Мотивные комплексы как системная характеристика современной русской литературы (на материале творчества а. Барковой, О. Фокиной, Н. Ключаревой) >10. 01. 01 Русская литература

Вид материала

Литература

Содержание Мотивные комплексы как системная характеристика современной русской литературы (на материале

Подобный материал:

• Экзистенциальная проблематика в творчестве а. М. Ремизова (на материале дореволюционных, 625.95kb.
• Учебной дисциплины (модуля) Наименование дисциплины (модуля) История русской литературы., 525.77kb.
• М. В. Ломоносова факультет журналистики кафедра истории русской журналистики и литературы, 672.12kb.
• Методические указания по изучению дисциплины «История русской литературы ХI xvii, 682.36kb.
• Кафедра русской и зарубежной литературы, 105.62kb.
• А. А. Фет и русская поэзия первой трети ХХ века Специальность 10. 01. 01 русская литература, 488.33kb.
• Литература народов Российской Федерации (мордовская) «Серебряный век», 64.24kb.
• Тема Америки в русской литературе XIX в. 10. 01. 01 Русская литература, 578.57kb.
• 1: Общая характеристика русской литературы XVIII в. Литература XVIII в и древнерусская, 70.98kb.
• Программа спецкурса "Современная русская литература. Литературный процесс 60-90-х годов", 340.97kb.

Во второй главе «ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ МОТИВНЫХ КОМПЛЕКСОВ КАК СИСТЕМНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ» освещаются еще более сложные проявления мотивных комплексов, а именно взаимодействие между ними. В таких условиях подтверждаются и характеристики комплекса как самодостаточного феномена. Во взаимодействии подтверждается также значимость трех основных аспектов, связанных с мотивными комплексами и отмеченных ранее: гендерного, интертекстуального, адресатного.

Принципиален характер взаимодействия между мотивными комплексами. Обычен в материале такой характер, как взаимное усиление комплексов. Так, представление взаимоперетекания, единства контрастных чувств - может обретать особенную остроту, взаимодействуя со смежными комплексами «правда-ложь», «честность-лживость». См. показательный контекст в исследуемой повести Н. Ключаревой:

«– Посмотри мне в глаза! Не можешь?! Зачем ты так?! ЯСЯ! Ведь это не ты! Ведь я же помню...

– Так. Только не надо устраивать вечер воспоминаний. Я тоже все помню. Я НИЧЕГО НЕ ХОЧУ ПОМНИТЬ! Это моя жизнь. Я ее выбрала. И мне нравится! Да!

– Не ври мне, пожалуйста, – тихо сказал Никита.

Яся заплакала. Слезы были ее главным оружием. И пользовалась она им виртуозно. Просто смотрела на Никиту большими честными глазами, из которых катились большие честные слезы, и молчала».

Представлены примеры, когда при взаимодействии мотивных комплексов никак не дифференцируется мужское и женское письмо:

«Рощин сказал: «Признайся, ты ведь не Россию ищешь, ты пытаешься от себя уехать».

Такие «внегендерные» частные случаи, на наш взгляд, в исследуемом материале только акцентируют общую тенденцию специфического взаимодействия мотивных комплексов в «женской» литературе.

При взаимодействии мотивных комплексов в традиционно-женских лирических медитациях ярко проявляется амбивалентность:

«Ведь я тверда и воинственна, / И не знаю любовного зла. / Говорю двойными словами / Я, мятежница-амазонка, / А сердце плачет тайными слезами / Пугливой женщины-ребенка» (А. Баркова)

Творческую органику усиливает амбивалентность представления совсем иных, «социальных», образов, которая в такой системной связи с традицией оказывается для женского письма столь же закономерной:

«И даже в Марксовых канонах, / Прославивших рабочий класс,/Одно лицо – для посвященных, / Другое – для наивных масс» (А. Баркова)

В литературоведении амбивалентность нередко соотносится с темой двойничества. Для этого соотношения характерно взаимодействие, в котором участвует рассматриваемый мотивный комплекс – взаимоперетекание контрастных состояний. В следующих фрагментах повести Н. Ключаревой значимым является попарное совпадение имен ключевых персонажей в сочетании с единством контрастных состояний и ложью «во спасение»:

