» форма сонетов строгая, т.е. стихотворения состоят ровно из 14 строк, сгруппированных по принципу: 4+4+3+3 (2 катрена , 2 терцета). Первые восемь в каждом из сонетов содержат две цепи сквозных рифм, при этом рифмовка первого катрена повторятся во втором (только у Брюсова эта рифма abab abab, а у Гумилева abba abba).
В заключительных шести строках у обоих авторов рифмовка не повторяется, что не противоречит правилам сонетного канона. В «Дон Жуане» Брюсова рифма в терцетах выглядит так: ccd eed, в то время, как у Гумилева :ccd ede. Следует заметить, что в терцетах используется иной тип рифмовки, нежели в катренах: в «Дон Жуане» первого автора – перекрестная рифмовка в катренах и кольцевая в терцетах, у второго, наоборот кольцевая рифмовка в катренах и перекрестная в терцетах.
Оба сонета «Дон Жуан» написаны пятистопным ямбом (соответствующим итальянскому 11–сложнику) - размером сабельным, ударным, ритмичность и быстрота которого полностью соответствует стремлению лирического героя к новым ощущениям. Он «жаждет новых стран, иных цветов», тем самым пытаясь «обмануть медлительное время», пытается взять от жизни всё.
Сходны два эти произведения и тем, что в них допускается наличие строфных переносов, т.е. графически выделенная строфа не является законченной. Вот, например:
У В.Я.Брюсова:
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной
У Н.А Гумилёва:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время…
Точность рифм так же нарушается в каждом из этих стихотворений. У Брюсова несовпадают окночания в первом катрене (моРЕ – плоскогорРИЙ) и в терцетах(случайНО-тайНОЙ), а у Гумилёва в первом терцете(победнОЙ-бледнЫЙ).
Поделенные на катрены и терцеты сонеты имеют строгую тематическую композицию. В данном случае оба «Дон Жуана» - сонеты лирические, части в которых следуют одна за другой в порядке тезис – развитие тезиса – антитезис – синтез. Например у Брюсова, в первом катрене лирический герой, являющийся персонифицированным, сообщает нам о жажде путешествий, перемен:
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Во втором катрене лирический герой разворачивает описание женщин, встречавшихся ему на протяжении всех его путей:
И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре…
Далее первом терцете лирический герой переходит от описания самих женщин непосредственно самому чувству любви, которое он способен разбудить в их (женских) сердцах(противопоставляет своим чувствам чувства женщин):
В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где всё единственно и не случайно.
В последней части сонета – во втором терцете - лирический герой связывает две темы – жажду новизны и любовь. Он признает себя злодеем, играющим с чужими судьбами, но ничего не может с этим поделать, ведь жажда новых ощущений , которые он получает от любви каждой женщины превыше его моральных принципов(делает неожиданный вывод):
Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной.
Сонет Гумилева, написанный на эту же тему , обладает немного другой композицией:
Тезис данного сонета идентичен тезису сонета Брюсова; лирический герой жаждет нескончаемых путешествий и перемен:
Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.
Развитие тезиса здесь представлено абсолютно иначе: лирический герой, мечтающий всю жизнь «лобзать новые уста», переключается на описание действий в тот момент, когда ему придется отказаться от былой жизни – в старости:
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя…
Резкое противопоставление сказанному во втором катрене дает первый терцет: лирический герой теперь уже не в мечтах , а наяву задумывается о дальнейшей своей жизни после того, как выйдет из»забвения».Теперь уже мечты о старости, в которых по мнению героя можно просто отказаться от былой жизни рассеиваются, ведь на самом деле он осознает, как тяжело в один прекрасный момент понять, что вся твоя жизнь спущена в пустую и назревает вопрос: а что делать дальше?
