Geum.ru

Осетинская русскоязычная литература: генезис и становление

Вид материалаЛитература

Содержание


Осетии-литературного объекта
Подобный материал:
1   2   3   4   5
третьей главе – «Динамика ОРЯЛ. Диахронические свойства младописьменности и транслингвизма. Периодизация ОРЯЛ» - предметом рассмотрения становится общая историческая динамика ОРЯЛ, которая во многом определяется взаимодействием указанных выше архетипов.

Для начала, абстрагируясь от языкового аспекта, мы выявили следующие моменты.

1. Очевидно, что динамически момент возникновения ОРЯЛ исчерпывается превращением устной культуры в письменную, и именно здесь пролегает граница между до-литературной и собственно литературной эпохами.

2. Фольклор – это литература «вне литер»; сказитель и писатель, сказание и писание расположены на одном векторе исторической морфологии словесного искусства; то, как одно становится другим, особенно очевидно в истории младописьменных народов.

3. Интенсивность процесса в Осетии (здесь, в отличие от истории некоторых других горских народов, граница между устной и письменной эпохой фиксируется более четко) объясняется высокой степенью лояльности осетин к «чужой песне» и чужой культуре.

4. Первыми шагами реформирования устной культуры в письменную являются собирание и перевод произведений устного народного творчества (УНТ); деятельность первых собирателей и переводчиков, записанных непосредственно от последних живых сказителей, оказывается необходимым технологическим звеном этой культурной эволюции.

5. Динамические особенности утверждения письменной культуры в Осетии определяются семиотическими обстоятельствами и параметрами: физически малое тело Осетии, пронизанное интенсивной устной культурой, оказалось как бы разом погружено в условия письменной внешней среды; реакция, после некой паузы, связанной с собиранием и переводом, не могла не протекать уже в революционном темпе.

6. Опыт УНТ отразился не только на жанровой, но и на образной типологии ОРЯЛ: образ Сказителя – один из устойчивых архетипов ОРЯЛ; он навсегда вошел в эту литературу метафорой или аллегорией литературного творчества; все осетинские писатели, независимо от языка творчества, так или иначе декларируют свою генетическую связь с осетинским «Баяном».

7. Утверждение русской письменности в Осетии – наиболее яркое внешнее выражение упразднения культурно-политической границы, огосударствления Осетии в рамках России; в этом смысле публицистическое направление в ОРЯЛ, занимающее важнейшее место в жанровой системе на ранних этапах ее истории, показывает формирование государственно-политического сознания и мышления осетин в новых условиях.

8. Эпоха устного взаимопонимания и практического бытового опыта сменяется с письменностью эпохой теоретического мышления (О. Шпенглер); в утверждении осетинской письменно-культурной традиции сказались настоятельная потребность осетин в подведении итогов, в актуализации, поиске и формулировке истин (в противоположность текучим и изменчивым фактам), – в объективном осмыслении бытия и научном познании мира.

9. Если всякое обращение к идеалам устного предания было для осетин равнозначно взгляду в прошлое («золотой век позади»), то письменность указывала заманчивое продолжение, снова приглашала к борьбе и жизни; естественно, что мотив страстного желания постичь грамоту становится одним из общих мест художественно-этнографической прозы ОРЯЛ.

«Прозрение», с которым ассоциируется в первых произведениях ОРЯЛ обретение письменности и постижения грамоты, неизбежно сопровождается известными «комплексами» (психологическими и этическими), которые на десятилетия вперед определяют характер младописьменного литературного сознания.

1. Определяющими факторами последнего являются пограничность, периферийность и младописьменность, которые определяют комплекс просветительской жертвенности и подвижничества (одна из причин скорой революционной политизации и идеологизации).

2. В условиях младописьменности просветительская ситуация всегда более симптоматична: в младописьменная литература руководствуется прежде всего принципами идейности и пользы («утилитаризм», «журнализм» и «направленство»); она игнорирует буржуазный заказ и не имеет, за некоторыми исключениями) «бульварных», «пуристических» и даже «декадентских» наклонностей (просветитель не может говорить «символами» и «намеками»).

3. Сознание русскоязычия представителями ОРЯЛ не могло не противоречить сознанию национальности, но на первых порах не было и осетинской печати (это служило известным утешением), а отсутствие непосредственного (литературного) контакта с народной аудиторией только прибавляло страстности их просветительскому подвигу.

4. Если в отношении народной среды над «младописьменным» литератором довлеет сознание учительства, то дистанция отставания от метрополии (ее литературы) порождает сознание ученичества; влияние классического русского образца сказывается в невинном литературном подражательстве, в творческой самоидентификации и «само-ассоциации» с образами русских гражданских поэтов первой величины.