«Тоня Киселева выросла в маленьком шахтерском поселке Хальмер-Ю. Это за Воркутой, дальше на север, к Ледовитому океану, по узкоколейке, которая раз в неделю связывала шахту с остальным миром. В семнадцать лет вышла замуж за шофера. В выходные он катал ее по тундре в раздолбанном грузовичке, на котором в рабочее время возил мусор. Потом родился Сева. А потом шахту закрыли. Народ, не надеясь, что о нем позаботятся, стал выбираться из обреченного населенного пункта. Тонин муж уезжать не торопился.

«Совсем люди веру потеряли! – говорил он жене. – Разве так можно!

… Казалось, будто муж меня зовет обратно. Укоряет, что бросила. Такой явственный голос в голове. Я с ним вслух разговаривать стала. «Коля, говорю – его тоже Николаем звали, – ведь я не за себя, за детей испугалась, Коля!» Думала пешком к нему идти. Увести оттуда. Или продуктов принести хотя бы. Николай, который машинист, меня на ключ запирать стал. «Дура, кричит, пропал человек, а тебе нельзя, ты – мать!» А я ему: «Все равно сбегу!»

Взаимодействие мотивных комплексов (потеря веры, взаимоперетекание состояний и спасительное действие) соотносится с развитием сюжета:

«И через несколько дней я его достала. Сама не ожидала. Тайком от начальства вывел он ночью паровоз, посадил меня в кабину, и поехали мы в Хальмер-Ю – моего Николая искать. Я струсила, говорю: «Может, не надо? Может, пешком дойду? Подсудное дело-то!» – Только рукой махнул.

Но когда мы там ходили, мне все время казалось, что он на меня смотрит. В затылок. А обернешься – никого. Этот взгляд, я его до сих пор чувствую. Он теперь всегда на меня смотрит...

– Как же ваш машинист отпустил вас с детьми носками торговать?

– Да я сама сбежала. Наврала, будто к сестре на Кубань еду, что и работу нашли, и дом свой... И рванула куда глаза глядят. А сестры у меня в жизни не было. Он, когда меня провожал, вдруг про жену свою рассказывать стал. Тоже Тоней, оказывается, звали. Такой у нас ребус получился: два Николая и две Антонины...»

Потеря веры, о которой в цитированной повести Н. Ключаревой говорит Николай, склонный надеяться на чудо и пытающийся, пусть безуспешно, его творить, во взаимодействии мотивных комплексов обретает особые масштабы.

Они перекликаются со сложным мотивным комплексом утраты веры и тяги к ней в поэзии А. Барковой. Как пишет Л. Аннинский, «еще оглядывается душа на Христа, прощаясь с ним»:

«Он оставил меня одну / В грозе на пути. / Грядущих дней глубину / Кому осветить?»

И далее литературовед обобщает: «Коченея по ночам в промозглом бараке и вкалывая от шмона до шмона то в прачечной, то в пошивочной, а также пася овец, варя баланду и выпалывая сорняки в лагерном огороде, вчерашняя пламенная бунтарка спасается музыкой слов. И взлетает поэзия ввысь»¹:

     «Степь да небо, да ветер дикий, /   Да погибель, да скудный разврат. /     Да. Я вижу, о Боже великий, /  Существует великий ад. /  Только он не там, не за гробом, /     Он вот здесь, окружает меня /   Обезумевшей вьюги злоба, / Горячее смолы и огня. /…Он империю грозную создал, / Не видала такой земля. /  Загорелись кровавые звезды /  На смирившихся башнях Кремля…»

Рассмотренный материал отчасти соотносится и с некоторыми суждениями о наступлении в литературе «эры постпост», в составе которой художественный код современной женской литературы определяется связью с поэтикой постмодернизма в виде инверсии, парафраз, травестирования, переинтерпретации авангардной традиции. С другой стороны, по мнению ряда исследователей, именно женщины-писательницы приняли на себя современные варианты формирования мифа и фольклора в виде создания романов в стиле «фэнтези», поскольку именно на женщин возложена ответственность за социальную и биологическую стабильность человечества. Выявленные аспекты мотивных комплексов вплотную подводят к связи между феноменом автора и гендерной составляющей.

