Тайны русского народа ( в поисках истоков руси). Демин в

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22

фольклора Б.М. и Ю.М.Соколовы сообщили в Предисловии к своему

сборнику "Сказки и песни Белозерского края" (Пгр., 1915) о

бытующем среди новгородских крестьян языческих обычаях. В

храмовый праздник 8 сентября и церкви села Пречистого крестьяне

приводят "обещанный" скот. На паперти, в особо для этого

устроенном месте, одного быка торжественно закалывают; мясо

варят и тут же угощают им нищую братию. С поправками на время

здесь несомненный отголосок того самого древнейшего обряда, о

котором упоминается в известной присказке: "На Море-океане, на

острове Буяне -- стоит дуб зеленый, под ним бык печеный, в нем

нож точеный..."

Корни же данного обряда уходят в доиндоевропейскую и

индоевропейскую древность, когда Бог-громовержец (Индра, Зевс,

Юпитер, Перун) или отождествлялся в какой-либо своей ипостаси с

быком, или же очень тесно привязывался к корове-бычьим

мифологическим сюжетам, а ритуал во многом сводился к

принесению соответствующей жертвы.

Одним из первых и великих -- по ведийским канонам --

подвигов древнеиндийского громовержца Индры было возвращение

коров, похищенных таинственным племенем паниев, обитавших на

краю света (Крайнем Севере?) за рекою Раса. (Здесь "пан" и

"рос" ("рас") -- общеиндоевропейские корневые основы,

сохранившиеся по сей день в русском языке, в том числе и в

наименовании "Россия").

Критский Зевс и вся крито-минойская и микенская культура

неотделимы от образа священного быка. Эта традиция, хотя и в

сильно трансформированном виде, долго сохранялась и в русской

культуре и верованиях, где дохристианский громовержец Перун был

аккуратно замещен библейским громовержцем Ильей-пророком, чей

образ, в свою очередь, восходит к древнесемитскому верховному

Богу Илу -- властителю молнии и грома.

В честь Бога-громовержца (неважно, как прозывался он у

разных народов на протяжении тысячелетий) и приносились в

жертву быки на Русском Севере еще в конце прошлого века. Вот

как описывает обряд жертвоприношения быка среди крестьян

Олонецкого края один из замечательных русских этнографов и

фольклористов Елпидифор Васильевич Барсов (1836 --

1917), особо подчеркивая, что весь ритуал, несмотря на участие

в нем православного священника, калькирует обряд в честь

языческого громовержца Перуна, замененного Ильей-пророком.

Испокон веков бытовал среди олонецких крестьян обычай

убивать в честь Ильи-пророка заветного быка. Более того, именно

с этого момента велся отсчет всех времен года (что лишний раз

свидетельствует о глубочайшей древности самого обряда). В

урочный час приводили к церкви одного или нескольких

"завиченных" (заветных) быков. Если жертвенных животных было

несколько, то бросали жребий, кому из них быть первым. Хозяин

избранного быка, получив благословение священника, отрезал у

жертвы кончик правого уха и передавал его в часовню. Затем быка

отводили на поварню, убивали, разрубали и варили большими

кусками (от 4 до 8 фунтов), при этом мясо прикрепляли к краям

котла ивовыми прутьями. Голову и бульон отдавали нищим, а

правую заднюю ногу на причет церковный. По окончании вечерни

или обедни священник с причетниками освящал жертву, и народ

тотчас же бросался делить Ильинскую жертву. Поделив Ильинское

мясо, все отправлялись на луг, где устраивалась общая трапеза.

Кости сохранялись -- они считались приносящими счастье и

увеличивающими (утраивающими) богатство114. В описанном обряде

причудливо переплелись и ужились языческие и православные

обычаи.

Е.В.Барсов обнаружил и описал (правда, не столь подробно)

также и следы почитания древнеславянского Божества Велеса

(Волоса). Волос (в конечном счете от слова "вол") -- скотий (и

в первую очередь -- бычий и коровий) Бог. После введения

христианства был, по сходству имен, отождествлен со св.

Власием, считавшимся покровителем скота, а в Олонецком крае так

и именовавшимся Богом коров.

