Поэзия «озерной школы» в контексте литературного развития в россии XIX начала ХХ века 10. 01. 01 русская литература

Вид материалаЛитература

Содержание


Общая характеристика работы
Новизна работы
Теоретическая значимость
Достоверность выводов
Практическая значимость
На защиту выносятся следующие положения
Основное содержание работы
Параграф второй
Параграф первый
Параграф третий
Подобный материал:
  1   2   3

На правах рукописи


РЯБОВА АННА АНАТОЛЬЕВНА


ПОЭЗИЯ «ОЗЕРНОЙ ШКОЛЫ» В КОНТЕКСТЕ ЛИТЕРАТУРНОГО РАЗВИТИЯ В РОССИИ

XIX – НАЧАЛА ХХ ВЕКА


10.01.01 – русская литература


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Саратов – 2007


Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Саратовский государственный университет имени Н.Г.Чернышевского» на кафедре истории русской литературы и фольклора


Научный руководитель: доктор филологических наук

Жаткин Дмитрий Николаевич


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Овчинникова Любовь Владимировна

кандидат филологических наук, доцент

Бибина Ирина Владимировна


Ведущая организация: Московский государственный

областной университет


Защита состоится 13 марта 2008 г. в 16-00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.243.02 в Саратовском государственном университете имени Н.Г. Чернышевского (410012, г.Саратов, ул. Астраханская, 83) в XI корпусе.


С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета.


Автореферат разослан « 9 » февраля 2008 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета Ю.Н.Борисов


^ Общая характеристика работы

Целью настоящего исследования является анализ процесса восприятия творчества английских поэтов «озерной школы» русской литературой XIX – начала ХХ века. В соответствии с целью исследования были поставлены следующие задачи:

  1. установить особенности восприятия русскими писателями XIX – начала ХХ в. произведений В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути, их созвучие событиям общественной и литературной жизни России;
  2. выявить реминисценции и традиции творчества английских поэтов «озерной школы» в произведениях русских писателей XIX – начала ХХ века;
  3. осуществить литературоведческий анализ русских переводов произведений В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути, осуществленных в XIX – начале ХХ в. В.А.Жуковским, А.С.Пушкиным, И.И.Козловым, А.Н.Плещеевым, Н.С.Гумилевым, Г.В.Ивановым, К.Д.Бальмонтом, В.А.Рождественским и др.

Актуальность исследования объясняется перспективностью для сравнительного литературоведения, базирующегося на выявлении фактов взаимодействия русской и зарубежной литератур, изучения русской рецепции творчества отдельных инонациональных писателей, основывающегося на фундаментальных трудах А.Н.Веселовского, В.М.Жирмунского, М.П.Алексеева, Н.И.Балашова, Ю.Д.Левина. В диссертационных исследованиях Л.Н.Душиной (1975), А.Г.Вакуленко (1990), Г.Г.Подольской (1999) содержатся значимые наблюдения над особенностями романтической баллады XIX в., представляющиеся особенно существенными в свете того, что поэты «озерной школы» получили известность в России прежде всего как авторы произведений балладного жанра. Отдельные вопросы поэтики и стиля В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути, роль фольклора в развитии их творчества, восприятие произведений «озерной школы» английской критикой XX в. в той или иной степени были рассмотрены в диссертационных исследованиях Е.И.Клименко (1956), Т.Ф.Стыбаевой (1978), А.В.Лашкевич (1983), Л.В.Федотовой (2007).

Вместе с тем следует признать, что русская рецепция творчества «озерной школы» до настоящего времени изучалась только фрагментарно. В частности, известны научные статьи Л.М.Аринштейна («Жуковский и поэма о 1812 годе Роберта Саути», 1987), В.М.Костина («Жуковский и Пушкин: К проблеме восприятия поэмы Р.Саути «Родриг, последний из готов», 1979; «Жуковский – читатель Р.Саути», 1984) и В.Л.Ромаш («Баллада Р.Саути «Суд божий над епископом» в школе», 1992), затрагивающие отдельные аспекты восприятия творчества Р.Саути В.А.Жуковским. Проблема «Поэты «озерной школы» и А.С.Пушкин» в разные годы затрагивалась в работах Н.В.Яковлева («Из разысканий о литературных источниках в творчестве Пушкина. Перевод Пушкина из поэмы Вордсворта «Экскурсия». Пушкин и Кольридж. Пушкин и Соути», 1926), С.В.Штейна («Пушкин и Кольридж: (К вопросу о происхождении стихотворения «Анчар»)», 1926), М.П.Алексеева («Русско-английские литературные связи (XVIII век – первая половина XIX века)», 1982), А.А.Долинина («К вопросу о «Страннике» и его источниках», 1987; «Из разысканий вокруг «Анчара»: Источники, параллели, истолкования», 2001), С.Векслер («О «Медоке» А. С. Пушкина», 1989; «Воссоздание испанского романса», 1992), А.Н.Гиривенко («Поэзия Роберта Саути в интерпретации Пушкина: Спорные вопросы рецепции», 1999), Д.Пирог («Природа и пейзаж памяти у Пушкина и Вордсворта», 2002) и была, в конечном итоге, глубоко рассмотрена в диссертационных исследованиях В.А.Сайтанова (1979) и Г.Ю.Шлейкиной (2006). О переводах И.И.Козлова из В.Вордсворта упоминается в диссертации Э.А.Веденяпиной (1972); об очевидном опосредованном влиянии С.Т.Кольриджа на М.Ю.Лермонтова фрагментарно писали Б.В.Нейман («К вопросу об источниках поэзии Лермонтова», 1915), И.Л.Андроников («Я хочу рассказать вам…», 1962), Л.М.Аринштейн («Романс» («Стояла серая скала на берегу морском...»), 1981).

Неизученным остается пласт русской рецепции творчества поэтов «озерной школы» во второй половине XIX в. Вместе с тем русские авторы, обращавшиеся к наследию «озерной школы», оставили свой существенный след в литературной истории, прежде всего – А.Н.Плещеев, И.З.Суриков, Я.К.Грот, Д.Е.Мин, Ф.Б.Миллер, А.А.Коринфский, Н.Л.Пушкарев. Немногочисленные переводы, осуществленные этими и другими русскими писателями, способствовали поддержанию интереса в России к творчеству «озерной школы» уже после ухода из жизни В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути.

Проблема восприятия наследия «озерной школы» русской литературой начала XX в., долгие годы остававшаяся лишь предметом косвенного внимания исследователей, в 1990-е гг. была пристально изучена Г.Г.Подольской, опубликовавшей две монографии и защитившей в 1999 г. диссертацию на соискание ученой степени доктора филологических наук «Английская романтическая баллада в контексте русской литературы первой четверти XX в. (С.Т.Кольридж, Р.Саути)». Однако даже появление обобщающей работы по вопросу восприятия писателями «серебряного века» произведений английских романтиков «озерной школы» никоим образом не закрывает тему. Г.Г.Подольская не затрагивает вопросов русской рецепции творчества В.Вордсворта. Кроме того, объектами внимания русских поэтов «серебряного века» были не только произведения писателей «озерной школы», созданные в жанре баллады, но также и их поэмы, небольшие лирические стихотворения. Осуществляя анализ переводов с английского, принадлежащих корифеям «серебряного века», Г.Г.Подольская оставляет несколько в стороне такие имена второго плана, как Д.Л.Майзельс и Н.А.Энгельгардт.

