А. И. Уткин США в мире после сентября 2001 года

Вид материала

Документы

Содержание Часть третья 1) Китайский фактор 2) Союзник – Пакистан 3) Ценность НАТО Часть четвертая Помощь России Возможности коалиционной перегруппировки

Подобный материал:

• Windows on the World, 1958.72kb.
• Меняющейся европе, 2510.67kb.
• Доклад Внимание к обеспечению непрерывности бизнеса обострилось после трагических событий, 124.1kb.
• Постановление Правительства Республики Казахстан от 14 сентября 2001 года n 1213 "Казахстанская, 382.58kb.
• Принят Государственной Думой 28 сентября 2001 года Одобрен Советом Федерации 10 октября, 1471.48kb.
• Я считаю, что события 11 сентября играют большое значение на мировое сообщество. Ямогу, 186.28kb.
• Платонов Ю. М., Уткин, 4738.61kb.
• М. Е. администрации Красногорского «01» сентября 2005 года района Швейниц Т. В. сентября, 1180.23kb.
• Александр Игнашов «За что я всё помню?», 720.17kb.
• VI Конвент рами "Россия и мир после мирового кризиса: новые вызовы, новые возможности",, 55.33kb.

Фактор религии. Не все в нашем мире определенно знают, насколько религиозным является американское общество. При общем джефферсоновском отделении государства от религии (Т. Джеффер­сон считал “Акт о религиозной свободе” своим высшим вкладом в американскую политическую жизнь), трудно представить себе президента, сенатора или члена Палаты представителей – атеиста. Религиозная жизнь в США весьма специфична, здесь мирно уживаются самые различные религии и верования вплоть до удивительных сект и культов. Преувеличить влияние христианской религии для США просто невозможно – это суть и душа Америки. По воскресеньям американцы идут в церковь.

Но при всей культурно-этнической пестроте американского общества, фактом является практически абсолютное господство на политической арене США WASP – белых англосаксов протестантов. Уже избрание президента-католика (1960 г.) было своего рода общественной революцией. Представить себе президента США, клянущегося не на Библии, а на Талмуде, Коране, буддийских или индуистских текстах просто невозможно. По меньшей мере, в обозримом будущем. И церковь, на которой стоит американское государство, административный аппарат, армия, суды и истэблишмент – это христианский протестантизм. Читатель может указать на вкрапления католицизма (ирландцы, итальянцы, испаноязычные, поляки), иудаизма (евреи), православия (восточные славяне), но все эти исключения лишь подтверждают правило: правящий американский мэйнстрим – христианский протестантизм. Надпись на долларе “Мы верим в Бога” означает совершенно определенного бога.

Этот мир подвергся нападению не просто террористов, а воинов ислама. Неудивительно, что президент-протестант, как и все соответствующее окружение, бросились доказывать, что ислам – это прекрасная и чистая, мирная и восхитительная религия, а смертники над Нью-Йорком и Вашингтоном являют собой отщепенцев-фундаменталистов, искажающих своими поступками суть учения Мухаммеда. Официальные лица посещают мечети, приглашают в Белый дом представителей исламской общины, выражают словесное восхищение великой мировой религией. Главным в данном случае является, увы, не мнение мирно беседующих с президентом США американских мусульман. Желает того Америка или нет, а наиболее важным внешним фактом для богатой и щедрой Америки теперь является то, что в огромном, более чем миллиардном мусульманском мире – от Марокко до Южных Филиппин, – ее теперь, после силовых действий против основной мусульманской общины Афганистана, пользуясь эвфемизмом, любят меньше. Особенно важно то, что это относится к быстро растущей демографически мусульманской молодежи. И на Западе (в частности, в США) на серпы мечетей население смотрит с особым чувством – что бы ни говорили мастера политической корректности.

Уроки. Нападение 11 сентября открыло новую главу в отношениях США с внешним миром. Старые отношения, союзы, привязанности как бы размылись, и создалась ситуация очередного пересмотра американской союзнической политики, формирования новой конфигурации американского военного присутствия в мире.

На волне общенациональной сплоченности сразу же начались крупномасштабные дебаты, которые в общем и целом вращаются вокруг нескольких ключевых вопросов: Что произошло? В чем причина атаки? Кто виноват? Откуда можно ждать следующий удар? И самое главное: что следует делать? Понятно почти спонтанное обращение к истории, к тем процессам, которые вызывали смертельную злобу и самоотреченную ярость девятнадцати самоубийц. Ощущается вполне объяснимое желание понять, что просмотрела Америка, почему не прозвучали предупреждения от ее просвещенной элиты. Лучшие умы сходятся в том, что непростительное не означает принципиально непонятное и необъяснимое. Америка начала извлекать первые уроки.

1. Специалисты сходятся в том, что катастрофа в сентябре не вызвала в Америке общенационального импульса “уйти как улитка в свою раковину”. Как раз напротив, очевиден порыв “не отступить”. Выступая в Белом доме по этому поводу, президент Буш сказал: “Это борьба всего мира, это борьба цивилизаций”⁷⁰.

