От редакторов русского издания

Вид материала

Документы

Содержание 569 Глава двенадцатая. Тоталитаризм у власти 571 Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма 573 Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Подобный материал:

• Предисловие редакторов русского издания, 732.37kb.
• Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. Антология, 6335.43kb.
• Автор, название, изд-во, год издания, 464.93kb.
• Концепция и специфические характеристики первого номера корпоративного издания для, 905.48kb.
• В. Н. Дёмин Гиперборея. Исторические корни русского народа, 1249.63kb.
• В. В. Зеленский От редактора русского издания 1929, 10660.27kb.
• Информационно-библиографические издания, 485.77kb.
• Национальное достояние русского народа, 99.7kb.
• Федеральный компонент, 401.39kb.
• Информационно-библиографический отдел Золотое кольцо России, 148.24kb.

именно некий человеческий вид, напоминающий другие



Глава двенадцатая. Тоталитаризм у власти

ы, вся «свобода» которого состояла бы в «сохранении вида»¹²⁶. ТотаРлитарное господство стремится осуществить эту цель и посредством идеологической обработки элитных формирований, и посредством абсо| лютного террора в лагерях и зверства, в осуществлении которых безжалостно используются элитные формирования, становятся, так сказать, практическим применением идеологической обработки — пробным камнем, которым последняя должна апробировать себя, — тогда как ужасающий спектакль лагерей предназначен обеспечивать «теоретическое» подтверждение идеологии.

Лагеря означают не только уничтожение людей и деградацию человеческих существ, но также проведения в научно контролируемых условиях ужасного эксперимента по искоренению самой самопроизюльности, спонтанности как особенности человеческого поведения и превращению человеческой личности в простую вещь, в нечто такое, 1ем не являются даже животные, ибо собака Павлова (которая, как мы шаем, была приучена есть не из чувства голода, а когда раздавался звонок) была ненормальным животным.

В нормальных жизненных обстоятельствах этот эксперимент завершить было бы невозможно никогда, потому что самопроизвольность нельзя элиминировать полностью, поскольку она связана не только с человеческой свободой, но и с самой жизнью, в смысле простого поддержания жизни. Такой эксперимент вообще возможен только в концентрационных лагерях, и они являются, следовательно, не только «la sciété la plus ttalitaire encre réalisée» (Давид Руссе), но и руководящим и направляющим социальным идеалом тотального госюдства вообще. Как стабильность тоталитарного режима зависит от 1золяции вымышленного мира движения от внешнего мира, так и эксперимент по установлению тотального господства в концентрационных лагерях зависит от изоляции лагерей от мира всех других людей, мира живущих вообще, даже от внешнего мира в виде страны с тоталитарным правлением. Эта изоляция объясняет особого рода нереальность и отсутствие правдоподобия, характерных для всех донесений из концентрационных лагерей, и представляет собой одну из главных трудностей в адекватном понимании тоталитарного господства, которое находится в прямой и неотрывной зависимости от этих лагерей концентрации и уничтожения ибо, как бы это ни звучало, лагеря являются поистине центральным институтом организованной Тоталитарной власти.

Гитлер несколько раз замечает, что он «[стремится] к созданию таких условий, при Которых каждый индивид знал бы, что он живет и умирает ради сохранения своего виДа» См. также «Муха откладывает миллионы яиц, и все они погибают. Однако мухи остаются» (см Tischgespräche. S. 349, 347 соответственно).




570


^ 571

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава двенадцатая. Тоталитаризм у власти


Существуют многочисленные рассказы тех, кому удалось выжить¹²⁷. Чем более они аутентичны при этом, тем менее пытаются сообщить вещи, которые не поддаются человеческому пониманию и ускользают от человеческого опыта, т.е. страдания, превращающие людей в «безропотных животных»¹²⁸. Ни одна из этих записей не возбуждает того чувства гнева и симпатии, которое всегда мобилизует людей на борьбу за справедливость. Напротив, всякий говорящий или пишущий о концентрационных лагерях все еще вызывает подозрение, и, если говорящий окончательно вернулся в мир живых, его самого зачастую охватывают сомнения относительно собственной правдивости, как если бы он ошибочно принял кошмар за реальность¹²⁹.