Таким образом, к настоящему времени можно говорить о наличии обобщающих работ по проблемам влияния «озерной школы» на творческую деятельность А.С.Пушкина и русских писателей «серебряного века». Вместе с тем материалы о преемственности традиций «озерной школы» у В.А.Жуковского, И.И.Козлова и М.Ю.Лермонтова достаточно разрозненны, а материалы по русской рецепции наследия «озерной школы» во второй половине XIX в. вообще не систематизировались и не изучались. В свете сказанного назрела настоятельная необходимость появления обобщающей работы, призванной целостно рассмотреть процесс эволюции восприятия произведений В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути русской литературой XIX – начала ХХ века, систематизируя разрозненные факты из работ предшественников и заполняя имеющиеся лакуны научного знания собственным исследовательским материалом.

Наблюдения и выводы диссертации не только углубляют понимание русской рецепции «озерной школы», но и могут использоваться при разработке вопросов поэтики и стиля В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути, жанровой специфики их основных произведений, остающихся во многом неразрешенными не только в русском, но и в зарубежном литературоведении. Это тем более актуально в свете заметного усиления внимания современных отечественных переводчиков к произведениям поэтов «озерной школы», выразившемся не только в появлении в последние годы многочисленных новых переводов, но и в издании уже в начале XXI в. авторитетных сборников С.Т.Кольриджа (2004) и Р.Саути (2006), в которых английские оригиналы приведены параллельно с лучшими русскими переводами.

Источниками для анализа послужили:

1) окончательные редакции, варианты и наброски произведений В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути на английском языке;

2) переводы произведений В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути на русский язык, выполненные и опубликованные в XIX – начале ХХ в.;

3) произведения русских писателей XIX – начала ХХ в., содержащие реминисценции и традиции творчества английских поэтов «озерной школы»;

4) литературно-критические публикации ХIX – начала ХХ в., осмысливающие произведения поэтов «озерной школы» и их влияние на литературное развитие в России.

^ Новизна работы заключается в том, что в ней впервые дается комплексный анализ процесса эволюции восприятия произведений В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути русской литературой XIX – начала ХХ века. С одной стороны, вся совокупность отмеченных фактов рассматривается в комплексном единстве, с учетом особенностей литературного развития в России XIX – начала ХХ в.; с другой стороны – анализ носит детальный характер, особенно в тех случаях, когда вводится в научный оборот новый материал, а также при систематизации и дополнении разрозненных работ предшественников. Автором диссертации предложено рассмотрение стихотворения И.З.Сурикова «Жалобы бедняков», прежде считавшегося оригинальным, в качестве перевода из Р.Саути («Complaints of the Poor»). Впервые осуществлен целостный анализ переводов произведений поэтов «озерной школы» на русский язык, выполненных в разные годы А.Н.Плещеевым, Д.Е.Мином, Я.К.Гротом, М.Праховым, Ф.Б.Миллером, Д.Л.Майзельсом, Н.А.Энгельгардтом, В.А.Рождественским. В работе систематизирован и благодаря этому иначе интерпретирован материал о восприятии произведений В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути в творчестве В.А.Жуковского, И.И.Козлова, М.Ю.Лермонтова, Н.С.Гумилева, Г.В.Иванова и др. Впервые установлен ряд важных семантических, стилистических, экспрессивных и иных различий между оригинальными произведениями поэтов «озерной школы» и их русскими поэтическими переводами. Таким образом, диссертационное исследование дает определённое пополнение научного знания в области сравнительного литературоведения, в изучении русско-западноевропейских литературных связей.

^ Теоретическая значимость исследования состоит в опыте многоуровневой систематики процессов восприятия творчества инонациональных писателей русской литературой XIX – начала ХХ века. Творчество «озерной школы» рассматривается в проекции на историю русской литературы, причем детально раскрывается процесс врастания произведений английских писателей, их поэтики, духовной ауры в широкий контекст литературного развития в России. Произведения русских писателей, впитавшие в себя творческие идеи английских предшественников, предстают более комплексными в стилевом и смысловом плане, нежели это считалось ранее, поскольку расширяется и углубляется эстетическая ретроспектива, явившаяся основой для авторской самореализации. Посредством обращения к вопросам диалектики и динамики литературного развития, творческой преемственности на уровне мотивов, образов, художественного языка и др., рассматриваемым в рамках определенного временного периода, удалось увидеть типологическую близость писателей, произведений и собрать материал, способствующий более полной реконструкции исторической поэтики русской литературы.

^ Достоверность выводов основана прежде всего на результатах детального анализа русской рецепции элементов художественной системы В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути, их идейно-эстетических представлений, а также на учете преемственной связи писателей с предшественниками и, в особенности, с авторами последующего времени. В этой связи представляется существенным учет реминисценций из произведений авторов «озерной школы», их традиций в русской литературе XIX – начала ХХ в., осуществленный в рамках диссертационного исследования.

^ Практическая значимость. Результаты исследования окажутся полезными при подготовке курсов лекций по истории русской литературы XIX – начала ХХ в., истории зарубежной литературы XIX в., при разработке спецкурсов и спецсеминаров, а также при историко-литературном, текстуальном комментировании произведений как самих поэтов «озерной школы», так и русских писателей, осуществивших художественные переводы из В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа, Р.Саути и отразивших традиции английских предшественников. Представляется целесообразным использование результатов исследования при подготовке новых изданий избранных переводов произведений В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути. Материалы диссертации могут быть учтены в исследованиях по истории русского художественного перевода, исторической поэтике русской литературы, русско-английским историко-культурным и литературным взаимосвязям.

Методология работы основывается на достижениях отечественной литературной науки и критики XIX-XX вв., современного русского и зарубежного литературоведения. Используются научные подходы представителей ленинградской сравнительно-исторической школы (М.П.Алексеев, Ю.Д.Левин, В.Е.Багно, Р.Ю.Данилевский, П.Р.Заборов, Д.М.Шарыпкин и др.), установивших множественность влияний иноязычной культуры на русскую литературу, развивавшуюся в тесной связи с европейскими литературами. Автор диссертации полностью разделяет концепцию сравнительно-исторического рассмотрения литератур, согласно которой переводная литература включается в оригинальную литературу на ранних этапах ее развития. На методологию нашего исследования существенным образом повлияли основы научной концепции современного исследователя Ю.Д.Левина. В диссертации также используется опыт анализа взаимодействия русской и инонациональной литератур, имеющийся в работах Л.М.Аринштейна, В.Э.Вацуро, А.Н.Гиривенко, А.А.Долинина, Н.Я.Дьяконовой, А.А.Елистратовой, Д.Н.Жаткина, Э.М.Жиляковой, Е.И.Клименко, В.М.Костина, В.И.Кулешова, А.В.Лашкевич, Ю.В.Левченко, М.Л.Львовой, В.И.Маслова, А.Е.Махова, Б.В.Неймана, А.Н.Николюкина, Н.А.Петровой, Г.Г.Подольской, Б.Г.Реизова, В.А.Сайтанова, Н.А.Соловьевой, С.В.Тураева, А.В.Федорова, Г.Ю.Шлейкиной, С.В.Штейна и др.