2. Вторая проблема, в растущем потенциале которой признаются американские специалисты, является “дитем одностороннего поведения США. Как сказал американский историк Дж.Л. Геддис: “Мы пренебрегли культивацией стабильных отношений с другими великими державами. Мы стали считать, что являемся величайшей из великих держав и более не нуждаемся в сотрудничестве с другими для защиты своих интересов. Мы позволили нашим отношениям с русскими и китайцами дегенерировать до такой точки в конце прошлого десятилетия, что контакты с Москвой и Пекином едва теплились”⁷¹. Словно мудрость Бисмарка поблекла перед эскападами Вильгельма Второго. Американцы расширили НАТО против желания русских не потому, что Польша, Чехия и Венгрия многое добавили к потенциалу Североатлантического Союза; они бомбили Югославию вопреки отсутствию одобрения ООН, бесконечно озлобляя русских и китайцев, не обращая внимания на их недовольство. У руководства в Вашингтоне не было перед собой широкой геополитической картины. В частности, на Ближнем Востоке не замечены признаки демократизации Ирана.

3. Американцы благосклонно относились к преимуществам глобализации, но не желали видеть ее отрицательных черт. “Сами инструменты нового мирового порядка – самолеты, либерализация политики в отношении иммиграции и перевода денег, собственно мультикультурализм (в желании похитителей самолетов не увидели ничего странного) обернулись против мирового порядка. “Когда мы смотрим на прошедшее десятилетие, видно, что наша мощь превосходит нашу мудрость”⁷².

4. США должны внести изменения в свое отношение к Ираку и конфликту Израиль–Палестина “чтобы ослабить распространение злости и возмущения, которые питают терроризм”⁷³.

5. Создавая коалиции, следует основываться не на общих интересах, а на общих ценностях. Требуется бульшая склонность к компромиссу, бульшее, чем защита гражданских прав, требование открытия рынков, скрупулезный подход к демократическим процедурам. “Американцы не должны обещать помощь косоварам, чеченцам и жителям Тибета. Только тогда они достигнут более широких целей, ибо терроризм не обещает справедливости никому. Требуется хотя бы частичная передача ресурсов в бедные регионы – нечто, вроде “плана Маршалла” для большого мира. Только так США могут сохранить свое лидерство и привилегии.

6. Историк П. Кеннеди советует американскому руководству не действовать по всем азимутам и на всех фронтах. “Управлять означает выбирать. Великие державы всегда взвешивают обстоятельства… Некоторые американские военные обязательства должны быть сокращены или вообще отодвинуты во второй ряд, что, конечно же, вызовет жалобы как дома, так и за границей. Усиление дипломатического и политического внимания к Центральной Азии и к Персидскому заливу неизбежно вызовет ослабление внимания к Латинской Америке и Африке. Это нежелательно. В основе стратегии должна быть линия на максимально долгое сохранение американской мощи в нашем непредсказуемом мире XXI века – имея одну двадцатую мирового населения, владеть третью мирового производства – растущая доля, благодаря стагнации японской экономики и падения России”⁷⁴.

7. Должны быть предприняты последовательные усилия для того, чтобы не перевести нынешний конфликт в войну с исламом или в войну против арабского мира. В любом случае важно не расширять масштаб конфликта; в необходимости “зауженного подхода” следует убедить американское общество.

8. Пакистан, если его союз с Западом примет одиозные формы, может взорваться. Тогда обиженный Юг (и мусульманский мир в частности) получит ядерного защитника.

9. Более конкретные советы:

• сократить поток продаваемого за границу оружия;
  
• подготовить американское общество к возможным большим потерям;
  
• всячески стимулировать экономический рост; если же рост экономики затормозится, стимулировать общественную уверенность в грядущем подъеме;
  
• ускорить глобализационные процессы;
  
• ужесточить иммиграционный контроль;
  
• ослабить макдональдизацию там, где она раздражает;
  
• постоянно следить за Китаем;
  
• обеспечить “умное” коалиционное строительство;
  
• отказаться от демонстративной односторонности;
  
• активно участвовать в воссоздании Афганистана;
  
• усилить поток инвестиций через Всемирный банк;
  
• уменьшить требовательность в отношении гражданских прав.
  

Что из предложенного воспримет официальный Вашингтон?

Три пути

Классический пример разрешения проблем американским способом описан британским министром иностранных дел Э. Греем в начале прошлого века. В 1913 г. Грей беседует с американским послом У. Пейджем о перевороте в Мексике и спрашивает, что будет после американского вмешательства. Незамедлительно последовал ответ: “Заставим их устроить выборы и жить согласно выработанным решениям”. – “А если они не согласятся?” – “Снова вмешаемся и заставим голосовать”. – “И будете делать это на протяжении 200 лет?”, – спрашивает Грей. – “Да”, –отвечает посол. – “Мы будем стрелять в этих людей до тех пор, пока они не научатся голосовать и управлять собой сами”⁷⁵. Так американцы и сделали тогда в Мексике. Предпоследний раз они обратились к этой тактике в Косово, в последний раз – в Афганистане.

Критически оценивая подобный мессианизм, патриарх американской политологии Дж. Кеннан ныне с недоверием относится к способности Соединенных Штатов осуществлять мировую гегемонию: “Перед нами в высшей степени нестабильный и неудовлетворенный мир – преисполненный противоречий, конфликтов и насилия. Все это бросает нам такой вызов, к которому мы не готовы. В течение 60 лет внимание наших руководителей и общественного мнения было монополизировано совсем другими угрозами... Наши государственные деятели и общественность не приспособлены реагировать на такую мировую ситуацию, в которой нет четко выраженного фокуса для проведения национальной политики”⁷⁶. Кеннан констатирует тот факт, что Вашингтон оказался не готовым к решению проблем XXI века, проблем, не склонного быть управляемым внешнего мира.