Сомнение людей относительно самих себя и реальности собственного опыта только обнаруживает то, что всегда знали нацисты люди, имеющие склонность к преступлению, посчитают целесообразным организовать преступления небывалого, невероятного размаха. И не только потому, что это делает всякое наказание, предусмотренное правовой системой, неадекватным и абсурдным, но и потому, что сама безмерность преступлений гарантирует, что убийцам, отстаивающим свою невиновность с возможной лживой изворотливостью, поверят скорее, чем жертвам, говорящим правду. Нацисты даже не находили нужным скрывать это открытие. Гитлер миллионными тиражами распространял свою книжку, где утверждал чтобы иметь успех, ложь должна быть

¹²⁷ Среди лучших свидетельств о нацистских концентрационных лагерях см следующие Russet D Les jurs de ntre mrt P, 1947, Kgn E p cit, Bettelheim B n Dachau and Buchenwald 051938 — 041939 Nazi cnspiracy Vl 7 P 824 ff) О советских концентрационных лагерях издано прекрасное собрание воспоминаний уцелевших поляков The dark side f the mn, см также книгу Давида Даллина (Dalhn D J p cit ), хотя приводимые им сведения иногда не столь убедительны, поскольку принадлежат «выдающимся» личностям, которые обнаружили склонность к провозглашению манифестов и предъявлению обвинительных приговоров

¹²⁸ См The dark side f the mn, во введении тоже подчеркивается это характерное отсутствие стремления к общению «они записывают, но не вступают в общение»

¹²⁹ См, в частности Bettelheim В p cit «Я как будто обрел убежденность в том, что этот ужасный и ведущий к деградации опыт какимто образом переживался не "мной как субъектом, но "мной" как объектом Этот опыт подтверждался рассказами ДРУ^ГИХ заключенных Как если бы я наблюдал происходящие события, свое участие в которь я сознавал лишь смутно "Это не может быть правдой, такие вещи просто невозмоЖ ны" Узникам приходилось убеждать себя в том, что это действительно было, происх дило в действительности, а не в кошмарном сне Они так никогда и не сумели убед себя полностью»

Ср также « Кто не видел собственными глазами, не может поверить в это Самивы, прежде чем попали сюда, воспринимали слухи о газовых камерах всерьез⁹

— Нет, — сказал я

— Вот видите¹ Ну и все относятся к этому, как и вы Множество людей в Пари Лондоне, НьюЙорке, даже в Биркенау, стоя прямо перед крематорием, за пять мину до отправления в его подвал, все еще не верили » (Riisset D p cit P 213)

чудовищной, и это не мешало людям верить ему. Подобно этому нацистские прокламации, неоднократно повторявшие ad nauseam, что евреи будут уничтожены, как клопы (т.е. с помощью отравляющих газов), никому не помешали не верить им.

Существует соблазн отделаться от неправдоподобного с помощью либеральных рационализации. В каждом из нас сидит такой либерал, уговаривающий нас голосом здравого смысла. Путь к тоталитарному господству лежит через многие промежуточные стадии, для которых мы можем найти многочисленные аналогии и прецеденты. Чрезвычайно кровавый террор первоначальной стадии тоталитарного правления действительно имеет своей исключительной целью разгром противников и обеспечение невозможности всякой последующей оппозиции однако тотальный террор начинается только после того, как первая стадия осталась позади и режиму уже не приходится опасаться никаких шагов оппозиции. Как часто отмечалось, в такой ситуации средства становятся целью, но в конечном счете это означает лишь облеченное в парадоксальную форму предположение, будто категория «цель оправдывает средства» более неприменима, что террор утратил свою «цель», что он более не служит средством устрашения людей. Недостаточно также то объяснение, что революция (как в случае Французской революции) пожирает собственных детей, поскольку террор продолжается и после того, как давно уничтожено все, что можно было бы назвать дитятей революции, будь то русские фракции, силовые центры партии, армия, бюрократия. Многие вещи, ставшие ныне специфической принадлежностью тоталитарного правления, прекрасно известны из истории. Почти всегда велись агрессивные войны погромы побежденного населения ничем не сдерживались до тех пор, пока римляне не смягчили их введением рагсеге subjectis веками истребление коренного населения было неотрывно от колонизации также Америки, Австралии и Африки рабство — один из старейших институтов человечества, и все империи древности основывались на труде государственных рабов, возводивших общественные здания. Даже концентрационные лагеря не являются изобретением тоталитарных движений. Впервые они возникли в начале века, во время Бурской войны, и продолжали существовать в Южной Африке и в Индии, вбирая в себя «нежелательные элементы» здесь же мы впервые встречаемся с термином «содержание под стражей с целью защиты», который Впоследствии широко использовался Третьим рейхом. Эти лагеря во Ногих отношениях соответствуют концентрационным лагерям начала Тоталитарного правления в них отправлялись «подозреваемые», правоКрушения которых не могли быть доказаны и которые не могли быть приговорены к наказанию в ходе обычного судебного процесса. Все это ясно указывает на тоталитарные методы господства все вышеназванное


