Geum.ru

«Рак есть опухоль, порождаемая чёрной желчью, образующейся из перегара желтожёлчной материи, содержащей чёрную желчь»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Справа начинался вековой бор, переходящий в болото, и замшелые камни замерли в ожидании ночи, когда под комариный писк в укромных местах зажгутся синие огоньки, а суеверный путник, вспоминая песни Высоцкого, будет спешить к огням цивилизации, не оглядываясь на коварные тени, где поют русалки, и горе путнику, если не знает он заклинания от такой напасти: надо на вопрос русалки «Петрушка или полынь?» сказать «Полынь», тогда она загрустит и скажет «Так брось её на тын», а если скажешь «Петрушка», она захохочет «Ах, ты моя душка!» и защекочет насмерть.

Случилось так, что Игорь не знал России, прожив почти всю жизнь на её – как и все парадоксы верный – окраине. Что говорить о его супруге, которая в данный момент обрывала листочки с ветки рябины и никогда не выезжала за пределы Петербурга. Для неё расстилающиеся дороги приобретали фантастические траектории, когда взобравшись на высокую гору можно – как в романе Гарсия Маркеса – обозреть пол-России: и златоглавую Москву с восстановленным Храмом Христа Спасителя, на паперти которого Лужков по праздничным дням раздаёт собственноручно милостыню, и патриархальный мир городков Заволочья, где сосновые срубы у речных причалов завалены солёной рыбой, и пахнет смолой и брусникой, и Волгу с бурлаками, тянущими в разных местах огромные баржи, хотя каждый день кого-то из артели хоронят под заунывную пьяную песню, и золотые степи юга с межевыми столбами на краю поля, а дальше лощина и озеро, где казачьи дети купают коней, а на холме появляются визжащие от ярости и азарта чеченские ваххабиты, и казачата постарше с гиком бросаются к ружьям, и залпы чредуются с падением потных коней, а в горных аулах в каменных домах с башнями гордые девушки в бешметах оплакивают погибших во имя Аллаха и Свободной Ичкерии.

Возница и он же охранник с карабином за плечами распряг и стреножил лошадей, спустил с козел сторожевую собаку-добермана и стал разводить костёр. Игорь проводил последние лучи заходящего за поросший лесом далёкий холм солнца и залез в бричку. В её просторном помещение едва могли уместиться молодожёны на узком ложе прямо на полу, а всё остальное пространство загромождали вещи: книжный шкаф, набитый до отказа, сундуки с одеждой, всевозможная утварь, известная карта мира – вещи неповторимые либо же непродаваемые, без которых не обойтись в первые дни на новом месте. Даже заветная коллекция уже в числе тридцати одной бутылочки (добавились светлый коньяк «Курвуазье», водка «Финнмарк» и шотландский виски) благополучно проделала половину пути, в особой шкатулке, завёрнутая в толстый бархат. Лиля готовила скромный ужин, нарезая колбасу и омывая во избежание сальманелёза яйца в мисочке.

Потом она сидела на большом белом камне, случайно приблудившемся к костру, с загорелым за последние дни, обветренным лицом и рассказывала, как её сестра мечтала в юности стать океанографом, как изъездила весь Дальний Восток, ныряла с аквалангом, беседовала с каланами и однажды просидела три дня на небольшом необитаемом острове близ Южно-Сахалинска. Возница никогда в жизни не видел моря и только качал головой, слушая рассказы бронзовокожей блондинки. Он тщетно пытался представить большое озеро без конца и края, но в сознании упрямо всплывал пруд его родной деревни на Тамбовщине, и галдящая стая уток, которых мальчишки ловят на грубую нитку с салом.