Показателен в данном плане мотивный комплекс сердечной привязанности к отечеству – к малой родине, к России вообще - как побудительная сила поступков. В стихотворении О. Фокиной «Храни огонь родного очага» из тонкой лиричной ноты, с особой звукописью «женственного Л» («лелей лоскут…»), вырастает призыв беречь родину в деяниях. Этот мотивный комплекс взаимодействует с мотивами поиска смысла бытия:

«Лелей лоскут отеческой земли,/ Как ни болотист, как ни каменист он.../ Не потянись за черноземом чистым, / Что до тебя другие обрели. / Лелей лоскут отеческой земли! / И если враг задумает отнять / Твоим трудом взлелеянное поле, / Не по страничке, что учили в школе, / Ты будешь знать, за что тебе стоять... / Ты будешь знатъ, за что тебе стоять!»

Взаимодействие мотивных комплексов укрепляется органикой в сочленении двух аспектов: «внегендерной» истины, которая, однако, неизменно требует подкрепления, - и глубинного женского переживания. Отметим, что и в данном аспекте, как в указанных ранее, мотивный комплекс представлен разнообразно. Конкретно - с участием обобщенных, синтаксических средств, а именно в единстве разных эмоциональных окрасок, невосклицательной и восклицательной, и соответствующих интонационных рисунков, в которых соединяются рационально-аксиологическое и чувственное начало.

То же взаимодействие мотивных комплексов налицо в совершенно другом по жанру, по времени создания и отчасти ином по проблематике тексте – в повести Н. Ключаревой «Россия. Общий вагон». В сугубо мужской беседе один из главных героев также выводит из сердечного, прочувствованного изначально-искреннего патриотизма - побуждение к поступкам, причем весьма решительным. Взаимно усиливаются два мотивных комплекса: указанный акциональный (патриотизм как действенность) и родовая память как смысл бытия.

«Юнкер говорил про Куликово поле. И такие у него были при этом глаза, такие интонации, будто он рассказывал не про князя, жившего семь столетий назад, а про себя самого. И будто произошло все это вчера. Или даже сегодня. Только что.

– Это же последняя попытка была. Последняя! И заведомо безнадежная. И ты, юнец неоперившийся, не верящий в себя, ты бросаешь клич по всем этим разрозненным княжествам, которые, кажется, уже забыли само слово «Русь». И ты до последнего не знаешь, придет ли кто-нибудь вообще. И вдруг приходят все. И тебя прибивает то, что на тебя свалилось. И ты понимаешь, что это История. Что либо сейчас, либо никогда. И ты отдаешь приказ перейти реку. Зачем? Ведь было бы гораздо легче стоять на другом берегу и просто не давать противнику переправиться. Но ты делаешь это. Зачем? Чтобы отрезать путь к отступлению. Погибнуть или победить. Без вариантов. А потом ты жертвуешь своим лучшим полком. Потому что только так можно выиграть. Ты просто посылаешь этих людей на заклание. Твоих друзей. И они все проходят перед тобой. И ты говоришь: «Мы победим!», а сам знаешь, знаешь, что все они умрут. Все. И что не ты сделал этот выбор. Ты просто его осуществил...

Юнкер закашлялся, а Никита почему-то подумал, что именно этот момент станет для него Россией».

Соотнесем два аспекта: состав мотивного комплекса и его представленность, реализацию. Для состава мотивного комплекса показательна мужская решительность в защите отечества, глубокие нетривиальные обобщения: «не ты сделал этот выбор. Ты просто его осуществил...». И эти мужские настроения реализованы особенно органично, убедительно, на наш взгляд, в силу «женского» письма: тонкая проникновенность, естественная именно для него. Таковы средства представления интонаций, оттенков времени: «И такие у него были при этом глаза, такие интонации, будто он рассказывал не про князя, жившего семь столетий назад, а про себя самого. И будто произошло все это вчера. Или даже сегодня. Только что».

