Осетинская русскоязычная литература: генезис и становление

Вид материала

Литература

Содержание Iii. список публикаций по теме диссертационного исследования Iv. резюме

Подобный материал:

• Ганс Сакс и литература немецкой Реформации: генезис, типология и истоки творчества, 325.51kb.
• Литература английского декаданса: истоки, становление, саморефлексия, 636.47kb.
• Русскоязычная карачаевская и балкарская проза: жанровая эволюция и поэтика (К. Кулиев, 306.03kb.
• I финансовые потоки и внешние долги в условиях глобализации глава, 160.85kb.
• Русскоязычная поэзия кабардино-балкарии конца XX начала XXI века: тенденции развития,, 325.82kb.
• В. А. Глухов генезис правосознания: становление судебной системы в древнерусском государстве, 213.09kb.
• М. А. Боровская генезис муниципальной собственности и становление систем муниципального, 1974.46kb.
• Осетинская интеллигенция в эпоху пореформенной модернизации (вторая пол. Х1Х начало, 321.18kb.
• Т н. Михаил Георгиевич Ерошенков. Сайт: www eac-ras ru Г. В. Рожков Генезис инновационной, 12885.69kb.
• И. В. Челышева генезис методики эстетического, 787.18kb.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ


В заключении сжато продублирован алгоритм исследования и подведены главные итоги работы. Здесь оно может быть резюмировано следующим образом.

Формирование культурно-исторических предпосылок генезиса и исторического бытия ОРЯЛ приводит к актуализации и активации ее внутренних и внешних источников, в результате чего возникают первые тексты младописьменной и транслингвальной осетинской литературы, которая в значительной мере в силу именно младописьменности (обязывающей литературу к форсированному темпу развития) и транслингвизма (определяющего положительное и непосредственное влияние классики, русского образца) скоро достигает определенного уровня зрелости, позволяющего констатировать факт ее становления.

Основными параметрами, в которых фиксируется момент становления ОРЯЛ, являются 1) заполнение «жанровой сетки», 2) возникновение ОЛ (принципиально с категориально-логической точки зрения, 3) зарождение регулярной литературной критики как органа литературного самосознания, 4) преодоление «младописьменных комплексов», 5) ликвидация методологического отставания от литературы метрополии.

По исчерпании процессуальной (исторической) части ОРЯЛ в заданном хронотопе, мы сформулировали основные выводы с фиксацией исследованного явления по общим теоретическим параметрам (отраженным в критериях периодизации).

С традиционной социологической точки зрения это период по преимуществу «дворянской» литературы. Социологический подход, учитывающий события и процессы общественной важности, допускает применение к материалу ОРЯЛ теории трехэтапной градации литературного развития вообще, – в соответствии с наличием трех условных социальных «этажей»: дворянский – разночинский – пролетарский периоды. Хотя указание хронологического первенства в осетинской литературе «господствующих сословий» есть у других исследователей (Б.В. Корзун) и других исследователей, мы бы не ссылались на них в силу известной идеологической мотивации их выводов; но факт остается фактом.

Конечно, для Осетии не так важно происхождение горца, как факт его вхождения – в тот или иной момент и в силу тех или иных обстоятельств – в класс горской интеллигенции (младописьменность вообще имеет свойство скрадывать различия в общественных и эстетических взглядах представителей различных сословий). Но указанные обстоятельства – ибо всегда работает система объективных льгот – таковы, что все осетинские писатели-интеллигенты первой волны так или иначе относились к «сильным» фамилиям, имевшим (или могшим иметь) дворянские привилегии. И Тхостов, и Кундухов, и Кануков, и Хетагуров, и Туганов (мы не упоминаем менее заметные фигуры ОРЯЛ) смотрели на многие вопросы народного просвещения, нравственности и этики с позиции личной дворянской и аристократической ответственности.

Другое дело, что форсированный темп демократизации «субъекта» литературного процесса в Осетии делает указанную градацию менее явной: дворянская, разночинская и пролетарская волны интеллигенции следуют одна за другой в минимальной дистанции, почти накрывают друг друга, так, что на каждом отдельном отрезке времени можно говорить только о частичном преобладании представителей того или иного сословия. Заметим, что наиболее яркие представители последнего из рассмотренных в работе этапов принадлежат к разным сословиям: Туганов – алдар, Цаголов – разночинец, Коцоев – крестьянин.

