Тые люди, такие как Тиро де Молина в своей пьесе «Севильский распутник и каменный гость» где был создан, тот причудливый характер, который обошёл потом весь мир
Вид материала | Документы |
- Тирсо де Молина. Севильский озорник, или каменный гость, 1292.91kb.
- П. Я. Чаадаев Заданная Белинским парадигма рассмотрения "Каменного гостя" как драмы, 566.96kb.
- Сочинение на тему: «Как я отношусь к войне?», 112.99kb.
- Программа ао дает мне уверенность в себе, какую имеют все творческие люди. Насколько, 183.33kb.
- Если тебе повезло и ты был в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих, 33.23kb.
- «Бог создал мир, потому что «по преизбытку благости восхотел, чтоб произошло нечто,, 501.8kb.
- Исследовательская работа по литературе Национальное преломление архетипического образа, 55.43kb.
- Неточка незванова, 2038.86kb.
- Федор Михайлович Достоевский, 1973.02kb.
- Разноуровневые задания по пьесе М. Горького «На дне», 24.41kb.
Сравнительный анализ
Дон Жуан... Легендарный испанец, соблазнитель женских сердец, смелый беззаконник… Персонаж многих художественных произведений.
Этот яркий, неоднозначный образ издавна не давал покоя писателям, будил их воображение и вдохновлял на создание всё новых и новых героев. О Дон Жуане написано около 150 литературных произведений.
Глубокие размышления о счастье, о смысле жизни, о человеческом предназначении слышатся и в поэтических творениях Валерия Брюсова и Николая Гумилёва с одинаковыми названиями. Образ Дон Жуана стал своего рода предметом полемического диалога двух мэтров Серебряного века, один из которых всегда называл себя учеником другого.
Свою книгу «Жемчуга», куда и вошло стихотворение «Дон Жуан», Николай Гумилёв посвящает своему учителю Валерию Брюсову. Этот факт может быть лишь косвенным доказательством моих предположений. Чтобы быть более убедительной, обращусь к поэтическим текстам.
На первый взгляд, в них немало общего. Уже само название помогает воссоздать в нашем воображении знакомый по ряду произведений образ. В избранной поэтами форме стихотворений легко угадывается сонет. Да и, наконец, сама мелодика произведений задаётся одним и тем же поэтическим размером — пятистопным ямбом с одинаковым рисунком вкрапления стоп пиррихия в каждой первой строке катренов и терцетов.
Однако более детальное погружение в поэтические тексты позволяет заметить не прямое подражание одного автора другому, а скорее, умелое противостояние, своего рода отклик одного на утверждение другого.
В сонете Брюсова пред нами предстает образ «дерзкого моряка-скитальца», ни на минуту не сомневающегося в правильности выбранного им пути, о чём ярко свидетельствует заявленное уже в первой строчке утверждение лирического героя: «Да, я — моряк!». Позиция, усиленная формой восклицания, не только ясна, но и неоспорима.
Герой живет полной жизнью сегодня. Для него не существуют завтра и вчера. В нем кипит жажда познаний и открытий. «Неоглядное море» — это своего рода авторская аллегория на образ жизни Дон Жуана — широкой, вольной, устремлённой лишь вперёд, отрицающей всякую попытку возврата в прошлое. На пути новых свершений чужие жизни и судьбы не имеют для Дон Жуана Брюсова большого значения. «Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!» — трижды восклицает его герой в финале своего пламенного монолога. Да, это эгоист. Для него его личное «Я» — весь мир. Он привык побеждать, быть на вершине славы... Покорять еще одну судьбу для лирического героя Брюсова — увлекательное испытание, наполняющее его какой-то сверхъестественной силой. Неслучайным мне кажется и сравнение Дон Жуана с вампиром, безжалостно губящим жизни других во имя продолжения собственной. И каждая новая «жертва» — это еще одна победа, еше одна ступень на пути к достижению поставленной цели — познания мира, который вновь и вновь манит героя «своей безвестной тайной».