572


^ 573

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава двенадцатая. Тоталитаризм у власти


было утилизовано, развито и кристаллизовано тоталитарными режимами, исходя из нигилистического принципа «все дозволено», который они унаследовали и считали само собою разумеющимся. Однако везде, где эти новые формы господства приобретают подлинно тоталитарный характер, они выходят за рамки этого принципа, который еще как-то связан с утилитарными мотивами и своекорыстием правителей, и входят в доныне неведомую область — туда, где «все возможно». И, что весьма характерно, эта область не может ограничиваться утилитарными мотивами или своекорыстием, каково бы ни было содержание последнего

Здравому смыслу противоречит не нигилистический принцип «все дозволено», который уже присутствовал в утилитарном понимании здравого смысла, распространенном в XIX в. Здравый смысл и «нормальные люди» отказываются поверить в то, что все возможно¹³⁰. Мы пытаемся понять те элементы нынешнего или вспоминаемого опыта, которые просто превосходят нашу способность понимания. Мы пытаемся классифицировать как преступление то, что, как мы чувствуем, не может вместить в себя ни одна категория преступлений. Какой смысл имеет понятие убийства, когда мы сталкиваемся с массовым производством трупов? Мы пытаемся психологически понять поведение узников и эсэсовцев сотрудников концентрационных лагерей, когда должно пытаться понять именно то, что душу можно разрушить даже без разрушения физической оболочки человека что, действительно, при определенных обстоятельствах душа, характер и индивидуальность выражаются только в том, насколько быстро или медленно они разрушаются¹³¹. В конечном результате, во всяком случае, получаются неодушевленные люди, т.е. люди, которых психологически понять уже невозможно, чье возвращение в психологически или как-то иначе понятный человеческий мир очень напоминает воскресение Лазаря. Все утверждения здравого смысла, будь то психологического или социологического характера, только лишь поощряют тех, кто считает «излишним» «думать об ужасах»¹³².

Если верно, что концентрационные лагеря — наиболее последовательный с точки зрения логики институт тоталитарного правления, то для понимания тоталитаризма необходимо «думать об ужасах». Однако воспоминание помогло бы здесь не более, чем свидетельство очевидца, который не способен сообщить свой опыт другому человеку. Обоим этим жанрам внутренне свойственна тенденция уходить от опыта инстинктивно или сознательно их авторы настолько хорошо знают о пропасти, которая отделяет мир живых от мира живых мертвых, что они не могут предложить ничего, кроме ряда запечатленных в памяти событий, кото

¹³⁰ Первым осознал это Давид Руссе и описал в книге «Univers cncentratinnaire» (1947)

¹³¹ См Russet D p cit P 587

¹³² См Bataille G La Critique January 1948 P 72

рые должны казаться равно невероятными как тем, кого они касались, так и их аудитории. Думать об этих ужасах в состоянии только встревоженное воображение тех, кого такие сообщения взбудоражили, задели за живое, но кто реально на своей собственной шкуре их не испытал, а также те немногие, кто в результате всего освободился от животного, отчаянного страха, который при встрече с настоящим, подлинным ужасом, как правило, безжалостно парализует в человеке все, кроме простейших рефлекторных реакций. Такие мысли полезны только для понимания политических контекстов и для мобилизации политических страстей. Размышление об ужасах не способно какимто образом изменить личность больше, чем действительное переживание ужаса. Сведение человека к совокупности реакций отделяет его от всего того в нем, что составляет в нем личность или характер, не менее радикально, чем психическая болезнь Когда, подобно Лазарю, он восстает из мертвых, то обретает свою личность и характер нетронутыми, какими он их оставил

