Художественный образ в английской литературе ХХ века: типология лингвопоэтика перевод
| Вид материала | Автореферат диссертации |
- Типология образа слуги в русской литературе XIX века на материале произведений, 386.39kb.
- Ч. 3 Организационно-методическое сопровождение, 78.33kb.
- Ч. 3 Организационно-методическое сопровождение, 99.83kb.
- Квалификационная работа типология образа слуги в русской литературе XIX века на материале, 420.13kb.
- Художественный образ в литературе, 539.24kb.
- Программа вступительного испытания по литературе вступительный экзамен литературе проводится, 14.96kb.
- Реферат по литературе Тема: Художественный перевод стихотворений Д. Н. Г. Байрона, 227.06kb.
- Таскаева Светлана Юрьевна, 41.39kb.
- Образ купца в русской литературе XIX века, 352.11kb.
- Тематическое планирование по литературе 11 класс, 114.9kb.
^ В Четвертой главе «Лексико-фразеологические и ритмико-синтаксические средства создания художественного образа в параллельных текстах» проведено сравнительно-сопоставительное исследование пейзажных описаний, создающих образ природы и их переводов на русский язык в трех исследуемых романах на уровне словосочетаний; а также анализ ритмико-синтаксического построения текстов оригиналов и переводов. В завершающей части главы мы предложили свои, научно обоснованные, образцы филологического перевода исследуемых отрывков.
В своем анализе словосочетаний мы исходили из того, что в любом тексте выделяются обычные, узуальные словосочетания, не создаваемые каждый раз заново, а воспроизводимые говорящим в потоке речи; и необычные, даже уникальные словосочетания, созданные автором с целью создания неповторимых художественных образов и оказания эмоционально-эстетического воздействия на читателя. В работе показано, что переводчику следует помнить об этих тенденциях, чтобы не исказить стилистической тональности текста и не перевести оригинальный образ в более сниженную или, наоборот, возвышенную стилистическую плоскость.
Особое внимание при анализе материала в этой главе было уделено качеству языка-цели, т.е. в нашем случае, русского языка перевода, который рассматривался в работе, прежде всего, с точки зрения соблюдения норм его лексико-фразеологической сочетаемости. К сожалению, в исследованном материале мы обнаружили целый ряд словосочетаний, неуклюже звучащих по-русски и затрудняющих читательское восприятие оригинального образа природы.
Для того, чтобы показать, как показать, как проходила работа на этом этапе исследования, приведем отрывок из романа И.Во «Возвращение в Брайдсхед» и его русский перевод:
(…) Beyond and about us, more familiar still, lay an exquisite man-made landscape. Our camp lay along one gentle slope; opposite us the ground led, still unravished, to the neighbourly horizon, and between us flowed a stream – it was named the Bride and rose not two miles away at a farm called Bridesprings, where we used sometimes to walk to tea; it became a considerable river lower down before it joined the river Avon(…) . The woods were all of oak and beech, the oak grey and bare, the beech faintly dusted with green by the breaking buds; they made a simple, carefully designed pattern with the green glades and the wide green spaces – Did the fallow deer graze here still? – and, lest the eye wander aimlessly, a Doric temple stood by the water’s edge, and an ivy-grown arch spanned the lowest of the connecting weirs (25).
(…) А дальше вокруг нас, еще более знакомый, расстилался изумительный искусственный ландшафт. Мы находились в замкнутой, отгороженной от мира неширокой долине. Наш лагерь был разбит на одном ее отлогом склоне, еще нетронутый противоположный склон поднимался перед нами к близкому дружественному венному горизонту, а между нами протекала речка – она называлась Брайд и брала начало всего в каких-нибудь двух милях отсюда возле живописной фермы, носившей название Брайдспринг, куда мы нередко ходили пешком после обеда; ниже, перед тем как слиться с Эвоном, она становилась внушительной рекой (…). В лесу росли одни дубы и буки: дубы – черные, голые, буки – чуть припорошенные зеленью лопнувших почек; купы деревьев живописно и просто обступали то маленькую зеленую прогалину, то широкую зеленую поляну – паслись ли еще на них пятнистые олени? – а у воды, чтобы взгляд не блуждал бесцельно, был построен дорический храм, и последний водослив венчала увитая плющом арка (204–205).
Перевод на русский язык данного отрывка в целом производит благоприятное впечатление. Тем не менее, сравнительно-сопоставительный анализ текстов перевода и оригинала позволил и на этот раз сделать вывод о том, что переводной текст является лишь вариацией на тему оригинала.
В тексте отрывка много обычных, неконнотативных словосочетаний, легко воспринимаемых в речи; в ряде случаев встречаются и терминологические словосочетания. На русский язык они передаются узуальными словосочетаниями. Так, атрибутивное словосочетание an ivy-grown arch переведено увитая плющом арка, а словосочетание the lowest of the connecting weirs – последний водослив. Соединенные глаголом венчать (в форме прошедшего времени венчала) в русском тексте они производят комическое впечатление из-за неуклюжего сочетания существительного водослив (которое в русском языке употребляется, в основном, как технический термин) с устаревшим глаголом венчать, употребляющимся преимущественно в поэтической речи. Между тем, как явствует материал словарей, существительное weir гораздо более известно широкому англоязычному читателю, чем русскоязычному технический термин водослив. В то же время глагол to span лишен поэтических коннотаций и употребляется в повседневной речи.
К сожалению, попытки переводчика передать необычные английские словосочетания на русский язык в большинстве случаев терпят неудачу. Так, например, an exquisite man-made landscape переведено изумительный искусственный ландшафт. Английскому слову landscape в русском языке соответствуют два слова: ландшафт и пейзаж. Окказиональное русское словосочетание изумительный искусственный ландшафт звучит весьма «неуклюже». Это происходит, по-видимому, еще потому, что в русском языке существительное ландшафт не воспринимается так же естественно, как существительное landscape англичанами, так как первое пришло в русский язык из немецкого только в 18 веке, т.е. гораздо позже, чем английское слово landscape, пришедшие в английский язык из голландского гораздо раньше. В сочетании с прилагательным искусственный слово ландшафт воспринимается русским читателем как географический термин и не производит необходимого эстетического воздействия.
Вызывает сомнение и попытка русского переводчика создать русское окказиональное словосочетание дружеский горизонт, звучащее неуклюже по-русски, вместо английского узуального атрибутивного сочетания (to) the neighbourly horizon. Совершенно очевидно, что лексема neighbourly означает расположенный близко, т.к. является однокоренным словом существительного neighbourhood, которое объясняется как the area of a town that surrounds someone's home, or the people who live in this area, т.е. округа, окрестность, поэтому прилагательное дружеский здесь ни причем.