С точки зрения общественной функции и позиции – это период просветительской ОРЯЛ. Она обязана своим зарождением просветительскому «взрыву» в Западной Европе и существует по поводу и в архетипах западно-европейской просветительской концепции: так или иначе вся литературная продукция этого периода направлена на утверждение в Осетии гуманистических ценностей европейского толка и мировоззрения, утвердившегося в эпоху и в системе Просвещения.

ОРЯЛ рассмотренного периода является во многих отношениях образцом если не качества, но отношения к подлинно просветительскому творчеству. Это касается, в частности, и жанровой системы (об этом ниже), проблематики и пафоса: общее убеждение представителей ОРЯЛ в том, что литература – это орудие борьбы, средство совершенствования общества и человека, а не самоцель в каком-либо смысле, что главное здесь не красота, а польза.

С учетом скоротечности культурных процессов, характеризующих младописьменность, естественно, что знамена и лозунги Просвещения подхватили революционные политические силы. Русские революции 1905, 1907 и 1917 годов были уже в известном смысле и осетинскими, поскольку большая часть национальной интеллигенции нового поколения сознательно играла в них активную роль, видя в этом логическое и практическое продолжение дела первых осетинских просветителей (Коста прежде всего), – так же, как в Европе Робеспьеры и Мараты видели себя наследниками Вольтера, а в России Рылеевы и Пестели – наследниками Радищева. Апофеоз Просвещения для осетинского народа и его исторического сознания – это революция: осетинское просвещение скоро переходит в революционную пропаганду. Среди горских народов осетины первыми перевели на свой язык «Манифест Коммунистической партии» (Б. Туганов, 1904) и «Марсельезу» (Е. Бритаев, 10-е гг.), а к 20-м годам в Осетии было известно уже несколько вариантов перевода «Интернационала» (К. Бутаев, А. Кочиев, А. Гулуев)

С точки зрения направления-метода это период преобладания реалистического метода, предполагающегося преимущественными просветительскими целями. Младописьменная литература обречена начинать с реализма, но это своего рода стихийный реализм, обусловленный необходимостью решения этнографических (описательно-фактографических), публицистических и этнокритических (борьба с пережитками прошлого) задач.

Младописьменная горская литература, казалось бы, не знает стадии классицизма в привычном нам смысле: классика для нее – литература метрополии, данная единовременно во всем своем многообразии и богатстве (причина относительной синкретической природы осетинской литературной методологии). Однако контекст общеевропейского литературного развития обязывает ввести условную и чисто теоретическую поправку: если западноевропейский классицизм есть следование античному образцу, а русский классицизм – следование западноевропейскому, то первые опыты ОРЯЛ, характерные своим подражательством и ученичеством (этап исключительного русскоязычия ОЛ), тоже есть ее «классицизм». Экспоненциальный «рост» литературы очевиден в масштабе больших эпох: западноевропейскую литературу отделяют от ее образца полтора тысячелетия, русскую – два столетия (т.е., эти литературы опирались на прошлые методологии), а образец подражания осетинской литературы существовал практически синхронно ее развитию.

По мере обретения независимости от схемы этнографического очерка, в художественных формах (в т.ч. и лирике) набирают силу прежде всего революционно-романтические, с некоторым отставанием – социально-критические и, наконец, социалистические тенденции: в полном соответствии с тем, как сознание литературного героя тяготеет от инстинктивного протеста и мятежа («абречество») – к методичному и «научному» решению исторической коллизии (революция).

С точки зрения жанрово-родовой доминанты – это период преобладания малой этнографической, художественно-этнографической и художественной прозаической формы (очерк, рассказ) и публицистической статьи.

Следует еще раз указать на то принципиальное обстоятельство, что ОРЯЛ начиналась с элементарного этнографического текста (корреспонденции С. Жускаева); что даже при том, что «удельный вес» чистой этнографии в ОРЯЛ обнаруживает тенденцию к постепенному убыванию (ибо младописьменным литературам характерно и скорое заполнение «жанровой сетки»), – в рамках рассмотренного периода нет ни одного осетинского русскоязычного автора, который бы не работал в этом литературном жанре; что, наконец, даже собственно художественные произведения ОРЯЛ для внешнего (осетинскому) сознания и взгляда имеют этнографическое (познавательное) значение: осетинский русскоязычный писатель объективно начинал как корреспондент цивилизационной метрополии, агент европейской культуры в усваиваемой этнической среде.

