Давид юм сочинения в двух томах тоμ 2

Вид материала

Исследование

Содержание О ПЕРВОНАЧАЛЬНОМ ДОГОВОРЕ 'я К оглавлению

Подобный материал:

• Давид юм сочинения в двух томах: том, 11459.67kb.
• Борис Пастернак. Сочинения в двух томах, 5.69kb.
• Анна Ахматова. Сочинения в двух томах, 5.38kb.
• Учение [Бэкона] об «идолах», 289.47kb.
• Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах:, 241.84kb.
• Рене декарт сочинения в двух томах том, 9502.28kb.
• Источник: Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения, 565.43kb.
• Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 751.72kb.
• Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 620.01kb.
• Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 669.46kb.

^ О ПЕРВОНАЧАЛЬНОМ ДОГОВОРЕ 'я

Поскольку в нынешний век ни одна партия не может поддержать свое существование без философской, или отвлеченной, системы принципов, приложенной к ее политической, или практической, системе, то мы соответственно обнаруживаем, что каждая фракция, на которые разделена наша страна, воздвигла упомянутое выше сооружение, чтобы защитить и прикрыть ту схему действий, которую она осуществляет. Так как люди обычно являются очень неумелыми строителями, особенно в этих отвлеченных областях, да еще когда их побуждает партийное рвение, то естественно представить себе, что их сооружение должно быть несколько бесформенным и нести на себе явные следы того неистовства и спешки, с которыми его воздвигали. Одна партия, выводя происхождение правительства от бога, пытается превратить его в нечто столь священное и ненарушимое, что, каким бы деспотическим оно ни было, готова считать чуть ли не святотатством попытки затронуть или посягнуть на него в наималейшем вопросе. Другая партия, основывая правительство целиком на согласии народа, предполагает, что существует своего рода первоначальный договор, посредством которого подданные, не выражая этого в словах, оставили за собой право оказывать сопротивление своему государю, когда они сочтут, что их слишком подавляет та власть, которую они для определенных целей добровольно доверили ему. Таковы отвлеченные принципы двух указанных партий и таковы также практические последствия, вытекающие из них.

Я осмелюсь утверждать, что обе эти системы отвлеченных принципов справедливы, хотя не в том смысле, какой вкладывают в них сами партии. И обе схемы практических последствий разумны, хотя не в тех крайних значениях, до которых каждая партия в пику другой обычно пыталась их довести.

То, что божество является первым создателем всего [института] правительственной власти, никогда не будут отрицать те, кто признает существование всеобщего провидения и допускает, что все события во все-

 

^ К оглавлению

 

К оглавлению

==760


ленной происходят в соответствии с единым предначертанием и направлены на мудрые цели. Так как человеческий род не может существовать, по крайней мере в каком-либо спокойном или безопасном государстве, без защиты правительства, то несомненно, что этот институт должен был быть предусмотрен тем благодетельным существом, которое заботится о благе всех своих созданий. И так как правительственная власть действительно имеет место во всех странах и во все времена, то мы можем заключить с еще большей уверенностью, что она была задумана тем всеведущим существом, которое никогда нельзя обмануть каким-либо событием или действием. Но поскольку указанное существо создало эту власть не посредством какого-то особого или чудесного вмешательства, а посредством своего скрытого и всемогущего воздействия, то монарх, строго говоря, не может быть назван его наместником, разве только можно сказать, что любая власть или сила, поскольку она исходит от него, действует с его дозволения. Что бы фактически ни происходило, это включено в общее предначертание или замысел провидения; и вследствие этого самый великий и самый законный монарх имеет не больше оснований претендовать на особую священность или неприкосновенную власть, чем ничтожный правитель, узурпатор или даже разбойник и пират. Тот же божественный распорядитель, который во имя мудрых целей облек какого-либо Тита или Траяна властью ¹²³, предоставил также власть для целей, без сомнения, столь же мудрых, хотя и неизвестных, какому-либо Борджиа или Ангриа. Те же причины, которые породили суверенную власть в каждом государстве, установили в нем подобным же образом все сферы полномочий вплоть до мельчайших и всю юрисдикцию. Поэтому констебль в не меньшей степени, чем король, действует по божественному внушению и обладает неоспоримым правом.