Следует также подчеркнуть о необходимость глубокого проникновения в вертикальный контекст романа, без знания которого невозможно адекватно перевести художественное произведение с одного языка на другой. В данном отрывке, например, есть предложение: … where we used sometimes to walk to tea, которое переведено на русский язык: …куда мы нередко ходили пешком после обеда (речь идет о ферме Брайдспрингс). Русское предложение звучит гладко на «языке-цели». Тем не менее, необходимо помнить, что автор описывает воспоминания главного персонажа о своей юности, проведенной в английском поместье, где был определенный уклад жизни с традиционными пятичасовыми чаепитиями. В переводе это не ощущается, так как to tea превращается в ничего не значащую русскую фразу после обеда, и предложение теряет особый английский колорит.
Проведенный анализ не имел целью найти недостатки у того или иного переводчика или усомниться в его компетентности. Нашей задачей было показать общую тенденцию, характерную для многих переводов прозаических произведений. В некоторых случаях наш анализ может показаться излишне педантичным. Однако такая педантичность была необходима, чтобы обратить внимание исследователей и переводчиков на качество русского перевода, которое страдает из-за того, что игнорируется существование в языке нормы. Результатом такого пренебрежения становится не всегда высокое качество формы переводного текста, которое приводит к искажению содержания оригинальных образов и, как следствие, к утрате лингвопоэтических качеств аутентичного текста.
При сравнительно-сопоставительном анализе ритмико-синтаксической структуры фрагментов параллельных текстов, создающих образ природы у исследуемых авторов, мы, прежде всего, ориентировались на знаки препинания. Поскольку все тексты, подвергнутые анализу, в достаточной степени пунктуационно оформлены, членение их не представляло большой трудности. В своём анализе мы исходили из теории четырёх уровней синтаксического членения речи (уровня членов предложения, уровня динамического синтаксиса, или актуального членения, уровня парентетических внесений и уровня фразировки) [Александрова, 1984]. В тех случаях, где в текстах отрывков отсутствовали знаки препинания, мы исходили из лексико-стилистической организации текста и общих тенденций ритмической организации, характерных для того или иного отрывка (автора).
Ритмическая структура прозаического текста в большой степени зависит от его синтаксической организации. Исследование показало, что изменение синтаксиса предложений повлекло за собой значительные изменения ритмического рисунка текстов.
В качестве примера приведем отрывок из романа Дж. Голсуорси «Собственник»:
|| The larks sprang up in front of his feet, | the air was full of butterflies, | a sweet fragrance rose from the wild grasses. || The sappy scent of the bracken stole forth from the wood, | where, | hidden in the depth, | pigeons were cooing, | and from afar on the warm breeze came the rhythmic chiming of church bells || (82).
Благодушное, слегка восторженное настроение персонажей передано автором с помощью ритмической организации отрывка. В этом текстовом фрагменте ритмическая сбалансированность и симметрия, достигающаяся с помощью параллельных конструкций, сменяется не менее симметричным «кольцевым» типом организации; наличие парентетических внесений способствует выделению наиболее важных предикативных конструкций. Парентеза внутри второго предложения снимает впечатление монотонности, которое могло бы возникнуть при перечислении. Грамматическая инверсия в конце абзаца придаёт ему законченность, завершенность.
К сожалению, перевод этого отрывка на русский язык выполнен без учёта перечисленных выше ритмико-синтаксических особенностей оригинала:
|| Жаворонки взлетали у него прямо из-под ног, | в воздухе порхали бабочки, | от густой травы шел нежный запах. || Из леса, | где, | спрятавшись в зарослях, | ворковали голуби, | тянуло папоротником, | и теплый ветер нес из далека мерный перезвон колоколов || (76).
Автор перевода нарушил синтаксический параллелизм первого предложения, вынеся обстоятельство на передний план в двух последних синтагмах. Во втором предложении текста перевода из-за изменения порядка слов и перестановки частей особенно выделенной оказывается предикативная конструкция тянуло папоротником, а не менее важная – ворковали голуби – оказывается оттесненной на задний план, будучи включенной в парентезу. Нарушается и «зеркальная симметрия» второго предложения, которое в целом имеет не кольцевую, а скорее, «разболтанную» ритмическую структуру.
В результате всестороннего анализа пейзажных описаний, создающих образ природы в исследуемых произведениях, который велся на основе различных словарей, были предложены такие варианты перевода отрывков, разобранных в главе 3 и 4, которые были бы научно обоснованы, отвечали критериям адекватного перевода, и во всех отношениях близки к оригиналу. Таким образом, мы показали, что значит перевод как часть филологической науки. Такой подход дает важные ориентиры для переводоведения в плане применения к прозаическим текстам метода филологического перевода. Те элементы имеющихся переводных текстов, которые признаны адекватными, вошли составной частью в наши варианты перевода, остальные подвергались научно-обоснованному уточнению и корректировке.
Приведем филологический вариант перевода отрывка из романа «Смерть героя»:
|| Great secular trees | better protected than those in the outer Park, | held up their vast fans of glittering green-and gold foliage | which trembled in the light wind and formed moving patterns on the tender- blue sky.||
The lilacs had just unfolded their pale hearts, | showing the slim stock of closed buds | which would break open later in a foam of white and blue blossoms. || Underfoot was stouter green of wild plants, | spread out like an evening sky of verdure | for the thick-clustered constellations of flowers. || There shone the soft, | slim-yellow trumpet of the wild daffodil; | the daffodil which has a pointed ruff of white petals to display its gold head, | and the more opulent double daffodil | which, | compared with the other two, | is like an ostentations merchant between Florizel and Perdita .|| (135-136)
|| Величественные столетние деревья, | сохранившиеся здесь лучше, | чем в менее защищённой части парка, | простирали свои развесистые кроны сверкающей золотисто-зелёной листвы, | колыхаясь на лёгком ветру и вычерчивая\ изменчивые узоры на фоне ласкового голубого неба. ||
На кустах сирени только что распустились бедные сердцевидные листья, | сквозь которые проглядывали тонкие стебли с нераскрывшимися бутонами: вскоре они вскипят пеной белых и лиловых цветов. || Под ногами расстилалась сочная зелень трав, | подобно зеленеющему вечернему небосводу, | на котором рассыпаны частые созвездия цветов. || Вон мелькнул нежный изящный рожок дикого нарцисса, | вот ещё нарцисс, | в зубчатом кружеве белых лепестков виднеется золотая головка, | и пышный махровый нарцисс, | который, | в сравнении с первыми двумя, | похож на напыщенного купца рядом с Флоризелем и Утратой.