Что касается развития родов и жанров (на фоне доминирующей этнографии), то его можно резюмировать следующим образом. В 60-80-е годы этнографический очерк заложил основы жанрам художественной прозы (эпос малой формы, некоторое исключение из которого составляет историко-биографическая хроника Кундухова); в 80-90-е годы Кануков и Хетагуров (практически одновременно, но при этом не зная друг друга) расширили родовую парадигму ОРЯЛ лирическими образцами, а Хетагуров создал и первые лироэпические и драматические произведения; наконец, Туганов и Цаголов в начале XX века предприняли решительные опыты в жанрах крупного эпоса.

С точки зрения уровня, меры и функции субстратного компоненты – это период преимущественного выражения субстрата на уровне материала и темы текста (произведения и литературы в целом). На этом этапе ОРЯЛ представляет еще достаточно ярко выраженный билингвистический текст, при котором интерференция редко достигает смысловых и, тем более, стилистических уровней. Отдельные явления проникновения субстрата на уровень проблематики, пафоса и стиля (Хетагуров, Туганов, Цаголов) не столько типичны, сколько имеют значение симптома.

Утвердившийся к рубежу веков билингвизм ЛО требует резюмирования динамики ОРЯЛ с точки зрения соотношения русскоязычной и «осетиноязычной» традиций: это период, в рамках которого «чистое» русскоязычие или «стихийный» транслингвизм (Жускаев, Тхостов, Кундухов, Кануков) сменяется двуязычием представителей ОРЯЛ (Хетагуров, Кубалов и др.), после чего «осетиноязычная» и русскоязычная литературные традиции в рамках индивидуального творчества начинают расходиться: Туганов и Цаголов могли и писали на родном языке, но широкую известность получили именно как русскоязычные осетинские писатели (неполный транслингвизм). Впредь при билингвизме ЛО мы не найдем в строгом смысле двуязычных осетинских писателей.


^ III. СПИСОК ПУБЛИКАЦИЙ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ


Монография

Генезис и развитие русскоязычной осетинской литературы. – Владикавказ: Ир, 2008. – 559 с.


Статьи и доклады

1. Возвращение Гайто. (О творчестве Гайто Газданова) // Дарьял, 1992, № 1. – С. 177-190.

2. Осанна грядущему: жизнь и творчество Хаджи-Мурата Мугуева // Дарьял, 1994, № 3. – С. 122-140.

3. Человек и война в историческом романе Х.-М. Мугуева «Буйный Терек» // Ираф, 1995, № 4. (осет.) – С. 170-180.

4. Мюридизм и декабризм Х.-М. Мугуева // Мах дуг, 1995, № 9. (осет.) – С. 133-138.

5. Дальше на Восток: к проблемам поэтики и стиля Дзахо Гатуева // Дарьял, 1997, № 4. – С. 112-129.

6. Некоторые вопросы поэтики Дзахо Гатуева // Ираф, 1997, № 3. (осет.) – С. 153-159.

7. Неизвестный Мугуев, или «Свет погасшей звезды» // Дарьял, 1999, № 2. – С. 176-185.

8. От «сказительства» к «писательству»: динамика и комплексы младописьменной культуры // Обсерватория культуры, 2008, № 6. – С. 102-109.

9. Общие методологические подходы к изучению русскоязычной осетинской литературы // Вестник РУДН (Серия «Журналистика и литературоведение»), 2008, № 4. – С. 12-20.

10. О природе осетинской литературы с точки зрения теории билингвизма и транслингвизма // Вестник РУДН (Серия «Лингвистика»), 2009, № 1. – С. 58-68.

11. Казус Коста (интимный дискурс русскоязычной лирики Коста Хетагурова) // Вестник РУДН (Серия «Журналистика и литературоведение»), 2009, № 3. – С. 19-20.

12. Культурологическое значение младописьменной транслингвальной литературы (на примере осетинской русскоязычной литературы): актуализация и упразднение границы // Вестник МГОУ (Серия «Русская филология»), 2009, № 2. – С. 177-189.

13. Имманентные и внешние этнокультурные архетипы как факторы генезиса русскоязычной осетинской литературы // Научная мысль Кавказа, 2009, № 3. – С. 121-128.