Когда мы примем во внимание то обстоятельство, что по своей физической силе и даже по умственным способностям и задаткам, пока они не развиты образованием, все люди почти одинаковы, мы должны будем неизбежно допустить, что вначале ничто, кроме их

 

 

==761


собственного согласия, не могло объединить их и подчинить какой-либо власти. Если мы проследим зарождение правительственной власти до ее первоначального возникновения в лесах и пустынях, то народ окажется источником всей власти и законодательства; он добровольно во имя мира и порядка отказался от своей естественной свободы и принял законы от равного себе соплеменника. Условия, на которых люди были готовы подчиниться, либо были ясно изложены, либо казались столь ясными и очевидными, что сочли совершенно излившим же излагать. В таком случае, если именно это имеется в виду под первоначальным договором, нельзя отрицать того, что весь [институт] правительственной власти сначала был основан на договоре и что самые первые грубые объединения людей складывались главным образом на основе этого принципа. Напрасно задавать нам вопрос, в каких документах записана эта хартия наших свобод. Она была записана не на пергаменте и даже не на листьях или коре деревьев. Она возникла до письменности и всех других цивилизованных искусств жизни. Но мы легко прослеживаем ее в природе человека и в том равенстве или же в том приближении к равенству ¹²⁴, которые мы находим среди всех отдельных представителей этого рода. Та сила, которая сейчас господствует и которая основана на флотах и армиях, является чисто политической и происходит от власти, она есть следствие установленного правительства. Естественная сила человека заключается только в крепости его мускулов и твердости его мужества; она никогда не смогла бы подчинить массы командованию одного лица. Ничто, кроме собственного согласия людей и ощущения ими преимуществ, вытекающих из мира и порядка, не могло бы произвести такого воздействия.

Все же даже это согласие долго было весьма неполным и не могло служить основой регулярного управления. Вождь, который, вероятно, приобрел свое влияние во время ведения войны, правил больше при помощи убеждения, чем посредством приказов; и, пока он не смог обратиться к применению силы, чтобы усмирить непокорных и непослушных, едва ли можно было

 

 

==762


сказать, что общество достигло состояния гражданского правления. Очевидно, что никакого договора или соглашения об общем подчинении не было заключено специально: эта мысль была вне сферы понимания дикарей; каждое проявление власти вождя должно было быть частным, и его вызывали требования текущего момента. Реальная польза, извлекавшаяся из вмешательства вождя, заставляла проявления его власти с каждым днем становиться все более частыми; и их частота постепенно выработала у людей привычное и, если вам угодно так называть его, добровольное, а вследствие этого непрочное молчаливое подчинение ¹²⁰.

Но философы, которые избрали себе партию (если это не будет противоречием в выражениях), не удовлетворены этими уступками. Они утверждают не только, что правительство в его самом раннем возрасте возникло из согласия или, скорее, из добровольного подчинения народа, но что даже сейчас, когда оно достигло своей полной зрелости, оно покоится только на указанном фундаменте. Они утверждают, что все люди все же рождаются равными и не обязаны зависеть от какого-либо монарха или правительства, если не связаны обязательствами и нерушимостью обещания. А так как ни один человек не откажется от преимуществ своей врожденной свободы и не подчинит себя воле другого, не получив чего-либо равного этому взамен, то указанное обещание всегда расценивается как условное и не налагает на человека никаких обязательств, если он не получает правосудия и защиты от своего государя. Государь взамен обещает ему данные преимущества; и если он их не предоставляет, то со своей стороны нарушает статьи и соглашения и тем самым освобождает своего подданного от всех обязательств верноподданства.

Такова, по мнению указанных философов, основа власти каждого правительства; и таково право на оказание сопротивления, которым обладает каждый подданный.

Но если бы эти мыслители взглянули пошире на мир, они бы не увидели в нем ничего, что хоть в малейшей степени соответствует их идеям или может

 

 

==763


гарантировать осуществление столь изящной и глубокомысленной системы. Наоборот, мы видим всюду монархов, которые объявляют подданных своей собственностью и утверждают свое независимое право на господство, основанное на завоевании или праве наследования. Мы видим также всюду подданных, которые признают за своим государем это право и считают, что они с самого рождения связаны обязательством подчиняться определенному государю так же, как они связаны узами почитания и долга с определенными родителями. Эти отношения всегда понимаются как одинаково не зависящие от нашего согласия в Персии и Китае, во Франции и Испании и даже в Голландии и Англии — всюду, где бы ни насаждались усердно вышеупомянутые доктрины. Послушание или подчинение становится таким обычным, что большинство людей никогда не спрашивают о его происхождении или причине больше, чем о принципе тяготения, противодействия или о самых распространенных законах природы. Если же любопытство когда-либо затронет их, то, как только они узнают, что они сами и их предки в течение нескольких столетий или с незапамятных времен были подданными такой-то формы правления или такой-то [королевской] фамилии, они немедленно подчинятся и признают свое обязательство сохранять верноподданство. Если бы в большинстве стран мира вы вздумали проповедовать, что политические отношения полностью основаны на добровольном согласии или взаи?дном обязательстве, местный правитель вскоре посадил бы вас в тюрьму как мятежника за ослабление уз подчинения, если ваши собственные друзья раньше этого не упрячут вас в сумасшедший дом за высказывание подобных абсурдных идей. Было бы странно, если бы умственный акт, который, как полагают, должен был совершить каждый человек, и притом уже после того, как он научился также пользоваться разумом, ибо в противном случае этот акт не имел бы силы, — если бы этот акт, повторяю я, был столь неизвестен им всем, что на всей земле едва ли остались какие-либо его следы или воспоминания о нем,