Мне кажется, такой герой должен быть чудовищно страшным и совсем непритягательным. Однако, я не испытываю таких чувств по отношению к герою Брюсова. Возможно, торжественность слога, жизнеутверждающая тональность стиха, общая восторженность, которая ощущается в каждой строчке произведения, очень сильно влияют на наше отношение к лирическому герою. Дон Жуан Валерия Брюсова мне скорей напоминает не чудовищного вампира, а красивого юношу, быть может, даже ребёнка. Все свои действия он совершает неосознанно, будто по наитию, по зову сердца, как ребенок... Он исследует, изучает, делает свои первые шаги в мир и упивается ощущением тайны и неизведанности:
Я жажду новых стран, иных цветов
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
...И как ребенок, уже изучивший свою игрушку, сполна насладившись ею, жадно тянется к новой, пока совсем неизвестной, а оттого особенно притягательной. И в этом ребёнке я угадываю себя, моих сверстников, ведь признаться, мы все пока ещё эгоисты! Мы любим жизнь, стремимся испытать себя и, подобно герою Брюсова, свято верим, что
В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где всё единственно и не случайно.
Совсем иным мне видится образ лирического героя в сонете Николая Гумилева. Этот герой уже не так молод, он погружён в глубокие раздумья, способен анализировать, заглядывая в будущее, а из него вновь возвращаться мыслями в прошлое, он умеет видеть себя со стороны и давать себе совсем не лестную оценку. В душе он ещё всё стремится быть романтиком, тем полным веры в себя Дон Жуаном, мечтает о жизни полной, стремительной. Готовность по-прежнему обманывать «медлительное время», решительность героя подчёркивают глаголы совершенного вида: «схватить весло», «поставить ногу в стремя». Но нет! Это уже не тот Дон Жуан, который, безоглядно проживая свою жизнь и ни о чём не жалея, стремится к новым свершениям и победам. В начале второго катрена накал страстей затихает, и лирический герой погружается в глубокие раздумья о быстротечности жизни, старости, бренности земного существования. Тональность всего сонета постепенно меняется, и речь героя начинает принимать скорее исповедальный характер, что усиливается выбранной формой изложения от первого лица.
Теперь Дон Жуан напоминает кающегося грешника, пришедшего к доброму пастору излить свою переполненную грехами душу... Он готов «принять завет Христа» и «взять на грудь спасающее бремя // тяжёлого железного креста». Лирический герой не чувствует в себе жажды жизни, она превращается для него в тяжкое бремя, непосильную ношу. Дон Жуан, как уставший путник, ощущает себя «ненужным атомом» вселенной, который хаотично куда-то движется, но ни к чему не стремится, а потому никому не способен принести радость, никому, даже себе, подарить её, увы, не может. Он живёт как во сне. Сравнение с лунатиком подчёркивается отсутствием всякого интереса к чему бы то ни было, лирический герой автоматически совершает привычные действия, живёт по уже знакомому сценарию. Но даже эта «тишь путей» пугает героя, делает его слабым, беззащитным, «бледным», а потому лишь в смерти видит он своё спасение.
Итак, два Дон Жуана оказываются совсем не похожими друг на друга. Один — решительный, смелый, полный сил и стремлений. Другой — слабый, растерянный, потерявший интерес к жизни человек. При чтении этих сонетов создаётся ощущение зеркального отражения жизненных путей двух героев, слитых в единое целое — человеческую жизнь, первая половина которой — яркая, насыщенная и небезгрешная, вторая — тихая, наскучившая и оттого тяжкая. Зеркальность отражения видна и в избранных поэтами видах рифмовки. Перекрёстная рифмовка первых катренов сонета Брюсова, сменяется смежной, а затем кольцевой. Напротив, сонет Гумилёва начинается кольцевой рифмовкой, которая в конце произведения меняется на смежную и перекрёстную.
Зеркальность изображения героев усиливает ощущение спора двух поэтов, что, несомненно, помогает читателю задуматься и над своей собственной жизнью, стать участником философского рассуждения о человеческом предназначении, о смысле бытия …
№15 нет
№16
«Пожалуй, жестокость, откровенная жестокость женщинам милее всего: в них удивительно сильны первобытные инстинкты. Мы им дали свободу, а они все равно остались рабынями, ищущими себе господина. Они любят покоряться».
Оскар Уайльд
Дон Жуан - один из наиболее излюбленных образов мировой литературы. Цель жизни Дон Жуана - любовь к женщине, для обладания которой обычно попираются человеческие и "божеские" законы. Этот герой показан нам как сластолюбец, властитель своей жизни, своей стихии, борющийся с препятствиями, которые чужды обычным людям.