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей…
В заключительной части лирический герой подходит к развязке соединяя тему одиночества и чувства «невыполненного долга»:
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
Подводя итог анализу данных сонетов с позиции их формы, следует дополнить, что любой сонет должен заключаться «сонетным замком». «Замок» обычно располагается в двух последних строках, реже – в одной. В лирическом стихотворении – это фраза, содержащая парадокс, неожиданный вывод. Как правило, малый объем замка определяет емкость, афористичность финальной фразы. У Брюсова сонетным замком является фраза: «Но каждая душа – то новый мир И манит вновь своей безвестной тайной.»,- которая объясняет непреодолимую тягу лирического героя к женщинам. Он(лирический герой) получает огромное удовольствие от общения, от постижения чужой души так же , как постигает удовольствие от раскрытия чего-то неизведанного. У Гумилева сонетный замок звучит иначе: «И никогда не звал мужчину братом».Никогда не звать мужчину братом –означает, что он никогда никого не воспримет как равного себе, т.е. не иметь друзей, а значит и быть обреченным на одинокую старость…
Перейдем к анализу звучания данных стихотворений. Как я уже говорила, они написаны размером пятистопного ямба, размером сабельным ударным, ритмичным. Чтение этих сонетов подобно бегу; они будто читаются на одном дыхании. В сонете Гумилева даже присутствует чередование мужской и женской рифм, что делает его попеременно то мягким, то твердым. У Брюсова такое чередование рифм отсутствует: каждая строка катрена или терцета заканчивается на ударный звук, а значит рифма в нем грубая мужская, что как нельзя лучше подчеркивает отточенность мысли и уверенность лирического героя в каждом своем слове:
Да, я – моряк! Искатель островов…
…Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Из анализа этих двух замечательных сонетов Гумилева и Брюсова можно сделать один вывод: несмотря на общую тему, тему Дон Жуана, два этих автора передают его мироощущение абсолютно по разному: если первый герой готов буквально кричать о своей любви к прожиганию своей жизни и жизни других,если он, первый Дон Жуан, наслаждается жизнью живя только сегодняшним днем, то мысли второго Дон Жуана отнюдь не так беспечны.Он уже начинает задумываться о старости, с горестью ожидая того момента, когда ему «надоест» вся его прежняя жизнь, он боится понять то , что прожил жизнь бессмысленно. Сопоставительный анализ Дон Жуанов Н.А.Гумилева и В.Я.Брюсова показал нам насколько одинаковыми , и в то же время насколько разными могут быть два , на первый взгляд одинаковых образа…
№18
Дон Жуан – моряк и у Гумилёва и у Брюсова, жизнь Дон Жуана бурлит и кипит, в каждом движении героя видны страсть к женщине, к путешествию, безумие и рвение к жизни.
Теперь о различии. Дон Жуан Гумилёва, наверное на пороге преклонных лет, поскольку он начинает задумываться о бессмысленности и пустоте прожитого. Ни детей, ни дома, ни жены… А герой Брюсова герой горит пламенем вершины жизни, он пьет её, как вампир, не задумываясь ни о чём.
Нравится мне этот Дон Жуан, хоть глупец, но он мне нравится!
№19
В литературе XX века В. Брюсов и Н. Гумилёв – личности во многом неоднозначные и противоречивые. Долгое время Н. Гумилёв считал В. Брюсова своим учителем, брюсовские мотивы прослеживаются в многих его стихах. Сопоставим две художественные интерпретации образа Дон Жуана в одноимённых сонетах этих авторов.
Легендарный Дон Жуан уже был многократно интерпретирован в литературе, размножен, как никто другой. А у Н. Гумилёва перед глазами был совсем свежий наглядный пример, написанный В. Брюсовым в 1900 году. Оба сонета написаны в форме монолога героя - от первого лица: « Да, я моряк…» и « Моя мечта…». Однако при первой публикации произведения В. Брюсова было написано: « Донъ Жуанъ». А при публикации гумилёвского Дон Жуана - «Донъ- Жуанъ». Стоит обратить внимание на то, что современные написания этого имени зависят, по - видимому, от редакторских предпочтений. Сонет В. Брюсова построен на «разворачивающихся», но непересекающихся сравнениях. Он сравнивает своего героя с моряком: « Да, я моряк! Искатель островов, / Скиталец дерзкий в неоглядном море. / Я жажду новых стран, иных цветов, / Наречий странных, чуждых плоскогорий ». Прослеживается мотив мореплавания, путешествия. Так же встречается и у Н. Гумилёва : « Схватить весло, поставить ногу в стремя…» это некий пример синхронных сравнений , Н. Гумилёв более тонко и осторожно обращается с литературными формулами. Они не развёрнуты, на них лишь дан намек. А сонет В. Брюсова построен на сравнениях типа «любовь- море», « любовник- путешественник» и т.д. Так же он сравнивает Дон Жуана с вампиром: « Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!» Кровь-любовь указывает на равенство этих двух понятий для поэта. Брюсовское мироощущение любви далеко от светлого, романтического чувства, оно является испепеляющей страстью плоти. Плотская любовь вместе с тем и духовна, она символизирует бесконечный путь раскрытия всё новых тайн: « Но каждая душа- то новый мир / И манит вновь своей безвестной тайной». В сонете же Н. Гумилёва можно заметить единственное сравнение «лунатик бледный» , скорее всего это вариация на «Дон Жуана- вампира», но определённо здесь речь идёт о раскаявшемся грешнике: «А в старости принять завет Христа, / Потупить взор, посыпать пеплом темя/ И взять на грудь спасающее бремя/ Тяжёлого железного креста!» А вот у В. Брюсова , можно сказать, что речь идёт о классическом Дон Жуане, хотя в строках: «В любви душа вскрывается до дна, / Яснеет в ней святая глубина, / Где всё единственно и не случайно» - представляется образ «одумавшегося Дон Жуана». В гумилёвском же Сюжетно- идейном сонете «сворачивается» история образа. Его герой бездетный («Я не имел от женщины детей…»), одинокий(«И никогда не звал мужчину братом»)
Во всяком случае это результат его «стараний», но дело в том, что брюсовский Дон Жуан не осознает своего одиночества, жизнь для него- игра полная тайн, он одержим этими тайнами. Гумилёвский же Дон Жуан в конце- концов осознаёт всю неизбежность ситуации.
№