(Ср. с официально опубликованным переводом:
|| Могучие вековые деревья, | которым здесь жилось вольнее и спокойнее, | чем их собратьям во внешнем парке, | вздымали вверх огромные веера сверкающей золотисто-зелёной листвы | – она трепетала под лёгким ветерком, | поминутно менялись её узоры на фоне ласкового голубого неба. || Только что развернулись бледные сердцевидные листья сирени, | на тонких стеблях качались гроздья нераскрывшихся бутонов, | – скоро они вскипят белой и нежно лиловой пеной цветенья. || Под ногами расстилалась густая зелень некошеных трав, | подобно зеленеющему вечернему небу, | на котором вспахивают частые созвездия цветов. || Вон блеснул мягко изогнутый жёлтый рожок дикого нарцисса; | вот ещё нарцисс, | из белоснежного рюша заострённых лепестков выступает его золотистая головка; | и пышный махровый нарцисс между ними | – совсем напыщенный купец между Флоризелем и Пердитой. || (134)
Почти все узуальные словосочетания в тексте отрывка переданы в филологическом варианте перевода словосочетаниями того же типа. Что касается окказиональных словосочетаний, мы старались подобрать метафоры, которые передавали бы специфику оригинальных образов и вместе с тем, не противоречили русским нормам сочетаемости.
Говоря о ритмико-синтаксической структуре филологического перевода данного отрывка, отметим, что в нашем тексте, как и в тексте оригинала, нетрудно заметить значительное количество предложений с придаточными определительными. «Волнообразный» ритм повествования сохранен благодаря существительным с определениями в пре- и постпозиции. Выразительность описания сохранены благодаря предложениям с обратным порядком слов. Сравнительные конструкции, регулярно встречающиеся в тексте оригинала, также сохранены в нашем переводе.
Проделанная работа позволила разработать типологию переводческих ошибок, наиболее распространенных в описательных частях переводов английских романов на русский язык (игнорирование сюжетных особенностей произведения; невнимание к лексическим единицам, референты которых отсутствуют в русскоязычной культуре; перевод ключевых для описательных частей лексических единиц без учета разницы их функционирования в традициях английской и русской литератур; перевод слов и словосочетаний без узкого и широкого вертикального контекста; неоправданная замена узуальных словосочетаний окказиональными и, наоборот; несоблюдение норм языка-цели (русского языка перевода); нарушение ритмико-синтаксической структуры оригинала)) и обобщить полученные результаты в виде оптимальных научно обоснованных образцов перевода, который мы назвали «филологическим переводом».
Мы убеждены, что только метод филологического перевода вбирает в себя, с одной стороны, достоинства «вдохновенного» (интуитивного) перевода, который обеспечивает передачу духа подлинника, а с другой стороны, аналитического перевода, в основе которого лежит научный подход. При этом филологический перевод не имеет недостатков аналитического и синтетического переводов. Пользуясь филологическим методом, переводчик сначала анализирует оригинал, а затем вновь синтезирует оригинал на языке-цели, сохраняя при этом живую душу подлинника. Получается, с одной стороны, адекватно, а с другой стороны, живо и естественно. Именно это является одним из важнейших пунктов научной новизны нашей работы и нашего личного вклада в теорию и практику художественного перевода.
^ Пятая глава «Лингвопоэтически значимые средства создания литературного персонажа» посвящена лингвопоэтическому анализу образа литературного персонажа как центрального элемента произведения словесно-художественного творчества. В настоящей главе мы переходим к анализу образа персонажа на материале самого известного романа «Семейная реликвия» (в оригинале The Shell Seekers) Розамунды Пилчер.
В этой главе дается характеристика основных сюжетно-композиционных элементов художественного текста и основных содержательных аспектов анализа образа литературного персонажа. В этой же главе рассматривается сюжетно-композиционная характеристика исследуемого романа.
Образ как картина человеческой жизни предполагает создание определенного человеческого характера, литературного персонажа, стоящего в центре этой картины. Понятие «художественный образ» шире понятия «литературный персонаж». Образ – это художественное изображение природы, человека, вещного мира, в то время как персонаж – это художественное изображение человека.
Образ персонажа – это совокупность всех элементов, составляющих характер, внешность, речевую характеристику, поступки, социальный статус, которые показаны с помощью определенного набора художественно-композиционных и языковых средств. В настоящей главе показано, что образ персонажа как типологическая разновидность художественного образа может быть ярко создан не только в металогическом, но и автологическом произведении словесно-художественного творчества.
Выделение ключевых содержательных аспектов создания образа персонажа с последующим лингвопоэтическим анализом способов его воплощения дает возможность провести комплексный анализ этой типологической разновидности художественного образа и оценить созданный образ максимально качественно и объективно.
Ключевыми позициями такого анализа по нашему мнению являются интродукция образа, портрет персонажа, характеристика способов и средств создания его речевой партии описание его поступков, индикация социального статуса, а также средства воплощения авторского отношения. Последние два аспекта являются сквозными и находят воплощение в других содержательных аспектах создания образа персонажа.
Написанные в лучших традициях добротной классической английской литературы, романы Р.Пилчер характеризуются ясным, современным английским языком, неторопливым повествованием, подробными описаниями, тонким психологическим рисунком персонажей, вниманием к деталям быта и природы, тонким юмором и лиризмом одновременно [undepilcher.com/iv2/html]. В романе «Возвращение домой» отчетливо угадывается влияние Шарлотты Бронте и ее романа «Джейн Эйр»; роман «Сентябрь» во многом перекликается с романом Дафны Дю Морье «Ребекка», сюжет которого даже упоминается в нескольких местах «Сентября», а в романе «В канун Рождества» отчетливо ощущаются мотивы рассказа Чарльза Диккенса «Рождественская песня» из сборника «Рождественские рассказы».
Тексты, созданные Розамундой Пилчер, не изобилуют сложными тропами, т.е. их можно отнести к автологическому типу повествования, но авторский подбор слов и словосочетаний, умелое пользование синтаксическими ресурсами английского языка в описательных, повествовательных фрагментах и диалоге имеет большое значение для создания выразительных образов. Роман «Семейная реликвия» рассказывает о трех поколениях семьи Стернов. Розамунда Пилчер ведет повествование в лучших традициях классического английского романа: она держит читателя в напряжении, заставляя гадать, как поступит героиня, чтобы разрешить конфликт, разгоревшийся в ее семье из-за наследства: картины, которая является семейной реликвией и представляет собой не только огромную художественную, но и материальную ценность.
В качестве исходного пункта мы выбрали характеристику сюжетно-композиционной структуры текста, в которую затем вписали образ главной героини. Образы различных персонажей в романе Р.Пилчер «Семейная реликвия», по нашему мнению, могут быть рассмотрены как ступени разработки центрального образа романа – Пенелопы Килинг. Все события, связанные с жизненным путем Пенелопы, представлены в романе в связи с жизненными обстоятельствами окружающих ее людей и ее отношений с ними.
Исследование показало, что образ именно этого персонажа является центральным образом романа и представляет собой полнозначный, рельефный и динамичный образ. Р.Пилчер создает гармоничный образ мудрой англичанки, хранительницы домашнего очага и семейных традиций, при этом свободной от тривиальных условностей; для которой главный жизненный принцип – это быть, а не казаться.