Игорь залюбовался женой. Будучи проездом в Москве, они купили в аптеке новый лакмус-определитель беременности, и оная подтвердилась. Ребёнок – мальчик, как гарантировал Игорь, - должен был увидеть свет к концу февраля 2004 года. В популярной брошюре гиппократовой школы наш герой вычитал, что задать пол ребёнка достаточно просто: следует точно вычислить чётные и нечётные дни женского цикла – в нечётные зачинаются мальчики, в чётные – и в этом усматривалось влияние пифагорейцев на процесс деторождения – девочки. Самое сложное в этом процессе – сами вычисления; ведь редкий цикл имеет чёткий распорядок, да и грань между днями условна: к какому дню, например, относить четыре часа утра – идеальный момент для зачатия с точки зрения французских сексопатологов?

Игорь на обратном пути успел заехать в Краснодар: дядя уж два с половиной года как умер, но тётя, преподававшая в том же университете высшую математику, оказала ему самый радушный приём и всячески зазывала преподавать на кафедру социологии. С точки зрения ректора, желавшего выдать замуж свою не очень симпатичную дочь, женатость Игоря выглядела явным недостатком, но по всем другим вопросам они нашли общий язык. Игорь написал заявление, пообещал передать несколько трудов в академический альманах и заодно сторговался с чудаковатым армянином насчёт покупки дома – здесь это стоило неправдоподобно дёшево.

Игорь Иванович пожал плечами, когда Игорь повторил свою просьбу, и лишь сказал: «Каши маслом не испортишь». Впрочем, Академия Наук дала Игорю Сергеевичу Сергееву экспедиционное задание – составить доклад о религиозных группах и конфессиях в Кавказском генерал-губернаторстве, а особо обратить внимание на тоталитарные секты и так называемые новые религии. А всевозможные сведения стали попадаться ему ещё в пути.

Деревня белокриницких старообрядцев под Бологое в ответ на назойливые приставания торговцев гербалайфом заманила нескольких человек; они расположились на ночлег в старом сарае, а глубокой ночью сарай был сожжён дотла со всеми агентами. Начальник райотдела милиции – баптист в силу давней вражды к саентологам, чьей дочерней фирмой без сомнения является гербалайф, оформил пожар как несчастный случай, а на запрос из Москвы о судьбе пропавших без вести агентов по распространению гербалайфа лаконично отписал: «Выехали в неизвестном направлении». Впрочем, фирма не очень-то разыскивала своих колумбов.

Под Москвой у развилки трёх дорог, где на ветре меж двух дубов развевался цветной плакат: «Свободу Михаилу Ходорковскому!», их колымага повстречала целую делегацию, возвращавшуюся с Бажовского фестиваля. Бажовцы ныне не так уж верят в скорый конец света, но нынешнее потепление считают пророчески предсказанным в своих текстах, а нынешнего регента обожествляют.

Наконец, вчера Игорь подвёз до Коломны путешествовавшего конестопом испанского епископа. Монсеньор Линарес ехал в Саровскую обитель на конференцию католиков и православных, посвященную борьбе с новыми религиями и сатанизмом, а заодно хотел посмотреть страну не из окон туристического дилижанса, привлекающего напористых торговцев матрешками и поддельным жемчугом.

--Католическая церковь веками противостояла протестантским ересям,--падре неплохо владел русским, но всюду вставлял мягкие знаки,--но то был традиционный привычный протестантизм. Сейчас он уходит в прошлое. Англикане сотнями возвращаются в лоно церкви. Лютеране давно бы присоединились к нам, но мешают тонкости в оценке деятельности самого Лютера. Не канонизировать же его? На смену приходят мормоны, иеговисты, саентологи, а то и просто сатанисты, прикрывающиеся розенкрейцерской мистикой и друидической традицией. Мы рады видеть наших восточных братьев во Христе в одном отряде борцов с тёмными силами. Настало время Святому Престолу как в былые времена препоясаться мечом и не щадить немногих для спасения всех.