 

==764


Но говорят, что договор, на котором основано любое правительство, является первоначальным договором, и, следовательно, можно предположить, что он слишком древен, чтобы о нем знало современное поколение. Если здесь имеют в виду то соглашение, в соответствии с которым дикари впервые собрались и объединили свои силы, то следует признать, что он существовал реально; но так как он столь древен и его забыли вследствие тысяч изменений правительств и тысячекратной смены монархов, то нельзя полагать, что он сохраняет в настоящее время какую-либо силу. Если бы нам пришлось сказать что-либо по этому вопросу, то мы должны были бы утверждать, что всякое конкретное правительство, являющееся законным и налагающее определенный долг верноподданства на своего подданного, было вначале основано на согласии и добровольном договоре. Но кроме того, что это означает согласие отцов связать своих детей даже в самых отдаленных поколениях (чего писатели-республиканцы никогда не допустят), кроме того, говорю я, это не оправдывается историей или опытом ни одной из стран в мире ни в один период ее существования.

Почти все правительства, которые существуют в настоящее время или о которых осталось какое-либо упоминание в истории, были первоначально основаны в результате или узурпации, или завоевания, или же сочетания того и другого без какой-либо видимости справедливого соглашения или добровольного подчинения народа. Когда искусный и смелый человек поставлен во главе войска или [политической] фракции (faction), ему часто бывает легко, используя иногда насилие, а иногда фальшивые предлоги, установить свое господство над народом, в сто раз более многочисленным, чем сторонники этого человека. Он не допускает никакого открытого общения, которое позволило бы его врагам точно узнать число или силы его сторонников. Он не дает врагам времени сплотиться единым фронтом против него. Даже все те, кто является орудием его узурпации, могут желать его падения, но незнание ими намерений друг друга держит их в страхе и является единственной причиной его безопасности. Бла-

 

 

==765


годаря таким приемам было установлено много правительств; и в этом состоит весь первоначальный договор, которым они могут похвастаться.

Лик земли постоянно меняется из-за превращения маленьких королевств в большие империи, распада больших империй на маленькие королевства, создания колоний и миграции племен. Можно ли обнаружить во всех этих событиях что-либо иное, кроме применения силы и насилия? Где то взаимное согласие^ или добровольное объединение, о котором так много рассуждают?

Даже самый спокойный способ, которым какая-либо страна может получить в качестве господина иностранца, — путем брака или на основе завещания — не столь уж почетен для народа; он предполагает, что народом распоряжаются как приданым или наследством в соответствии с желанием или интересами правителей.

Но там, где сила не вмешивается и где происходят выборы, что такое, спрашивается, представляют собой эти выборы, столь превозносимые до небес? Это либо группировка нескольких великих людей, которые решают за всех и не допускают оппозиции, либо ярость массы, следующей за мятежным главарем, который, вероятно, неизвестен и десятку людей и обязан своим возвышением только собственной дерзости или кратковременному капризу своих друзей.

Имеют ли эти беспорядочные выборы, которые к тому же редко происходят, такой могущественный авторитет, что они должны быть единственной законной основой всех правительств и всякого верноподданства?

В реальной жизни нет ничего более ужасного, чем полный распад системы правления, который предоставляет массе свободу и делает определение или выбор нового строя зависящим от числа людей, которое почти приближается к численности всего народа (ибо никогда это не дается полностью всему народу). Каждый мудрый человек желает тогда видеть военачальника, стоящего во главе мощной и послушной армии и способного быстро овладеть добычей и дать народу господина, которого сами люди оказались не способны

 

 

==766


избрать Столь мало соответствует жизнь и реальность указанным философским понятиям!

