Geum.ru

Дмитрий Калюжный

Вид материалаДокументы

Содержание


Первичные мифотворцы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
^

Первичные мифотворцы


 

Сохранилось немало мифов, рисующих богов (духов) в комическом виде.

Песнь о Харбарде ("Старшая Эдда") повествует, как бог Тор, одетый, как бродяга, и бог Óдин, скрывшийся под ником Харбард ("Седая борода"), бранятся между собой, будто обычные люди. Харбард откровенно насмехается над простодушным и недалёким Тором, объевшимся селёдками с овсянкой. Песнь о Хюмире ведёт сказ о том, как Тор добывает для великана Эгира котёл, в котором боги намерены сварить себе пиво. Миф давит гигантизмом: котёл глубиной с версту; бабка великана имеет девять сотен голов; Тор съедает на ужин двух быков. Быки же служат приманкой для ловли рыбы; на одно удилище ловятся сразу два кита. Опора крыши дома трескается надвое при взгляде великана, а кубок, раздробивший при ударе каменный столб, сам раскалывается на части, когда его бросают в голову Хюмира.

Для исследователей, пытающихся понять представления древних, объяснить издёвку в "подаче" богов бывает труднее, чем объяснить героический эпос. Действительно: как можно высмеивать богов? Самая распространённая точка зрения, что эти комические сцены отразили либо разочарование в богах прежних поклонников, либо представляли собой сатиру на языческих богов, исходившую из кругов новообращённых христиан. А на самом деле богов любили и уважали. "Комизм – лишь одна сторона песней, – пишет А.Я. Гуревич, – другая их сторона – в высшей степени серьёзная и даже трагическая, ибо война асов против великанов и чудовищ должна завершиться гибелью богов (см. "Прорицание вёльвы"), и этим изначальным трагизмом пронизана вся эддическая мифология. Вряд ли правильно делить песни о богах на серьёзные и комические – все они выражают одно миросозерцание. И лишь в рамках единого миросозерцания можно понять функцию комического начала" [10].

Оставим в стороне вопрос о смерти бессмертных богов, настигающей их в посмертном мире (что само по себе "сбивает" все построения мифологов), и посмотрим на другие мнения. Известный германский специалист по мифологии О. Хёфлер сравнил эддический материал с элементами комикования с таким же у древних греков, в частности у Аристофана, и в Индии, в "Ригведе". И сделал вывод, что смеялись люди не над богами, а над "изображениями" богов. То есть обличье – антропоморфное, зооморфное или иное, это не есть подлинное божество, а лишь его подобие. Непонятно? Ещё раз: по убеждению Хёфлера, смех и издевательство, подчас граничащие с богохульством, всегда адресованы не самому трансцендентному божеству: на самом деле его страшатся, ему поклоняются, приносят жертвы, – а смеются над изображением, заменяющим божество.

Похоже, по мнению учёных, первобытные люди в комических сагах и прочих произведениях, в которых действуют духи, предвосхитили современную японскую практику, когда в кабинете начальнику кланяются и улыбаются, а потом идут в подвал и лупят палкой резиновое изображение этого же начальника. Который, кстати, по доброте душевной и распорядился изготовить это изображение специально для битья.

"Тем самым, по Хёфлеру, осмеяние не только не развенчивает богов, но, напротив, усиливает веру в них, подчёркивая их особую, отличную от человеческой, вообще чувственно непостижимую природу" [10].

На это можно возразить двояко. Во-первых, представления людей о том, о сём, конечно же, развивались. То, что вчера казалось серьёзным, сегодня выглядит смешным. Во-вторых, люди что видели, то и рассказывали, а потом записывали. А видели во сне. Почему? Потому что сон с такими видениями уникален, а то, что происходит наяву, и так все знают. Люди даже сейчас редко записывают то, что всем известно. Тем более, любой подобный сон требовал объяснения; это потом мифы и сказки превратились в развлечение. А когда они возникали впервой, к ним и относились соответственно. Сновидение не есть продукт ума, это иное, и опыт, приобретаемый личностью во сне, прямо вёл к мысли об участии в этом высшего ума. Так можно ли было – после обретения речи – не рассказывать об удивительных приключениях, не запоминать своё и чужое? – ведь ещё и не каждому дано запомнить и рассказать сновидение! И не логично ли было бы учёным их "пост-логическим" умом понять, что миф – не выдумка, а равноправная человеческая реальность, влияющая на личность и даже на состояние дел в обществе?

Если уж приснилось Моисею, что он метал лягушек и превращал палки в змей, соревнуясь с египетским магом, то, значит, так и было. Все верили. Если говорил он с богом, и тот дал ему скрижаль завета, исписанную божьим пальцем – так, значит, дал. Правда, пришлось потом тесать камень со списком грехов самому Моисею, но это уже детали.