Как гарантировать предотвращение трагедии, подобной 11 сентября? Анализирующая мировой процесс Америка разделилась на три лагеря, каждый из которых отстаивает свой путь: изоляционизм, односторонние действия и создание многосторонней коалиции. Изоляционизм держался недолго: большинство американцев достаточно отчетливо поняло, что сокращение внешних обязательств не укрепит американской безопасности, более того, изоляция лишь подчеркнет уязвимость Америки. Основная линия спора прошла между односторонностью и многосторонностью. Как написал в “Нью-Йорк таймс” У. Сэфайр, “одно- не означает изо-. Отказываясь от лидерства, мы можем очень быстро лишиться мирового руководства”. Сторонников одностороннего лидерства возглавили такие идеологи как Р. Каган, У. Кристол, Ч. Краутхаммер. Последний писал: “Многосто­ронность будет означать погружение американской воли в месиво выработки коллективных решений; это значит приговорить себя к реакции на события, передать дела в многоязычную говорильню, в комитеты со странными акронимами”⁷⁷.

Воинственно настроенная на внутренние проблемы и односторонность во внешнем мире (во время предвыборной кампании 2000 г. Дж. Буш не мог вспомнить имени пакистанского президента – что шло ему в позитив – как и общее игнорирование мирового общественного мнения), администрация Дж. Буша-мл. логикой событий, провозглашением максим типа “кто не с нами, тот против нас” вынуждена была развернуться к внешней арене и многосторонним действиям.

В своем обращении к Конгрессу с посланием “О положении страны” в конце января 2002 г. президент США пообещал одержать победу над терроризмом. Война с терроризмом, по его мнению, не окончилась после победы в Афганистане – она “только начинается”. Глава Белого дома отметил, что террористические лагеря продолжают действовать “еще в дюжине стран”, и США, исходя из необходимости вести борьбу с терроризмом в мировом масштабе, направили своих военнослужащих на Филиппины и свои корабли к берегам Сомали, чтобы “заблокировать поставки оружия и создание террористических лагерей”. Тысячи обученных террористов все еще находятся на свободе. “Эти враги рассматривают весь мир как поле боя, поэтому мы будем преследовать их, где бы они ни находились”. США “выигрывают войну с терроризмом, но обнаруженные у террористов в Афганистане материалы “подтвердили наши худшие опасения”.

У террористов в Афганистане были обнаружены схемы “амери­канских электростанций и объектов общественного водоснабжения, детальные инструкции по созданию химического оружия, разведывательные карты американских городов, а также описание известных мест в Америке и по всему миру”. Буш напомнил, что лагеря террористов до сих остаются на территории целого ряда стран, и “если эти страны не предпримут меры, их предпримет Америка”. Довольно сильные выражения прозвучали в адрес Северной Кореи, Ирана и Ирака – “оси зла”. Американский президент назвал эти страны частью “оси зла” и предупредил, что их стремление обзавестись оружием массового поражения является “серьезной и растущей угрозой”, которую США не потерпят. Президент Буш предложил “крупнейшее за последние два десятилетия” увеличение расходов на оборону – на 47 млрд. долл.

Внутри страны идет заметное ужесточение правил, прежде гораздо более либеральных. Больше всех достается нелегальным иммигрантам. Стала распространенной практика требования документов и депортация в случае отсутствия таковых. Обозначились признаки полицейского государства: библиотеки обязаны сообщать Федеральному бюро расследований о запросах на подозрительную литературу. Руководство компаний обязали сообщать в ФБР о случаях запроса их сотрудников через служебный компьютер сведений относительно взрывчатых веществ. Транспортные компании потребовали введения общенационального удостоверения личности с персональными отпечатками пальцев, но многим это показалось уж слишком похожим на оруэлловское видение будущего полицейского режима.

^ Часть третья


КОАЛИЦИЯ


После сентября изменились приоритеты, и строгая односторонность осваивавшегося еще в Белом доме президента Дж. Буша сменилась довольно неожиданным обращением к многосторонности: “Так же, как Пёрл-Харбор изменил положение нашей страны, ее способность защитить свободу в Европе и Азии в ходе Второй мировой войны, так и это неожиданное нападение сокрушило схемы одинокого плавания Америки в ходе борьбы с терроризмом”⁷⁸. В конечном счете Белый дом остановился на фразе “избирательная многосторонность”. Все главные центры власти – Белый дом, госдепартамент и министерство обороны признали необходимость создания широкой коалиции. Даже несколько особняком стоявшее министерство обороны, как и Конгресс, быстро одобрили кандидатуру представителя США в ООН. Ничего подобного не было до 11 сен­тября. Никто не может ныне с полной уверенностью сказать, каким будет мир после того, как осядет историческая пыль, поднятая падением башен на Манхеттене и бомбометанием в Афганистане.

В антитеррористическую коалицию, сформированную Вашингтоном, вошли такие неожиданные в качестве союзников страны как Россия, Пакистан, Индия и даже обычно воздерживающийся от коллективных действий Китай. В условиях нетрадиционной угрозы безопасности Запада, находящегося под прицелом международного терроризма, возникла новая, невиданная прежде система кооперации (беспрецедентная, скажем, во взаимодействии США, России, Узбекистана, Пакистана).

И кажется не исключенным то, что, если предшествующие пятьдесят лет характеризовались прежде всего противостоянием США и СССР, то последующие десятилетия могут быть временем сближения: а) Америки и Китая; б) Америки и Пакистана; в) Америки и Западной Европы; г) Америки и России.