Подобные жертвоприношения -- и не одних только быков -- в

прошлом многократно описывались в русской литературе,

локализовываясь в основном в северных областях. Совсем не

случайно, что жертвенный обряд с быком перемежевывался при этом

с жертвоприношением оленя115. Это наверняка объясняется

особенностями тотемных предпочтений на разных стадиях развития

протославянских и индоевропейских этносов. Вполне естественно

предположить, что культ дикого оленя предшествовал культу

одомашненного быка (коровы). Логика же тотемной памяти

иррациональна: в преемственном коллективном сознании сменявших

друг друга поколений два древних тотемных символа -- олень и

бык -- слились в единый образ тура-оленя: еще совсем недавно в

южнорусском фольклоре жива была песня про "дивное зверье

тура-оленя"116.

Любопытно также, что в древнерусском языке долгое время

сохранялась архаичная вокализация слова "олень" -- "елень", в

котором явственно просматривается его происхождение от слова

"ель", "елка" (получается: "елень" -- это ельниковый зверь, то

есть тот, что живет среди елей). Но еще более знаменательно,

что в то же самое лексическое гнездо входит и слово "елин", что

в древнерусском языке означало "эллин". Точно так же оно

звучало и в древнегреческом языке и, вероятнее всего, в том же

самом смысле -- с учетом того, как об этом подробно говорилось

в 1-й части, что прапредки эллинов пришли на Балканы с Крайнего

Севера, постепенно мигрировав через лесные массивы Европы. Из

этого же лексического гнезда вышли исконно русские слова

"елань" ("лесная прогалина" или "луговая равнина") и

образованное от первого -- "лань" ("дикая коза").

Память о тотемном праиндоевропейском и постиндоевропейском

прошлом явственно просвечивается в былине "Два тура и турица".

Удивительно также, что сохранилась она и была записана в конце

прошлого века среди терских казаков. Содержание этой редкой

былины на первый взгляд самое что ни на есть приземленное:

подгулявшие накануне казаки вышли поутру опохмелиться за

городскую стену и вдруг увидели двух золоторогих туров. Здесь в

бытовую часть повествования вклинивается архаично-сказочная

вставка, в которой рассказывается, как два тотемно-ритуальных

быка (откуда их златорогость) плывут к гиперборейскому Острову

Буяну:

Да бежали туры во сине море,

Да спускались туры в море по брюхо,

Забивали туры морду по уши,

Достовали туры ключевой воды;

А напившись туры в море поплыли.

Переплывши туры Океан-море,

Переплывали туры на Буян-остров,

Там встречала их родная матушка,

Молодая турица златорогая,

Златорогая да одношерстная...

Сюжет о двух турах и турицах златорогих известен и в

северных записях -- и, в частности, во вступлении к одному из

вариантов былины о богатыре Василии Игнатиевиче и Батыге. Но в

записи А.Ф.Гильфердинга отсутствует наиболее древний и

интересный мотив, связанный с Островом Буяном.

Космическая же атрибутика быков-оленей ("быков" -- в

данном случае "самцов") легко обнаруживается, к примеру, в двух

славянских песнях -- болгарской и русской, -- где привязка к

устойчивым астральным символам оказывается практически

идентичной. В болгарской песне:

Сделал его Бог оленем

с ясным Солнцем на челе,

с месяцем на груди,

с частыми звездами по телу.

В русской вятской свадебной песне, сохранившейся в

дореволюционном архиве:

Ой, был я у Дуная на бережке...

пил олень воду, а сам взыграл...

ой, на правом бедре млад светел месяц,

ой, на левом бедре красное солнышко,

ой, насупротив оленя заря утренняя,

ой, по оленю частые звезды117.

Древний в основе своей доиндоевропейский образ волшебной

коровы и ее небесно-космических атрибутов пронизывает весь

русский сказочный фольклор. В концентрированной форме он

отразился в известной сказке о Крошечке-Хаврошечке -- шедевре

устного народного творчества из афанасьевского сборника (No

100). Чудесная корова -- помощница преследуемой девушки --

гибнет в результате злых козней, из ее костей (вариант -- из

кишок) вырастает волшебная яблоня с серебряными ветвями и

золотыми листьями (в русской сказке лишь в этом отдаленный

намек на космические цвета -- солнечно-золотой и

серебряно-лунный).