Роман «Семейная реликвия» был переведен на русский язык в 2002 г. С конца XX – XXI века в России имеет место общая тенденция «нейтрализации» языкового творчества в переводах [Натитник, 2006, 64-83]. Каждое произведение Р.Пилчер (кроме романа «Возвращение домой») переводили несколько переводчиков, что негативно сказалось на качестве текстов на русском языке. Приходится констатировать, что при общем сохранении содержания качество перевода исследуемого нами романа оставляет желать лучшего.
Достаточно сказать, что само название романа ^ The Shell Seekers, переданное на русский язык узуальным словосочетанием Семейная реликвия, нельзя считать удачным, поскольку оно не доносит контекстуальной коннотации оригинального словосочетания. Дело в том, что английский глагол to seek означает, прежде всего, to search for, look for or try to find or obtain (esp. something which is not a physical object, т.е. активный поиск некоего нематериального объекта. По-нашему мнению, словосочетание the shell seekers, вынесенное автором в заглавие романа, являясь концептуальной метафорой, означает не только название картины, ставшей семейной реликвией, из-за которой в семье Стернов произошел раздор после смерти ее владелицы, но и в метафорической форме называет всех персонажей романа (Пенелопу и ее детей), что подтверждается композицией романа, которую можно отнести к «ступенчатому построению сюжета», при котором различные персонажи представляют развертывание одного типа, различные ступени этого проявления [Шкловский, 1929:83-145; Рымарь, 1989:60]. Роман представляет собой соположение отдельных глав, каждая из которых названа по имени основных персонажей романа. Каждый из них стремился к успеху и искал свое счастье в жизни, но выбрал для достижения цели свой путь. Русское узуальное метафорическое словосочетание семейная реликвия сужает полифонию оригинального словосочетания, и концентрирует внимание читателя лишь на ценности картины. Таким образом, первичный сопоставительный анализ оригинала романа и его русского перевода (на уровне заглавия) показал, что пренебрежение переводчика вертикальным контекстом и недостаточное внимание к особенностям сюжета, композиции и архитектоники произведения, привели к искажению заглавия романа на русском языке, в результате чего читателю трудно понять авторский посыл: в метафорической форме назвать своих героев искателями счастья.
^ Шестая глава «Лингвопоэтический анализ средств и способов создания образа персонажа в сопоставительном плане: автологическое повествование» посвящена изучению образа главной героини, Пенелопы Килинг в оригинале и переводе на русский язык. В работе выделяются и анализируются основные лингвопоэтически значимые содержательные аспекты создания образа главной героини, Пенелопы Килинг: средства создания интродукции образа; портретная характеристика героини; характеристика речевой партии персонажа; авторская манера описания поступков Пенелопы Килинг, а также средства индикации социального статуса и авторского отношения которые пронизывают все другие содержательные аспекты и являются сквозными. Комплексный анализ проводился на разных уровнях языка: фонографическом, лексико-фразеологическом и морфосинтаксическом, причем при исследовании каждого аспекта мы выделяли наиболее значимые, с точки зрения лингвопоэтической функции, средства. Исследование дало возможность определить, как совокупность языковых средств и способов выражения разных уровней участвует в создании целостного художественного образа литературного персонажа и помогает читателю в полной мере осознать и воспринять эмоционально-эстетическое воздействие, оказываемое автором художественного текста, с одной стороны, и каким образом переводчик попытался донести до русскоязычного читателя авторский замысел.
Проведенный сравнительно-сопоставительный анализ параллельных текстов, которые служат для интродукции образа персонажа, позволил выявить явные недостатки переводного варианта на лексико-фразеологическом и синтаксическом уровне. В результате невнимания переводчика к содержательно-фактуальной, лингвокультуро-логической информации, а также к собственно языковым нюансам оригинала, читатель получает искаженный образ героини с самых первых страниц романа. 1
Важную роль в интродукции образа персонажа играет описание дома Пенелопы, поэтому сравним параллельные фрагменты текстов, в которых автор описывает этот дом:
1. The Aga, oil-fired, simmered peacefully to itself, and all was blissfully warm…A pile of mail lay on the scrubbed table, and she leafed through it, but there seemed to be nothing there either vital or interesting, so she let it lie, and crossed the kitchen, opening the glass door that led into her conservatory (11).
1 Текст романа на английском и русском языках цитируется по следующим изданиям: R.Pilcher.The Shell Seekers. – Lnd., 1989; Пилчер, Р. Семейная реликвия. Цифра в скобках после приведенной цитаты указывает на номер страницы в соответствующем издании.
Гудела колонка отопления, давая блаженное тепло…На чисто выскобленном кухонном столике стопкой лежала почта; Пенелопа перебрала ее, но не нашла ничего важного или занимательного и, оставив все как было, открыла стеклянную дверь в зимний сад (7).
Даже при беглом сравнительно-сопоставительном анализе первого текстового фрагмента можно заметить лексические несоответствия, которые не отражают некоторых реалий британского общества, а также приводят к изменению значения переводимых слов и словосочетаний, что вводит читателя в заблуждение.
При переводе на русский язык в качества эквивалента английского существительного ^ Aga автор предлагает словосочетание колонка отопления. Русский эквивалент, безусловно, не является правильным с точки зрения адекватности передачи референта. Переводчик не учитывает социокультурного контекста произведения и национального колорита английского слова Aga. Как явствуют материалы толковых и лингвострановедческих словарей, Aga является неотъемлемой принадлежностью кухонь в больших загородных домах англичан, принадлежащих к среднему классу. Этот агрегат производится в Великобритании и представляет собой современную имитацию старинных плит, которые можно не выключать сутками, и одновременно использовать для приготовления пищи, обогрева дома и нагрева воды. Примечательно, что в узусе английского языка даже зафиксировано словосочетание an Aga saga: a novel about the lives of people who have a good standard of living and live in the English countryside. Таким образом, словарь подтверждает наше предположение о высоком социальном статусе героини.
Словосочетание колонка отопления переносит текст в иную социокультурную плоскость, поскольку у русскоязычного читателя будет ассоциироваться не с просторной уютной кухней загородного дома, принадлежащего современной обеспеченной англичанке, но с типовым жилищем «хрущевка» эпохи социализма в бывшем СССР, где в пятиметровых кухнях устанавливались газовые колонки для нагрева воды, которые не служили для обогрева помещений и не добавляли уюта жилищу.
Обращает внимание и неверность употребления узуального атрибутивного словосочетания зимний сад в качестве эквивалента английского существительного conservatory. Дело в том, что зимний сад – это помещение в доме, здании, имитирующее сад с живыми деревьями, цветами и другими растениями, т.е. довольно большое помещение. В английских толковых словарях существительное conservatory объясняется следующим образом: a glass room, usually connected to a house, in which plants are grown and kept, т.е. это небольшое стеклянное помещение, где выращивают цветы, низкорослые растения и где не растут деревья. В тексте романа речь идет о небольшой уютной цветочной оранжерее, выходящей в сад, примыкающий к дому. Именно здесь росли деревья и дикие цветы, а вовсе не в зимнем саду, который переводчик произвольно ввел в русский текст.