--Падре,--в полумраке брички блеснули карманные часы Игоря.—я далёкий от католицизма и даже христианства человек, но я всецело поддерживаю вас – христиан в этой борьбе. Живи я во Франции XIII века, по первому зову папского престола пошел бы в поход против альбигойской ереси.


Анатолий подъезжал к Петербургу. С Таллиннского шоссе он свернул близ посёлка пленных немцев на Петергофское шоссе и пустил лошадь галопом. Сияло сентябрьское солнце. Навстречу ехали повозки с сеном и небольшие дилижансы с туристами, направляющиеся в Петродворец. Позади осталась бессонная ночь в страшной дыре придорожной станции с тараканами, брешущими собаками и оладьями на прогоркшем сале. Спали вповалку в общей комнате. Офицер ФАПСИ, уже отвыкший от таких походных приключений, проворочался до рассвета на дощатой лежанке с не стираной десятилетиями подушкой. Два мужика-челнока, собравшиеся за товаром в Ригу, негромко разговаривали:

--Вошь – она родится в голове человека от грустных мыслей и вылазит наружу. Ты погляди сколько вшивых сейчас – всё от грустных мыслей. А при коммунистах такого не было…

Анатолий усмехнулся, отметив проникновение этого суеверия на Северо-Запад России – раньше оно было распространено исключительно на Украине и в Молдавии, потом прикинул, что неизбежно подхватил педикулёз в этой корчме, подумал о других неизбежностях, например, о смерти, но тут же оживил себя мыслями о жене и трёхлетнем Кирюше, которые ждут его в Питере, странно, но он – боевой офицер, причём офицер нижнего звена – из тех, что гибнут часто первыми из отряда – думал о смерти лишь в одинокие ночные часы, когда желудок с урчанием переваривает пищу, бесконечные миры с миллионами звезд открыты любому смертному, и каждая секунда может вместить вечную жизнь; вот на поле боя – там не до мыслей о смерти, там надо жить, всюду успевать, жить за счёт противника, умирать там некогда. Анатолий вспомнил безумный бой в ущелье под Аргуном: наша колонна из ста двадцати кавалеристов попала в окружение, чеченцы стреляли со склонов, укрытые кустарником и камнями; пули дважды щелкнули по его кирасе, запаниковавшие было всадники спешились и окружили себя лошадьми – ошибочная тактика: во-первых, противник бил сверху, а не на одном уровне, во-вторых, пули стали косить лошадей. Командир - капитан Прокопенко погиб, пуля попала ему в левый глаз. Тогда младший лейтенант Бутурлин вскочил на его лошадь и под непрекращающимся обстрелом вывел остатки эскадрона через единственный безопасный проход – там были густые заросли орешника и можно было спрятаться. Чеченцы, окрылённые победой, бросились вниз – делить добычу, но очень скоро с восточного склона по ним открыли стрельбу успевшие взобраться кирасиры. Солнце восходило за их спинами и слепило глаза отстреливающимся в лощине. Их командир не стал искушать судьбу и подал сигнал к отступлению – пыль взметнулась из под копыт чеченских коней - они стояли наготове с завязанными мордами, чтоб не выдали себя ржанием, ближе к горловине ущелья. Потери были огромны: погибло 59 человек, ранено 20. Внезапность помогла втрое меньшему чеченскому отряду – всего одиннадцать трупов остались без мусульманского погребения.

На нарвской заставе Анатолий повздорил с офицером – начальником КПП – тот ни в какую не хотел пропустить его без очереди. Общеизвестно, что москвичи считают самыми скандальными людьми на свете именно петербуржцев, а петербуржцы такого же мнения о Первопрестольной.