Зато совершенно недвусмысленные космические реминисценции

обнаруживаются в таком же сюжете о волшебной корове (в

вариантах -- быка) в белорусской сказке, записанной в прошлом

веке в Витебской губернии Е.Р.Романовым. Сказка интересна

редким в славянском фольклоре нюансом: отец после смерти жены

пытается жениться на собственной дочери. Но мать из могилы

советует дочери выдвинуть условие: пусть отец сперва справит

платье "как на небе звезды, как на небе месяц" (вот они

космические реминисценции!). Второе условие тоже связано с

Космосом: отец обязан был справить повозку и коней, как звезды

и как месяц. По счастью, кровосмесительства не произошло -- да

такое с точки зрения позитивной народной морали, закреплявшейся

в фольклоре, и не могло случиться (что вообще-то не исключало

случаев инцеста). По третьему условию, выдвинутому сиротой по

совету матери (из могилы), отец должен жениться на вдове с

тремя дочерями (в популярном варианте -- Одноглазка, Двухглазка

и Трехглазка). Дальше сюжет разворачивается по знакомой схеме:

мачеха с дочерями пытается извести падчерицу, но той помогает

волшебная Коровка Буренька. Когда мачеха с помощью дочерей

выследила Корову, она велит ее зарезать. Но падчерица, по

совету матери, находит зернышко в кишках зарезанной коровы,

сажает, и из него вырастает яблоня -- одно яблоко золотое,

другое серебряное, которые никому не даются (золото и серебро

здесь, как и полагается, олицетворяют Солнце и Луну). Да и

падчерица между тем продолжает разъезжать в платье, как звезды

и месяц на небе, и в такой же повозке с конями. (Здесь,

несомненно, смутное воспоминание о космических колесницах

древнеарийских богов, сохраненное в народном сознании и

фольклоре.) Увидал ее в таком виде царский сын и влюбился.

Падчерица пытается скрыться, но царевич разливает на ее пути

растопленную смолу, в которой увязает один башмачок. Его стали

примерять девушкам по всему царству, при этом мачеха подсекла

пальцы своим дочерям, а падчерицу спрятала под корыто. Царевич

находит свою суженую и женится на ней. Казалось бы, все -- но

нет. Когда у молодой царицы родился ребенок, мачеха превратила

падчерицу в лису и подменила собственной дочерью. В конце

концов обман разоблачается: муж увидел, как лиса сбрасывает

шкуру, чтобы покормить своего ребенка. Шкура сжигается, и

наступает неотвратимое возмездие: мачеху и ее дочь --

царицу-самозванку привязывают к конским хвостам и пускают в

чисто поле118.

Последовательный и тесно увязанный между собой ряд

архетипов, запечатленных в русском фольклоре, естественно

продолжает следующий космический символ -- Конь.

Почти все космические функции коня удачно соединены в

классической литературной сказке Петра Павловича Ершова

"Конек-горбунок", бережно и скрупулезно использовавшего образы

русского фольклора. Два небывалых коня золотогривых, их мать --

волшебная кобылица, умчавшая Иванушку к поднебесью, и, наконец,

чудесный Конек-горбунок, уносящий своего хозяина еще дальше --

к небесным светилам.

Здесь сконцентрированы древние верования о космической

предназначенности коня. В индоевропейской традиции Бог Солнца

неотделим от солнечных коней или солнечной колесницы, на

которой он ежедневно объезжает небо с Востока на Запад. Гимны

Ригведы славят солнечного Бога Сурью:

Запряг (Сурья) семь чистых

Дочерей колесницы солнца.

На них, самозапрягающихся, ездит он (1, 50, 9).

................................

Благодатные рыжие кобылицы Сурьи,

Яркие, пестрые, вызывающие восторг,

Достойные поклонения, поднялись на спину неба.

В один день они объезжают небо и землю (1, 115, 3).

В современном литературном переводе гимны Ригведы,

обращенные к Сурье, звучат так:

...Семь кобылиц

по крутым небесам

влекут твою

колесницу,

Пламенновласый

ты тьму сжигаешь

радостно и легко,

И все, что дышит,

видит и слышит,

к свету --

к тебе стремится,

О славный Сурья,

о наш Солнцебог,

о Видящий далеко! ...119

онь в Ригведе представляется рожденным из океана с

крыльями сокола или вытесанным Богом из Солнца (1, 163, 1-2).

Древним индийцам вторили древние иранцы:

Мы молимся Солнцу,

Бессмертному Свету,

Чьи кони быстры120.

Древнегреческий Бог Солнца Гелиос перемещается по небу в

колеснице, запряженной четверкой коней (рис. 152), что

соответствует либо четырем странам света, либо четырем временам

года. В одной же из польских сказок Солнце ездит в алмазной

двухколесной повозке, запряженной двенадцатью златогривыми

конями (сивками), что соответствует двенадцати месяцам в году.

В огненной колеснице по небу разъезжает и грозный славянский

Бог Перун -- породитель молнии, дождя и грома. Впоследствии в

народном представлении эти функции были целиком перенесены на

Илью-пророка, также объезжающего небо на конской упряжке.