Сравнительно-сопоставительный анализ синтаксической организации параллельных текстов первого отрывка также обнаружил неоправданную замену. Так, предложение A pile of mail lay on the scrubbed table переведено На чисто выскобленном кухонном столике стопкой лежала почта. Замена функциональной перспективы предложения привела к тому, что обстоятельственная группа в русском варианте (На чисто выскобленном кухонном столике) неоправданно сконцентрировала внимание читателя на столе и оттянула появление подлежащего почта, в то время, как в оригинале, группа подлежащего A pile of mail открывающая предложение, сосредотачивает внимание читателя и является семантическим центром высказывания.
Таким образом, в оригинале читатель знакомится с большой, прекрасно обустроенной и уютной кухней современного английского загородного дома, ведущей прямо в оранжерею, за окнами которой раскинулся великолепный сад. После знакомства с переводом в воображении читателя будет нарисована нелепая картина крошечной кухни с гудящей колонкой, однако дверь этой скромной кухни открывается прямо в роскошный зимний сад.
Как показало исследование, в процессе сюжетного развертывания образ Пенелопы Килинг представлен глазами других персонажей. Перевод на русский язык фрагментов текста, в которых встречается описание внешности героини, нельзя признать удачным, поскольку не всегда сохраняются основные характеристики, присущие Пенелопе Килинг из-за того, что переводчик не вник в суть портретной характеристики героини и неверно передал значение оригинальных слов и словосочетаний, служащих для портретирования героини. Невнимание к языковой ткани произведения, нюансам вертикального контекста, а также синтакической структуры оригинальных описаний ослабило или даже исказило изобразительно- выразительную силу использованных в описательных отрывках языковых единиц.
Сравним отрывок из текста оригинала, в котором описывана внешность Пенелопы глазами ее любимой дочери Оливии, и его перевод:
1. It was all right. Penelope looked vital as ever, bohemian and marvelously distinguished. Tall and straight-backed, with her thick graying hair twisted up into a knot at the back of her head and her dark eyes bright with amusement, even the struggles with the trolley did nothing to detract from her dignity. She was, inevitably, slung about with bags and baskets, and was dressed in her old blue cape, an officer’s boat cloak that she had bought second-hand from an impoverished Naval widow at the end of the war and worn ever since, on all occasions from weddings to funerals (80-81).
Все в порядке. Вид, как всегда, оживленный и потрясающе изысканный. Высокая, прямая, густые серебрящиеся волосы собраны в пучок низко на затылке, темные глаза искрятся весельем, и даже сражение с тележкой ни на йоту не убавило ее гордого достоинства. Разумеется, она вся обвешана сумками и корзинками и одета в старую темно-синюю суконную накидку, которая на самом деле – флотский плащ, купленный у обедневшей капитанской вдовы еще в конце войны и с тех пор верно служивший Пенелопе во всех случаях, от свадеб до похорон (68).
Утонченная и образованная Оливия, главный редактор крупного лондонского журнала мод, восхищалась умением матери быть всегда на высоте и умением носить старинные вещи. Автор создает яркий и запоминающийся портрет героини благодаря коннотативно окрашенным атрибутивным и адвербиальным определениям (vital, marvelously distinguished, tall, straight-backed, thick (hair), dark (eyes) bright with amusement), обладающим положительной оценочной семантикой. В данном контексте прилагательные bohemian и second-hand тоже обладают положительной коннотацией, подчеркивая изысканность и неповторимость внешности Пенелопы, ее внешнюю и внутреннюю раскрепощенность.
Особое внимание следует обратить на эпитет vital, который является семантическим центром в описании внешности главной героини и его перевод с помощью прилагательного оживленный. Как показал анализ, vital означает full of energy in a way that is exciting and attractive; energetic . Оно снабжено пометой formal approving, объясняющей, что данная лексема употребляется в книжном стиле и обладает положительной ингерентной коннотацией. Русское прилагательное оживленный толкуется исполненный жизни, деятельности, возбуждения.. Сема возбуждение, присутствующая в семантической структуре лексемы, указывает на различие в оттенках значения русского и английского слова. В тексте оригинала Пенелопа представлена как пожилая женщина, полная внутренней энергии и жизненной силы, что придает ее образу красоту и привлекательность. Однако здесь нет ни намека на внешнюю взволнованность и возбужденность, которая появляется в русском варианте. В тексте перевода теряется красота и привлекательность главной героини, которая не меркнет с годами, что приводит к неполной передаче образа персонажа.
Из текста перевода неоправданно исчезло прилагательное bohemian, которое обладает амбивалентным значением [Карасик, 1991] и является одним из ключевых при создании неповторимого целостного образа героини, употребляясь в нескольких местах романа. Опущение данной лексической единицы привело к тому, что флотский плащ (old blue cape, an officer’s boat cloak), который верно служит Пенелопе 40 лет как универсальная вещь ее гардероба, подчеркивая нетривиальность героини, превращается в старую поношенную накидку, которую мы видим на слегка возбужденной пожилой женщине, которая, к тому же, вся обвешана сумками и корзинками. Прилагательное суконный введенное переводчиком в русское предложение, излишне детализирует описание накидки, делая его менее выразительным. Этому еще более способствует эксплицирующая оговорка (которая на самом деле), произвольно вставленная в русский текст и утяжеляющая элегантность и динамизм авторской повествовательной манеры.
Таким образом, вместо портрета героини, полной жизненной энергии и силы, которой присуща внешняя и внутренняя раскованность, в переводе перед читателем предстает нелепая стареющая женщина, которой вряд ли могла любоваться и гордиться любящая дочь.
Обратимся к параллельным текстам, в которых внешность главной героини и ее внутренние характеристики представлены глазами миссис Крофтвей, кухарки старшей дочери Нэнси:
Mrs. Croftway had her own private opinion of Nancy’s mother…A great tall woman she was, dark-eyed as a gypsy, and dressed in garments that looked as though they should be given to a jumble sale. Pigheaded she’d been too, coming into the kitchen and insisting on washing the dishes, when Mrs. Croftway had her own way of doing things and did not relish interference (23).
Относительно матери Нэнси, миссис Килинг, у миссис Крофтвей имелось собственное мнение. Длинная такая дылда, глаза чернющие, как у цыганки, и одета в такое, что впору старьевщику отдать. А гонору-то! Явилась в кухню посуду, видите ли, мыть, когда у миссис Крофтвей во всем свой подход, она не выносит, чтобы в ее дела лезли посторонние (18).