5. Отставание скоро ликвидируется (в методологическом плане скорей, чем в эстетическом): понятие «младописьменности» актуализирует такие аспекты истории и системы литературы, как 1) форсированный темп и – 2) вытекающий из него синкретизм методов и направлений, которые здесь именно сосуществуют: «младописьменность» – цейтнот, не позволяющий роскоши специальных идейно-художественных дискуссий, которые так или иначе указывают на степень литературной зрелости.

6. Того же рода форсирование наблюдается в демократизации осетинской интеллигенции, сказавшемся в ее активном участии в революционных процессах рубежа XIX и XX веков. В советское же время, с преодолением комплексов и исчерпанием «программы» младописьменности, «аура» национальной культуры становится все более уязвимой; главный вектор развития внутреннего состояния этой культуры – это движение от исторического вдохновения к усталости; от творческого сознания мирового гражданства – к пустой и депрессивной форме космополитизма.

Если композиция «генеалогической» части исследования определяется категориями границы и архетипа, то композиция «исторической» – решением проблем периодизации и принципами отбора материала.

Конкретизация «хронотопа» исследования включает два предварительных «шага»: во-первых, общую рекогносцировку в масштабе третьего (с XV века) периода языковой истории Осетии (характеризующегося падением «престижного потенциала» осетинского языка), в рамках которого зарождается и развивается ЛО (ОЛ и ОРЯЛ); во-вторых, опыт общей (с возникновения и до наших дней) периодизации ОРЯЛ.

Методологическим основанием общей периодизации ОРЯЛ выступают известные периодические концепции русской литературы (Ю.Н. Тынянова, С.М. Петрова, В.И. Кулешова, А.Г. Соколова и др.) и версии периодизации ЛО и ОЛ (Ц.С. Гадиева, А.Х. Бязырова, М.С. Тотоева, Х.Н. Ардасенова, Ш.Ф. Джикаева, Н.Г. Джусойты, З.М. Салагаевой).

Выделение типичных критериев, алгоритмов и архетипов, полагающихся в основу периодизации ЛО и ОЛ, приводит к актуализации трех важнейших аспектов: 1) наличие филологических систем до-литературных эпох, 2) литературные взаимосвязи Осетии и России, 3) историческое двуязычие осетин, находящий выражение в литературном билингвизме осетинской культуры.

Общая история ОРЯЛ может быть периодизирована по ряду следующих критериев: 1) основного метода или направления, 2) жанрово-родовой доминанты, 3) соотношения ОРЯЛ и ОЛ в рамках билингвизма ЛО, 4) уровня и меры выражения субстратного компонента.

Версии периодизации ОРЯЛ по данным критериям вполне сопоставимы структурно; два варианта периодизации исчерпывают природу явления.

1. Периодизация динамики ОРЯЛ по критерию метода или «эпохи-системы» и жанрово-родовой доминанты показывает, в частности, что, в отличие от ОЛ, берущей начало непосредственно из фольклора и производящей у самых истоков лирические и лироэпические формы, ОРЯЛ берет начало с этнографии и публицистики, и потому на раннем этапе развитие прозы здесь опережает поэзию.

2. Периодизация динамики ОРЯЛ с точки зрения ситуации моно- би- и транслингвизма (баланс между ОЛ и ОРЯЛ в виду негативной динамики забвения осетинами родного языка) соотносится с эволюцией субстратного выражения, непостоянного на разных уровнях произведения в ходе развития ОРЯЛ; данная периодизация полностью основана на имманентных литературно-языковых параметрах и позволяет конкретизировать и наполнить реальным содержанием предыдущую периодическую структуру.

Мы выделили пять типологических фаз отношений между заимствованным и родным языками в младописьменной литературе на заимствованном языке и, в частности, выявили следующие обстоятельства.

1. Векторы развития ОРЯЛ и ОЛ не параллельны: по завершении этапа билингвизма и неполного транслингвизма русскоязычных писателей они расходятся чем дальше, тем больше.

2. Современные русскоязычные осетинские писатели остаются билингвами только на рецептивном уровне, что представляет собой зеркальное отражение рецептивному билингвизму Сека Гадиева, писавшего только на родном и едва понимавшего русский.

3. В настоящий момент мы являемся свидетелями завершения некого гиперцикла в литературной истории Осетии, и одновременно началом нового, связанного с актуализацией внешнего (относительно границ государства и государственного языка) билингвизма и внешних (прежде всего западноевропейских) литературных влияний.