Пусть строй, установившийся после революции, не вводит нас в заблуждение и не заставляет настолько полюбить философскую теорию происхождения правительства. чтобы мы вообразили, будто все другие чудовищны и неправильны. Даже само указанное событие далеко не соответствовало обсуждаемым утонченным идеям. Ведь при нем изменилось только право наследования и- только королевская часть системы яравдения. И это изменение для почти десяти миллионов человек было определено только большинством в семьсот человек. Я не сомневаюсь, что основная масса этих десяти миллионов действительно охотно согласилась бы с этим решением, но было ли дело хоть в малейшей степени предоставлено их выбору? Не полагали ли справедливо с того момента, что оно уже решено, и не наказывали ли каждого, кто отказывался подчиниться новому государю? Каким другим способом можно было бы прийти к какому-либо решению или заключению по данному вопросу?

Афинская республика, я полагаю, была самой широкой демократией, о которой мы узнаем из истории. И все же, если мы произведем необходимое ограничение, исключив женщин, рабов и иностранцев, то обнаружим, что этот строй был вначале установлен, а любой закон принимался одной десятой от числа тех, кто был обязан оказывать ему повиновение, не говоря уже об островах и заморских владениях, которые афиняне объявили своими по праву завоевателя. И так как хорошо известно, что народные собрания в этом городе всегда отличались распущенностью и беспорядками, несмотря на существование учреждений и законов, которые должны были их пресекать, то насколько же более беспорядочными они должны оказаться, если они не образуют привычной системы правления, а шумно собираются после распада старого строя, чтобы создать новый! Насколько химерическими должны быть разговоры о выборе в таких условиях!

Ахейцы пользовались самой свободной и совершенной демократией во всей античности; и все же они

 

 

==767


применяла балу, чтобы заставить некоторые полисы вступить в их союз, как мы узнаем у Полибия *.

В Англии Генрих IV и Генрих VII ¹²⁶ фактически не имели никакого права на престол, кроме избрания их парламентом; однако они никогда не признавали этого, чтобы тем самым не ослабить своей власти. Было бы странно, если бы единственной реальной основой всей власти должно было быть согласие и обещание.

Напрасно стали бы утверждать, что все правительства первоначально основаны или должны быть основаны на народном согласии в той мере, в какой это допускается необходимостью человеческих дел. Это полностью соответствует моему утверждению. Я заявляю, что человеческие дела никогда не допустят такого согласия и в очень редких случаях допустят его видимость, но что узурпация или завоевание, т. е. попросту говоря, сила, упразднив прежние правительства, порождает почти все те новые, которые когда-либо были созданы в мире. Кроме того, я считаю, что в тех немногочисленных случаях, когда кажется, будто имело место согласие, оно было обычно таким нерегулярным, ограниченным или смешанным с обманом или насилием, что не могло иметь сколько-нибудь значительного авторитета.

В мои намерения не входит лишить согласие народа права называться единственным справедливым основанием правительства там, где оно имеет место. Безусловно, оно самое лучшее и самое священное из всех оснований. Я только утверждаю, что оно редко имело место в какой-либо степени и почти никогда в полном объеме. И вследствие этого необходимо допустить, что существует некоторая другая основа правительства 127

Если бы все люди обладали столь непоколебимым уважением к справедливости, что сами полностью воздерживались бы от притязаний на собственность других людей, они вечно оставались бы в состоянии полной свободы, не подчиняясь ни правителю, ни политическому обществу. Но это такое состояние совершен-

 Lib. II, cap. 38.

 

 

==768


ства, к которому, как справедливо считают, человеческая природа не способна. Опять же, если бы все люди обладали столь совершенным пониманием, что всегда знали бы свои интересы, им не надо было бы подчиняться никакой форме правления, кроме той, которая была бы создана по соглашению и тщательно обсуждена каждым членом общества. Но это состояние совершенства также слишком высоко для человеческой природы. Разум, история и опыт показывают нам, что все политические общества имеют происхождение, весьма далекое от правильности и упорядоченности; и если бы надо было выбрать такой период времени, когда согласие народа менее всего принималось во внимание в делах общества, то это происходило бы как раз в момент установления нового строя. При укрепившемся строе его стремления часто принимаются во внимание, но во время яростных пароксизмов революций, завоеваний и потрясений общества спор обычно решает военная сила или политическая хитрость.