У В. Брюсова Дон Жуан - это моряк, скитающийся по миру, искатель новых островов:
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Острова, наречия, цветы - это все те новые впечатления, которые должны поглотить его, не дать ему опомниться, захватить его в свои объятья…но в то же время они дают ему глоток того свежего воздуха - нового чувства, за которым так и охотится Дон Жуан.
Да, ведь он обладает тем самым притягательным чувством - чувством ярого романтика, наслаждения, бесстыдства. Он служит притягательным магнитом или неким сладостным нектаром для женщин:
И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре!
Н.С. Гумилёв сделал своего героя более жёстким, даже надменным. Здесь он воин; он проходит все испытания - это человек с железным и даже, скорее, каменным сердцем. Он не способен «рвать и метать»; сложно представить, что его захватывают чувства нежности, доброты. Нет, это просто чувство отваги, возникающее при преодолении нового рубежа, испытания, движения к новой цели.
И Дон Жуан готов к наказанию - к другому новому испытанию. Этот боец принимает участь, которая его ждет: ведь она неизбежна - она спасительна .А это и есть тот глоток воздуха, к которому так стремится герой В.Брюсова. Но здесь он действительно спасительный…
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжёлого железного креста!
Но, редко вспоминая об этом, он продолжает свой путь дальше, покоряя новые земли, вершины.
И приходит время, когда герой должен оглянуться, посмотреть назад. Но что же он там увидит? Это будет разруха, охваченная пламенем завоеваний, разбитые вдребезги сердца, а может, это будет пугающая пустота…
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей.
Дон Жуан познает те чувства и будет жалеть:
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
В.Брюсов, в отличие от Н.Гумилёва, награждает своего героя душой, теплотой сердца, познанием радости, наслаждением фееричной жизни. Дон Жуан - это сверхчеловек, обладающий неким знанием, душой, глубиной пугающей, но возносящей его над многими и многими. Он прекрасен. И ни у кого не возникает сомнений, чтобы противоречить ему. Он человек - он живёт этим.
Дон Жуан боготворит душу. Он знает - он виновник своего положения. Но ведь дон Жуан искатель; всё новое для него - наркотик. Он упивается жизнью, он ловит каждые её моменты, глотает каплю за каплей.
Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной.
И мы его прощаем. Мы сами готовы идти за ним, боготворить его.
Два эти одноимённых сонета раскрывают нам мир одного героя, одного единственного человека.
Но как он многогранен!
№17
Начать сопоставительный анализ данных произведений следует с анализа формы, в которой они написаны. Оба этих стихотворения Гумилева и Брюсова написаны в форме сонета. Сонет – это стихотворение из 14 строк, обладающее канонической системой рифмовки и строгими стилистическими законами. На написание данного жанра произведений наложено много традиционных стилевых требований: это и возвышенная лексика и интонация, и точные редкие рифмы, и запрет на переносы и на повторение знаменательного слова в одном и том же значении. Все эти ограничения обусловлены художественной целью сонета как интеллектуального жанра лирики, где каждая строфа – шаг в развитии единой диалектической мысли.
В обоих «Дон Жуанах» форма сонетов строгая, т.е. стихотворения состоят ровно из 14 строк, сгруппированных по принципу: 4+4+3+3 (2 катрена , 2 терцета). Первые восемь в каждом из сонетов содержат две цепи сквозных рифм, при этом рифмовка первого катрена повторятся во втором (только у Брюсова эта рифма abab abab, а у Гумилева abba abba).
В заключительных шести строках у обоих авторов рифмовка не повторяется, что не противоречит правилам сонетного канона. В «Дон Жуане» Брюсова рифма в терцетах выглядит так: ccd eed, в то время, как у Гумилева :ccd ede. Следует заметить, что в терцетах используется иной тип рифмовки, нежели в катренах: в «Дон Жуане» первого автора – перекрестная рифмовка в катренах и кольцевая в терцетах, у второго, наоборот кольцевая рифмовка в катренах и перекрестная в терцетах.
Оба сонета «Дон Жуан» написаны пятистопным ямбом (соответствующим итальянскому 11–сложнику) - размером сабельным, ударным, ритмичность и быстрота которого полностью соответствует стремлению лирического героя к новым ощущениям. Он «жаждет новых стран, иных цветов», тем самым пытаясь «обмануть медлительное время», пытается взять от жизни всё.