Данное исследование в существенной мере опирается на фундаментальные труды А.Н.Веселовского, В.М.Жирмунского, Н.И.Балашова, что позволяет выявить характерные особенности поэтики произведений, раскрыть черты их национального своеобразия, понять специфику описания лирического персонажа и т.д. Были приняты во внимание исследовательские подходы Ю.М.Лотмана, Е.И.Клименко, Г.Г.Подольской, положения теории М.М.Бахтина о диалоге и «чужом слове». В процессе изучения закономерно использовались культурно-исторический, историко-генетический и историко-типологический подходы, а также элементы социально-психологического метода при воссоздании отдельных биографических реалий, что было нередко необходимо для объективного восприятия литературного текста. При развернутой литературоведческой интерпретации художественных текстов, обусловленной тематикой работы, использовались приемы проблемного, комплексного, компаративного анализа.

^ На защиту выносятся следующие положения:

1. Из всего творчества английских романтиков «озерной школы» русской литературе XIX – начала ХХ в. оказались наиболее созвучны балладные произведения, поэмы («Сказание о старом мореходе» и «Кристабель» С.Т.Кольриджа) и небольшие лирические стихотворения. Интерес к балладам представителей «озерной школы» сформировался в условиях становления русского романтизма, глубоко и поэтично раскрывавшего мир субъективных переживаний лирического героя. Первоначальное представление о писателях «озерной школы» как об авторах баллад, возникшее в России в 1820-1830-е гг., впоследствии укреплялось, свидетельством чему стало преимущественное обращение русских поэтов и переводчиков XIX – начала XX в. именно к балладам В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа и Р.Саути, хотя эти авторы оставили существенное и весьма разнообразное наследие как в поэзии, так и в прозе.

2. Особое внимание русских переводчиков привлекла поэма С.Т.Кольриджа «Сказание о старом мореходе», по праву считающаяся одним из вершинных достижений «озерной школы». Вслед за Ф.Б.Миллером, который впервые познакомил русского читателя с поэмой С.Т.Кольриджа в 1857 г., к переводу этого произведения обращались Н.Л.Пушкарев, А.А.Коринфский, Н.С.Гумилев. У каждого из русских поэтов-переводчиков были, несомненно, свои причины обращения к «Сказанию о старом мореходе»: начиная с провозглашения необходимости искупления греха страданием и заканчивая стремлением показать бесконечность миров – как внешнего, так и внутреннего. Вместе с тем закономерной первоосновой обращения всех русских поэтов к «Сказанию о старом мореходе» можно считать неприятие ими заметно усилившихся со второй половины XIX в. индивидуалистических тенденций, которые вели человека к самоизоляции и внутреннему одиночеству.

3. Творчество поэтов «озерной школы» в первой половине XIX в. получило отражение в произведениях В.А.Жуковского, А.С.Пушкина, И.И.Козлова и М.Ю.Лермонтова. Основателем русской традиции перевода произведений английских поэтов-романтиков «озерной школы», прежде всего, баллад Р.Саути, является В.А.Жуковский, высоко ценивший их творчество. Отношение А.С.Пушкина к лейкистам эволюционировало в процессе творческого развития от неприятия до осознания их заслуг. Отрывки из произведений английских поэтов-романтиков в переводе А.С.Пушкина не являются, конечно, его наивысшими достижениями, но, бесспорно, они составили неотъемлемую часть пушкинского наследия и в определенной степени способствовали обогащению отечественной литературы характерными мотивами и образами. Произведения поэтов «озерной школы» оказали влияние на творческое развитие И.И.Козлова, которому принадлежат первые переводы из В.Вордсворта (баллада «Нас семеро», 1832) и С.Т.Кольриджа (эпиграф к стихотворению «Прощай» Дж.Г.Байрона, взятый из поэмы «Кристабель», 1823). Оригинальные находки С.Т.Кольриджа также использовались в произведениях М.Ю.Лермонтова, других поэтов первой половины XIX века.

4. Традиция переводов произведений поэтов «озерной школы» была подхвачена во второй половине XIX в. А.Н.Плещеевым, Д.Е.Мином, Ф.Б.Миллером, И.З.Суриковым, А.П.Доброхотовым, Я.К.Гротом, М.Праховым, Н.Л.Пушкаревым, А.А.Коринфским. Однако уровень значительной части переводов, осуществленных этими авторами, был недостаточно высок; им была свойственна русифицированная манера, не позволившая полноценно раскрыть художественные достоинства оригиналов. Вместе с тем эти переводы имели большое значение в плане приобщения значительной части русского общества к неизвестным ранее в России творческим достижениям представителей «озерной школы». Интерес к произведениям лейкистов получил отражение в художественном творчестве и эпистолярии Н.А.Некрасова, Л.Н.Толстого, А.П.Чехова, других русских писателей.

5. XX век, существенно повысивший требования к художественной точности перевода, внес сугубо филологический аспект в восприятие творчества поэтов «озерной школы», что доказывает сравнительно-сопоставительный, транслингвистический анализ оригиналов и переводов из В.Вордсворта, С.Т.Кольриджа, Р.Саути, выполненных в различные исторические периоды. Компаративный подход к оригиналам и переводам (от В.А.Жуковского до В.А.Рождественского) позволил установить, что особой точностью отличаются переводы произведений поэтов «озерной школы» Р.Саути и С.Т.Кольриджа, выполненные Н.С.Гумилевым и его учениками – Н.А.Оцупом, В.А.Рождественским, Д.Л.Майзельсом. Наиболее яркие переводы из В.Вордсворта были созданы в начале ХХ в. Н.С.Гумилевым, К.Д.Бальмонтом, Г.В.Ивановым, Н.А.Энгельгардтом.

Апробация работы. Результаты исследования были изложены в выступлениях на Международной научной конференции «Литература в диалоге культур – 5» в рамках Южно-российских научных чтений (Ростов-на-Дону, 2007), Международной научной конференции «Проблемы интерпретации художественного произведения» (Астрахань, 2007), IX Всероссийской научно-практической конференции «Вопросы современной филологии и методики обучения языкам в вузе и школе» (Пенза, 2007), Всероссийской научной конференции «Язык и культура в России: состояние и эволюционные процессы» (Самара, 2007), Всероссийской (с международным участием) научно-практической конференции «Проблемы диалогизма словесного искусства» (Стерлитамак, 2007), Всероссийской научно-практической конференции «Русский язык и проблемы межкультурной коммуникации в современном обществе» (Уфа, 2007). Основные положения диссертации нашли отражение в 12 публикациях, в том числе в журналах «Вестник Московского государственного областного университета», «Вестник Чувашского университета» и «Вестник Вятского государственного гуманитарного университета», входящих в перечень изданий, рекомендованных ВАК РФ.

Структура диссертации подчинена логике поставленных задач и включает в себя введение, четыре главы, заключение и библиографию.