В рассматриваемом материале подтверждаются особенности, выявленные ранее вне связи с мотивными комплексами на классическом материале: от творчества Н. Дуровой до поэзии и прозы М. Цветаевой (например, в работах Г. А. Пушкарь). Е.А. Николаева считает, что гендерные признаки личности автора в современной российской «женской прозе» отчетливо проявляются прежде всего благодаря весьма ярко маркированной гендерности писателя-женщины, организующей диспозицию и дискурс текста, т.к. «именно женская гендерность личности наиболее богата и гибка в идиостилевом плане». В то же время, постоянно предъявляя женской прозе претензии в не оригинальности, тривиальности, критика своими установками одновременно как бы и подталкивала ее на этот путь, с одной стороны, строго определяя, к чему женщина «предрасположена», и – с другой – активно осуждая тех женщин, которые делали попытку «выйти из круга» и писать не так, как «допустимо для женщины. Подчеркнем связь указанных особенностей с поэтической формой как феноменом. По мнению В. Дильтея, представителя новой школы неокантиантства, наиболее верной формой постижения жизни является поэзия, так как она связана с переживаемым, а способами - интуиция, самонаблюдение (интроспекция) и эмпатия, т.е. сопереживание другому путем вживания в его мир, рассматриваемые как пантеистические, антропоморфные варианты герменевтических подходов. Идеалом в данном случае должно быть понимание феномена в его конкретном проявлении. Причем понимание и познание дополняют, но не заменяют друг друга.

Подтверждением сказанного может служить взаимодействие мотивных комплексов в знаковом тексте О. Фокиной «У меня на окне светло…». Оно представлено многослойно. Свет в ночи в жилище творящего поэта манит бабочку:

«У меня на окне светло, / А на улице нет луны. / Бьется бабочка о стекло / С той, своей, ночной, стороны. / Ах, как крылья ее дрожат! / Ах, какая там жуть в окне! / Ах, как рвется ее душа / Быть с огнем! На огне! В огне!.../ Слушай, бабочка-мотылек, / Я умнее тебя, поверь: / Этот маленький фитилек — / Самый страшный на свете зверь: / Миг — и усики обожжешь! / Миг — и крылышки опалишь! / И до утра не доживешь, / И под солнцем не полетишь. / Нет, в окно тебя не впущу! / Лучше песню не допишу, / Лучше песню не допишу, / Лучше лампу я погашу».

Житейская, бытийная точность переплетается с характерной полуироничной самооценкой на грани травестирования: «Я умнее тебя, поверь». Сложная целостность, органичная для такого «женского» письма, побуждает соотнести два слоя. В первом превосходство мотива сбережения жизни, упреждения гибели над доминантой творчества выражено явно:

«…Лучше песню не допишу, / Лучше песню не допишу, / Лучше лампу я погашу».

Но с учетом художественной целостности содержание оказывается сложнее, и определяется второй слой взаимодействия мотивных комплексов. Ведь стихотворение («песня») создано. И жизнь Божьего создания сохранена. Так в мотивном комплексе, как особом феномене, соединяются контрастные начала. (В заключительных фрагментах второй главы аналогичное явление будет прослежено на ином материале). Для этого оказывается необходимым художественный мир женщины, чей неакцентируемый, потаенный интеллектуализм оказывается сильнее в соединении с человечным чувством.

Для «женской» литературы высоко значим мотив материнства и взаимодействие соответствующих мотивных комплексов (в том числе – по сравнению с представленностью в «мужском» письме и данного взаимодействия, и мотива отцовства). В материале это подтверждается. Причем в ракурсе неповторимой творческой индивидуальности. С целостностью мировидения первородного таланта О. Фокиной связаны два мотивных комплекса: мотивный комплекс бытового контекста материнской любви; и взаимосвязь материнства со множеством иных граней, включая образ любви к избраннику.

Первый мотивный комплекс определяет, например, стихотворение О. Фокиной «Ты очень хотела в деревню зимой…». Здесь соединены крайне разные грани отношения к разлуке с маленькой дочкой, и соединение это в таком мотивном комплексе оказывается естественным.