14. К проблеме этнокультурной идентичности транслингвального текста (этнический субстрат литературного осетинского русскоязычия) // Вестник МГОУ (Серия «Русская филология»), 2010, № 1. – С. 168-178.

15. Образ Кавказа и Осетии в русской этнографии и беллетристике XIX века как фактор генезиса русскоязычной осетинской литературы // Обсерватория культуры, 2010, № 2. – С. 110-115.

16. Фатум Фатимы (о конфликтной основе поэмы Коста Хетагурова «Фатима» в аспекте идеологии горского Просвещения) // Известия ВГПУ, серия «Филологические науки», 2010, № 2 (46). – С. 166-171.

17. «Предложение» и продолжение: миф об утерянном романе Коста Хетагурова // Вестник СОГУ, 2010, № 1. – С. 208-210.

18. Репортаж с Голгофы (заметки на полях очерка И.Д. Канукова «Казнь») // Дарьял, 2010, № 1. – С. 198-219.

19. Преступление и покаяние (сюжетная коллизия новеллы Б.И. Туганова «Ханифа») // Ираф, 2010, № 1. (осет.) – С. 262-269.


^ IV. РЕЗЮМЕ

(гипотеза о развитии объекта исследования)


Выше уже сформулированы наблюдения по общему развитию ОРЯЛ в XX веке; но, учитывая актуальность вопроса для осетинской филологии и культуры, стоит попытаться заглянуть и в более отдаленную перспективу.

Двуязычие ЛО, которое началось с Коста, может быть названо периодом постольку, поскольку может оказаться конечным явлением: национальная ОЛ (на осетинском языке) в некоторых отношениях идет на убыль (об этом говорят и последние оценки ЮНЕСКО), и нельзя исключать теоретически сценария, при котором осетинская литература вновь станет моноязычной («чисто» русскоязычной, транслингвальной). В этой связи снова возникает вопрос критерия национальности литературы: должны ли будем мы тогда признать, что осетинской литературы снова (и уже навсегда) нет?

Выше мы сказали, что понятие ОРЯЛ наполняется реальным содержанием только после того, как стала реальностью осетинская осетиноязычная литература; ликвидируется ли это содержание с гипотетическим завершением творчества последнего осетиноязычного писателя? Нет: ОЛ на осетинском языке создана раз и навсегда; с объективной филологической точки зрения ее реальность не зависит от читателя, и филологически же всегда будет необходимость разграничения ОЛ и ОРЯЛ.

Кроме того, с нашей точки зрения, как невозможна литература гомогенного происхождения, так невозможен и абсолютный национальный литературный транслингвизм (даже при возможности полного): ОРЯЛ всегда будет если не билингвистическим текстом (как на ранних стадиях), то би-культурным, содержащим субстратный элемент (формально-логическим основанием такого утверждения выступает тот факт, что ОРЯЛ возникла в условиях только относительного падения осетинского языка, а не в ситуации мертвого осетинского языка). Но и вторая, внешняя доминанта («матрица» русского текста и во многом русская литературная традиция) активна постольку, поскольку жива этнокультурная корневая система ОРЯЛ. Если литература отделится от корня, она станет не другой (русской) литературой, а никакой литературой, она перестанет существовать как литература.

Природа осетинского литературного русскоязычия сводится не только к тому, что оно все больше расходится с «осетиноязычием» (но, к счастью, никогда от него не отрывается в силу общности этнокультурного корня), но и к тому, что оно объективно обречено всегда стремиться к собственно «русскости», – и, к счастью, никогда его не достигать.

В целом негативная для культуры Осетии динамика забвения писателями-транслингвами родного языка кардинально определяет характер литературного процесса: векторы развития ОРЯЛ и ОЛ не параллельны; они расходятся чем дальше, тем больше. Но заметим, что для литературы это в любом случае естественно, - если мы уподобляем ОРЯЛ и ОЛ «ветвям» одного дерева (произрастающим из одного этнокультурного корня). Что касается русской литературы, то ОРЯЛ, стремясь к ней как к безусловному гуманистическому и эстетическому образцу и бесконечно к ней приближаясь, даже видимо касаясь ее, все же никогда с ней не «сращивается» (своего рода функция асимптоты). Русская литература – это могучее дерево, растущее рядом.