^ 1) Китайский фактор

Один из ведущих китайских специалистов, принимая группу американцев в конце октября 2001 г., заявил, что события 11 сентября “которые рассматриваются как американское несчастье, произошли очень далеко от Китая. Зачем руководство Китая должно брать на себя слишком много политического риска?”⁷⁹ Двусторонние отношение были заведомо испорчены вышедшим 30 сентября “Четырехлетним оборонным обзором” министерства обороны США. Через несколько дней после американской травмы жестким реализмом прозвучали слова официального американского документа: “Существует возможность того, что в регионе Восточной Азии предстоит противостояние со страной колоссальных ресурсов”⁸⁰. В Пекине эти слова восприняли как неприкрытую угрозу Китаю, как сигнал американской убежденности в будущем противостоянии.

Некоторые обстоятельства сгладили остроту обозначившегося противостояния. Пекин должен думать о восстаниях в Синьцзяне, о предстоящих в 2008 г. Олимпийских играх, которым китайцами придается большое значение. Но более серьезными стали геополитические обстоятельства. Главное среди них – движение России в западном направлении. “Для Китая это значит, что Соединенные Штаты заполняют новые ниши, последний участок на северо-востоке этого круга оцепления”⁸¹. Теперь Центральная Азия предоставила американцам свои аэродромы. США сняли санкции с Индии и Пакистана, заметно сблизившись в Пакистаном – главным союзником Китая в Азии и частью китайского контрбаланса Индии. Даже Иран попытался улучшить отношения с Вашингтоном на волне лозунга президента Буша: “Кто не с нами, тот против нас”. Снова возник старинный страшный призрак: Китай в кольце далеко не дружественных держав. Арабы – отстраненнее, Япония и Индия – более настойчивые, Россия, обернувшаяся к Западу, среднеазиатские страны, сотрудничающие с Америкой. Государства к югу от Китая более отчуждены: они знают, кому принадлежат мощь и инвестиции, совместно с технологией.

Американцы на встрече президента Буша с Цзян Цзэмином 19–21 октября 2001 г. показали, что на данном этапе Китай – далеко не самый главный партнер США. Это чувствовалось и в обсуждении тайваньского вопроса. В том, что американцы не согласились предоставить запасные части к стоящим мертвым грузом на китайских аэродромах вертолетам “Блэк хоук”. Со своей стороны, Пекин не выразил открытой поддержки бомбардировкам Афганистана. Но более всего не понравилась китайцам следующая ремарка Буша: “Война с терроризмом не должна включать в себя преследование меньшинств”. Попытки китайской делегации в Пекине внести в шанхайские документы осуждение сеператизма успехом не увенчались.

Если следующей целью антитеррористической коалиции станет Ирак, Китаю будет трудно поддержать эти действия. И главное: Китай не хотел бы видеть 19 миллионов своих мусульман, ожесточенными происходящей рядом битвой цивилизаций. Не забудем и то, что 30% потребляемой нефти Китай импортирует преимущественно из стран Персидского залива. Без этой нефти китайский бум лишится важнейшего компонента. А вступление в ВТО грозит повысить уровень безработицы. В Синьцзяне и Тибете ждут своего часа сепаратисты. Активное сближение с США может подтолкнуть уйгуров, часть которых, как предполагается, имела контакты с бен Ладеном. Китайское руководство внутри страны уже подвергается критике за излишнюю уступчивость по поводу эпизодов 1999 г. (Белград) и 2001 г. (сбитый самолет).

Китайцы задают вопрос: если Америка в час своей нужды не готова продать запасные части к вертолетам, проданным более десятилетия назад, то что же можно ждать от нее в момент триумфа? Китайцы знают, что американское руководство не едино, что госсекретарь Колин Пауэлл настроен более дружественно, но министр обороны Рамсфелд ожесточен китайской политикой в области распространения ядерного оружия и жесткостью Пекина в тайваньском вопросе. Президент Буш еще 25 апреля 2001 г. сказал, что будет препятствовать “всеми возможными средствами” попыткам овладения Тайванем. А в начале сентября 2001 г. Буш ввел санкции против одной из китайских фирм, заподозренной в содействии распространению ядерного оружия в Пакистане. 46% американцев поддержали линию президента, но 34% заявили, что он слишком мягок в своей китайской политике⁸².


^ 2) Союзник – Пакистан

В Исламабаде у военного режима генерала Мушарафа три союзника – Аллах, армия и Америка. Довольно неожиданно Америка оказалась чрезвычайно заинтересованной в сохранении режима, который еще недавно осуждался, а теперь оказался бесценным для американских планов и операций в глубине Азии. Как пишет А. Ливен из “Фонда Карнеги”, “выживание Пакистана в его нынешней форме жизненно важно для интересов американской безопасности – это обстоятельство превалирует над всеми прочими. Коллапс Пакистана, приход внутренней анархии или исламистской революции нанес бы непоправимый удар по глобальной компании против исламского терроризма. Таким образом, укрепление пакистанского государства и цементирование его сотрудничества с Западом стало невероятно важным для Вашингтона”⁸³.

На короткий период американская победа в Афганистане укрепит позиции президента Мушарафа в Исламабаде. Но в долгосрочной перспективе все для этого генерала выглядит менее радужно. На протяжении нескольких последних десятилетий наблюдается неуклонное падение веса Пакистана в своем регионе. Даже в краткосрочной перспективе можно с достаточной степенью вероятия предсказать, что очередное ухудшение экономического положения Пакистана заставит окружающую Мушарафа клику отстранить генерала от руля управления государством и возвратиться к гражданскому правлению.