4. Самобытность исторической динамики ОРЯЛ связана со способом и степенью выражения этнокультурного субстрата, с сознательным или бессознательным поиском новой в широком смысле филологической эстетики, сначала проявляющейся только на лексическом и фразеологическом уровне текста (на ранних этапах ОРЯЛ представляет собой собственно билингвистический текст) и внешней темы и материала, затем на уровне семантики литературного произведения: композиции, системы образов, сюжетостроения, тенденции, идеи, наконец, на уровне стиля (кульминации процесс достигает в 20-30-е годы в творчестве Дзахо Гатуева), – после чего вновь выпадает в «осадок» подстрочных примечаний и калек или сохраняется в виде элементов искусственной стилизации.

5. С точки зрения синхронии ОРЯЛ представляет в себе несколько типов или моделей взаимодействия этнического субстрата с заимствованным языком; диахронически же история ОРЯЛ может рассматриваться как постепенное (в той или иной мере) и безусловно связанное с общественной историей движение от одной субстратно-языковой «пропорции» к другой.

«Хронотоп» исследования окончательно конкретизируется в рамках двух первых периодов предложенной структуры: история ОРЯЛ от ее первых шагов в середине XIX века до начала XX века: в поле нашего зрения литература борьбы за европеизацию и просвещение, этнография и публицистика и процесс интенсивного заполнения «жанровой сетки» по основным художественным направлениям (в строгом смысле процесс становления ОРЯЛ), литература органического движения от просветительского пафоса – к революционному.

Языковое и стилистическое содержание рассматриваемого процесса включает, в соответствии с периодизацией по признаку моно- и билингвизма, следующие эволюционные стадии: 1) исключительное русскоязычие осетинских писателей, 2) двуязычие осетинских писателей (пишут и на русском, и на осетинском), 3) разветвление ОЛ и ОРЯЛ на уровне творческой индивидуальности (осетинские писатели пишут или на русском, или на осетинском).

При ближайшем рассмотрении выделяются следующие «блоки»: 1) до Канукова как основоположника ОРЯЛ (Жускаев, Тхостов, Кундухов), 2) Кануков, 3) возникновение ОЛ (условно говоря, между Кануковым и Хетагуровым), 4) Хетагуров, 5) после Хетагурова (Туганов, Цаголов). При этом первый этап делится на две части в виду событий 60-х годов (реформы, завершения Кавказской войны и переселения части осетин в Турцию).

В главе четвертой – «Зарождение ОРЯЛ. Очерки Соломона Жускаева и Иналуко Тхостова» - фиксируется момент собственно зарождения ОРЯЛ, к которому логичней всего приходить «со стороны» исторических письменных прецедентов (коль скоро они имели место), рассмотренных в хронологическом порядке. В этой части работы мы пришли к двум главным заключениям.

1. Памятники древней и средневековой осетинской письменности и языка (т.н. «эпиграфы») исторически стоят в одном ряду с возникновением осетинской кириллической письменности, так же, как грузиноязычные опыты осетинской литературы (стихотворение Борены, Нузальская надпись, поэма И. Ялгузидзе-Габараева «Алгузиани») только предваряют утверждение ОРЯЛ.

2. Докириллические письменные прецеденты не имели положительного развития, поскольку носили спорадический характер, не были явлениями методично-просветительского толка, как кириллица А.М. Шегрена; тем не менее, указанные языковые и литературные факты в совокупности во многом заранее определяют характер осетинской литературы – как в части билингвизма и транслингвизма, так в части идеологии.

Следует учесть и ближайшую литературную и просветительскую конъюнктуру на момент зарождения ОРЯЛ.

1. Прежде всего это образ Кавказа, Осетии и осетина в русской этнографии (А.М. Шегрен и др.) и художественной литературе (А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов и др.), которые содержали ряд стереотипов и интерпретаций, продиктованных методом, эпохой, чисто литературными задачами, и послуживших значительным раздражителем (катализатором) и непосредственной провокацией возникновения ОРЯЛ.

2. В таком контексте возникновение ОРЯЛ – это превращение «^ Осетии-литературного объекта» в «Осетию-литературный субъект»; первые опыты ОРЯЛ – этнографические очерки С. Жускаева и литературно-критическое сочинение И. Тхостова – имеют значение первых публичных «реплик» осетинской культуры и осетинского сознания в общении с Россией и Европой.

3. Важным фактором возникновения ОРЯЛ было отсутствие в Осетии печати на осетинском языке; но данное объективное обстоятельство имеет второстепенное значение: Осетия с самого начала своего литературного развития в известном смысле включалась в определенную идеологическую борьбу, в культурно-исторический диалог: она должна была овладеть в первую очередь оружием оппонента.