Сходны два эти произведения и тем, что в них допускается наличие строфных переносов, т.е. графически выделенная строфа не является законченной. Вот, например:
У В.Я.Брюсова:
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной
У Н.А Гумилёва:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время…
Точность рифм так же нарушается в каждом из этих стихотворений. У Брюсова несовпадают окночания в первом катрене (моРЕ – плоскогорРИЙ) и в терцетах(случайНО-тайНОЙ), а у Гумилёва в первом терцете(победнОЙ-бледнЫЙ).
Поделенные на катрены и терцеты сонеты имеют строгую тематическую композицию. В данном случае оба «Дон Жуана» - сонеты лирические, части в которых следуют одна за другой в порядке тезис – развитие тезиса – антитезис – синтез. Например у Брюсова, в первом катрене лирический герой, являющийся персонифицированным, сообщает нам о жажде путешествий, перемен:
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Во втором катрене лирический герой разворачивает описание женщин, встречавшихся ему на протяжении всех его путей:
И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре…
Далее первом терцете лирический герой переходит от описания самих женщин непосредственно самому чувству любви, которое он способен разбудить в их (женских) сердцах(противопоставляет своим чувствам чувства женщин):
В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где всё единственно и не случайно.
В последней части сонета – во втором терцете - лирический герой связывает две темы – жажду новизны и любовь. Он признает себя злодеем, играющим с чужими судьбами, но ничего не может с этим поделать, ведь жажда новых ощущений , которые он получает от любви каждой женщины превыше его моральных принципов(делает неожиданный вывод):
Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной.
Сонет Гумилева, написанный на эту же тему , обладает немного другой композицией:
Тезис данного сонета идентичен тезису сонета Брюсова; лирический герой жаждет нескончаемых путешествий и перемен:
Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.
Развитие тезиса здесь представлено абсолютно иначе: лирический герой, мечтающий всю жизнь «лобзать новые уста», переключается на описание действий в тот момент, когда ему придется отказаться от былой жизни – в старости:
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя…
Резкое противопоставление сказанному во втором катрене дает первый терцет: лирический герой теперь уже не в мечтах , а наяву задумывается о дальнейшей своей жизни после того, как выйдет из»забвения».Теперь уже мечты о старости, в которых по мнению героя можно просто отказаться от былой жизни рассеиваются, ведь на самом деле он осознает, как тяжело в один прекрасный момент понять, что вся твоя жизнь спущена в пустую и назревает вопрос: а что делать дальше?
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей…
В заключительной части лирический герой подходит к развязке соединяя тему одиночества и чувства «невыполненного долга»:
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
Подводя итог анализу данных сонетов с позиции их формы, следует дополнить, что любой сонет должен заключаться «сонетным замком». «Замок» обычно располагается в двух последних строках, реже – в одной. В лирическом стихотворении – это фраза, содержащая парадокс, неожиданный вывод. Как правило, малый объем замка определяет емкость, афористичность финальной фразы. У Брюсова сонетным замком является фраза: «Но каждая душа – то новый мир И манит вновь своей безвестной тайной.»,- которая объясняет непреодолимую тягу лирического героя к женщинам. Он(лирический герой) получает огромное удовольствие от общения, от постижения чужой души так же , как постигает удовольствие от раскрытия чего-то неизведанного. У Гумилева сонетный замок звучит иначе: «И никогда не звал мужчину братом».Никогда не звать мужчину братом –означает, что он никогда никого не воспримет как равного себе, т.е. не иметь друзей, а значит и быть обреченным на одинокую старость…
Перейдем к анализу звучания данных стихотворений. Как я уже говорила, они написаны размером пятистопного ямба, размером сабельным ударным, ритмичным. Чтение этих сонетов подобно бегу; они будто читаются на одном дыхании. В сонете Гумилева даже присутствует чередование мужской и женской рифм, что делает его попеременно то мягким, то твердым. У Брюсова такое чередование рифм отсутствует: каждая строка катрена или терцета заканчивается на ударный звук, а значит рифма в нем грубая мужская, что как нельзя лучше подчеркивает отточенность мысли и уверенность лирического героя в каждом своем слове:
Да, я – моряк! Искатель островов…
…Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Из анализа этих двух замечательных сонетов Гумилева и Брюсова можно сделать один вывод: несмотря на общую тему, тему Дон Жуана, два этих автора передают его мироощущение абсолютно по разному: если первый герой готов буквально кричать о своей любви к прожиганию своей жизни и жизни других,если он, первый Дон Жуан, наслаждается жизнью живя только сегодняшним днем, то мысли второго Дон Жуана отнюдь не так беспечны.Он уже начинает задумываться о старости, с горестью ожидая того момента, когда ему «надоест» вся его прежняя жизнь, он боится понять то , что прожил жизнь бессмысленно. Сопоставительный анализ Дон Жуанов Н.А.Гумилева и В.Я.Брюсова показал нам насколько одинаковыми , и в то же время насколько разными могут быть два , на первый взгляд одинаковых образа…
№18
Дон Жуан – моряк и у Гумилёва и у Брюсова, жизнь Дон Жуана бурлит и кипит, в каждом движении героя видны страсть к женщине, к путешествию, безумие и рвение к жизни.