И что существенно для Америки: разгромленный под водительством США Талибан не оживет в Афганистане, если группе его приверженцев удастся возвратиться в свои пещеры; но у Талибана будет очень большой шанс превратиться в главенствующую афганскую силу, если за дело возьмется радикализированный пакистанский режим. Для того, чтобы удержать Мушарафа на плаву в обстановке углубляющейся экономической рецессии, Вашингтон обязан неустанно следить за угрозами своему главному союзнику в мусульманском мире. Со своей стороны Мушараф уже пообещал своему народу, что, выступив на стороне США, он получит награды. Прав ли был незаурядный Мушараф или опрометчив? Вокруг Мушарафа слышны скептические ноты – американцы нарушали свое слово и прежде. Ничто не сделано по сию пору такого, чтобы пакистанское общество почувствовало, что на этот раз Вашингтон полон решимости быть верным своему слову.

Складывается впечатление, что в Вашингтоне не полностью осознали центральной значимости для Пакистана его взаимоотношений с Индией. Поддержка Талибана была сильна в приграничных провинциях, где проживают пуштунские племена – а это всего 10% населения Пакистана. Остальной пакистанский мир живет в условиях латентной конфронтации с Индией. Доминирующая провинция Пакистана – Пенджаб (63% населения страны). В армии Пенджаб представлен еще более весомо, равно как и в административной элите. Относительно немного пенджабцев открыто сочувствуют соседям пуштунам и их проталибановским симпатиям. И Пакистан так ревностно помогал много лет Афганистану не по причинам мощи пуштунов или даже исламской солидарности, а, прежде всего, ввиду колоссальных опасений потерять стратегический тыл, противостоя огромной Индии. Как считает А. Ливен, “Мушараф продал свою поддержку текущей американской военной политике своим соотечественникам, сумев убедить их, что это наилучший способ избежать формирования враждебного альянса между Вашингтоном и Нью-Дели. И большинство населения, по-видимому, согласилось с этой калькуляцией; в октябре (2001 г.) опрос Гэллапа показал, что 56% пакистанцев поддержали политику Мушарафа, и это при том, что 83% осудили кампанию Вашингтона”⁸⁴.

Перед Вашингтоном сложная задача: суметь поддержать Пакистан, не вызвав отчуждения Индии. А это непросто, так как внутри Пакистана американцы вынуждены держаться за единственный работающий и эффективный институт, за армию (много лет готовящуюся к очередному конфликту с Дели). Аналитики говорят, что, если Пакистан не срывается в водоворот исламской революции, то не потому, что здесь сильна прозападная армия, а потому, что исламская оппозиция в Исламской республике Пакистан еще слаба и неорганизованна. Вместе взятые, пакистанские исламистские партии на последних выборах получают всего лишь 6% от всех зарегистрированных избирателей. Но и недооценивать ислам в Пакистане не следует. В конце концов, это главный стержень единства страны. Вторая по величине из двух относительно крупных исламских партий – “Джамиат-уль-Улема-э-Ислам” лидировала в противодействии американской кампании в Афганистане. В ней достаточно много пуштунов, она влиятельна на северо-западе страны и имеет связи с Талибаном.

Главное. На протяжении многих лет пакистанская армия пестовала, обучала исламских борцов для Афганистана. Сложились тесные связи, налажены определенные отношения. Речь идет о крупных лагерях подготовки, о четкой системе снабжения оружием. Часть этих военно-тренировочных лагерей использовалась (и используется) против Индии в Кашмире. И вот главную пакистанскую организацию, борющуюся за контроль над Кашмиром (“Джаиш-э-Мухамади”), США официально объявляют террористической организацией, с которой они намерены бороться. Теперь основная задача Вашингтона заключается в том, чтобы получить долю контроля над системой медресе в Пакистане, чтобы под их эгидой не прятались и не росли наследники Талибана.

Будущность Пакистана как нового союзника США не обнадеживает. На протяжении 30 лет исламские политические партии правили страной и довели ее до развала своим непотизмом, некомпетентностью и коррупцией. И Бхутто и Шариф были свергнуты именно поэтому. Мушараф имеет западный опыт, его мать работала в Международной организации труда (Женева). Но перед ним почти непреодолимые препятствия. В частности, доминированием Пенджаба недовольны те самые пуштуны, которые живут на огромной границе с Афганистаном. Показателем стабильности этого нового союзника США будут национальные выборы в Пакистане, намеченные на октябрь 2002 г. Американцы хотели бы, чтобы Мушараф ввел в стране “турецкую модель”: и признаки демократии, и контролирующие положение военные – на случай поворота страны к исламскому фундаментализму.

Но все рычаги окажутся непригодными, если экономика Пакистана рухнет и обездоленные массы попрут соглашения с “невер­ными”. Этот поворот не уходит с горизонта. А тем временем 4% пакистанского роста в среднем за 1990 е годы Индия противоставляет 5,6%. И Пакистан расходует 30% своего бюджета на военные цели, оставляя обездоленными огромные массы нищающего населения. А вокруг изобилие оружия; если его возьмут в руки исламские фундаменталисты, то в надежности такого союзника США можно будет усомниться. “Без успешно проведенных прогрессивных реформ, – считает А. Ливен, – мощь исламистов будет постоянно расти, особенно в дальней перспективе – несмотря на их поражение в Афганистане”⁸⁵. Будем реалистами: Пакистан – не Турция, и более быстрая исламизация армии практически неизбежна. Армии с ядерным оружием. Именно разведка этой армии в свое время создала Талибан. И, по крайней мере один из руководителей этой разведки (генерал Джавед Насир), был радикальным исламистом.