^ Основное содержание работы

Во введении определяются цель исследования и связанные с ней задачи, обосновывается актуальность решения поставленных научных проблем, характеризуются источниковая база и степень разработанности вопроса. Далее отмечаются научная новизна, теоретическая и практическая значимость, методология работы и аргументируется достоверность выводов.

В главе первой («Поэзия «озерной школы» и русская литература первой половины XIX века (традиции и переводы)») рассматривается влияние творчества поэтов «озерной школы» на русскую литературу первой половины XIX века, получившее свое отражение в произведениях В.А.Жуковского, А.С.Пушкина, И.И.Козлова, М.Ю.Лермонтова.

В параграфе первом рассматривается деятельность В.А.Жуковского как переводчика произведений поэтов «озерной школы». В разные периоды своей творческой деятельности Жуковский перевел восемь баллад Р.Саути. В 1813 – 1814 гг. он обратился к балладам «Rudiger» («Радигер», 1797; в русском переводе – «Адельстан»), «The Old Woman of Berkeley. A Ballad, Showing How an Old Woman Rode Double, and Who Rode Before Her» («Старуха из Беркли. Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди», 1799) и «Lord William» («Лорд Вильям», 1798; в русском переводе – «Варвик»). Эти баллады объединяет образ героя-грешника, который, вероятно, и привлек внимание Жуковского. При их переводе источниками вдохновения для русского поэта стали не только история, запечатленная в документах и преданиях и основанных на них произведениях, и сказочно-фантастический мир, восходящий к русскому и западноевропейскому народно-поэтическому и легендарно-религиозному художественному сознанию, но и таинственный мир человеческих чувств. При переводе баллады «Старушка» Жуковский изобразил могущество сатаны слишком отчетливо, и потому баллада была запрещена церковной цензурой как «пьеса, в которой дьявол торжествует над церковью, над Богом».

В 1814 г., задумывая создание эпической поэмы «Владимир», Жуковский предполагал ознакомиться с фантастической поэмой Саути «Thalaba the Destroyer» («Талаба-разрушитель»). В 1818 – 1821 гг. при переводе романтической трагедии Шиллера «Орлеанская дева» Жуковский читал поэму Саути «Joan of Arc» («Жанна д’Арк», 1796). В переводе Жуковского нет реминисценций из поэмы Саути, но многочисленные отчеркивания монологов и диалогов героев, пейзажных и батальных зарисовок в «Собрании сочинений» Р.Саути, которым пользовался поэт, указывают на его интерес к этой эпической интерпретации истории Жанны д’Арк. Поэма «Joan of Arc» стала первой крупной удачей Саути, и Жуковский называл ее образцовой. Р.Саути вернул эпическому сюжету о Жанне д’Арк его героический смысл, утерянный в связи с публикацией иронично-комической поэмы Вольтера «Орлеанская девственница».

В 1822 г. Жуковского заинтересовала эпическая поэма Саути «Roderick, the Last of the Goths» («Родрик, последний из готов», 1814). Он перевел 41 стих (моралистический зачин и описание мавританских войск на марше и стоянке). Но перевод остался неоконченным, возможно, в силу объема переводимого произведения (около 15000 стихов) или известного мнения А.С.Пушкина, считавшего поэму Саути не заслуживающей перевода. Фрагмент, переведенный Жуковским, не был напечатан при его жизни; полностью и набело он опубликован только в 1979 г. в статье томского исследователя В.М.Костина «Жуковский и Пушкин (К вопросу о восприятии поэмы Р.Саути «Родрик, последний из готов»)».

В 1831 г. Жуковский перевел пять баллад Саути: «Donica» («Доника», 1796), «God’s Judgement on a Wicked Bishop» («Суд божий над епископом», 1799), «Queen Orraca and Five Martyrs of Morocco» («Королева Урака и пять марокканских мучеников», 1803), «Mary, the Maid of the Inn» («Мэри, служанка постоялого двора», 1796), «Jaspar» («Джаспер», 1799). Две последние из названных баллад стали у Жуковского первыми разделами гекзаметрического триптиха-повествования нравоучительного характера «Две были и еще одна», третий раздел которого представлял собой перевод прозаического рассказа И.-П.Гебеля «Kannitverstan» («Каннитферштан»). Жуковский ввел пролог и связки между эпизодами и подчинил все повествование тону сельских идиллий Гебеля, проникнутых простодушием и сентиментальностью. Русский переводчик перенес действие из Англии в Германию, изменил имена, очень выразительно описал эпизоды сумасшествия Эми (Mary) и Каспара (Jaspar).

Перевод Жуковского «Суд божий над епископом» в стилистическом и ритмическом отношении отличается от подлинника, в нем много мелких отступлений. Кульминационный момент баллады (вторжение мышей в замок, где скрывался жестокий епископ) представлен у Саути блестящим шестистишием, где впечатление неизбежности нашествия создается путем нагнетания слов, указывающих множество направлений, по которым движутся мыши («внутрь, через, вниз, вверх, справа, слева, сзади, спереди, изнутри, снаружи, сверху, снизу»). Это создает впечатление неотвратимости божьего суда. Жуковский не сохранил в своем переводе ни размера, ни общего тона, ни количества стихов подлинника. Но в его стихах есть та характерная интонация, унылая и однотонная, которой нет в английском подлиннике, но которая так характерна для оригинального творчества русского поэта. Эта интонация вместе с отсутствующим у Саути, но принципиально важным для Жуковского эпитетом «неизбежные» и воплощает в себе мысль о всесилии судьбы и неизбежности божьей кары.

Баллада «Королева Урака и пять марокканских мучеников» в переводе Жуковского не так удачна, как «Суд божий над епископом», ввиду того, что христианство у русского переводчика являлось основой сформировавшихся взглядов и при этом носило в его восприятии возвышенный и несколько сентиментальный характер, от чего страдали живость изложения и историческая верность. Работая над переводом «Доники», Жуковский придерживался при описании главной героини своих представлений о женской красоте; ее любовь намного скромнее, чем в оригинале. В этой балладе также во многом утрачен морально-религиозный пафос английского оригинала.

Жуковский и Саути, являясь основоположниками романтического направления в национальных литературах, очень похожи в своем творчестве (в образной системе произведений, в стилистике, в эмоциональной тональности). Используя творческий опыт английского предшественника, Жуковский утвердил тот тип баллады, на который, главным образом, ориентировались авторы переводов и оригинальных баллад XIX в. Кроме того, Жуковский, очевидно, собирался переводить произведения другого представителя «озерной школы» В.Вордсворта, о чем свидетельствуют записи, содержащие имя Вордсворта, в книгах и тетрадях Жуковского, а также переписка Жуковского с Пушкиным.

^ Параграф второй посвящен традициям «озерной школы» в творчестве А.С.Пушкина. Обращение Пушкина к произведениям английских авторов, в т.ч. и представителей «озерной школы», происходило в 1821 – 1836 гг. на фоне устойчивого интереса русского поэта к европейским литературам и его стремления соотнести новую русскую поэзию с мировой, обогатив ее наивысшими достижениями национальных европейских литератур. Английскую поэзию Пушкин ценил даже больше, чем французскую. В 1822 г. в письме Н.И.Гнедичу он отмечал: «Английская словесность начинает иметь влияние на русскую. Думаю, что оно будет полезнее влияния французской поэзии, робкой и жеманной»; в 1823 г. великий поэт обращался в письме к П.А.Вяземскому: «Встань за немцев и англичан – уничтожь этих маркизов классической поэзии».