Лео Таксиль замечает:

"Как всё это чудесно и как вправе верующие гордиться содержанием такой прекрасной религии! В Библии поистине нет недостатка в пророках. Даже филистимские прорицатели, сыны проклятого народа, рассматриваются как истинные пророки. Каждая страна имеет своих пророков, и авторы Библии, будучи сами пророками, уважают своё звание даже в чужеземных идолопоклонниках, имеющих ту же профессию. В своём необыкновенном могуществе бог производит сверхъестественное, вдохновляя прорицателей и пророков даже "ложных" религий, чему пример Валаам. Бог не отказывает даже и в чудесах волхвам и магам враждебных ему верований, как мы это видели на примерах египетских волхвов, сумевших повторить некоторые чудеса Моисея. А коровы, возвращающие на место "ковчег завета", – разве это не блистательное чудо? Они идут в Вефсамис, к евреям, сами по себе, без возницы, управляемые невидимым перстом божьим! Не стали ли и они пророчицами? Для бога ведь все возможно!" [17] – и тем более всё возможно во сне, добавим мы.

Кстати, нельзя полностью исключить возможности того, что "сновиденческие" резервы памяти, затрачиваемые ныне на "моделирование" многочисленных образов современной технической цивилизации – техники, одежды, жилищ и прочего – во времена отсутствия этих информационноёмких вещей использовались мозгом как-то иначе. Вернее, так: не "нельзя полностью исключить", а "можно предположить". Вопрос совершенно не исследованный.

И ещё одно дополнительное, но, тем не менее, важное замечание. Если свести мнения множества учёных воедино, легко увидеть, что они понимают мифы, эти мосты в "нереальную реальность", как некий перевод в форму примитивных сказаний будто бы заранее заданных, изначально существовавших целостных матриц сакрального (архетипов, эйдосов и прочей чертовщины), – перевод, сделанный первобытным человеком с "до-логическим" мышлением. Он это делал, естественно, приспособляя вечную и всеобщую "матрицу" к конкретному "месту и времени", иначе говоря, под потребности данного племени. Но никаких всеобщих матриц нет, а есть всеобщие законы эволюции. Мифы рождались в сознании людей, облекались в словесные, а затем и в письменные формы – после того, как письменность уже кому-то приснилась и была внедрена, – а уже эти формы эволюционировали дальше, переходя в разряд сказок, легенд и летописей.

Это сейчас мы с вами можем рассуждать о том, что иллюзии сновидений порождаются в психике человека реальностью обыденной жизни, и превращаются в рассказ в соответствии с его, человека, представлениями и словарным запасом. А тогда, наоборот, ночные иллюзии порождали дневную реальность, ибо сон со всеми своими нелогичными чудесами понимался человеком как часть мироздания, и жизнь в сновидениях была не только равноправна жизни наяву, но была повыше – и в это верили, воистину, потому, что абсурдно.

Учёные, задавленные вульгарным материализмом, не могут понять этого феномена.

В докладе Р.О. Кафарлы, прочитанном в Баку, говорится: "Сновидения были одним из ведущих мотивов в азербайджанской и тюркской культуре. З. Фрейд, автор фундаментального труда о снах, неоднократно наблюдал и отмечал, что страх, полоумие создают в процессе сна диковинные образы, и на основе материалов древних культур особо акцентировал воздействие необычных образов, стихийно возникавших в сновидениях, на мифическое мышление первобытных людей. Предкам казалось, что их сознательные желания реализуются только в снах, и любая маленькая деталь, связывающая сны с реальностью, помогала обнаружить следы мощных помощников (мифологических представлений) "стихийной области"… [7].

Как видим, по мнению специалиста – в основе мифа или полоумие, или мифическое сознание. Он сновидение понимает лишь как один из, пусть и ведущих, мотивов мифа. Кажется, учёный сам попал в область мифа. Но продолжим цитату:

"Хотя основная причина возникновения мифологических систем объясняется полной зависимостью человека от природы, архетипы, возникшие стихийным путём (путём имитации) умножились под давлением различных форм верований, расширился круг их охвата, и они стали принимать общественный характер, т.е. стали уравновешивать, регулировать поведение всех членов племени и общины".

Здесь Кафарлы просто переиначил известную цитату из Энгельса о религии. Как всегда, теория, будучи однажды созданной, заставляет придумывать причины для заранее "назначенных" выводов: вот, нам явлена "полная зависимость от природы" как "основная причина". Давайте же опять вспомним бéлок, волков и медведей. Они разве не полностью зависимы от природы?.. Также от внимания ускользает, что сны и сновидения – тоже часть живой природы. Здесь как раз наблюдается тот приём, о котором сказано выше: наделение заведомой всеобщностью и всесильностью неких "верований", "под давлением" которых возникают социумы. На деле же верования представляют собой консервативную часть процесса осознания, попытки объяснить мир, и возникают они и развиваются уже внутри общества и вместе с ним, а вовсе не создают его.