Осенний город затих, юбилеи давно миновали, туристы разъехались, на лотках ещё лежали праздничные мандарины – их продавали по дешёвке за счёт градоначальства, гравюрная Валентина Матвиенко смотрела на прохожих с предвыборного плаката. У Нарвских ворот лошадь под Александром неожиданно взвилась на дыбы, но он ловко осадил её, подъехал к мороженщику и, не слезая с коня, купил сахарную трубочку. На Западе мороженое слишком приторно, да и шоколад какой-то не такой, наш – с горчинкой. Вокруг Нарвских ворот тем временем затарахтел парад старинных карет – от средневековых тщательно реставрированных энтузиастами экипажей с гербами Артуа и Лестеров до недавней памяти ЗИСов, вроде того, в котором передвигался не переносивший верховую езду Сталин.

Таня и Кирюша прилегли отдохнуть после воскресной прогулки, но шаги долгожданного папы на казарменной лестнице, чьи стены разрисовывались скабрезностями куда реже, чем в среднем по городу, вернули его пасынку всю беззаботную резвость раннего детства.

--Ну что, котики-мурчики? Заждались? Я еще вчера спешил-спрешил, спешил-спешил, пока не заночевал за Лугой в страшном курятнике. Мне надо срочно принять душ, я могу быть вшивым, а потом сразу к начальству,--Анатолий наполнял квартирку привычным шумом. Тане был слишком хорошо знаком этот уверенный баритон, громкая поступь с позвякиванием шпор, глубинный смех и неожиданный юмор нового супруга. Анатолий первым делом распаковал подарки: Кирюше – французский дирижабль с настоящим якорем и аляповатой надписью на боку, Тане – Шанель № 5 и мыло «Камей-классик». Разложил на столе пакеты с дезбактеризирующим порошком, который выдают солдатам и продают путешественникам – пить воду из первых встречных ручьёв, партмане и револьвер в пахучей кобуре.

--Где-где хорошо, а дома лучше,--философствовал широкоплечий хозяин, вытирая голову банным полотенцем после душа.—Как вы тут без меня?

--В то утро, что ты уехал,--рассказывала тёмненькая с круглым личиком Таня, ставя на стол миску толчёной картошки и бутерброды с красной – по случаю приезда – икрой,--Кирюша просыпается, не нашёл своей любимой игрушки и так обиженно говорит: «Папа ушёл на службу и Котапавлика унёс!» Я сразу представила тебя – в форме, при всех аксельбантах и с огро-о-омным плюшевым котом под мышкой!

--Ну, сослуживцы решили бы, что я сошёл с ума, как тот проклеймер в Даугавпилсе,--Анатолий посадил к себе на колено Кирюшу.—Ну что, Котапавлик? Сколько букв выучил?

--Ка и… лэ.

--Эл,--поправила мама.


В нашей стране сейчас можно познакомиться с женщиной трояким способом. Во-первых, можно, имея неограниченное количество денег, купить любую понравившуюся женщину (напомню, что читателей арабских сказок не может не удивлять то особое сладострастие, с которым герои подписывают брачный контракт); те женщины, которые, по их собственному признанию, не продаются, как правило отличаются прескверным характером и никому задаром не нужны. Впрочем, экономного и рачительного человека смутит очевидная дороговизна, поскольку те же самые достижения возможны и без таких неоправданных трат. Во-вторых, можно, используя свои таланты краснобайства, галантности и занимательности, свести знакомство с небедной одинокой женщиной и стать чем-то вроде её пажа и Адониса в одном лице. Впрочем, по мнению большинства настоящих мужчин, этот метод весьма постыден, и хотя искренне жаль одиноких женщин, всё это как-то не по-мужски. Наконец, в-третьих, можно не маяться дурью, а просто повести под венец скромную крестьянскую девчушку без комплексов и дистрофических вывихов, именуемых популярными лекторами похуданием, заботливую жену, умелую хозяйку, ласковую мать, колосящуюся женщину, хотя и неграмотную – меньше спорить будет. Главным недостатком в этом случае является то же, что следует считать и достоинством: крестьянка всегда себе на уме, и эта народная мудрость всегда одерживает верх над хитростью горожанина, расслабленного цивилизацией и лишённого всех необходимых навыков борьбы за существование. Таким образом, нет добра без худа, и если читателю удалось избежать всех трёх вышеназванных путей, он имеет полное право считать себя счастливым и везучим человеком.