О поэтах «озерной школы» Пушкин узнал, вероятно, благодаря сатирическим оценкам Байрона. В примечании к первой песне поэмы Байрона «Дон Жуан» во французском переводе, по которому Пушкин знакомился с этим произведением, говорилось, что В.Вордсворт и С.Т.Кольридж, «не лишены ни воображения, ни поэтического таланта, но временами отличаются смешной глупостью». Пушкину, очевидно, была знакома заметка в «Московских ведомостях» (1827. Ч. 6. № 23. С. 345), содержавшая перечень имён авторов, представленных в антологии «The Living Poets of England» А.Пишо, т. к. в этом же номере было напечатано известное пушкинское стихотворение «Поэт» (с. 255 – 256). В статье Пушкина «<О поэтическом слоге>» («В зрелой словесности приходит время…», 1828) Вордсворт, Кольридж и Саути, упомянуты как поэты, чьи произведения «исполнены глубоких чувств и поэтических мыслей, выраженных языком честного простолюдима».

Стихотворение Пушкина «Сонет» («Суровый Дант не презирал сонета…», 1830), декларирующее правомерность существования жанра и демонстрирующее его широкий художественный потенциал при помощи беглого историко-литературного обзора, является свободным переложением сонета Вордсворта «Scorn not the Sonnet, Critic» («Не презирай сонета, критик», 1827) с опорой на французский перевод Сент-Бёва «Ne ris point des sonnets, ô critique moqueur!..». В 1833 г., желая поупражняться в английском языке, Пушкин перевел прозой начало поэмы Вордсворта «The Excursion» («Экскурсия» или «Прогулка», 1814).

Мотивы произведений Вордсворта «There is a pleasure in poetic pains» («Есть удовольствие в поэтических муках…», 1827), «Gipsies» («Цыганы», 1807), «Yes, it was the mountain Echo» («Да, это было горное Эхо», 1806), «September 1815» («Сентябрь 1815», 1815) и «September 1819» («Сентябрь 1819», 1819), встречаются в стихотворениях Пушкина «Поэту» («Поэт! не дорожи любовию народной…», 1830), «Цыганы» («Над лесистыми брегами…», 1830), «Эхо» (1831), «Осень» (1833), соответственно. В этих пушкинских произведениях обнаруживаются параллели с творчеством английского предшественника в раскрытии тем поэта и поэзии и творческого вдохновения. В 1835 г. Пушкин вновь обратился к теме судьбы поэта в своем стихотворении «Вновь я посетил…», в котором ощутимо влияние произведения Вордсворта «Lines Composed a Few Miles Above Tintern Abbey, on Revisiting the Banks of the Wye During a Tour, July 13, 1798» («Строки, сочинённые в нескольких милях от Тинтернского аббатства при повторном посещении берегов реки Уай 13 июля 1798 года», 1798).

Пушкин внимательно следил за переводами В.А.Жуковского, часто восхищался ими, но вместе с тем и критиковал, пытался повлиять на выбор произведений для перевода. Так, например, узнав в 1822 г. о намерении Жуковского переводить поэму Саути «Roderick, the Last of the Goths Родрик, последний из готов» («Roderick, the Last of the Goths», 1814), Пушкин через Н.И.Гнедича передал переводчику просьбу оставить это произведение Саути «в покое». Возможно, этот факт объяснялся настороженным отношением Пушкина к Саути, обусловленным известной полемикой между Байроном и поэтом-лауреатом. Впрочем, уже в 1825 г. Пушкин не мог разделить позиции Ф.В.Булгарина, называвшего Жуковского «поэтом плохим – подражателем Сутея», – в полемическом наброске «<Возражение на статью А.Бестужева «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начала 1825 годов»>» и в письме к А.А.Бестужеву в 1825 г. он называл Саути в числе выдающихся современных английских поэтов, наряду с Дж.Г.Байроном, Т.Муром и В.Скоттом.

В 1829 – 1830 гг. Пушкин обратился к интерпретации начала поэмы Саути «Madoc in Wales» («Медок в Уэльсе», 1805), причем перевел название произведения как «Медок в Уаллах». Поэма повествовует о возвращении кельтского принца Медока из плавания в Америку. Несмотря на то, что перевод представляет собой всего лишь начало большой поэмы, у Пушкина отрывочность не ощущается, более того – незавершенность выглядит как начало нового, совмещение прошлого и будущего. «Медок в Уаллах» стал первым опытом Пушкина в нерифмованном пятистопном ямбе, использование которого было, возможно, вызвано отказом от плавного ритма и стремлением к прозаизации стиха. К этому же периоду относится и вольный перевод тридцати двух стихов произведения Саути «Hymn to the Penates» («Гимн к пенатам», 1796), известный под названием «Ещё одной высокой, важной песни…». Оригинал намного длиннее, но мало что добавляет к переведенному Пушкиным отрывку. Русский поэт точно воссоздал дух переводимого произведения, сохранил его содержательную основу. Все изменения, внесенные Пушкиным, мотивированы художественно.

В течение последующих нескольких лет Пушкин не предпринимал новых попыток перевода произведений Саути, но продолжал интересоваться его творчеством. В незавершённой статье «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» (1830), являющейся наброском рецензии на исторический роман М.Н.Загоскина, Пушкин сравнивал русских подражателей Вальтеру Скотту с учеником Агриппы, заимствуя этот образ из произведения Саути «A Ballad of a Young Man That Would Read Unlawful Books, and How He was Punished» («Корнелий Агриппа; баллада о юноше, который хотел прочесть беззаконные книги, и о том, как он был наказан», 1798). В эпиграфе к статье «Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений» (1830) Пушкин использовал слова Саути «Сколь ни удалён я моими привычками <и> правилами от полемики всякого роду, ещё не отрёкся я совершенно от права самозащищения», взятые из письма к редактору газеты «Курьер» («The Courier»), в котором Саути осуждал Байрона и Шелли как врагов религии и семейной морали.

Символично, что в 1835 г. Пушкин обратился к поэме Саути «Родрик, последний из готов», которую ранее считал не заслуживающей перевода. Из этого огромного произведения (7,5 тысяч стихов) он выбрал фрагмент в 552 строки для создания имитации испанского исторического романса из 112 строк «На Испанию родную…» в соответствии с русской поэтической традицией передачи этого жанра. Этот пушкинский перевод уступает оригиналу и по художественности, и по глубине содержания. По словам В.Г.Белинского, среди поздних произведений Пушкина он смотрится «обособленно», являясь будто неоконченным. Однако Пушкин, по всей видимости, и не стремился, создавая «На Испанию родную…», к высокой художественности, – его задачей было как можно скорее дойти до сцены видения, на основе которой был создан черновой стихотворный отрывок «Родриг» («Чудный сон мне бог послал…», 1831 – 1835), в котором старец в белой ризе предсказывал королю Родригу победу над врагами и мир его душе.