Из описания, видно, что миссис Крофтвей, кухарка Нэнси, считала Пенелопу Килинг некрасивой. В данном контексте происходит семантический сдвиг прилагательного tall, которое обладает положительной коннотацией в описании, данном как бы глазами Оливии, но приобретает отрицательную адгерентную коннотацию в данном описательном фрагменте. Сравнительная конструкция dark-eyed as a gypsy, не несущая ингерентной отрицательной коннотации, также приобретают таковую в данном контексте, причем негативная оценка восприятия внешности Пенеловы кухаркой усиливается за счет распространенного определения в постпозиции: garments that looked as though they should be given to a jumble sale. Примечательно, что сравнение Пенелопы с цыганкой, отмеченное миссис Крофтвей и обладающее в данном контексте отрицательной адгерентной коннотацией, полностью меняет эту коннотацию на положительную в другом портретном описании Пенелопы. Это описание приведено в одной из последних частей романа, где повествование носит ретроспективный характер и представлено в прямой речи, где читатель как бы видит главную героиню глазами влюбленного в нее c первого взгляда Ричарда Лоумакса, который, как и Оливия, смог оценить неординарную красоту Пенелопы:
I think I’ve been in love with you since the first moment I set eyes on you, standing with your father on the other side of the road, with your hair blowing in the wind, and you looking like some ravishing gypsy (457).
Текст перевода в отличие от текста оригинала, который имитирует несобственно прямую речь, имеет более яркую эмоциональную окраску из-за использования стилистически сниженной лексики (длинная такая дылда, чернющие, гонору-то, явилась, видите-ли, лезли). Стилистическая инверсия а great tall woman she was в оригинальном тексте служит для привлечения внимания читателя к переставленному элементу, выделяя его логически и в эмоциональном плане. Инверсия способствует выделению ремы (a great tall woman), которая формально заняла позицию темы. Так как в русском языке порядок слов относительно свободный, стилистическая функция инверсии в художественной прозе несколько ослаблена по сравнению с английским языком. Переводчик нашел другой способ компенсации, прибегнув к использованию стилистически сниженной фразы длинная такая дылда. Для усиления эмоциональной функции инверсии переводчик использует просторечное слово с ярко выраженной негативной окраской (при употреблении слова дылда мы обычно имеем в виду высокого нескладного человека). Атрибутивное словосочетание длинная дылда тавтологично. Используя ее намеренно, переводчик, очевидно, желает донести до читателя негативное отношение кухарки к Пенелопе, но делает речь миссис Крофтвей эмоционально более сильной и грубой, чем в оригинале.
Сравнительная конструкция dressed in garments that looked as though they should be given to a jumble sale передана с помощью описательной конструкции с придаточным предложением одета в такое, что впору старьевщику отдать. Русское предложение является более компактным по размеру, чем оригинальное, кроме того, неверно передано на русский язык словосочетание a jumble sale (старьевщик). Совершенно очевидно, что данное английское словосочетание означает воскресную дешевую распродажу ненужных вещей, устраиваемую с целью собрать деньги на благотворительные нужды. Как явствует из толковых словарей русского языка, старьевщик – человек, который собирает старье, торгует им. При переводе английского словосочетания переводчик не учитывает социокультурных особенностей Великобритании.
Таким образом, при переводе не всегда сохраняются основные характеристики, присущие Пенелопе из-за того, что переводчик не вник в суть стилистической тональности фрагментов текста, являющих собой портретную характеристику героини и неверно передал значение оригинальных слов и словосочетаний, которые служат для ее портретирования. Портретная характеристика героини предстает в измененном ракурсе, что приводит к смещению оригинального образа в несколько иную, сниженную плоскость, лишая героиню того благородства натуры и обаяния, которым ее наделила автор.
Одним из основных приемов создания художественного образа Пенелопы Килинг является ее речевой портрет. Речь героини, представленная как в виде диалога, так и в виде прямого монолога, характеризуется образностью и живостью, богатой языковой палитрой, что показывает, с одной стороны, ее интеллект, а с другой, самобытность ее характера. Обращая внимание на особенности речевой партии персонажа в процессе развертывания сюжета, мы можем понять такие важные составляющие художественного образа персонажа, как уровень образованности, социальный статус, отношение к другим персонажам и их отношение к нему, а также отдельные черты характера самого героя (например, живость ума, чувство юмора и т.д.).
Выявленная нами диглоссия речевой партии Пенелопы свидетельствует о ее французских корнях, а также об образованности и высоком социальном статусе героини. В речевом портрете Пенелопы следует также отметить наличие аллюзий, что свидетельствует о начитанности и чувстве юмора. Анализ синтаксической составляющей речевой партии Пенелопы позволил выявить, с одной стороны, сложные распространенные предложения с разветвленной системой придаточных, характерных для монологической речи высокообразованного человека, умеющего логично излагать свои мысли, а с другой стороны, эллипсис и инверсию, которые помогают воссоздать живую, динамичную разговорную речь в диалоге и сосредоточить внимание читателя на семантическом центре речевой партии.
Сравнительно-сопоставительный анализ текстов оригинала и перевода дал возможность выявить, насколько в русском тексте сохраняются характеристики речевой партии Пенелопы Килинг.
Рассмотрим пример:
1. She’s a great character, mad as a hatter. But she hasn’t been to Carn Cottage for ages, partly because Doris and Nancy have taken over her room, and partly because she’s left London and gone to live in Cold Wales with some potty friends who breed goats and do hand weaving. You can laugh but it’s true. She always had the oddest chums (441-442).
Она замечательная и большая чудачка. Но она теперь не приезжает в Карн-коттедж, отчасти потому, что в ее комнате теперь живут Дорис и Нэнси, а еще, наверное, потому, что живет теперь не в Лондоне, а где-то в глуши, в Уэльсе, с какими-то своими друзьями, которые держат коз и ткут. Смешно, но это так. У нее все приятели со странностями (392).
В целом перевод данного отрывка звучит гладко по-русски, сохраняя образность речевой партии героини, но определенное невнимание переводчика к языковым нюансам привело к некоторым весьма существенным искажениям оригинального текста. Узуальное аллюзивное сравнение mad as a hatter передано на русский язык словосочетанием большая чудачка. Данное русское словосочетание является вполне удачным для передачи значения аллюзии в английском тексте, ведь не всякий русскоязычный читатель знает досконально сказку Л.Кэрролла «Алиса в стране чудес» и ее героев. Однако приходится констатировать, что в русском тексте искажена содержательно-фактуальная информация из-за того, что предложение But she hasn’t been to Carn Cottage for ages, буквально означающее, что тетя Этель не появлялась в Карн-коттедже вот уже целую вечность переведено Но она теперь не приезжает в Карн-коттедж. Из текста перевода не совсем ясно, как давно тетя Этель перестала гостить в семье Стернов. Оговорка наверное, употребленная в переводе, придает словам Пенелопы оттенок сомнения, который отсутствует в оригинале. Данное слово не является полноценным соответствием английского наречия partly, которое означает in some way or in some degree; not completely. Это наречие следовало бы перевести отчасти, т.к. именно в этом случае русскоязычный читатель получил бы ясное представление об уверенности Пенелопы в истинной причине долгого отсутствия тети Этель у Стернов.