Теперь о различии. Дон Жуан Гумилёва, наверное на пороге преклонных лет, поскольку он начинает задумываться о бессмысленности и пустоте прожитого. Ни детей, ни дома, ни жены… А герой Брюсова герой горит пламенем вершины жизни, он пьет её, как вампир, не задумываясь ни о чём.
Нравится мне этот Дон Жуан, хоть глупец, но он мне нравится!
№19
В литературе XX века В. Брюсов и Н. Гумилёв – личности во многом неоднозначные и противоречивые. Долгое время Н. Гумилёв считал В. Брюсова своим учителем, брюсовские мотивы прослеживаются в многих его стихах. Сопоставим две художественные интерпретации образа Дон Жуана в одноимённых сонетах этих авторов.
Легендарный Дон Жуан уже был многократно интерпретирован в литературе, размножен, как никто другой. А у Н. Гумилёва перед глазами был совсем свежий наглядный пример, написанный В. Брюсовым в 1900 году. Оба сонета написаны в форме монолога героя - от первого лица: « Да, я моряк…» и « Моя мечта…». Однако при первой публикации произведения В. Брюсова было написано: « Донъ Жуанъ». А при публикации гумилёвского Дон Жуана - «Донъ- Жуанъ». Стоит обратить внимание на то, что современные написания этого имени зависят, по - видимому, от редакторских предпочтений. Сонет В. Брюсова построен на «разворачивающихся», но непересекающихся сравнениях. Он сравнивает своего героя с моряком: « Да, я моряк! Искатель островов, / Скиталец дерзкий в неоглядном море. / Я жажду новых стран, иных цветов, / Наречий странных, чуждых плоскогорий ». Прослеживается мотив мореплавания, путешествия. Так же встречается и у Н. Гумилёва : « Схватить весло, поставить ногу в стремя…» это некий пример синхронных сравнений , Н. Гумилёв более тонко и осторожно обращается с литературными формулами. Они не развёрнуты, на них лишь дан намек. А сонет В. Брюсова построен на сравнениях типа «любовь- море», « любовник- путешественник» и т.д. Так же он сравнивает Дон Жуана с вампиром: « Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!» Кровь-любовь указывает на равенство этих двух понятий для поэта. Брюсовское мироощущение любви далеко от светлого, романтического чувства, оно является испепеляющей страстью плоти. Плотская любовь вместе с тем и духовна, она символизирует бесконечный путь раскрытия всё новых тайн: « Но каждая душа- то новый мир / И манит вновь своей безвестной тайной». В сонете же Н. Гумилёва можно заметить единственное сравнение «лунатик бледный» , скорее всего это вариация на «Дон Жуана- вампира», но определённо здесь речь идёт о раскаявшемся грешнике: «А в старости принять завет Христа, / Потупить взор, посыпать пеплом темя/ И взять на грудь спасающее бремя/ Тяжёлого железного креста!» А вот у В. Брюсова , можно сказать, что речь идёт о классическом Дон Жуане, хотя в строках: «В любви душа вскрывается до дна, / Яснеет в ней святая глубина, / Где всё единственно и не случайно» - представляется образ «одумавшегося Дон Жуана». В гумилёвском же Сюжетно- идейном сонете «сворачивается» история образа. Его герой бездетный («Я не имел от женщины детей…»), одинокий(«И никогда не звал мужчину братом»)
Во всяком случае это результат его «стараний», но дело в том, что брюсовский Дон Жуан не осознает своего одиночества, жизнь для него- игра полная тайн, он одержим этими тайнами. Гумилёвский же Дон Жуан в конце- концов осознаёт всю неизбежность ситуации.
№