Пушкин был знаком со многими произведениями Саути. Например, в статье «Мнение М.Е.Лобанова о духе словесности как иностранной, так и отечественной» (1836) со ссылкой на английского романтика («так говорит Соувей») он использовал устойчивый оборот «словесность сатаническая» из поэмы Саути «A Vision of Judgement» («Видение суда», 1821). Саути характеризовал при помощи этого оборота Байрона и его подражателей, Пушкин – французскую литературу. В статье «Последний из свойственников Жанны д’Арк» (1837) Пушкин, обвиняя французов в забвении подвига их национальной героини, сравнивал «Орлеанскую девственницу» Вольтера и поэму Саути «Joan of Arc» («Жанна д’Арк», 1796), называя творение Саути «подвигом честного человека и плодом благородного восторга».

В одной из ранних редакций стихотворения «Анчар» (известной под заголовком «Анчар – древо яда») Пушкин использовал в качестве эпиграфа строки из пьесы С.Т.Кольриджа «Remorse» («Раскаяние» или «Угрызение совести», 1813): «It is a poison-tree, that pierced to the inmost // Weeps only tears of poison». Параллели к «Раскаянию» есть в «Маленьких трагедиях». Например, строки из «Скупого рыцаря» – «И совесть никогда не грызла, совесть, // Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть» – по всей вероятности, восходят к стихам из «Раскаяния»: «Remorse might fasten on their hearts, // And cling with poisonous tooth, inextricable // As the gored lion’s bite». В.Вейдле, впервые установивший эту параллель, писал: «Раскройте «Совесть» Кольриджа, и вам покажется, что вы читаете по-английски «Каменного гостя», до такой степени близки к пушкинским в этой драме и строение стиха, и система образов, и интонации действующих лиц, и всё неопределимое в словах течение стихотворной речи». Очевидно, легенда о древе яда, к которой Саути обратился в первой редакции своей героико-фантастической поэмы «Thalaba the Destroyer» («Талаба-истребитель») послужила для Пушкина одним из источников при создании «Анчара». И хотя этот факт документально не подтвержден, именно во время работы над «Анчаром» (август – сентябрь 1828 г.) Пушкин, по свидетельству современников, усиленно занимался английским языком.

В июле 1835 г. Пушкин приобрел только что вышедшие «Specimens of the Table Talk of the late Samuel Coleridge. In Two Volumes» («Образцы застольных бесед покойного Самуэля Кольриджа. В двух томах», 1835) и начал переводить эпиграмму «The Complaint» («Жалоба») из второго тома. В своем небольшом стихотворении из двух строф «Как редко плату получает…», являющемся вольным незавершенным переводом «Жалобы», Пушкин еще раз обратился к теме поэта и неоцененности его труда. Первую строку произведения Кольриджа Пушкин записал 2 октября в альбом Анны Н.Вульф, – эта строка соответствует черновой редакции первых стихов сорок шестой главы романа в стихах «Евгений Онегин»: «How seldom, friend, a good great man obtain». В 1834 – 1835 гг. Пушкин предполагал создать «поэму в стиле «Кристабель», о чем свидетельствуют созвучные произведению Кольриджа строки из драматического наброска «Папесса Иоанна».

В творческих интерпретациях лирики поэтов «озерной школы» Пушкин достаточно далеко отходил от первоисточников и по форме, и по содержанию. Выбирая важные для себя темы, русский поэт использовал оттенки, привнесенные в их трактовку английскими авторами, и обогащал их красками отечественной словесности, создавая произведения национальной русской литературы.

В параграфе третьем рассматривается деятельность И.И.Козлова как переводчика произведений «озерной школы». Козлов, принадлежавший к числу наиболее выдающихся представителей поэзии русского романтизма, мастерски пользовался выразительной силой интонации, создавал особое настроение посредством нескольких стихов. Разделяя точку зрения В.А.Жуковского о том, что переводчик стихотворения является соперником поэта, Козлов часто привносил в переводимые произведения существенные изменения, касавшиеся как формы, так и смысла. В частности, обратившись к стихотворению Дж.Г.Байрона «Fare thee well! And if for ever…» («Прощай», 1816), Козлов перевел не только текст, трансформировав образ сильной и протестующей личности из английского оригинала в фигуру сентиментального любовника, сокрушающегося о собственной судьбе, любовной неудаче (произведение было обращено Байроном к своей супруге, с которой у него не сложилась семейная жизнь, что послужило формальным предлогом для открытого преследования Байрона представителями высшего общества, недовольными выступлением поэта в палате лордов и распространением в списках сатирической оды), но и эпиграф, взятый из незавершенной поэмы С.Т.Кольриджа «Кристабель», справедливо относимой к числу наивысших достижений «озерной школы», отличающейся новизной творческих подходов и эстетических критериев. Имея предшественников среди «елизаветинцев», английский романтик вместе с тем искренне считал, что создал для своей поэмы новый поэтический размер, характеризующийся соблюдением числа ударений в стихе (их всегда четыре) и при этом нарушением чередования ударных и безударных слогов, варьированием их общего количества от семи до двенадцати. Тонический стих помогал Кольриджу точнее показать трансформацию внутреннего мира лирических персонажей, действующих в некоем средневековом прошлом, освобожденном от эмпирической реальности, одинаково независимом «от хронологии, от географии, от логики здравого смысла, от традиционной морали» (Н.Я.Дьяконова). Свой внутренний разлад с миром, личную трагедию Кольридж передавал в стихах о невозможности соединения утесов, однажды разделенных ударом грома, причем с утесами ассоциировались люди, чью «верность» отравили «нашептывающие языки». Именно это, одно из наиболее сильных сравнений С.Т.Кольриджа, было использовано Байроном в качестве эпиграфа к стихотворению «Прощай». Ввиду упрощения стихотворного построения и увеличения количества строк с четырнадцати до двадцати двух, перевод эпиграфа, выполненный Козловым, во многом утратил свою образность. Хотя он и был весьма близок оригиналу, ключевые фразы Кольриджа обрели у Козлова неопределенное значение.

В 1832 г. Козлов перевел стихотворение В.Вордсворта «Нас семеро» («We are Seven», 1798), причем перевод был выполнен очень тщательно, внимательно и точно, с сохранением в неприкосновенности идеи английского автора, интонационного и образного строя оригинала, формы по­строения стихотворения, размера и количества строк. В 1835 г. Козлов также интерпретировал для русского читателя одно из наиболее личных и искренних произведений в творчестве Вордсворта – «Sonnet XXX» («Тридцатый сонет»), озаглавив его «Сонет» («Прелестный вечер тих, час тайны наступил…»). Считается, что в этом сонете Вордсворта, известном также под названием «Evening on Calais Beach» («Вечер на пляже в Кале»), описаны реальные события прогулка поэта со своей дочерью, которую он не видел с момента рождения из-за войны между Англией и Францией. На фоне яркого морского пейзажа воссозданы размышления лирического героя на религиозные темы, его суждения о том, что в основе мироздания лежит Божья воля. В результате переводной сонет русского поэта предстает как проникновенное мелодичное стихотворение, наполненное глубоким чувством любви к Богу и ближнему. Следует признать, что Козлов во многом далеко отошел от оригинала, – именно этим можно объяснить появление в русском тексте подзаголовка «Вольное подражание Вордсворту».