Таков был основной ход мыслей Александра Александровича Цибульского – обрусевшего поляка, мелкого клерка из Федерального управления по финансовому оздоровлению (проще говоря, государственной инспекции по банкротствам), когда он брёл по галерее Гостиного двора, в том месте, где тир и прочие аттракционы уступают место заморским винам, изящным немецким фляжкам, мраморным бюстикам Наполеона и Блэйра, огромным глобусам, стилизованным под старинные карты, золотым перьям «Паркер», кремнёвым зажигалкам со спиртом, мейсенским фарфоровым статуэткам, русским матрешкам в образе всех восьми правителей нашей страны за последнее столетие от микроскопического Николая II до громадного, всевмещающего, портретно похожего Путина. Тысячи свечей отражались в стёклах могучих маятниковых часов, литровых пивных кружках, медицинских барометрах для гипертоников и блестящих геральдических щитах с перекрещенными шпагами и аркебузами. Сонные продавщицы переговаривались с молодцеватыми охранниками в форме, увитой аксельбантами, в нише небольшого кафетерия крашеноволосая буфетчица для привлечения покупателей намалевала себе на левой щеке вопросительный знак, на правой – восклицательный, а волосы заплела в два густых хвостика. Александр, ограничивший свои покупки новой безопасной бритвой со шведскими лезвиями, дополнил посещение Гостинки кофе с шоколадом и чувствовал себя набоковской рыбой в чудесном аквариуме, который имеет все признаки предутреннего сна.

И тут к нему за столик подсела девушка из породы всёвсегдазнаек и вернула его к действительности вопросом-утверждением:

--Здравствуйте. Вы – Борис.

--Нет,--ответил Александр, сохраняя в уголках глаз зачарованность аквариумной рыбы,--я - Александр.

--Постойте. Я должна была встретиться здесь с молодым человеком по имени Борис. Вы случайно не его друг?

--У меня был один знакомый по имени Борис, но он сменил своё имя десять лет назад за тридцать тысяч тогдашних рублей, когда Ельцин в октябре 93 года разогнал регентский совет, а кирасиры взяли штурмом Белый Дом.

--С кем же я буду знакомиться…

--Познакомьтесь со мной, если уж совсем не с кем…

--Сколько вам… двадцать пять?

--Тридцать.

--Вы как-то больно молоды.

--В нашем городе это звучит как комплемент. Хотите кофе?

--Да. Это ваш экипаж с белой лошадью за окном?

--Нет.

--А что, у вас нет ни экипажа, ни лошади?

--Нет.

--Что ж это вы так мало получаете…

--Ну почему? Согласно статистике, средний доход в нашем городе составляет четыре с половиной тысячи рублей в месяц, а хорошая лошадь стоит не меньше тридцати, а то и сто.

--А у меня все друзья – бизнесмены в ландо БМВ, с четвёркой и кучером. Ты был хоть раз женат за свои тридцать?

--Ну, чтобы прожить тридцать лет и никого не иметь, надо быть каким-то особо злостным мизантропом. Разумеется, у меня всегда кто-то был, но паспорт я не проштемпелёвывал.

--И долго.

--Один раз – восемь месяцев, второй – два года, третий – год.

--Недолго. Значит, ты действительно мало получаешь. Вот я была два раза. Один раз – пять лет, а второй – два года.

--И что? Они тоже мало получали?

--Да я сама достаточно получаю! В принципе, жениха ищу, но у меня сложилось впечатление, что все подходящие мужчины уже женаты.

--Да? А у меня сложилось аналогичное мнение по части женщин, хотя лично мне везло.

--Вот как. Кто ты по национальности?

--Поляк.

--Знаю. Мой первый муж был поляк.