^ 3) Ценность НАТО

В условиях сентябрьского кризиса 2001 г. Североатлантический Союз, об уникальной эффективности которого в современном, все более хаотическом мире было столько сказано, оказался гораздо менее эффективным военно- и внешнеполитическим инструментом, чем ожидалось. Бельгия, которая возглавляла Европейский Союз в то полугодие, буквально осудила англичан и лично Т. Блэра за излишнюю готовность следовать за американцами. Голландский премьер засомневался в том, нужно ли упоминать о статье 5 Вашингтонского договора 1949 г. (о том, что нападение на одного члена союза равнозначно нападению на всех). Британский премьер Т. Блэр вынужден был немедленно позвонить голландскому премьеру Виму Коку и в течение 35 часов после трагедии в Нью-Йорке и Вашингтоне все члены Североатлантического Союза впервые за 52 года его существования объявили о введении состояния взаимной обороны – европейцы заявили, что нарушена статья 5 Вашингтонского договора.

За американцами первыми пошли британцы, оправдывая слова де Голля, что в случае кризиса Лондон всегда предпочтет континенту Атлантику (т.е. Америку). Формально все члены военного союза, Европейские союзники, послали пять самолетов АВАКС со своими экипажами патрулировать американское воздушное пространство, освобождая самолеты слежения АВАКС для Афганистана. Они предоставили свое воздушное пространство вооруженным силам США. Британия наносила удары параллельно действиям американских вооруженных сил. Англичане приняли участие уже в первой воздушной атаке по целям в Афганистане 7 октября 2001 г.; 4200 солдат британских специальных подразделений выступили вместе с американцами.

Однако эта активность Лондона только подчеркивала фактический разброд в действиях других европейских членов НАТО. Франция объявила о своей готовности оказать Соединенным Штатам помощь с двухмесячным опозданием. Канцлеру ФРГ Шредеру удалось с большими усилиями уговорить бундестаг предоставить в качестве военной помощи 3900 солдат бундесвера только на третьем месяце возникшей мировой борьбы с терроризмом. (Учтем при этом, что экономический лидер Европы расходует на военные нужды лишь 1,5% своего ВНП). И ни у кого, кроме Британии, не было транспортных средств для перемещения своих воинских контингентов к местам боев. Французский авианосец уже долгое время “намертво” стоит на ремонте в Тулоне – у него проблемы с ядерным реактором. Голландцы предложили свои небольшие силы морской пехоты, Рим и Мадрид – горнострелковые части, Париж – самолеты-разведчики. Остальные страны – члены альянса ограничились словесными выражениями солидарности, либо остановились на отдельных жестах помощи.

В США не возникло особо теплых чувств к союзникам. Формально они будто бы выполнили свой долг. Но практическая сторона оказалась более жесткой, чем ожидалось. Американцы с охотой восприняли предложение о помощи со стороны Турции – как секулярной республики с большим мусульманским населением, – чтобы хоть несколько смягчить впечатление от того, что христиане идут войной на мусульман. К тому же Турция расположена рядом и имеет культурные связи с узбеками и таджиками. Притом турецкая армия, постоянно воюющая с курдами, имеет боевой опыт действий, который необходим в битве с талибами в афганских горах. Турки же приветствовали шанс показать себя региональной сверхдержавой. Анкара ожидала также американской поддержки в стабилизации крошащейся банковской системы Турции.

Но в общем и целом Вашингтон едва ли был удовлетворен традиционными союзниками. Такие идеологи как Р. Перл весьма критически восприняли обращение союзников по НАТО к статье 5 Вашингтонского договора⁸⁶. Все это было несколько призрачно: война объявлена, а союзники сидят в собственных окопах и не очень представляют себе характер легитимной реакции ожившего Североатлантического Союза.

Со своей стороны Вашингтон менее всего желал обсуждать свою стратегию в Афганистане на брюссельском или любых других западноевропейских форумах. Вашингтон президента Буша и министра обороны Рамсфелда очевидным образом не хотел влезать в томительную выработку совместной стратегии – опыт Боснии и Косова их совершенно не вдохновлял. Самый большой и важный военный союз Америки оказался практически непригодным для решения западных задач инструментом в критический период. Старый альянс оказался способным решать только старые цели. Он уже никого не сдерживал в Европе. Философия Североатлантического Союза, его структура, его миссия оказались устаревшими и неприспособленными для требований нового времени. Более того. Следующий шаг – скажем удар по другому “гнезду терроризма” – Ираку – может взорвать “старую НАТО”: в Западной Европе еще готовы послать войска в Афганистан, но не готовы к интервенции в Ираке (или в Сирии, Ливии, Судане, Йемене, Сомали или Иране). Решение проблемы модернизации своего военно-политического союза потребовало бы от Запада весьма радикальных перемен в мировидении, серьезного обращения к прежде игнорируемым проблемам. Но проблема такой модернизации стоит перед Западом.

При этом проявили строптивость традиционные фрондеры. Министр иностранных дел Франции Ю. Ведрин открыто не согласился с стратегией США, зацикленной на странах-“изгоях”. В феврале 2002 г. он выразил недовольство отсутствием консультаций в рамках западного союза, указал на неправильность политической линии Вашингтона в палестино-израильском конфликте, нежелательность неожиданных ударов по Ираку.

Но при всем при том обнаружилось, что не те союзники оказались необходимыми лидеру Запада. Что толку от якобы боеготового механизма Североатлантического Союза, если в первом большом кризисе XXI века он не может оказать Америке подлинно действенную помощь? Если генералы ключевых американских натовских союзников готовятся в своем планировании к той войне, которая уже невозможна, нереальна, сугубо умозрительна? США обсуждали свою стратегию в Исламабаде, в Ташкенте и, конечно же, в Москве, ища поддержки нескольких стран, заглавными среди которых являются Россия и Пакистан.