Приходится признать переводческой неудачей прием генерализации, примененный при передаче значения атрибутивного словосочетания potty friends. Английское прилагательное potty употребляется в неформальной речи и буквально означает silly or foolish. Атрибутивное словосочетание the oddest chums, являющееся синонимом словосочетания potty friends, способствует накоплению признака и передаче оттенка легкой иронии в речи Пенелопы. Совершенно очевидно, что Пенелопа считает друзей тети слегка чудаковатыми. Русское словосочетание (со) своими друзьями обедняет текст перевода, поскольку нейтрализует эту тональность, снижая эмоционально-эстетический эффект оригинального словосочетания и всего предложения.
Рассмотрев речевую партию героини в сопоставительном плане, мы пришли к выводу, что нежелание передать точное значение лексических единиц с учетом как горизонтального, так и вертикального контекста, привели к тому, что речевая партия героини в большинстве случаев теряет свои лингвопоэтические характеристики и не всегда доносит художественный замысел.
Художественно-композиционные и словесно-речевые средства описания поступков персонажа играют немаловажную роль в создании художественного образа. Как и другие выделенные аспекты, они помогают читателю понять суть характера персонажа и формируют авторское отношение к нему. Анализируя лингвопоэтически значимые средства описания поступков персонажа, необходимо учитывать оценочную составляющую этих средств. Основными чертами характера, которыми наделяет Р.Пилчер главную героиню романа через описание ее поступков, являются жизнерадостность, оптимизм, твердость духа, щедрость, практичность, самодостаточность, независимость и самокритичность. Создавая образ Пенелопы, автор отмечает, что она была безупречной, любящей матерью, что отражалось в ее поступках по отношению к детям, хотя в полной мере это могла оценить лишь Оливия:
Olivia, waiting for her, stayed where she was, sitting on her bed, feeling herself filled with gratitude for Penelope’s calm and practical acceptance of the situation. She thought about having another sort of mother, avid with curiosity and romantic images, linking Olivia with Cosmo, imagining her daughter standing at some altar in a white dress designed to look well from the back. The very idea made her laugh and shudder all the same time (89).
Оливия осталась ждать, сидя на кровати. Ее переполняло чувство благодарности матери, которая так спокойно и разумно отнеслась к происходящему. Другая ведь сразу принялась бы расспрашивать, строить романтические прожекты насчет дочери и Космо, представлять ее стоящей у алтаря в белом туалете удачного покроя, который хорошо смотрится со спины. При одной мысли об этом Оливии стало сразу и смешно, и противно до отвращения (76).
По нашему мнению, перевод данного абзаца не вполне отвечает требованиям, предъявляемым к адекватному переводу художественного текста, хотя в целом дает примерное представление о создаваемом автором образе. Представляется, что легкий ироничный тон текстового фрагмента был бы более удачен в тексте перевода, если бы переводчик воспользовался приемом логического развития понятия и вместо словосочетания белый туалет употребил контекстуально оправданное узуальное словосочетание белое подвенечное платье. Переводчик исказил не только структуру предложения She thought about having another sort of mother; Другая ведь сразу принялась бы расспрашивать, строить романтические прожекты and romantic images (…), но и смысл: Другая ведь сразу принялась бы расспрашивать, строить романтические прожекты (…). Речь идет о том, что Оливия попыталась представить другой тип матери, которая бы немедленно стала строить всевозможные планы, связанные с романтическим замужеством дочери, узнав, что та полгода состоит в близких отношениях с мужчиной. В тексте оригинала не сообщается, что мать сразу бы принялась расспрашивать, но подчеркивается, что она сгорала бы от любопытства (avid with curiosity). И, наконец, переводчик допускает откровенную небрежность при переводе последнего предложения (The very idea made her laugh and shudder all the same time,) которое означает, что при мысли об абсурдности и невозможности подобного поступка Пенелопы Оливия буквально затряслась от смеха, т.к. глагол to shudder объясняется to shake violently. Русская узуальная гипербола (стало) противно до отвращения искажает смысл английского предложения, привнося в текст перевода отрицательную эмоционально-оценочную коннотативность, отсутствующую в оригинале.
Проанализировав авторскую манеру описания поступков Пенелопы Килинг, мы пришли к выводу, что, несмотря на некоторые удачи, перевод английского текста не является полноценным. Хотя большинство русских словосочетаний не противоречит нормам языка-цели, переводчику не всегда удается передать стилистическую тональность оригинала. В ряде случаев переводчик даже не пытается подобрать точные словарные соответствия, которые были бы оправданы контекстом. В результате такого искажения меняется как смысл соответствующих фрагментов текста оригинала, так и стилистическая тональность, что приводит к искажению важной грани целостного образа персонажа.
Авторскогое отношение не всегда находит прямое выражение в тексте романа. Отношение читателя к Пенелопе Килинг складывается из описаний, комментариев, а также через восприятие главной героини другими людьми. Следует отметить, что авторское отношение к Пенелопе Килинг является одной из важнейших лингвопоэтических аспектов создания этого образа. Писательница глубоко симпатизирует Пенелопе Килинг, что проявляется в использовании эпитетов с положительной ингерентной коннотацией:
^ 1. ‘She is splendid,’ Cosmo said.
- Она замечательная, - сказал Космо.
2. She was, in her strange way, beautiful. And well-bread (281).
‘Пенелопа красавица, хотя ее красота ее и необычна, и получила хорошее воспитание’ (248).
В обоих случаях при переводе были сохранены лексемы с положительной ингерентной коннотацией, которые характеризуют внешность и воспитанность героини: splendid (замечательная), beautiful (красавица), well-bread ( хорошее воспитание).
Обратим внимание на второй пример. Такой видит Пенелопу Килинг ее будущий муж, Амброз Килинг. В английском предложении Розамунда Пилчер пользуется парцелляцией, отделяя синтагму And well-bread от основного предложения точкой, что приводит к усилению значимости этого высказывания. Парцелляция не сохраняется в тесте перевода, поскольку синтагма и получила хорошее воспитание содержит сказуемое, т.е. главный член предложения, и отделена от базовой запятой, которая является более слабым пунктуационным знаком, чем точка, что приводит ослаблению значимости этой части высказывания. Грамматическая замена прилагательного well bred атрибутивным словосочетанием хорошее воспитание вынудила переводчика прибегнуть к приему добавления лексической единицы получила, что привело к искажению смысла. Из оригинального предложения не следует, что воспитанной Пенелопа стала в результате целенаправленного воздействия, но подчеркивается естественная воспитанность как врожденное качество героини.
Главным оппонентом Пенелопы является ее старшая дочь Нэнси, беспочвенно обвинившая мать в эгоизме и черствости.
Сравним параллельные тексты романа, где Пенелопа думает о причине такого отношения к ней:
‘^ You never gave me anything’.
That>
She had given Nancy all this, but she had not been able to give Nancy what she wanted, because there had never been money enough to pay for the material possessions and lavish treats the girl craved. Party frocks, dolls’ perambulators, a pony, boarding school, a coming –out dance, and a London season. А large and pretentious wedding had been the peak of her ambitions (546).