--Ну вот – это тебе должно быть знакомо.

--Знакомо-знакомо. Такой жадина был! Жидил за каждой копейкой.

--Во-первых, это явно не польская национальная черта, а во-вторых, как это такая предусмотрительная девушка как ты вышла замуж за жадину?

--Так он не сразу стал таким.

--Ага, постепенно ожаднивал?

--И где же ты работаешь?

--В Федеральном агентстве по финансовому оздоровлению.

--И чем ты там занимаешься?

--Составляю документацию по обанкрочиванию предприятий. Слыхала о злоключениях «Красного треугольника»? Моя работа.

--Да. Прессой всегда интересовалась.

Девушка вынула из сумочки помадку, но тут же перепачкалась разваливающимся стержнем:

--Вот уроды! Это я только что купила в «Пассаже» сегодня. А они меня … захотели. Но я принципиальна. На прошлой неделе купила банку маринованных грибов, открыла, а они воняют. Так я пошла в магазин, я там всё перевернула, и они мне дали две банки, извинились и ещё денег приплатили – лишь бы я директору не жаловалась. Так-то.

--А еще на день рождения не приглашали? Надо было просто насильственно накормить продавца этими грибами.

--Так, пойду ругаться. Прямо сейчас. Ты мне оставь свой адрес. Я тебе визитку пришлю. Даёшь адрес?

Александр дал ей адрес старого слепого шарманщика в двух кварталах от его дома на Малодетскосельском проспекте и ожидал, вспомнит ли девушка своё имя, но она уже собралась и, не допив кофе, устремилась к новым битвам за права потребителя. Александр окинул взглядом витрину кафетерия с похожей на Мальвину из сказки Толстого буфетчицей, и её образ разбудил несколько приятных воспоминаний.

Он прошел в большой зал на выходе из Гостиного двора на Садовую, известный как место деловых и не очень встреч питерцев. Тут же на огромном экране каждый ожидающий мог написать всё, что душа пожелает – так повелось еще десятилетие назад, а сейчас это был последний оплот гласности в городе. Несложное устройство вращало два барабана – один разматывал свиток картона внизу, другой сворачивал на семиметровой высоте. Одно высказывание сразу обратило внимание Александра:

«На том свете евреи и антисемиты собраны в одном месте. Почему? Чтобы ни тем, ни другим не было скучно.

Виталий из Череповца».

На Садовой линии среди реклам и проспектов выделялось большое объявление для желающих заняться дельтопланерным спортом: Александр запомнил адрес – куда обращаться и побрёл привычной дорогой домой. Опадали желтеющие листья во дворе Суворовского училища. У Апраксина двора он едва не попал под лошадь – оглобля просвистела в нескольких сантиметрах от правого уха, и пронзил окрик возницы:

--Жить расхотелось! Очкарик!

Глухая обида мучила Александра до самого дома, но в почтовом ящике его ожидало письмо, и это сразу же изменило ход мыслей. Письмо было отправлено из Краснодара – судя по штемпелям - месяц назад, а на конверте – раскрашенная гравюра с портрета Пушкина к 200-летию. Давний друг и сокурсник Игорь писал:

«Привет! Наконец-то добрались до Краснодара. Надо сказать, что Игорь Иванович оказался не прав – это не захолустный городишко, а быстрорастущий южный центр с университетом, универмагами, петушиными боями, и даже есть французский культурный центр. У вас там сейчас уже опадают желтеющие листья грустных питерских скверов, а здесь ещё лето: виноград, панамки от солнца и бесконечные дороги, обсаженные пирамидальными тополями.

Доехали хорошо. Купил неплохой домик (всего за пятнадцать тысяч!) Вообще, я со своими капиталами выглядел представителем имперского центра на национальной окраине. Уже сегодня преподавал: университет счастлив заполучить «столичные кадры». Хоть жена работать не будет, - ты же знаешь мои здравые принципы.