4. На ранних стадиях развития просвещения и литературы личные контакты представителей метрополии и периферии (отношение «Шегрен – Жускаев» и «Неверов – Тхостов») играют первостепенную роль.

С Соломона Жускаева и Иналуко Тхостова берут начало две прочные традиции ОРЯЛ: 1) этнографическое направление и 2) критика русского просвещения и романтизма.

В сочинении Тхостова впервые обозначились этнопсихологические феномены, которые мы называем «комплексом Тазита и Аммалатбека» (по именам героев произведений Пушкина и Марлинского, рассмотренных критиком); эти «комплексы» дадут себя знать в ОРЯЛ не однажды.

С первыми образцами ОРЯЛ в принципе завершается период просветительского движения в Осетии как процесса культурных отношений субъектно-объектного плана и открывается этап во многом автономного характера – само-просвещения, этап культурного само-познания и само-идентификации: отныне и осетинская интеллигенция говорит языком просвещения.

Первые литературные «реплики» Осетии относятся к дореформенному периоду, исчерпывающему фазу «детонации» и «вдоха» (Ю.М. Лотман) осетинской культуры; социально-политические события – реформа, завершение Кавказской войны и осетинская миграция в Турцию привели к «взрыву», к «цепной литературной реакции», – к явлениям, связанным и тематически, и проблемно; литературное движение в широком смысле переходит в собственно литературный процесс, который и рассматривается в пятой главе – «Дифференциация этнографии. Становление жанров прозы. Мемуары Муссы Кундухова».

Издержки эпохальных сдвигов и политических потрясений компенсируются духовными приобретениями и литературным успехом.

ОРЯЛ первого пореформенного этапа характеризуется преобладающим этнографическим направлением и содержанием; к наиболее значительным и характерным – в рамках этого направления – относятся три раздела.

1. Процесс русскоязычных записей мифов, сказаний и сказок (братья Шанаевы, В. Цораев, А. Кайтмазов и др.), который достиг своей активной методической фазы в 80-е годы, благодаря школе В.Ф. Миллера и его «Осетинским этюдам»; что из первых записей Нартовских сказаний преимущественно сохранились переводные, русскоязычные, показывает сравнительную репрезентативную ценность последних.

2. Собственно этнографический раздел ОРЯЛ (во многом связанный со школой А.М. Шегрена), который обнаруживает в зачатке объективное научное знание (С. Жускаев, Ф. Натиев, К. Токаев, анонимный автор статьи «Осетины» и др.), расцвета тенденция получила в творчестве первого осетинского ученого и философа А. Гассиева.

3. Этнокритический раздел – литература, направленная против реакционных обычаев и суеверий (И. Тхостов, Б. Гатиев, анонимный автор очерка «Из писем осетина»). Это наиболее важное направление с точки зрения генезиса и развития ОРЯЛ: соответствующие тексты тяготеет к публицистичности и художественности и влекут за собой критику капитализма и практической деятельности администрации края, подготавливая почву реалистической художественной прозы, в частности, художественно-этнографического очерка и рассказа, которые найдут воплощение у И. Канукова. Усложнение жанровой типологии выражается и в акцентировании исторических (в смысле историзма) элементов и притязаний и соответствующих творческих установок: возникают псевдо-эпистолярный («Из писем осетина»), историко-этнографический (М. Баев) и псевдо-исторический (Г. Цаголов) очерковые жанровые прецеденты.

Высшим достижением ОРЯЛ в последнем из указанных направлений (в широком смысле «историческое» направление) являются историко-биографические «Мемуары» генерала М. Кундухова.

1. Произведение Кундухова на всех своих уровнях – историческом, публицистическом и биографическом – обусловлено как личными этическими и психологическими мотивами, так общей военно-политической и социальной обстановкой на Северном Кавказе и культурной ситуацией в Осетии.

2. «Мемуары» являются органической частью литературного движения в Осетии и в жанровом (хотя это менее очевидно), и в идейно-тематическом отношении, и представляют собой яркое выражение горского характера, свойственных ему сомнений в отношении русского просвещения и цивилизации и того исторического «раскола», который пережил осетинский народ в соответствующую эпоху.

3. Образ повествователя методологически соотносится с известными типами культурно-пограничного горского сознания, в частности, с «комплексом Аммалат-бека».

4. Произведение Кундухова содержит яркие элементы художественной изобразительности и типизации.

5. На «Мемуарах» определенным образом отразился противоречивый характер практической деятельности Кундухова, совмещавшей в себе реакционные (инициация осетинского исхода в Турцию) и просветительские тенденции.