Когда создана новая система правления, люди обычно недовольны ею, каким бы путем она ни создавалась, и подчиняются ей больше из-за страха и по необходимости, чем из-за какого-либо представления о преданности или нравственного обязательства. Монарх бдителен и ревностен и должен быть постоянно настороже, имея в виду какое-либо восстание или хотя бы намек на него. Время постепенно устраняет все эти трудности и приучает народ уважать в качестве своих законных или прирожденных (native) государей то семейство, членов которого он сначала считал узурпаторами или чужеземными завоевателями. Чтобы обосновать указанное мнение, не прибегают к каким-либо понятиям добровольного согласия или обещания, которого, как известно, в данном случае никогда не ожидали и не требовали. Первоначальный строй был установлен посредством насилия, и ему подчинялись в силу необходимости. Сменившее его правительство также опирается на власть, и народ подчиняется ему не потому, что имеет право выбора, но потому, что исходит из обязательства. Он не воображает, будто его согласие дает государю право. Но он охотно дает такое согласие, ибо

Давид Юм

==769

 


думает, что вследствие долгого срока владения государь приобрел право независимо от выбора или склонности народа.

Если скажут, что, живя под властью какого-либо монарха, от которого можно уйти, каждый человек дал свое молчаливое согласие на его власть и обещал ему повиновение, то на это можно ответить, что такое подразумеваемое согласие может иметь место только в том случае, если человек воображает, будто решение зависит от его выбора. Но если он думает (как думают все люди, которые рождаются под властью существующего правительства), что от рождения обязан сохранять верноподданство определенному монарху или определенной форме правления, то было бы абсурдно подразумевать какое-то согласие или выбор, которые он в этом случае открыто отвергает и не признает.

Можем ли мы всерьез говорить, что бедный крестьянин или ремесленник имеет право свободно покинуть свою страну, когда он не знает иностранного языка и чужих обычаев и перебивается со дня на день с помощью небольшого заработка, который у него есть? Мы можем в равной степени утверждать, что человек, оставаясь на корабле, свободно соглашается с властью его хозяина, хотя его принесли на борт спящим и ему придется прыгнуть в океан и погибнуть, как только он начнет его покидать.

А что если монарх запрещает своим подданным покидать свои владения, как было, например, во времена Тиберия, когда считалось, что римский патриций совершал преступление, если он пытался бежать к парфянам, чтобы избежать тирании этого императора? * Или как было у древних московитов, когда они запрещали всякие путешествия под страхом смерти. И если бы какой-либо монарх заметил, что многие из его подданных охвачены лихорадкой переселения в иностранные государства, он, без сомнения, вполне разумно и оправданно задержал бы их, чтобы предотвратить обезлюдение собственного королевства. Потерял ли бы он право на верноподданнические чувства всех своих под-

 Tacit, Ann,, VI, cap. 14.

 

К оглавлению

 

К оглавлению

==770


данных из-за этого мудрого и разумного закона? Однако в данном случае, безусловно, свобода выбора была бы у его подданных отобрана.

Группа людей, которая задумает покинуть свою родину, чтобы заселить какой-нибудь необитаемый район, может мечтать о том, что они вновь обретут свою прирожденную свободу; но они вскоре обнаружат, что их государь по-прежнему претендует на них и называет их своими подданными даже в местах их нового поселения. И в данном случае он лишь действует в соответствии с обычными представлениями человечества.

Самое подлинное молчаливое согласие этого рода, которое когда-либо наблюдается, имеет место, когда иностранец поселяется в какой-либо стране и заранее знакомится с монархом, правительством и законами, которым он должен будет подчиняться. Все же от него ожидают гораздо менее верноподданства, хотя оно у него и более добровольно, и на него менее полагаются, чем на верность подданного, рожденного в стране. Мало того, его прежний монарх все еще предъявляет претензии на него. И если он и не наказывает ренегата, когда захватит его во время войны с поручением нового монарха, то его милосердие основывается не на гражданском праве, которое во всех странах осуждает такого пленника, а на согласии монархов, которые договорились об этой поблажке, чтобы предотвратить репрессалии.

Когда бы одно поколение людей сразу сходило со сн;ены, а на смену ему приходило другое, как происходит с шелковичными червями и бабочками, то новое поколение, если бы у него хватило ума избрать свое правительство, чего, конечно, от людей ждать нельзя, могло бы добровольно и по общему согласию установить собственную форму государственного устройства, не обращая внимания на законы или прецеденты, которые преобладали среди его предков. Но так как человеческое общество находится в постоянном движении и ежечасно один человек покидает мир, а другой вступает в него, то для сохранения устойчивости правления необходимо, чтобы люди нового поколения приспособились к установившемуся порядку и следовали пример-

49·