Органично обобщена гамма чувств: от сожаления, причем с рациональным, целевым оттенком, - до радости за дочку (Ты очень хотела в деревню зимой, Ты ради деревни рассталась со мной, Уехала к бабушке жить-поживать, Малышка-глупышка, воробышек мой, Осталась без мамы. - А печка у бабушки много теплей Всегда чуть живых городских батарей, А в печке под пенкой — огонь-молоко! И сказки у бабушки много добрей, Чем в писаных книжках...). Именно бытовые мотивы придают необходимую достоверность данному комплексу, внешне заурядному, но глубинно очень не простому, со столкновением двойственных чувств в разлуке.

Столь же контрастны грани мотивных комплексов, включающих мотив материнства, и в прозе Н. Ключаревой. В повести «Россия. Общий вагон» светлый персонаж Антонина, с которой наиболее емко связан этот мотив, находит силы утешить старшего сынишку, сближая его с другими, – и в «женском» письме, в мотивном пространстве это становится убедительным:

«– Мам, я чаю хочу! Мам, я задубел весь! Мам, у меня живот болит! – хныкал старший мальчик Сева.

– Что ты ноешь! Улыбайся! Чему я тебя учила? Выпрями спину и улыбайся! Завтра нам повезет!

– Все завтра да завтра! Не будет ничего завтра!

– Не смей! Даже думать так не смей! Тем более говорить! Смотри, Ленька самый маленький, а держится как настоящий мужчина!

Ленька безмятежно спал, положив ладони под щеку. Он точно не сомневался, что завтра будет лучше, чем вчера.

– Я раньше как Севка была, – сказала Антонина Федоровна. – Чуть что – сразу в слезы. Сразу мысли всякие: ничего не получится, всю жизнь так и будет... хоть в петлю!»

Особой целостности, доступной лирике О. Фокиной, служит и другое взаимодействие мотивных комплексов – связи материнства с иными эмоциональными гранями. Таково стихотворение «Иду с любимым человечком …»:

«Иду с любимым человечком. / Все человечку надо знать: / И почему туман над речкой? / И отчего взгрустнула мать? / «А оттого река в тумане, / Что воздух речки холодней. / А потому взгрустнулось маме, / Что светят звездочки над ней».

В своеобразной лирической панораме органичны такие ответы матери малышу, которые влекут ассоциации с различными чувствами, включая утраченную любовь к его отцу:

«А маму звездочка гревала / Сильней, чем солнышко — реку, / Но эта звездочка — упала, / Чтоб камнем стать на берегу».

Рассмотренным материалом подтверждается репрезентативное общенаучное обобщение. Ряд исследователей, не только в области филологии, сегодня пишут о «женском» качестве нашей современности: о построении собственной, независимой, уникальной топологии женского, о превосходстве женской эстетики над мужской, о преимуществах женского менталитета как объектно-субъектного в отличие от мужского - сугубо объектного, когда женская алогичность, иррациональность, противоречивость становятся признаком мышления нового человека независимо от его половой принадлежности. Это свидетельствует о том, что традиционная оппозиция «мужское – женское» обретает в новых условиях особые духовные характеристики, и с этим соотносится взаимодействие мотивных комплексов в исследованном материале.

В Заключении характеризуются итоги выполненного анализа в связи с поставленными задачами, а также обосновываются перспективы дальнейшего исследования смежной проблематики. Наиболее значимы три следующих обобщения.

1. Свойства мотивов позволили обобщить сущность мотивных комплексов в исследованном материале. Их внутренняя и внешняя системность представлена многомерно. Внутреннюю системность раскрывают три важнейших проявления: доминирование одного из нескольких мотивных комплексов в определенном произведении, в их сочетании в творчестве одного автора и в характерных для него средствах реализации комплексов. Внешняя системность (целостность мотивных комплексов в литературе определенного периода на избранном дискурсивном пространстве) связана с двумя ведущими проявлениями: с устойчивостью исследуемых комплексов в разнообразном материале; с их особой связующей ролью.