Точно так же как ужас или размышление об ужасе не могут повлиять на изменение характера человека, не могут сделать его лучше или хуже, он не может стать основой политического сообщества или партии в более узком смысле Попытки создать европейскую элиту исходя из внутриевропейского понимания, основанного на общеевропейском опыте концентрационных лагерей, потерпели провал в основном по тем же причинам, что и предпринимавшиеся после окончания первой мировой войны попытки сделать политические выводы из интернационального опыта фронтового поколения В обоих случаях оказалось, что данным опытом можно поделиться, передать его другим разве что в виде нигилистических банальностей¹³³ Такие политические следствия, как, например, послевоенный пацифизм, вытекают скорее из общего страха перед войной, чем из опыта этой войны. Не безжизненный пацифизм, а постижение структуры современных войн, направляемое и мобилизуемое страхом, могло бы привести к пониманию того, что единственным критерием необходимой войны является борьба против условий, в которых люди более не хотят жить, и пережитый нами опыт мучительного ада тоталитарных лагерей со всей очевидностью показывает, что такие условия возможны¹³⁴ Таким образом, страх перед концентрационными лагерями и порожденное им понимание природы тотального господства мо^ГУТ послужить обесцениванию всех устаревших политических различий

133 тл

лнига Руссе содержит много такого рода «прозрений» относительно человеческой «природы», основанных главным образом на том наблюдении, что через некоторое время Склад у_ма заключенных становится почти неотличимым от склада ума лагерной охраны

Чтобы избежать неверного понимания, имеет смысл, возможно, добавить, что с изо°Ретением водородной бомбы вся проблема войны претерпела еще одно решительное Изменение Обсуждение этого вопроса, разумеется, не входит в цели данной книги




574


575

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава двенадцатая. Тоталитаризм у власти


между правыми и левыми и введению, помимо них и над ними, политически более важного критерия оценки современных событий, а именно исходя из того, служат ли они тоталитарному господству или не служат.

В любом случае встревоженное воображение имеет огромное преимущество, ибо отменяет софистически диалектические интерпретации политики, которые основываются на предрассудке, будто из зла может получиться нечто благое. Такая диалектическая акробатика имела, по крайней мере, видимость оправдания, поскольку самым худшим злом, какое человек мог причинить человеку, было убийство. Однако, как мы знаем сегодня, убийство есть лишь ограниченное зло. Убийца, поднимающий руку на человека — который так или иначе должен умереть, — все-таки находится в знакомом нам измерении жизни и смерти они действительно стоят в необходимой связи друг с другом, и на этой связи основывается диалектика, пусть даже не всегда осознанно. Убийца оставляет труп и никогда не посягает на существование жертвы до ее смерти если он и уничтожает следы, то это касается только его собственной личности, а не памяти и горя людей, которые любили его жертву он разрушает жизнь, но не сам факт былого существования.

экс

Нацисты, с присущей им точностью, обычно регистрировали предпринимавшиеся ими в концентрационных лагерях акции под заголовком «Под покровом ночи» («Nacht und Nebel»). Радикализм мер, трактующих людей как никогда не существовавших и заставляющих их исчезать в буквальном смысле слова, часто не очевиден с первого взгляда, поскольку и германская, и российская системы не являются внутренне однородными, но содержат в себе множество категорий населения, в которых люди трактуются весьма различно. Если говорить о Германии, эти различные категории сосуществовали в одном и том же лагере, не соприкасаясь друг с другом часто изоляция между разными категориями соблюдалась даже более строго, чем изоляция от внешнего мира. Так, из расовых соображений немцы во время войны относились к лицам скандинавских национальностей совершенно иначе, чем к представителям других народов, хотя первые и были прямыми врагами нацистов. Последние, в свою очередь, подразделялись на тех, чье «уничтожение» непосредственно стояло на повестке дня (евреи), на те , кого можно было уничтожить немного погодя в обозримом будущем (поляки, русские, украинцы), и на тех, относительно кого указаний о таком всеобъемлющем «окончательном решении» пока не поступало (француз и бельгийцы). В России, с другой стороны, мы должны различать три лее или менее независимые категории. Во-первых, существуют групп работяг, рабочая сила, живущая относительно свободно и подвергаюпд^а ся преследованиям время от времени. Во-вторых, существуют концентрационные лагеря, в которых человеческий материал безжалостно

плуатируется и уровень смертности чрезвычайно высок, но которые были организованы как трудовые. И в-третьих, существуют лагеря смерти, узники которых систематически погибают в заброшенности и голоде.