По словам Ал. Панова, "изучение истории человечества … позволяет предположить, что, после биологических инстинктов, создание мифов и предсказаний и их частных подвидов – религий, верований, политических систем и искусства – есть самая сильная потребность и способность человека" [6]. Да, через развитие всех названных институтов происходит эволюция социальных систем. И здесь главное ("основная причина", если продолжать игру в те же игры) – наличие речи и письменности. Без них – чему порукой эволюция животных систем – не было бы религий, политики и искусства. Миф, попавший в социум из "той реальности", выраженный словами, начинает влиять на людей в "этой реальности" и их собственными трудами совершает полный диалектический цикл, двигаясь от низшего к высшему, от простого к сложному, отрицая предыдущее отрицание. Первоначально же человек с "чистым сознанием", упорно ищущий объяснения всем известным ему фактам, в том числе сновидениям, воспринимает те магические реальности, что созданы им самим или другими людьми или даже группами людей, как полноправные элементы мира, и он там ищет алгоритм поведения здесь.

Однажды юный принц Гаутама сидел под деревом, созерцая восточную часть мира, и дерево было озарено его сиянием. Девушка по имени Суджата принесла ему рис в золочёной чаше, и когда он опустил пустую чашу в реку, та поплыла против течения. Это был знак того, что момент его торжества близок. Он поднялся и последовал по проложенной богами дороге шириной в одиннадцать тысяч двадцать восемь локтей. Змеи и птицы, божества лесов и полей выражали ему своё почтение цветами и божественными ароматами, небесные хоры пели ему хвалу, десять тысяч миров наполнились запахами, венками, созвучиями и приветственными возгласами! Ибо он направлялся к великому Древу Просветления, Дереву Бодхи, под сенью которого ему предстояло спасти Вселенную. С твёрдой решимостью он расположился под Деревом Бодхи, на Месте Неподвижности, и перед ним немедленно возник Кама-Мара, бог любви и смерти.

Это что описано, в предыдущем абзаце? Сон? Или явь? Дж. Кэмпбелл сообщает:

"Весь Восток был освящён благом, принесённым возвратившимся Гаутамой Буддой, его замечательным учением о Благом Законе, точно так же, как Запад был благословлён Десятью Заповедями Моисея. Греки соотносили огонь, первый хранитель всей человеческой культуры, с подвигом превзошедшего пределы мира Прометея, а римляне связывали основание своего поддерживающего мир города с Энеем, покинувшим разрушенную Трою и посетившим ужасное подземное царство мёртвых. Повсюду, независимо от сферы интересов (религиозных, политических или личных), подлинно творческие деяния представлены как происходящие в результате той или иной формы смерти для обычного мира. Человечество единодушно в признании того, что происходит в период его небытия, после которого герой возвращается, словно родившийся заново, исполненный величия и созидательной силы" [4].

А вот стихотворение монаха Тодзана, одного из создателей чань-буддизма в Китае:

 

Я долго искал себя в других

И был далеко.

Сейчас я смотрю в себя,

Чтобы познать.

Только так я превращаюсь в то, что я есть. [8]

 

Вопрос: откуда вернулись Гаутама, Моисей, Прометей, Эней?.. А также и множество других великих пророков?.. Очевидно, именно из этого путешествия – в себя. А отсюда и второй вопрос: есть ли смысл заниматься определением географических и хронологических пределов этих путешествий в нашем реальном мире?..

О географии – чуть дальше, а о хронологи возникновения мифов скажем немного прямо сейчас. Для этого нам придётся вернуться к мифам "Большой Эдды", в некоторых из которых (в "Перебранке Локи") не просто выводятся сексуальные функции, вызывающие смех или поклонение, но делается явственный акцент на извращениях, на нарушениях табу.

А.Я. Гуревич пишет:

"При анализе "Перебранки Локи" нужно отграничить ситуацию, в которой песнь первоначально возникла и исполнялась, от времени её записи. Трудность, однако, состоит в том, что время сложения песней "Старшей Эдды" неизвестно. Мы знаем лишь, что их запись сохранилась в рукописи второй половины XIII в., но что песни эти или какая-то часть их бытовали до того времени на протяжении столетий. Диапазон датировки возникновения "Перебранки Локи" таков: Сигурдур Нордаль полагает, что она возникла в конце Х в., а Я. де Фрис и Ф.Р. Шредер относят её к рубежу XII и XIII столетий. В любом случае основания для приурочивания песни к тому или иному периоду ищут в её содержании (выделено мной, – Д.К.). Трудно представить возникновение этой песни в христианскую эпоху. Вольность выражений и описаний тех положений, в каких оказывались боги, пусть языческие, находится в разительном противоречии с допустимым в средневековой литературе!" [10].

Вам понятно, почему учёный уверен в бытовании песней на протяжении столетий до XIII века? Потому что содержание не христианское, вот оно что. По его мнению, не может такого быть, чтобы автор саги, человек в здравом уме и твёрдой памяти, христианин, начал думать про какое-то половое непотребство, да ещё и записал его на бумаге!

Зигмунд Фрейд сумел бы ему объяснить, в чём тут дело.

Но дойдёт ли до историков и литературоведов, что изобразительный ряд сновидений не зависит от господствующей на какой-то момент идеологии? Да и станут ли они слушать психологов? Скорее всего, отмахнутся так же, как и от нас: физиков и математиков, экономистов, геологов, химиков…