Таким образом, наряду с устойчивым тяготением Козлова к религиозным началам при выборе произведений Вордсворта для перевода, нельзя не отметить, что в творчестве Кольриджа русского поэта привлекла вполне мирская тема разлуки влюбленных, представленная в тексте эпиграфа к стихотворению Байрона.

В параграфе четвертом выявляется одна поэтическая аллюзия из произведения С.Т.Кольриджа «Christabel» («Кристабель», 1797 – 1800) в творчестве М.Ю.Лермонтова. Лермонтов, переживший увлечение Н.Ф.Ивановой, создал большой цикл обращенных к ней любовных лирических стихотворений, причем в двух из них – «Время сердцу быть в покое…» и «Романс» («Стояла серая скала на берегу морском…») – возник весьма необычный образ расторгнутых стихиями утесов, подобных навсегда разлученным возлюбленным. Этот образ характерен и для более позднего творчества Лермонтова: в шестой главе поэмы «Мцыри» (1839) можно видеть описание двух скал, разделенных потоком и тщетно ожидающих соединения. Следует отметить, что символическое описание разлученных утесов впервые встречается в незавершенной фантастической поэме Кольриджа «Кристабель» и скорее всего стало известно Лермонтову из эпиграфа к произведению Дж.Г.Байрона «Fare thee well! And if for ever…» («Прощай», 1816) или же из его русского перевода, выполненного И.И.Козловым («Прости. Элегия лорда Байрона на разлучение супругов», 1823). В результате исследования было выявлено, что образ расторгнутых стихиями утесов более соответствует у Лермонтова первоисточнику, нежели его русскому переводу, выполненному Козловым. Вместе с тем ни в одном из трех стихотворений Лермонтова, содержащих аллюзии из «Кристабели», нет каких-либо других перекличек с оригиналом Кольриджа. Таким образом, именно благодаря эпиграфу к стихотворению Байрона образ двух разлученных утесов стал известен и близок Лермонтову. Пути становления и творческого развития русского поэта во многом обусловили необходимость подобной интерпретации художественной детали, имеющей принципиальный характер.

В главе второй («Поэзия «озерной школы» в восприятии русских писателей и переводчиков второй половины XIX века») анализируется рецепция творчества представителей «озерной школы» в произведениях русских поэтов и переводчиков второй половины XIX в. А.Н.Плещеева, Д.Е.Мина, Ф.Б.Миллера, А.П.Доброхотова, И.З.Сурикова, Я.К.Грота и М.Прахова.

^ Параграф первый посвящен произведениям Р.Саути в переводах А.Н.Плещеева. Русский поэт, размышляя о переводческой деятельности, отмечал, что «смысл и дух важнее подстрочной верности», что буквальная верность подлиннику вредит достоинству перевода. При выборе оригинала Плещеев неизменно искал «вещи хорошие, живые, во многом применительные к настоящему». В этой связи не удивительно обращение русского поэта-переводчика к произведениям английского романтика Р.Саути. Плещеев перевёл «Complaints of the Poor» («Жалобы бедняков», 1798) и «The Battle of Blenheim» («Бленгеймский бой», 1798). В первом стихотворении Саути выступал в защиту обездоленных. Несмотря на некоторые отступления (например, русский переводчик не столь категоричен в осуждении девушки, продающей себя, нежели Саути), перевод Плещеева является довольно точным, великолепно передающим смысл оригинала. В своей известной балладе «Бленгеймский бой» Саути осуждал войну. Героико-историческая тема произведения сочеталась с иронией, блестяще переданной в переводе Плещеева. Следует особо отметить, что переводы произведений Саути, выполненные Плещеевым, «конкретизируют тему страдания от сознания несправедливости» (Б.Я.Бухштаб), значимую для оригинального творчества русского поэта.

В параграфе втором анализируется деятельность Д.Е.Мина как переводчика произведений В.Вордсворта. Один из лучших русских переводчиков второй половины XIX в. Д.Е.Мин активно обращался к творчеству представителя «озерной школы» Вордсворта, в разные годы перевел одну его балладу, три сонета и четыре лирических стихотворения. Баллада Вордсворта «Goody Blake and Harry Gill. A True Story» («Гуди Блейк и Гарри Джил. Правдивая история», 1798) ближе к народной «драматичной» балладе нежели к большинству «лирических» баллад английского поэта и по законченности сюжета, и по повествовательной технике, и по тематике, и по характерному нравственному пафосу, и по ставшему традиционным вмешательству высших сил в дела героев. Это произведение было переведено Мином в 1852 г. под названием «Гарри-Гилль». Всю суровость наказания, ниспосланного на Гарри свыше за то, что он не пожалел бедную женщину, Вордсворт представлял через повтор фразы «His (jaws and) teeth they chatter, chatter (chatter, chatter) still» трижды в начале и дважды в конце баллады. Мин также использовал отмеченный стилистический прием, однако переводы значимой для Вордсворта фразы у него различны. Несмотря на иную интерпретацию отдельных эпизодов, перевод Мина точно передает основную мысль оригинала.

Сонет Вордсворта «Nuns Fret not at Their Convent’s Narrow Room…» («Монашки не мучаются в своей тесной келье…», 1806) был посвящен проблемам поэтического творчества и размышлениям о самой форме сонета. Ограниченное требованиями соблюдения формы пространство данного жанра было способно, по мнению Вордсворта, вместить огромное разнообразие жизни. В оригинале Вордсворта и в переводе Мина тема развивается от описания созерцательного бытия в проникнутом духовностью мире к отчетливому выражению предпочтения деятельной активной жизни и к провозглашению идеи совершенной гармонии, соединяющей частное и общее, человека и природу. В своем сонете «September 1815» («Сентябрь 1815», 1815) Вордсворт поэтизировал осеннюю природу, представлял осень временем творческого вдохновения, причем в более ранней английской поэзии подобный мотив встречался только в поэме Уильяма Купера «The Task» («Задача», 1785). Мин в своём переводе «Близость осени» мастерски передал трепетное отношение английского поэта к осени. В сонете Вордсворта «To the Torrent at the Devil’s Bridge, North Wales, 1824» («Потоку у моста Дьявола, Северный Уэльс, 1824», 1824) отразилось удивление автора по поводу мощи потока, зародившегося на британской земле, содержались воспоминания о Греции и Рейне. Перевод Мина «Водопад» представлял собой достаточно вольную интерпретацию темы и лишь отдаленно напоминал оригинал, сохраняя, пожалуй, только эмоционально значимый факт созерцания поэтом водопада.

Стихотворение «There was a Boy» («Был мальчик», 1799) было написано Вордсвортом в период формирования замысла поэмы «The Prelude, or Growth of a Poet’s Mind» («Прелюдия, или развитие сознания поэта», 1798 – 1805), посвященной становлению английского поэта-романтика и являющейся своеобразной автобиографией в стихах. Уже в этом стихотворении, представляющем собой своего рода набросок к поэме, можно видеть тонкий анализ внутреннего мира поэта. В переводе Мина, озаглавленном «Мальчик», успешно сохранена вся красота звуков и тишины природы Озерного края, где жил герой произведения.