Действительный ужас лагерей концентрации и уничтожения связан с тем фактом, что узники, даже если им посчастливилось выжить, оказываются более эффективно отрезанными от мира живых, чем в том случае, если бы они умерли, потому что террор принуждает к забвению. Убийство здесь обезличено настолько, что сравнимо с прихлопыванием комара. Человек может умереть в результате систематических пыток, или же от голода, или же потому, что лагерь переполнен и лишний человеческий материал подлежит уничтожению. И наоборот, может так получиться, что из-за недостаточного числа новых человеческих партий возникнет опасность депопуляции лагерей, и тогда будет отдан приказ о снижении уровня смертности любой ценой¹³⁵. Давид Руссе называет свои воспоминания о пребывании в немецком концентрационном лагере «Les jurs de ntre mrt», как бы предполагая, что самому процессу умирания возможно придать перманентный характер и создать ситуацию, в которой смерть и жизнь были бы в равной степени затруднены.

Именно появление прежде неизвестного радикального зла кладет конец нашим представлениям о развитии и превращениях качеств. Здесь не годятся ни политические, ни исторические, ни просто моральные стандарты. Самым полезным в этой связи оказалось бы понимание того, что в современную политику вошло нечто такое, что в действительности не должно иметь никакого отношения к политике, в нашем обычном понимании, а именно выбор «все или ничего», где «все» — это неопределенная бесконечность форм совместного человеческого проживания, а «ничего» при победе системы концентрационных лагерей означало бы такую же неумолимую гибель человеческих существ, как при использовании водородной бомбы — гибель человеческого рода.

Аналогии жизни в концентрационных лагерях не существует. Ужас этой жизни не может вместить никакое воображение именно потому, что она пребывает вне жизни и смерти. О ней невозможен ника

135

это произошло в Германии в конце 1942 г., и Гиммлер приказал всем лагерным ко^Мендантам «любой ценой снизить уровень смертности». Ибо оказалось, что из 136 тысяч

новь прибывших 70 тысяч были уже мертвы на момент прибытия в лагерь или умерли сразу же после прибытия (см. Nazi cnspiracy. Vl. 4. Annex 2). Позднейшие сведения, Полученные из лагерей в Советской России, однозначно свидетельствуют, что после

^у9 г., т.е. когда Сталин был еще жив, уровень смертности в концентрационных лагер^ях, который достигал прежде 60 процентов заключенных, систематически понижался, ^Вероятно, в силу общей и острой нехватки рабочей силы в Советском Союзе. Это улучение условий жизни не следует путать с кризисом режима после смерти Сталина, кот°рый, что весьма характерно, в первую очередь дал знать о себе в концентрационных Лагерях. Ср. Starlinger W. Grenzen der Swjetmacht. Würzburg, 1955.


576


577

Ханна Аренды. Истоки тоталитаризма

Глава двенадцатая. Тоталитаризм у власти


кой исчерпывающий рассказ, потому что выживший возвращается в мир живых, который закрывает для него возможность полностью поверить в действительность собственного прошлого опыта. Он как будто бы должен рассказать историю о другой планете, ибо статус заключенных в мире живых, где никто не должен знать, живы они или мертвы, таков, как если бы они никогда не рождались. Поэтому все аналогии вносят путаницу и отвлекают внимание от главного. Принудительный труд в лагерях и исправительных колониях, высылка, рабство — все то, что на какоето ничтожное мгновение может показаться искомым полезным сравнением для концентрационного лагеря, как показывает более детальный анализ, ведет в никуда.