Небесный конь -- неразлучный спутник и другого

космогонического общеславянского Бога -- Световита. По

свидетельству латинских средневековых авторов-очевидцев

Гельмольда и Саксона-грамматика, у балтийских славян при

арконском храме содержался в большом почете белый конь,

посвященный Световиту, а возле огромного скульптурного

изображения этого Бога висели седло и удила. Ездить на

Световитовом коне было строжайше запрещено, дотрагиваться до

него -- тоже. Только жрец имел право выводить и кормить

священного коня. Народ верил, что Световит садился ночью на

своего небесного коня и, устремляясь в небо на врагов славян,

истреблял их дотла121.

Конь -- устойчивый образ народного искусства.

Многочисленные и разнообразные изображения солнечных коней

встречаются в русском орнаменте, резьбе, утвари (рис. 153).

Летающие и скачущие до небес кони -- излюбленные образы

русского фольклора.

В народной памяти древние представления о солнечном

золотом коне сохранились также в виде мнения о солнечных

зайчиках, как о кониках, что солнышко выпускают. Кстати, и о

зайце -- древнейшем тотеме праиндоевропейцев и всех народов

земли. Заяц и кролик -- древнейший магический (а во многих

случаях демонический -- откуда поверье: встреча с зайцем

приносит несчастье122) фольклорный персонаж народов Европы,

Азии, Африки и обеих Америк. Космические реминисценции,

связанные с зайцем, прослеживаются и в русском фольклоре.

Помимо солнечных зайчиков, доживших и до наших дней, заяц

отождествлялся и с месяцем. В одной детской народной песенке он

так и именуется -- Заяц-Месяц:

Заяц-месяц

Сорвал травку,

Положил на лавку...

С детства и навсегда врезаются в память завораживающие

строки, дошедшие из незапамятных времен и звучащие как

заклинания:

"Конь бежит -- земля дрожит, из ушей дым валит, из

ноздрей пламя пышет".

"Сивка-Бурка, Вещая Каурка, стань передо мной, как лист

перед травой!"

"В правое ухо влезь, в левое вылезь -- станешь таким

красавцем, каких свет не видывал".

Космические реминисценции проступают и в сюжетах о конях,

скачущих до неба, и в сюжетах о героях, рожденных от лошади.

Так, в известной сказке об Иване-Кобыльникове сыне, записанной

в Сибири в начале века123, спутниками и помощниками героя

выступают Иван-Солнцев сын и Иван-Месяцев сын.

В русском фольклоре и народном миросозерцании с

единосущностью коня и Солнца связаны другие известные образы и

имена. Так, сказочный конь Сивка-Бурка (или в сказках других

славянских народов -- Солнечный конь, Конь-солнышко), вне

всякого сомнения, олицетворяет дневное светило. Его имя также

восходит к протоиндоевропейским верованиям (Богиня Сива " Бог

Шива).

В одной из самых емких по мифологической закодированности

сказок из афанасьевского сборника (No 104) о Василисе

Прекрасной приоткрываются древнейшие представления русского

народа о слитности смены дня и ночи с космическими всадниками:

День ясный -- "сам белый, одет в белом, конь под ним белый и

сбруя на коне белая"; Солнце красное -- всадник "сам красный,

одет в красном и на красном коне"; Ночь темная -- "опять

всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне".

Мифологические солнцеобразы не просто вошли в плоть и

кровь народного миросозерцания -- они стали неотъемлемой частью

народного искусства и повседневного быта. Конские головы,

укрепляемые на краю крыш, символизируют солнечную колесницу (в

развернутых сюжетах вышивок, росписей и резьбы эти кони, как

правило, изображаются вместе с Солнцем). В композиции русской

избы кони, устремленные в небо, как бы уносят весь дом в

космические дали. Солнце присутствует здесь же в разных

украшениях -- оно неотделимо от этого полета, более того -- это

как бы модель солнечной колесницы, запряженной деревянными

навершными конями. Навершие крыши, называемое охлупень (от

слова "охлуп" -- "крыша", "кровля"), не обязательно делалась в

виде коня. На русском Севере были также распространены

охлупни-утицы. Утка, водружавшаяся при этом на конек,

раскрывала еще более глубинные пласты народного миросозерцания:

она символизировала ту самую Праматерь-утку, которая, по общему

представлению многочисленных народов Евразии, сотворила землю и

весь мир.