‘Ты ничего мне в жизни не дала.’
Это неправда. Пенелопа твердо знала, что это не так. Она дала Нэнси все тоже, что и другим детям: дом, чувство защищенности, домашний уют, интересы, место для игр с друзьями, солидную входную дверь, за которой они могли чувствовать себя в полной безопасности…
Она дала Нэнси то же, что и остальным, но не смогла дать всего, что та хотела, потому что денег на дорогие вещи и лакомства, которые Нэнси обожала, просто не хватало. На красивые платья для выхода, на коляски для кукол, на первый бал, на участие в лондонских «сезонах», когда начинаются балы и прочие светские мероприятия. Пределом мечтаний для Нэнси была многолюдная пышная свадьба (488).
К удачам перевода можно отнести перевод словосочетания a London season с помощью кальки, дополненной параллельным подключением – в лондонских «сезонах», когда начинаются балы и прочие светские мероприятия. Такой прием помогает эксплицировать важную лингвокультурную информацию, заложенную в семантике данного английского словосочетания, органично вписав ее в структуру повествования.
Тем не менее, многочисленные неточности перевода искажают суть оригинального текста. Так, в качестве русского соответствия существительного ambition, переводчик выбрал существительное мечтания, которое является неполным эквивалентом данной английской единицы, поскольку русская лексема не содержит семы честолюбивое стремление, которая является главным компонентом семантики английского ambition.
Остается непонятной причина, по которой переводчик отказался от графического выделения первого предложения, являющегося, как было отмечено выше, метасемиотически значимым в данном контексте и служащего для понимания эмоционального накала, который возник в отношениях матери и дочери. Правда, в качестве компенсаторного средства переводчик использует прием добавления лексической единицы во втором предложении: наречие твердо, выполняющее функцию адвербиального эпитета глагола знала, доносит до читателя уверенность Пенелопы в беспочвенности обвинений Нэнси. Английское эллиптическое предложение, в котором дается подробное перечисление тех благ, которые Пенелопа давала своим детям как любящая мать (A home, security, comfort, interest, a place to bring their friends, a stout front door to keep them safe from the outside world… a place to bring their friends), семантически и метасемиотически более насыщенно, чем перечисление в русском тексте, поскольку последнее не образует отдельного предложения и отделено от базовой части двоеточием, из-за чего высказывание теряет категоричную тональность, присущую оригинальному тексту. Замена знака препинания в переводе видится недочетом, поскольку категоричный тон понадобился писателю для передачи во внутреннем монологе Пенелопы чувства своей правоты. К числу явных погрешностей русского текста можно отнести и опущение важных лексических единиц в переводе (a pony; a boarding school). Данные лексемы нейтральны по своей коннотации, однако они несут важную лингвокультурную информацию в тексте оригинала: приобрести пони для ребенка и отправить его в частную школу закрытого типа могут только очень состоятельные британцы, принадлежащие к элите общества. Следовательно, из текста романа «Семейная реликвия» читателю становится ясно, что Нэнси с раннего детства стремилась получить от матери не просто материальные блага, но символы престижа и высокого положения в обществе, тогда как в тексте перевода эта информация опущена.
Таким образом, переводчики пренебрегли важными нюансами языковой ткани и вертикального контекста, поэтому русский текст не доносит всей полноты авторского отношения к героине в таком важном содержательном аспекте, как авторское отношение.
Проведя сопоставительный анализ средств и способов создания образа персонажа в параллельных текстах романа «Семейная реликвия», мы показали, что характерной чертой индивидуально-авторского идиостиля Розамунды Пилчер является автологичность, однако писательница мастерски пользуется ресурсами английского языка, и в ее романе имеет место реализация категории лингвопоэтического преобразования, поскольку нейтральные по своей семантике лексические единицы и нормативные синтаксические конструкции успешно «работают» на реализацию авторского замысла и оказание эмоционально-эстетического воздействия на читателя, т.е. обладают лингвопоэтической значимостью. Именно в этом проявляется авторское языковое творчество.
Однако при переводе имела место почти полная нивелировка авторской неповторимой манеры повествования, которая проявилась на разных языковых уровнях и неизбежно привела к сглаживанию или даже изменению эффекта, созданного в оригинале. К сожалению, переводчики не учли и такие важные факторы, как лингвопоэтическая значимость лингвокультурно «нагруженных» лексических единиц, а также широкий социокультурный контекст и авторский замысел. Перевод романа на русский язык кажется точным лишь на первый взгляд. Как и при анализе образа природы, анализ образа персонажа выявил, что когнитивная лакунарность художественного текста, являясь переводческой проблемой, порождает неверную интерпретацию лексических единиц, участвующих в создании целостного образа, и, как следствие, неизбежный сдвиг последнего в иную семантическую и стилистическую плоскость.
Несмотря на стремление сохранить элементы стиля Р. Пилчер, переводческие решения нередко оказываются неудачными (нарушают нормы русского литературного языка, звучат искусственно, тяжеловесно, или теряют лаконичность и компактность английского текста, оказываясь размытыми в многословии переводчиков). Хотя переводчики зачастую прибегают к приему компенсации, одному из важнейших принципов функционального подобия переводу, использование этого приема часто приводит к изменению степени эмоционального воздействия (особенно часто это происходит в случае коннотативных словосочетаний). На качество русского текста повлияла и типологическая разница в системе двух языков (метафорический потенциал слов, их семантическая структура, лексико-фразеологическая сочетаемость слов, порядок слов и способ их сочетания в предложении); меньшая лаконичность русского языка по сравнению с английским; присущая русскому языку тенденция избегать лексических повторов.
Переводчики не приняли во внимание и тот факт, что словарные и контекстуальные эквиваленты слов (особенно стилистически маркированных) отличаются друг от друга по степени воздействия на носителей разных языков. Приходится констатировать, что русскоязычные переводчики романа «Семейная реликвия» нередко забывают о принципе функционального подобия, согласно которому одни и те же экспрессивные средства по-разному воздействуют на читателя оригинала и перевода, а также о том, что целью переводчиков должно быть достижение не формального, но функционального сходства языковых средств. Пренебрежение этими факторами привело к тому, что переводной текст местами получил иное звучание по сравнению с первоисточником, и читатель не может объективно оценить стиль романа и образ его главной героини.
В некоторых случаях обращение переводчиков с текстом оригинала оказалось настолько «свободным», что читатель получает искаженное представление не только об отдельных аспектах образа главной героини, Пенелопы Килинг, но и об ее образе в целом. Вместо утонченной, неординарной, образованной, мудрой и доброй современной пожилой англичанки, обладающей отменным вкусом и принадлежащей к верхушке среднего класса, в тексте перевода появляется эксцентричная, чудаковатая, нелепо одетая и малопривлекательная пожилая женщина.