Принудительный труд, применяемый в качестве наказания, ограничен в отношении времени и интенсивности. Приговоренный к нему имеет права на собственное тело здесь нельзя говорить ни об абсолютном мучении, ни об абсолютном господстве. Высылка означает только лишь изгнание из одной части мира в другую часть мира, также населенную человеческими существами она не предполагает полного исключения из человеческого мира. На протяжении всей истории рабство было институтом в рамках того или иного социального порядка рабы, в отличие от узников концентрационных лагерей, не выводились изпод наблюдения и, следовательно, изпод защиты их сограждан в качестве инструментов труда они имели определенную цену, а как собственность — определенную ценность. Узник концентрационного лагеря не имеет цены, поскольку всегда может быть заменен кемто другим никто не знает, кому он принадлежит, поскольку он невидим. С точки зрения нормального общества, он абсолютно излишен, хотя во времена острой нехватки рабочей силы, которая наблюдалась в России и в Германии во время войны, он использовался для труда.

Концентрационный лагерь как институт не учреждался с целью получения возможного дохода от труда единственная постоянная экономическая функция лагерей состояла в финансировании их собственного аппарата надзирателей так что с экономической точки зрения концентрационные лагеря существуют главным образом ради самих себя. Любая выполненная здесь работа могла бы гораздо лучше и с меньшими издержками выполнена в других условиях¹³⁶. Даже пример России, где

¹³⁶ См Kgn E p cit P 58 «Большая часть работы, выполнявшейся в концентрационных лагерях, не имела смысла, либо потому, что была излишня, либо в силу кра дурного планирования, заставлявшего переделывать ее по дватри раза» См так Bettelheim В p cit P 831832 «Новые заключенные в особенности вынуждены были выполнять бессмысленные задания Они чувствовали себя униженными и предпочит ли даже более тяжелую работу, лишь бы производить чтото полезное » Даже ДалЛ построивший всю свою книгу на том тезисе, что целью российских лагерей являв обеспечение дешевой рабочей силы, вынужден признать неэффективность лагери


концентрационные лагеря чаще всего характеризуются как лагеря принудительного труда, поскольку так решила величать их советская бюрократия, со всей ясностью показывает, что принудительный труд не является их основной целью принудительный труд — нормальное состояние всех российских рабочих, которые лишены свободы передвижения и могут быть произвольно направлены на работу в любое место и в любое время. Невероятность ужасов концентрационных лагерей тесно связана с их экономической бесполезностью. Нацисты довели эту бесполезность до открытой антиутилитарности, когда в разгар войны, несмотря на нехватку строительных материалов и подвижного состава, они строили чудовищные и дорогостоящие фабрики уничтожения и перевозили туда-сюда миллионы людей¹³⁷. В глазах строго утилитарного мира очевидное противоречие между этими действиями и военной целесообразностью придавало всему предприятию вид безумной нереальности.

Атмосфера безумия и нереальности, созданная явным отсутствием цели, и служит настоящим железным занавесом, который прячет все формы концентрационных лагерей от глаз всего мира. С внешней точки зрения лагеря и все происходящее в них можно описать только с помощью образов, заимствованных из жизни после смерти, т.е. из жизни, далекой от земных целей. Концентрационные лагеря можно, вероятно, подразделить на три типа, соответствующие трем основным западным представлениям о жизни после смерти на Гадес (царство теней), Чистилище и Ад. Гадесу соответствуют те относительно мягкие формы лагерей, некогда распространенные даже в не тоталитарных странах, что принимают всякого рода нежелательных лиц — беженцев, не имеющих гражданства, асоциальные элементы и безработных в виде лагерей для перемещенных лиц, являвшихся не чем иным, как лагерями для лишних и обременительных людей, они пережили войну. Чистилище представлено распространенными в Советском Союзе трудовыми лагерями, где пренебрежение и заброшенность соединяются с хаотическим принудитель

^тРУДа (см Dalhn D J p cit P 105) Современные теории, трактующие российскую лагерную систему как экономическую меру, необходимую для обеспечения поставок дешевой рабочей силы, будут, очевидно, опровергнуты, если недавние сообщения о массовых амнистиях и уничтожении концентрационных лагерей окажутся правдой Ведь если лагеря служили какой-то важной экономической цели, то режим, безусловно, не может позволить себе их быструю ликвидацию, которая имела бы серьезные последствия для всей экономической системы