Для стихотворения Вордсворта «To the Cuckoo» («К кукушке», 1804) особенно значимы мотивы воспоминаний о детстве и осознания красоты родной земли. Мин избежал разнообразных обращений к кукушке, использованных английским поэтом. Некоторые фрагменты перевода в существенной степени утратили экспрессивность оригинала, но идея произведения была выражена точно. Стихотворение Вордсворта «September 1819» («Сентябрь 1819», 1819) созвучно сонету «September 1815» характерной поэтизацией осени. В переводе Мина «Сентябрь» стихи звучат близко оригиналу, кроме того, упование на Бога как на защитника всего живого в финале стихотворения у Мина в значительной степени акцентируется. Эмоциональное впечатление лирического героя от созерцания красивого, уютного и защищенного жилища пеночки передано Вордсвортом в стихотворении «A Wren’s Nest» («Гнездо пеночки»). В русском переводе «Гнездо пеночки» Мину удалось сохранить эмоциональную атмосферу восторженности, характерную для английского оригинала.

Деятельность Мина как переводчика произведений Вордсворта была почти полностью подчинена стремлению к точной передаче содержания и формы подлинника. На переводы Мина не накладывался отпечаток его собственной поэтической манеры, и, следовательно, по ним можно судить о поэтической мощи оригинала. М.Л.Михайлов заметил о Мине: «По силе стиха, по мастерству, с каким владеет он языком, по глубокому такту, позволяющему ему уловлять и передавать главный характер подлинника, нашего переводчика <…> мы не обинуясь назовем первым после Жуковского переводчиком».

^ Параграф третий посвящен балладе Р.Саути «The Inchcape Rock» («Инчкапский риф») в русских интерпретациях второй половины XIX – начала ХХ века. Это произведение было создано Р.Саути в 1802 г. и впервые переведено на русский язык в 1858 г. Ф.Б. Миллером. Вследствие описки или опечатки утвердилось неверное наименование «Ингкапский риф». В оригинале много описаний природы, так или иначе соприкасающихся с душевным состоянием главного героя, причем все глаголы, используемые в тексте, стоят в прошедшем времени. Миллер использовал характерный для русского языка прием употребления настоящего времени в значении прошедшего, что придало повествованию эмоциональность и создало иллюзию изменяющейся реальности. Поэтический перевод Миллера передавал не только замысел Саути, но и чувства самого переводчика, вызванные восприятием оригинала. Отражая эмоции английского автора, Миллер раскрывал и свои переживания, привносил свое видение событий, для чего использовал различные художественные средства.

В 1901 г. стихотворение «Ингкапский риф» было переведено А.П.Доброхотовым. В интерпретации Доброхотова особенно заметно стремление заинтересовать читателя яркими художественными деталями и образами; в плане поэтики ощутима русификация, свойственная переводам более раннего времени, в особенности, первой половины XIX в.

В параграфе четвертом анализируется выполненный И.З.Суриковым в 1877 г. перевод стихотворения Р.Саути «Complaints of the Poor» («Жалобы бедняков», 1798). Это произведение Саути, известное в России благодаря А.Н.Плещееву (1871), в переводе И.З.Сурикова было запрещено цензурой и впервые увидело свет только в 1956 г., причем долгое время интерпретировалось как оригинальное сочинение русского поэта. При работе над переводом Суриков несомненно опирался на опыт Плещеева, свидетельством чему стало наличие множества схожих фраз. Вместе с тем отдельные места перевода Сурикова были существенно ближе английскому оригиналу, нежели перевод Плещеева.

В параграфе пятом рассматриваются особенности творческого восприятия «озерной школы» Я.К.Гротом и М.Праховым.

Одно из самых знаменитых стихотворений В.Вордсворта «We are Seven» («Нас семеро», 1793), вызвавшее немало суровых и иронических оценок в литературных кругах XIX в., привлекло внимание русских поэтов и было переведено сначала И.И.Козловым в 1832 г., а затем Я.К.Гротом в 1891 г. Вероятно, Грот был знаком с переводом Козлова, на что указывает предельная близость интерпретации одиннадцатой строфы. Особо ценимая поэтами «озерной школы» «простота» получила отклик у Грота, будучи отождествленной со счастьем, беззаботностью, игривостью. Я.К.Грот также перевел стихотворение Р.Саути «The Old Man’s Comforts» («Утешения старика»). Перевод, опубликованный в 1891 г. под заголовком «Счастливая старость», является достаточно точным, – Грот лишь заменил обращения к старику и ввел несколько интересных сравнений и устойчивых оборотов.

К творчеству Саути также обращался М.Прахов, которого в 1876 г. привлекло небольшое, но очень образное стихотворение «Night» («Ночь», 1798). У Саути начало и конец стихотворения одинаковы («How beautiful is night!.. // <…> // How beautiful is night!»), а у Прахова – созвучны, причем русский переводчик использует инверсию, характерную для восклицательных предложений, выражающих восхищение: «О! как чудесна эта ночь!.. // <…> // О! как великолепна ночь!». Чтобы подчеркнуть прозрачность небес английский поэт использует повтор: «No mist obscures, nor cloud, nor speck, nor stain // Breaks the seren of heaven» [Ни туман не омрачает, ни облачко, ни пятнышко, ни тень // Не нарушает прозрачности небес]. Прахов же более краток, однако небеса у него не просто прозрачные, а еще и синие, звездные: «В прозрачно-синих, звездных небесах // Ни облачка, ни тени взгляд не встретит». Упоминание «темно-синих глубин» («dark-blue depths») заменено в русском переводе на «темно-лазурные высоты», божественная Луна («Moon divine») – на яркий месяц, ровный свет («steady ray») – на серебряное сияние. Сравнение пустынной земли с полным океаном, окруженным небом, переведено у Прахова особенно поэтично: «The desert-circle spreads, // Like the round ocean, girdled with the sky» (с. 523) – «Озарена вся степь вокруг // И морем кажется, в объятьях неба спящим» (с. 6). В целом перевод М.Прахова передает всю красоту ночи, которую хотел показать в своем стихотворении Р.Саути.

Несмотря на то, что во второй половине XIX в. среди авторов, обращавшихся в России к переводам произведений поэтов «озерной школы», не было фигур первой величины, нельзя не признать, что таким великим русским писателям, как Н.А.Некрасов, Л.Н.Толстой, А.П.Чехов, были знакомы сочинения Р.Саути и С.Т.Кольриджа. Н.А.Некрасов упоминал о Р.Саути в стихотворении «Мое разочарование» (1851). Л.Н.Толстой читал книгу С.Т.Кольриджа «Помощь в размышлении для образования мужественного характера на основах благоразумия, нравственности и религии» (1825) и лестно отзывался о ней в своих дневниках (1880). В цикле очерков А.П.Чехова «Осколки московской жизни» (1883) присутствует намек на балладу Р.Саути «Суд божий над епископом» в переводе В.А.Жуковского.