2.Высокая значимость выявленных мотивных комплексов (сердечная привязанность к родине как побудительная сила поступков; взаимоперетекание различных душевных состояний; сложная гармония притяжения и отталкивания в любви к избраннику) соотносится с амбивалентностью и с проявлением гендерной составляющей авторского начала. Средства представления комплексов отражают особую связь обобщенно-рационального и эмоционального начал. Исследуемые мотивные комплексы реализуются с учетом амбивалентности мотива. Особенно специфична амбивалентность у О. Фокиной: она носит ключевой характер для определенных текстов.

3. Мотивные комплексы соотнесены с мотивными пространствами, которые представлены и в каждом произведении, и в творчестве автора как целом, и в рамках исследуемого периода развития русской литературы. Мотивные пространства обобщают систему аспектов. Гендерный аспект мотивного пространства заключается в единстве трех характеристик: авторской, персонажной и адресатной (ориентация на читателя); к персонажной сфере приближается лирический герой или героиня в соответствующих поэтических жанрах.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях, из которых первая и вторая изданы в журнале, входящем в список рекомендуемых ВАК РФ для представления результатов диссертационных исследований по соответствующим отраслям знания, включая филологические науки:

1.Близняк О.М. Амбивалентность литературного образа: гендерный аспект // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. 2010. № 3. С.86-89. 0,4 п.л.

2. Близняк О.М. Мотивные комплексы как системная характеристика прозы Анны Барковой // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. 2011. № 2. С. 77-80. 0,4 п.л.

3. Бочарова О.М.. Гендер как когниция // Этика и социология текста: Сборник статей научно-методического семинара TEXTUS. СПб.; Ставрополь: Изд-во СГУ, 2004. С. 490-493. 0,4 п.л.

4. Бочарова О.М. Социальные, психологические, исторические и экологические аспекты гендера // Экологические проблемы. Экологическое образование. Сборник научных трудов. Вып.405 (433). Краснодар: КГАУ, 2004. С.98-104. 0,5 п.л.

5. Близняк (Бочарова) О.М. Гендерные аспекты культуры: российские особенности // Русская культура, ее смыслы и ценности в свете современных российских реалий. Материалы международной научной конференции. Краснодар: КГАУ, 2008. С.119-125. 0,5 п.л.

6. Близняк (Бочарова) О.М. Система гендерных признаков «женского образа» в литературе // Образование – наука – творчество. Нальчик; Армавир: Адыгская (Черкесская) АН, 2008. Вып. 16. С. 67-69. 0,2 п.л.

7. Близняк (Бочарова) О.М. Специфика литературного адресата и гендерный аспект мотивного комплекса // Вестник Московского государственного открытого университета. 2009. Вып. 19. С. 60-62. 0,2 п.л.

8. Близняк О.М. Художественный образ и поливалентность гендера в свете концепции В.В.Кожинова // Наследие В.В. Кожинова в контексте научной мысли рубежа ХХ-ХХ1 вв. Армавир: АГПА, 2010.С.155-157. 0,2 п.л.

9. Близняк О.М. Специфика системности мотивного комплекса в поэзии Ольги Фокиной // Филология: Приложение к научному журналу «Синергетика образования». М.; Ростов н/Д: Юж. отд. РАО, 2010. № 10.С.60-62. 0,2 п.л.

10. Близняк О.М. Системность мотивного комплекса в плане соотнесенности анализа прозы и поэзии // Приложение к журналу «Образование - наука - творчество». Нальчик; Армавир: Адыгская (Черкесская) АН, 2011. № 28.С.7-9. 0,3 п.л.

11. Близняк О.М. Системный аспект исследования мотивных комплексов в современной русской литературе // Приложение к научному журналу «Синергетика образования». М.; Ростов н/Д: Юж. отд. РАО, 2011. № 13.С.8-11. 0,3 п.л.


Близняк Ольга Михайловна

^ МОТИВНЫЕ КОМПЛЕКСЫ КАК СИСТЕМНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (НА МАТЕРИАЛЕ

ТВОРЧЕСТВА А.БАРКОВОЙ, О.ФОКИНОЙ, Н.КЛЮЧАРЕВОЙ)


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук


Подписано в печать .2011. Формат ….. Усл.-печ.л. 1,038. Бумага тип. № 1. Гарнитура Таймс. Тираж 100 экз. Заказ № от