Современное русское "конь" -- сокращенное от

древнерусского "комонь". "Комони ржут за Сулою", -- навсегда

врезается в память фраза из "Слова о полку Игореве".

Общеиндоевропейская линия развития этого понятия содержится в

санскритском бrvan -- "конь". Корень этот сохранился в

старорусских словах "орать" -- "пахать", "орало" -- "соха",

"оратай" -- "пахарь". Солнечный аспект обнаруживается в

собирательном имени древнегреческих Богинь -- Оры, они отвечают

за смену времен года и заботятся о божественных колесницах. По

Велесовой книге, один из обожествленных прародителей древних

руссов звался Ореем (Орем). (А.И.Асов -- известный

интерпретатор "Книги Велеса" -- так и переводит это имя: Арий).

Корень здесь, хотя и сродни санскритскому бrvan ("конь")

и родственным ему древнерусским "оралу" и "оратаю", но

непосредственно восходит, как, скажем, и имя древнегреческого

героя Ореста к общеарийскому понятию arjб --

"благородный" (откуда и само понятие "арий", "ариец"). Наконец,

вспомним, что один из санскритских синонимов названия Солнца --

arkб.

Эти понятия, как и образованные от него имена, несравненно

более древнего происхождения, чем гнездо слов, связанных с

понятием коня. Одомашнивание лошади современные историки

относят к VII тысячелетию до новой эры, а первые

документированные (в том числе и археологические) факты

существования культа коня у племен, населявших территорию нашей

Родины, относятся к концу IV тысячелетия до новой эры. Времена

же существования общего праязыка и последующей его

дифференциации -- значительно более ранние, не совпадающие с

эпохой приручения лошади.

Архетипы космических животных, выступавшие опорными

точками народного мировоззрения и неисчерпаемыми источниками

духовных сил, пронизали в дальнейшем всю русскую литературу --

поэзию и прозу. Собирательный образ, объединивший в себе

одновременно коня, птицу и русскую землю -- это "птица-тройка"

из поэмы Н.В.Гоголя "Мертвые души". Русь -- устремленная в

будущее, но не стремящаяся оторваться от своего прошлого

"птица-тройка". Русь -- Мать-родина соединяется в представлении

русского человека с Матерью Сырой Землей. Это -- следующий и

последний архетип народного миросозерцания, уходящий своими

корнями к самым истокам общечеловеческой культуры.

Хотелось внести ясность и в вопрос по поводу болотной

пирамиды, вокруг которой в 20-е годы развернулась публичная

полемика между Барченко и академиком Ферсманом. Последний

отрицал искусственное происхождение чего бы то ни было в

окрестностях Сейдозера. Я специально выкроил время, чтобы

побывать у спорного пирамидального камня и даже, дабы легче

было сравнивать, сфотографировался на нем. Высота -- чуть ниже

человеческого роста. Покрыт такой плотной коростой мха и

лишайников вперемешку с наносным грунтом, что наверху сумела

вырасти и закрепиться карликовая березка. Поблизости еще одна

плита -- правильной геометрической формы, как в горах, где были

найдены гиперборейские руины. На плите пирамидальный камень. В

Лапландии камень на камне -- это почти всегда сейд.

Болото, на котором находятся два пирамидальных знака,

пользуется дурной славой. Лопари боятся туда ходить и пугают

приезжих. Запреты соблюдаются слабо. Мое первое впечатление

совпадает с выводом Ферсмана: пресловутая болотная пирамида

естественного происхождения. Но потом все-таки засверлила

крамольная мысль: за десятки тысяч лет любой искусственно

обработанный камень мог подвергнуться такой деформации и

выветриванию, что все следы человеческих рук стерлись начисто.

Итак, Гиперборея (точнее -- один из ее центров) найдена! Я

ни на минуту не сомневался, что так оно и будет! Но вряд ли бы

это произошло, если бы нас не взяло под свое покровительство

само Провидение. Интуиция и трезвый научный расчет подсказали

мне, где и что нужно искать. Вопреки другим предложениям

настоял, куда именно нужно ехать, где остановиться и что делать

дальше. И не ошибся. Сразу же попал в самую "десятку". Судьбе

было угодно дать мне спутников, которые помогли успешно довести

до конца задуманное в тиши кабинета дело. Да, видно, так было

угодно Богу и благосклонному Хозяину Земли, что не одно

тысячелетие ревностно хранил тайны Гипербореи.

Blog

Тайны русского народа ( в поисках истоков руси). Демин в