^ Часть четвертая


РОССИЯ


Президент и народ России оказали Америке после 11 сентября огромную поддержку. Это испытание скрепило личную дружбу президентов Путина и Дж. Буша. После сентября американцы стали в отношении президента Путина воистину “смертельно вежливыми”. Что важно отметить, поддержка Америки оказалась популярной в Москве: 85% москвичей выразили ту точку зрения, что “нападение на США равнозначно нападению на все человечество… Русские присоединились, – пишут Т. Болтон и М. Макфол, – к Америке в час ее нужды”⁸⁷. Не только словесные выражения соболезнования (теле­фонный звонок президента Путина, первого выразившего готовность помочь), но весьма конкретные действия России осенью 2001 г. привели к определенному изменению взгляда американцев и ряда их союзников на Российскую Федерацию, ее роль в мире, на ее потенциал и возможную важность для Запада в будущем.

Прозападные силы поддержали поворот Путина. Как велики эти силы? По оценке заместителя председателя комитета по вооруженным силам Государственной Думы – от 10 до 15% всей российской элиты. Лидер союза правых сил Б. Немцов выразил ту точку зрения, что возник уникальный час вхождения России в Запад, шанс, упущенный в 1945 и 1989 г. Последний министр иностранных дел СССР А. Бессмертных считает, что “происходящее может быть использовано в интересах России. Альтернативой союзу с Западом является создание проблем Западу посредством поддержки Ирана, Ирана, Северной Кореи и Кубы, либо ей придется отстраниться от международных дел вовсе – чего наше географическое и геополитическое положение не позволяют”⁸⁸.

^ Помощь России

НАТО оказалась на периферии американской войны с терроризмом, а Россия – в эпицентре. Только Россия могла убедить Узбекистан, Таджикистан и Киргизию предоставить американцам военные базы, снабдить основное орудие борьбы с талибами и Аль-Каидой – Северный альянс оружием и прочей помощью. Довольно неожиданно Москва стала более важным партнером США, чем даже самые близкие Вашингтону западноевропейские члены НАТО; тем было сложнее оказать помощь американцам ввиду географической отдаленности, ввиду очевидных геополитических обстоятельств; только Россия могла содействовать вооруженным силам США в получении баз на территории своих союзников в Центральной Азии, только Россия смогла вооружить Северный альянс так, что его ударная сила оказалась необоримой, только Россия с ее афганским опытом стала стратегическим союзником Соединенных Штатов. Это обернулось стремительным поражением Талибана в ноябре–декабре 2001 г.

Отныне Вашингтон не мог не видеть в России основной потенциальный инструмент – либо вооружения Китая и мусульманского мира (начиная с Ирана), либо ценнейшего союзника в борьбе с мировым терроризмом. На Западе стал ощутим новый расклад предпочтений: в ноябре 2001 г., согласно опросам общественного мнения, 25% американцев назвали Россию “союзником”, а 45% – “дружест­венной страной”. Ситуация, в которой три четверти американцев считают Москву потенциальной союзницей, позволила лидерам Запада опробовать прежде немыслимые схемы. В Конгрессе США вызрела идея фактического списания американской части долга СССР: из 5 млрд. этого долга законодатели предлагают 3,5 млрд. перенаправить на цели выполнения “плана Нанна–Лугара” – финансирования проектов в российской ядерной технологии и техники. (Про­грамма Нанна–Лугара вкупе с соглашениями СНВ-1 и СНВ-2 привела к сокращению российского военного потенциала на 5 тыс. боеголовок, к полному уничтожению ядерного оружия Украиной, Казахстаном и Беларусью. Перри, в частности, предлагает включить в нее тактическое ядерное оружие).

Знамение времени: в Палате представителей США большинство высказалось за прекращение финансирования 24 спутников космического слежения, что фактически делает невозможным развертывание системы Национальной противоракетной обороны – роковой вопрос российско-американских противоречий.

В то же время западные и российские генералы оказались в убийственной для старой НАТО ситуации, когда статья 5, единая ядерная стратегия НАТО (а с нею и практически все прежнее брюссельское планирование) оказались прошлогодним снегом. Замкнуться на НАТО в эпоху подъема других материков, цивилизаций, культур, религий, геополитических центров стало для Запада непосредственно опасным. Встал вопрос о новых союзниках и даже о реформировании старого союза. На Западе начали зреть идеи весьма существенного коалиционного пересмотра, ревизии союзнических связей.

Обнаружилось радикально важное обстоятельство: в сентябре 2001 г. общая угроза проявилась как для Запада, так и для страны, с целью “сдерживания” которой был создан западный военный блок – для России. Общность противника изменила многое в критически важном для России отношении к Западу. У Запада и России появился общий противник, и это потребовало общего для Брюсселя и Москвы планирования. Обозначились контуры нереальной прежде перспективы сближения Москвы с военным блоком Запада.

Посетив штаб-квартиру НАТО в Брюсселе, президент Путин заметил, что видит в НАТО перемены, в свете которых эта организация не смотрится более старым военным альянсом, направленным против России. “Говорят, что НАТО становится скорее политической, чем военной организацией. Мы наблюдаем за этим процессом. Если дело пойдет таким образом, то все изменится значительно… Мы верим, что происходящее ведет к качественной перемене в отношениях России и Запада”. Россия сделала несколько недвусмысленных жестов – объявила о своем уходе с баз Камрань (Вьетнам) и Лурдес (Куба).