Развитие периодической прессы создает условия, когда литераторы читают друг друга, – что позволяет формироваться имманентной литературной инерции на главных уровнях литературной поэтики, от жанра до стиля; что один из участников этого процесса может уже быть полно, всесторонне ассоциирован с литературной эпохой, это закономерно: рано или поздно процесс выявляет Личность; на авансцену культурной истории выходит уже собственно писатель – И.Д. Кануков. Его литературное наследие и художественные завоевания, которых добилась в его лице ОРЯЛ, специально осмысливаются в главе шестой – «Творчество Инала Канукова. Развитие художественных форм прозы и социально-критических тенденций».

В качестве надежных биографических оснований исследования, позволяющих избежать прежних стереотипов в освещении творчества писателя и эволюции его общественно-этических воззрений, необходимо иметь в виду: 1) принадлежность Канукова (по рождению) к высшему сословию; 2) участие Канукова в одном из самых значительных событий национальной истории – переселении осетин в Турцию; 3) многолетнюю разлуку писателя с Осетией.

Творчество Канукова периодизируется в соответствии с его жизненной стезей и жанровой и идейно-тематической эволюцией; здесь налицо два больших этапа: 1) кавказский (70-е годы) и 2) дальневосточный (80-90-е годы).

Кавказский период правомерно характеризовать в следующих положениях.

1. Раннее творчество Канукова имеет ярко выраженный художественно-этнографический и просветительский характер.

2. Кануков начинает как писатель-этнограф в общем аполитичного характера, но идет от простого этнографического описания – к художественному воспроизведению и постановке социально-этической и экономической проблемы.

3. С жанровой точки зрения тексты Канукова следует классифицировать именно на основании критерия самостоятельности (самодостаточности, специальности) эстетического, художественного аспекта: 1) художественно-этнографические («В осетинском ауле», «Заметки горца», «Горцы-переселенцы»); 2) этнографические («Положение женщины у северных осетин», «Кровный стол», «Характерные обычаи у осетин, кабардинцев и чеченцев», «Танцы и мода у кавказских горцев», «К вопросу об уничтожении вредных обычаев у кавказских горцев»); 3) художественные («Из осетинской жизни», «Две смерти», «Воровство-месть»).

4. Кануков склонен идеализировать и упрощать сложные социально-экономические и культурные процессы: в построениях автора есть элементы некой социальной пропаганды, что еще раз подчеркивает просветительский характер его ранних произведений.

5. В смысле противодействия тенденциям «варваризации» и романтизации (у Канукова понятия синонимичны) образа горца кануковская этнография и публицистика первого периода представляют собой яркое и темпераментное явление; но здесь налицо некое этическое противоречие: футуристически решительно призывая сбросить «Казбичей» и «Аммалат-беков» с «корабля современности», Кануков в то же время отдает им честь, трактуя память героической, романтической, до-просветительской эпохи как непременное условие «новой жизни», к которой призывает своих земляков-соплеменников.

6. С точки зрения творческой психологии Кануков – писатель дворянский, с точки зрения проблематики – уже разночинский; он очевидно ностальгирует по «старой доброй», невинной (до-просветительской) Осетии, – но отнюдь не по прежним временам феодальной гегемонии.

7. Канукову в известном смысле характерны синтаксические, семантические и интонационные шероховатости; но они являются выражением отчасти субстрата, отчасти ученичества, и свойственны в той или иной мере всем первым представителям ОРЯЛ.

8. Очевидны реалистические наклонности Канукова, но они сказываются пока только в описательной методичности, а не в методологии; и чаще сказываются в творческих намерениях, чем в объективных результатах; его «кавказский» реализм еще не стал свойством его мировоззрения, настроения, творческого тонуса.

9. В первых своих художественных произведениях Кануков еще не создает типов и характеров, – но только «функции»; их художественность касается только формы: содержание остается прежним и также сводится к борьбе с адатами и критике пережитков патриархально-родового строя и соответствующих социально-экономических «неурядиц»; они служат своего рода иллюстрациями его этнографических очерков.

10. Действительный вклад кавказских сочинений Канукова в историю ОРЯЛ связан с первыми, еще нерешительными элементами сатиры и сценами урбанизирующейся пореформенной Осетии.

«Культурное возрождение» или «взрыв» имеет следствием и первых просвещенных «путешественников», первых «делегатов» родины далеко за ее границами (вот почему и жанр путешествия имманентен Просвещению); не только литература выходит за свои границы (языка, культуры и народа), но и сам народ в лице своих передовых представителей выходит из собственных пределов; уже через Канукова (первого осетинского литература, совершившего «кругосветное путешествие») осетинская культура абсорбировала культуру народов многонациональной России, весь внешний мир.