^ Возможности коалиционной перегруппировки

И Запад предпринял попытки коррекции своей союзнической стратегии. Исторически это не ново: ведь была же Россия важнейшим союзником Запада в двух его главных испытаниях ХХ века – в двух мировых войнах.

Лидером поисков более адекватного ответа на современные угрозы выступила Британия – наиболее отчетливо витающие в воздухе новые идеи выразил в середине ноября 2001 г. премьер Тони Блэр. (Представляется, что Лондон ищет гарантии от экономического и политического доминирования в Европе Германии. Напомним, что именно ради избежания этой угрозы Лондон выступил в 1914 и 1939 г.). Складывается впечатление, что современная британская дипломатия стремится, с одной стороны, быть наиболее лояльным союзником Вашингтона, с другой – искать новые пути приобщения к европейскому балансу сил России. “План Блэра” предполагает трансформацию взаимоотношений России и НАТО из системы 19 плюс 1 в “систему двадцати”, где Россия могла бы подписать Вашингтонский договор (возможно, без параграфа 5 – о том, что нападение на одного члена альянса равнозначно нападению на всех членов союза). Россия входит в Североатлантическую организацию не как некая консультируемая величина, а как интегральная часть новой системы безопасности в Европе с глобальными функциями.

Речь зашла о геополитическом сдвиге впечатляющих пропорций: Россия входит в обновленный западный союз, приобретая новых союзников и представляя собой фактор его глобализации в стратегически важных по времени и месту основных событий обстоятельствах. В Москве заговорили о важнейшем после 1989–1991 гг. повороте во внешнеполитической ориентации России.

Вхождение в западный военный союз России могло бы иметь позитивное значение – блок НАТО потерял бы свою антироссийскую направленность. И это была бы уже новая НАТО, потенциально полезный партнер. Что лучше: стоять в одиночестве (с пустынной Сибирью) перед двумя гигантами – более чем миллиардными Китаем и мусульманским миром, или хотя бы частично полагаться на мощь могущественного Запада, нежданного союзника в борьбе с исламским экстремизмом на собственно российской территории? На которого можно положиться и в схватке с экстремизмом в Чечне, и на далекой заставе 201-й дивизии, стерегущей выход из кипящего Афганистана. Воспользоваться миром и безопасностью ради развития своего огромного потенциала? Осенью 2001 г. президент Путин увидел в лице жаждущей мщения послесентябрьской Америки редкий в истории шанс. И российское руководство в определенной степени позволило себе им воспользоваться.

Путин после незамедлительного выражения сочувствия жертвам 11 сентября замкнулся в своей сочинской резиденции. Через две недели он выступил перед российской телевизионной аудиторией, предлагая, по существу, вступить в коалицию с Западом. Президент России, преодолевая внутреннее сопротивление, принимает решение о значительной коррекции внешнеполитического курса страны, о повороте в сторону сближения с Западом. С российского благословения американские войска вошли в крупнейшую страну Средней Азии, в Узбекистан, а затем в Таджикистан и Киргизию. Вооруженные силы лидера Запада разместились именно на тех базах, которые были построены Советской армией в ходе восьмилетней войны с моджахедами Афганистана, – получили базы в Узбекистане, Таджикистане и Киргизии.

Четыре обстоятельства отметили в США, повышающие значимость РФ даже в сопоставлении с ближайшими – западноевропейскими союзниками:

• Россия может влиять на ряд государств в ту или иную сторону (чего Западная Европа не может);
  
• Россия имеет боеготовые войска (чего в Западной Европе нет);
  
• Россия имеет транспортные самолеты (а незначительному контингенту бундесвера пришлось просить их у Узбекистана);
  
• Россия реально нуждается в борьбе против исламского фундаментализма (что для Западной Европы весьма отдаленная проблема).
  

Важно также отметить, что США в наступлении на Афганистан практически не могли “опереться” всей мощью исключительно на Пакистан – это могло весьма серьезно подорвать влияние и без того откровенно прозападного президента Мушарафа. Эти обстоятельства поставили отношения России с Западом в новую плоскость. В конце сентября 2001 г. представитель США на глобальных торговых переговорах Р. Зеллик быстро слетал в Москву. Его слова были медом: прием в ВТО, отказ от дискриминационной поправки Джексона–Вэника, предоставление России статуса страны с “рыночной экономикой”. Идея двадцатого члена НАТО забрезжила на горизонте.

И все же, можно ли представить себе Россию в едином военно-политическом союзе с Западом? Разумеется, противоречия первоначально кажутся непреодолимыми. С одной стороны, Брюссель желает видеть Россию ответственным и ценным союзником, не имеющим при этом особых полномочий внутри западного альянса (без пресловутого “права вето” на решения Североатлантического Союза, где с некоторыми оговорками доминируют США). С другой стороны, России едва ли выгодно таскать каштаны из огня конфликта, подобного афганскому, не имея подлинного права голоса в Североатлантическом Союзе. В реальности речь, начиная с ноября 2001 г., пошла о возможности весьма радикальной трансформации НАТО из организации, противостоявшей Советскому Союзу/России, в организацию новой европейской безопасности с глобальными функциями. России было бы невыгодно сближение с первой, устаревшего типа организацией; России, при определенном повороте событий, могло бы быть выгодно войти в новый – “наднатовский” альянс, хотя бы частично гарантирующий ее внутреннюю целостность и протяженные границы, хотя бы несколько страхующей опасности жизни рядом с переменчивыми и потенциально опасными соседями.

Таблица